– Сколько лет вы взаперти? Вы вообще-то в курсе, что там, по другую сторону острова, погиб закон, погибла полиция? А вы как бы и не в курсах! – вещала Мертвая голова. – Это же безобразие! Сущее издевательство! Разве не так?!
Артем привстал с койки, с трудом понимая, что вообще здесь творится. Камера, в которой он спал последних 20 лет, теперь пустовала, дверь была открыта. Громогласный голос вещал какой-то бред! Однако дверь камеры была открыта. И что делать?!
Артем быстро поднялся и осторожно вышел из помещения. Удивление сменилось ужасом: зеки освобождены, в тюрьме вовсю гремит праздник смерти, бесшабашности и отмщения. Мимо него пробежала группа заключенных, среди которых он узнал Валентина и Макса. Они гнались за охранником, а тот, как загнанный заяц, мчался по коридору.
– Эгей! Артемка! Присоединяйся, это безумно весело! – крикнул из толпы Максим.
Нерешительно выйдя в коридор, Артем увидел, как внизу толпа заключенных измывается над двумя охранниками, сомкнув вокруг них плотное кольцо и колошматя их ногами. Особенно старался один здоровый зек (Артем не помнил, как его зовут, но часто видел его в столовой).
– Еще! Еще! Размажь! Размажь!!! – кричали они.
– Тюрьма больше не исправительный лагерь! Она рай для вас и ад для них! – вещала Мертвая голова. – Температура на острове минусовая! Так что одевайтесь теплее, дабы избежать обморожения! Не забудьте о ваших друзьях снизу!
– Друзья снизу?! Вот черт! – спохватился Артем. – Что же будет, если они выйдут?! – Его бросало в дрожь только при одной мысли, что там, внизу, держат его лучшего друга. Несколько дней назад его увели охранники. Якобы Ганник устроил драку в столовой с одним напыщенным хмырем. Сам хмырь не пострадал, но крепко досталось двум его шестеркам, которые, будучи слишком тупыми, полезли не на того парня. Хмырь наябедничал, и Ганника увели в карцер. Печально, что это жуткое холодное место находится прямо под бункером, где держат самых опасных выродков.
– Помогите!!! Помогите!!! – кричал кто-то.
Артем резко обернулся: к нему навстречу бежал знакомый охранник, а за ним неслись четверо. Артем часто с ним пересекался на «рабочке», и только благодаря его заботам Артему всегда доставалась работа полегче. Наверное, сейчас пришло время вернуть долг.
– Буга-га-га! – мерзким басоватым голосом кричал один из бежавших.
– Спаси!!! Спаси!!! – умалял охранник.
– Ты чего? – удивился Артем, косясь на подбегающих к нему зеков. – Спаси!!! Ну, спаси же меня!!! Я знаю тебя!!! Я помогал тебе!!!
– Эй ты, паря! Ты его знаешь?!!! – угрожающе спросил один из зеков. Трое медленно окружали Артема и прижавшегося к нему охранника. Артем дрогнул. Он знал, что не стоит драться с парнями больше и шире, поскольку они сильнее.
– Спаси! Спаси!!! – дрожащим шепотом продолжал просить охранник.
– Да не знаю я его! – возмутился Артем. – Прости, но я хочу немного пожить! – шепнул охраннику Артем и резко отбросил его от себя. Зеки задумчиво переглянулись, увидев, что зареванный охранник лежит прямо у них под ногами. Артем, воспользовавшись этой паузой, поспешил ретироваться. Эти четверо быстро о нем забыли, получив в отместку кусок человечины. Они сделали с ним то, что собирались (а это мерзкое зрелище, не заслуживающее описания).
Будучи уже внизу, продвигаясь к карцеру, Артем слышал радостные вопли обезумевших зеков, видел «дождь» из повешенных охранников, тела которых безжизненно болтались на перилах балконов, создавая симметричный круг. Голос того хмыря, из-за которого «попал» Ганник, оглашал приговор. Бесспорно, наверху он стал главным. Вот только долго ли продлится его судебная власть? Что будет, когда из бункера поползут выродки.
– В назидание вам, власти тюрьмы! И в частности тебе, Коптелов! Более десятка ваших людей завязали себе веревочный галстук, более десятка смертных приговоров оглашено буквально за несколько минут! Какая быстрая расправа! Какое быстрое правосудие! Всем бы судьям так судить! – вещала Мертвая голова. – Минимум средств на адвоката, ноль – на прокурора! Ха-ха-ха!!! Зачем нужен суд? Когда у нас итак все в порядке?
