Публикации

Михалыч собирал рюкзачок. Леска, крючки, грузила, килька в томате, водка, водка, водка, килька в томате, самогон… Завтра на рыбалку. Последней в рюкзачок он положил коробочку с червями и лег спать. Наутро он собрался, и гудок автомобиля возвестил о том, что его друзья — Федорыч и Федотыч — уже ждут его у подъезда. Михалыч чмокнул жену в щеку, пообещал вернуться завтра к вечеру, схватил рюкзачок, любимую телескопическую удочку и бросился вниз по лестнице к заветному «Запорожцу».

Кузнец Мулли был почетным человеком у себя в деревне. Он умел не только ковать железо, пока оно горячо, но и пока оно холодно, сыро, мокро, переварено и просрочено. За это все его звали не иначе как «кузнец-молодец», а некоторые еще и добавляли «подковал сто овец»...

Сирена смолкла. Окружающая тишина вызывала ужас, словно кто-то хотел выкрикнуть «берегись!», но ему зашили рот, и теперь он мог только молчать, как молчат стены и все вокруг. Ганник слышал только свои шаги и биение сердца. Кажется, наверху больше ничего не происходит – охранники либо все уладили, либо исчезли «покурить». В последнее Ганнику хотелось верить больше, чем в первое: на выстрелы сбегутся все, а значит, пара обойм, пущенных из автоматов, заставят Ганника остаться здесь еще на одну жизнь.

– Внимание ребятки! Вещает Мертвая голова! Приглашаю вас на сеанс безвременного отпуска! Начальник тюрьмы еще не объявил вам о начале бессрочных каникул?! Ну, тогда внимание! Двери открываются! Следующая станция – свобода! Коптелов ушел в отставку! А вашим проводником в мир приключений, халявы и красочной жизни буду я, ваша Мертвая голова! – железные двери камер отворились, это и стало началом конца старой власти и началом бесконечной вакханалии обезумевших заключенных…

Бабка Настя кряхтя нагибается и вытаскивает из-под кровати визюшку, тычет сухим узловатым пальцем в центр экрана. Вот она, молодая, красивая. Нежный овал лица,  пушистые каштановые волосы, ясные карие глаза. Девушка одета в серо-стальной скафандр, шлем на тонких шлангах убран за спину. Стройная фигура на фоне розового неба далёкой планеты. Бабка то ли всхлипывает, то ли вздыхает, проводит пальцем по экрану. Юная Настя исчезает. В визюшке много других изображений, но старая женщина и так их помнит. Те люди навсегда останутся в ее сердце, а вот себя…

Ёжик вышел на крыльцо и, с удовольствием отметив, что жаркий день сменился прохладным вечером, спустился по горделиво выпятившей ступеньки лестнице. Надел рабочую обувь (измызганные, «дачные» кроссовки), прислушиваясь к тому, что творится на улице. А там правила бал невесомая тень, которая стелилась по утомлённой погодными причудами земле благодаря заполонившим синеву неба пушистым барашкам...

Самое плохое в жизни, что она заканчивается. Это коснулось всего населения Земли.  Когда испарился самый распространенный элемент – водород, под воздействием сверхвысоких температур неизвестного внутреннего происхождения, жизнь на Земле закончилась, не оставив за собой никаких доказательств ее существования. Только рассеянное звездное скопление.

Попугай капитана Берроуза внезапно разучился говорить. Впрочем, и в лучшие свои времена хохлатый пересмешник редко баловал хозяина более-менее осмысленной человеческой речью, предпочитая утонченной беседе пересчитывание денег, и всегда по одной монете – «Пиастррра! Ещще пиастррра!»...

— Ну, как успехи? – Сёма глотнул из сверхтонкого и сверхпрочного стакана витаминизированного апельсинового сока.

Толя сидел за компьютером, «лупил» мыслями по клавишам и, казалось, не замечал ничего вокруг. Сёма повторил вопрос, и только тогда пишущий отреагировал: оторвался от своего занятия, повернул голову, улыбнулся, бросил короткое «Всё в порядке» и возвратился к оставленному делу.

— O’K, ясно, — с пониманием отнёсся к этому Сёма...

Людвиг был ученым. Он занимался разработкой приспособлений для облегчения «нелегкой» жизни на корабле, создавал все новых и новых биороботов, то есть занимался ерундой. Люди, которым нечем было заняться или не любили или ненавидели Людвига. Они старались все делать сами — это избавляло от скуки, а биороботы Людвига только и ждали, чтобы кому-нибудь помочь...

Заклинатель обводит всех присутствующих оценивающим взглядом и снисходительно улыбается. Может быть потому, что висит он в воздухе без всякой опоры, все в изумлении замерли, а у нескольких, стоящих на карачках, от удивления раскрылся рот. И лишь Аре, едва заметный на заднем плане, остервенело пытается вытащить пробку из фляги...

Тиха весенняя ночь за потоком Кедрон, в том месте, где он делит Гефсиманский сад на две неравные части. От ветров, что прилетают в эти края с побережья, закрывает его одинокая и древняя, как само время, гора Елеон, поэтому листья на ветвях местных деревьев за сезон не успевают даже толком научиться шелестеть. Провисят они в немой неподвижности все лето и опадут разом после первого же холодного осеннего дождя...