– Узнать бы тебя поближе, Мертвая голова, – подумал Артем, спускаясь еще на один этаж ниже.
***
Ганник уже совсем отчаялся снова встать на ноги. Долгое пребывание в холодном карцере все же сказалось на его здоровье. В коридоре было не так холодно, и он чувствовал себя немного легче, однако болезненный холод все же испытывал на Ганнике все более изощренные методы боли.
– Ну давай, старина… дотерпи и иди! Главное терпеть! – сдерживал себя Ганник, пытаясь встать. Было больно, но он это сделал. Опираясь о щербатые стены коридора, он доковылял до приоткрытой двери дежурного. Комната пустовала. Наверное, больше никто сюда не придет, так что Ганник вполне мог себя чувствовать если не хозяином, то хотя бы вольным гостем. Зайдя внутрь, первое, что он заметил, это погашенные экранные мониторы, через которые обычно наблюдали за заключенными. Перед аппаратной стоял кривой деревянный стул, чуть поодаль – старый двухместный диван, а рядом – небольшой столик с пластмассовым электрическим чайником, закопченной кружкой, на донышке которой плескались остатки холодного чая. Прямо у входа на вешалке-стойке висела запасная униформа и пара ботинок с торчащими носками. Ганник первым делом сорвал вешалку с униформой, взял ботинки. Присев на диван, он быстро закутался в плотный синий китель, а поверх своих штанов, одел форменные. Быстро включив электрочайник и вылив на пол чайные остатки, дождался кипятка. Согреться удалось уже через несколько минут. Кипяток приятно согрел внутри, конечно, чаю попить было бы лучше, а еще лучше – крепкого молотого кофе, вкус которого Ганник уже успел забыть. Блаженно расслабившись, мужчина попробовал приучить свои ноги к носкам и ботинкам. Синюшные от холода, они беспощадно болели, но Ганник, стиснув зубы, все же надел носки на босые ступни. С ботинками было труднее, их натянуть удалось только после второй порции выпитого кипятка. Ганник попробовал встать, сделал несколько шагов. Ходить было еще больно, но терпеть можно.
– Ну что? Теперь я один из их этих форменных хмырей? – усмехнулся он. – Главное не запалиться! Интересно, а как там Артем? Надеюсь, вся эта херь его не коснулась…
От прежнего, слабого и замерзающего Ганника, оставленного погибать в коридоре, почти ничего не осталось. Новый Ганник обрел форму и был уверен, что ему удастся безнаказанно убежать. Встав с дивана, Ганник случайно приметил черную рукоять, валяющуюся на полу. Нагнувшись, он присмотрелся и уже через несколько мгновений держал в руках увесистую волыну.
– Ничего ж себе! Повезло, так повезло… – проверив обойму, Ганник убедился, что пистолет заряжен. – За такое оружие, конечно, не удавишься, но пострелять из него «синих воротничков» было бы очень приятно…
Сирена смолкла. Окружающая тишина вызывала ужас, словно кто-то хотел выкрикнуть «берегись!», но ему зашили рот, и теперь он мог только молчать, как молчат стены и все вокруг. Ганник слышал только свои шаги и биение сердца. Кажется, наверху больше ничего не происходит – охранники либо все уладили, либо исчезли «покурить». В последнее Ганнику хотелось верить больше, чем в первое: на выстрелы сбегутся все, а значит, пара обойм, пущенных из автоматов, заставят Ганника остаться здесь еще на одну жизнь.
Вот уже лестница, ведущая на выход, дверь, вроде, не заперта, но на всякий случай он прихватил с собой связку ключей. Теперь он мнимый страж дисциплины. Осторожно поднявшись по лестнице, Ганник услышал нечто, что заставило его разволноваться. Ему показалось (а может, это и на самом деле было так), что за дверью кто-то тихо стонет. Странно, что настолько тихо. Обычно, когда больно, стонут сильнее, или вообще начинают орать. Ганник об этом знал: он сам не раз причинял людям боль. Приложив голову к двери, он понял, что слух его не обманывает.
– Стонут, значит больно. Больно, значит что-то не в порядке, значит, не справились.
Дверь была не заперта, но что-то мешало ей открыться. Ганник попытался толкнуть ее сильнее, однако что-то мешало, что-то тяжелое, может быть, мешок. Ударив еще сильнее, Ганник наконец справился, и дверь поддалась. То, что он увидел, заставило его забыть обо всем произошедшем ранее. Он забыл о боли в ногах, о том, как его держали в морозильной камере, о том, что он в тюрьме. В комнате царила жуткая симфония ужаса, ноты которой были нарисованы размазанной кровью на щербатых стенах. Тихий стон дополнял страшную атмосферу, он словно дорисовывал картинку, а кровь создавала все остальное. Теперь Ганник понял, отчего дверь не поддавалась: прямо за ней лежал труп. Изгвазданный кровью мундир на нем был полурастегнут, а золотой жетон, привычно начищенный, обрадовал Ганника: это 2514 лежал без головы в луже собственной крови. Пистолет у него кто-то забрал, на поясе виднелась только резиновая дубинка.
– Тихо бьют часики? Говоришь, сколько мне осталось? Ааа… много делений? – злорадствовал он. – Ну, и что теперь ты скажешь, гандон безголовый!? – Ганник достал пистолет и, нацелив дуло в запястье, прямо в анфас тех самых часов, выстрелил, и часы разлетелись – пуля прошла насквозь. Поквитавшись с 2514, перед Ганником снова предстал царящий здесь кровавый изврат. Стоны не прекращались, голос слышался вроде бы рядом, но в то же время казался слуховой галлюцинацией.
– Кому это все принадлежит?! – спросил себя Ганник. Подошвы неприятно хлюпали от каждого шага, а тихий стон приближался. Продолжая идти по широкому коридору среди полуоткрытых стальных дверей с маленькими оконцами, Ганник судорожно сжимал в руке пистолет, рассчитывая, что наверняка кто-нибудь да вылетит из за угла.
Ранее, когда его только вели сюда, эти двери были закрыты, а громкие голоса сопровождавших охранников заглушали то, что, вероятно, там находилось. Заключенные называли это место бункером, предпочитали не обсуждать, кого там держат власти. Эта тема всегда была запретной, но вот сейчас Ганник начал соображать… Убранства этих камер он не видел, ибо за полуоткрытыми дверьми стояла тьма. Вдруг на голову что-то капнуло. Ганник провел рукой по волосам. Вроде вода. Но когда посмотрел на свою ладонь, а потом наверх, то вмиг чуть не потерял сознание: к потолку был пригвожден человек, его рот был зашит, а под белой окровавленной майкой что-то сильно пульсировало. Кровавые капли с живота продолжали падать вниз, а человек стонал. На его глазах была повязка, так что он ничего не видел.
– Боже… кому же это все принадлежит?! – направив пистолет в голову несчастного, Ганник избавил его от страданий. Пуля сделала свое дело – стоны прекратились. Под майкой, даже после смерти пригвожденного, продолжало что-то пульсировать. Ганник невольно подумал, что у него там кто-то живет. Если не выстрелить, то эта гадость накинется на него сверху, и одной пулей тут не отделаешься.
– Ну что, брат, одной смерти видимо мало. Еще одна душа в животе… уфф… прогремел выстрел, с майки потекло сильнее, сначала тоненькой кровавой струйкой, потом полезло что-то плотное, похожее на разжиревшего червяка.
–Черт! Да это же не червяк! Это мать его кишки! – с отвращением Ганник прильнул к стене и увидел, как покрытая кровью кишечная «веревка» вывалилась до середины. Зрелище прямо-таки тошнотворное. Переведя дух, Ганник брезгливо отвернулся и продолжил идти к выходу. Теперь тишину уже ничто не нарушало, если не считать хлюпов подошв, идущих по липким кровавым лужам.
– И все же, что же здесь за хрень творится?! – подумал Ганник. До выхода еще прилично, а полуоткрытые камеры как бы тихо намекают на то, чтобы в них вошли. – Двери… кругом одним двери. Как же я устал от них! – сдержанно произнес наш герой, осторожно озираясь по сторонам.
Вдруг где-то раздался стук, громкий и очень тревожный, очень похожий на стук железной пряжки о твердый предмет. Ганник вздрогнул: кругом кровавое безмолвие, а тут звуки, похожие на чей-то безумный музыкальный концерт, будто невидимый дирижер дергает за ниточки подвластных ему инструментов и диктует свой зловещий ритм.
Ганник напряженно вздохнул, держась за рукоять пистолета еще крепче и приготовившись нажать на курок. Странные звуки повторились еще раз, только уже чуть тише, и Ганник пошел вдоль стены, открывая дверь за дверью. Разумеется, все комнаты пустовали. В них царил бардак, койки были не заправлены, столы и стулья перевернуты, рулоны туалетной бумаги валялись на полу.
– Игра называется русская рулетка. В одном барабане точно окажется пуля, и вопросом времени станет возможность выстрела, главное – не промахнуться! – нервничал Ганник, попеременно направляя дуло пистолета в следующие камеры. Стук раздался совсем близко, кажется, прямо перед твоим носом. Но нет! Источник его невидим, вероятно, уже за следующей дверью будет известно стрелять или нет. Ганник прижался спиной к стене и осторожно приоткрыл дверь. С привычным натужным скрипом она открылась, однако ничего, кроме тьмы, не было видно.
– Уффф… ты же мужик… ну давай… чего тебе стоит… другие же дались легко? А чем эта хуже?! Разве что стрелять придется быстрее, – уговаривал себя он. Резко отпрянув от стены, Ганник чуть было не поскользнулся на луже крови, но, удержавшись на ногах, открыл дверь, которая наконец-то явила скрытую в ней тайну: на кровати лежало существо, точнее человек в синей униформе охранника. Надо сказать, что на человека он был слабо похож: его лицо с хирургической точностью кто-то срезал (и на Ганника смотрело сочившиеся кровью мясо), ноги выглядели как растекшийся на сковороде фарш, из-под разрезанных штанин что-то выглядывало, одна рука сжимала в пальцах какою-то железку, напоминающую телефон, глаза были открыты, но уже ничего не выражали. Сносно было смотреть только на лицо, потому что это тело стало палитрой для чьей-то жутко извращенной фантазии. Через расстегнутый китель Ганник видел обнаженные органы.
Голова закружилась, перед глазами поплыло. Присесть было негде: стул лежал запрокинутый и сломанный. Ганник отошел к стене, чтобы перевести дух и попытаться сосредоточится. Стук повторился, голова мнимого мертвеца плавно повернулась, а рука, сжимающая железку, стукнулась о ножку тюремных нар.
– Выстрел для него спасение: парень больше не будет мучиться. Долго ты меня ждал, молодец, что дождался. Постараюсь не промахнуться, – прогремел выстрел, и рука мертвеца разжалась. Глаза его по-прежнему были открыты, но в них больше не было боли.
– Еще одной такой прогулочки я не вынесу, – подумал, успокоившись, Ганник и посмотрел, что выронил мертвец. – Кажется… похоже на диктофон в металлической оболочке, есть кнопки и дисплей, почему это не может быть он? Подняв его с пола, Ганник нажал на кнопку Play.
– Право не знаю… всегда хотел пойти учиться на хирурга… и тут такая возможность! Знаете, когда сидишь в тюрьме в полной изоляции, вынужден фантазировать и представлять. Я представлял! Операция вышла пробная, но вряд ли я на этом успокоюсь. Конечно, подходящих инструментов не нашлось, но я думаю, что после объявления Мертвой головы мне удастся найти путь в медицинский корпус. Там таких инструментов навалом, а подопытных просто не счесть! Тот, кто это слушает, наверняка думает, что я псих, но солидарный со мной парень поддержит меня!
Запись закончилась. Ганник презрительно бросил диктофон о стену, и он разлетелся вдребезги. Ганник же проиграл про себя приблизительный конец записи «пациентов просто не счесть».
– Вот ты значит кто? Гребаный мечтатель!
До выхода было еще пару метров, а внутри все клокотало. Вероятность того, что в этих камерах держали таких «гребаных мечтателей», один из которых «католик», заставляла бояться еще сильнее: при встрече он либо успеет выстрелить, либо попадет в извращенные руки. Только поэтому Ганник, стоя перед закрытыми дверями, ведущими на верхние этажи тюремного комплекса, ждал и вслушивался в неясные отзвуки, идущие из пугающей неизвестности.
– Если не идти? – напряженно подумал он, нервно постукивая костяшками пальцев по кожаной кобуре пистолета и на мгновенье представляя, как он останется здесь, среди изгвазданных кровью стен, вместе с лоботомированным мертвецом. Однозначно ему неприятна такая «компания». – Конечно, патронов мало, и по поверхности бункера бродят неперестрелянные ублюдки, мечтающие выбраться наружу.
Ганник осторожно провернул ручку железной двери, чуть приоткрыв ее, и осторожно всмотрелся вглубь видимого узкого пространства за этой маленькой щелочкой. Кое-где и правда было что-то слышно, но эти звуки раздавались там, в глубине. Ганник тяжело вздохнул, мысленно настроился на самый неприятный исход, сжал пистолет...
– Так… стоп… сейчас успокоимся… успокаиваемся… совсем успокоились… ничего там нет… а если есть, то оно далеко… шанс всегда есть… вот…только… ладно… уффф… поехали… – думалось Ганнику. По рассказам умершего дедушки, бункер – это глухое помещение, в котором обязательно есть один пулемет, узкое сквозное окошечко и кое-какие боеприпасы. Но сейчас Ганник видел нечто иное: в тускловатом свете старых советских фонарей, то мерцающих, то угасающих, он стоял в огромном бетонном помещении с маленькими узкими оконцами, сквозь которые была видна только чернота, и только с правой стороны мелькал робкий проблеск света, который тут же потом затухал, лишь на время освещая пустое пространство чуть видимого коридора. В углу Ганник четко приметил осколок резиновой дубинки, кое-где была видна размазанная по бетону лужица крови. С левой стороны он видел кровавый след ладони, оставленный кем-то, видимо тем, кто спасался, а не тем, кто нападал.
– Смотровая, наверное, – подумал Ганник, неуверенно оглядываясь по сторонам. Соприкасаясь с неизведанным, он четко придерживался позиции, что если не видно врага – ориентируйся по его следу, и только потом бей.
Вдруг что-то промелькнуло, тень или что-либо еще, но однозначно это было что-то очень черное и быстрое. Ганник не мог сначала поверить, что что-то или кто-то может передвигаться так быстро. Он осторожно подошел к той «видимой» части помещения, где на долю секунды промелькнул свет, и ничего не увидел, кроме пустого коридора, который тут же погрузился во мрак.
– Тук! Тук! Тщщщ! Тук! – этот звук был слышен по ту сторону коридора, громкий и такой страшный, особенно, когда следующий «сеанс» света осветил пустое пространство, звук настойчиво повторялся, в то время когда левая сторона помещения была темной. Ганник напряженно вздохнул. Как жаль, что по пути не завалялась какая-нибудь коробка с боеприпасами. Он содрогался от мысли, что по ту сторону ржавых железных ворот с огромной красной звездочкой по центру его встретит смерть или что пострашнее. Эта мысль заставляла его душу выворачиваться наизнанку. Неожиданно перед ним оказалась панель с двумя большими кнопками: красная – открывала ворота, черная – закрывала их.
– Ирония… – Ганник нерешительно нажал на красную. Старый советский механизм громко постукивал и тяжко, с напряжением открывал ржавые ворота. Совершенная тьма царила кругом, лишь изредка ее взрывал тускловатый свет с правой стороны.
Ганник ждал, когда ржавые ворота бункера наконец откроются полностью и ржавое натужное постукивание исчезнет. В это время он крепко держал пистолет, направлял его во тьму и каждый раз содрогался от того, что, возможно, уже через секунду это «что-то быстрое по ту сторону окна» нападет на него. Не обязательно это будет человек. Если рассуждать здраво, человек не может так передвигаться. Коридор же встретил его тишиной.
Ганник еще раз осмотрелся. Его сердце дрогнуло от осознания полного и зловещего одиночества. Передвигался он очень медленно, стараясь не шуметь. Было страшно: позади оставался единственный источник света – открытая ржавая воротина, служившая ему мнимым маяком. Мучимый тревогой и бесконечными сомнениями, мужчина двигался наугад, прижавшись спиной к стене коридора. Он находил отдушину в том неярком разрезающим тьму свете, который быстро угасал, чтобы вновь загореться.
– Стук! Стук!!! – этот звук послышался неподалеку. Стук был пугающий и жуткий, он свидетельствовал, что Ганник здесь был не один. Замерев и прижавшись к стене сильнее, мужчина приготовил пистолет. Чуть холодная сталь едва касалась щеки, он же старался меньше дышать, правда, сердце задавало воистину бешеный ритм, такой, что Ганник мог его слышать, даже затаив дыхание.
– Спокойно, старина, спокойно… все будет нормально… у меня есть ствол… у тебя, приятель, есть ствол… – успокаивал себя он, отчасти понимая, что сам себе врет. Странное ощущение возникло внутри. Ганник хоть и боялся окружающей его тьмы, но что-то определенно заставляло его сделать несколько решительных шагов навстречу звуку. Возможно, к нему взывал прежний опыт парня, которым он был до тюрьмы, а возможно, любопытство стало сильнее собственного страха. Ощущая спиной холодную бетонную стену, Ганник бесшумно двигался дальше: оставаться здесь и вслушиваться в пугающие звуки, еще больше будоражащие воображение, означало лишь окончательное и бесповоротное безумие, и даже скоропостижную смерть. На минуту Ганнику показалось, что перед глазами промелькнуло что-то черное, видимо, это и была та самая тень, которую он видел по правую сторону «прихожей» бункера, но почему-то она его не тронула. Возможно, повезло, а возможно, это только начало дальнейшей встречи. Ему хотелось верить, что это была живая тень какого-нибудь бедолаги, который бежал наутек, чтобы поскорее забыть пугающую пустоту этих коридоров. Но почему-то червь сомнения все равно продолжал его грызть, называя вещи своими именами.
– Господи, чтобы это ни было, пожалуйста, защити меня… ты же однажды уже это сделал! Сделай, пожалуйста, и сейчас. Дай мне силы, чтобы я прошел через все это! – молитва была искренней. Он вложил в нее столько силы, как если бы был в морозном карцере не один, а два раза подряд. Кажется, снова наступила тишина, зловещая и безмолвная, от такой даже дышать становилось страшно. Ганник все еще держал пистолет возле своей щеки, и настороженно передвигался вдоль стены. Ему почему-то было легче, когда он чувствовал бетонную опору. Но пришло время, когда стена коридора неожиданно оборвалась, и Ганник ощутил прохладное дуновение, доносящееся откуда-то справа. Видимо, нужно идти вперед. Возможно, он бы так и поступил, если бы не услышал еле доносящуюся песню. Слов было не разобрать, но Ганник точно знал, что это поет мужчина. Тяжело вздохнув, он осторожно побрел навстречу голосу. Трудно сказать почему, но возможно некий безымянный зов, заставляющий человека искать себе партнера по несчастью, принудил его проделать этот безумный путь. Со временем он смог разобрать:
Грим, Гримми, Гримм! Усни своим сном дядюшка Гримм,
Усни, засыпай! Глазки закрывай!
Еще мгновение – и ты уснешь, покой свой на постели найдешь.
Усни, засыпай, не просыпайся, не открывай глаза!
Под одеялом тепло, кружится бисер снега,
Тебе холодно, а ты спи, не открывай глаза,
Милый дядюшка Гримм, все мы вот так уснем…
Воздух стал холоднее, руки уже замерзали, Ганник все больше убеждался, что он выбрал неверный путь. Эта жутковатая песенка, напоминающая детскую колыбельную, стала еще более кошмарной в исполнении этого приближающегося чуть сипловатого мужского голоса. Столько мысленных предостережений возникало внутри, но Ганник не останавливался, он продолжал идти, слушая и все больше оглядываясь по сторонам. Песенка определенно нагоняла еще больше страха, возможно даже та промелькнувшая в коридоре тень представлялась теперь менее страшной, а может быть это она и была! Только обрела человеческий голос!
Вдруг Ганник заметил свет. Его неяркий проблеск был виден и раньше, но вокруг было так черно, что глаза этому не верили. Почему-то именно сейчас, когда мнимая надежда так близка, а встреча с другом по несчастью становилась все более правдоподобной, тело пробила мелкая дрожь. Ганник опустил пистолет и, прижимаясь к стене, осторожно шел на голос.
– Гримм, Гримми, Гримм, усни своим сном, дядюшка Гримм, – голос мужчины звучал уже близко, казалось, вот-вот и Ганник увидит его. В том конце коридора он увидел колыхающуюся полиэтиленовую изгородку, через нее бил тот самый свет. Осторожно дойдя до конца, Ганник приоткрыл ее, и с ужасом замер: к нему спиной стоял человек в грязно-белом больничном халате, горела хирургическая лампа, освещая жуткую обстановку: забрызганную затвердевшей кровью старую белую плитку, грязный кафельный пол, на котором валялось что-то наподобие мяса или прожилок. На металлическом столике стояло старенькое радио с длинной алюминиевой антенной. Голос пел оттуда. Присмотревшись, Ганник заметил краешек стола, на котором торчали обездвиженные человеческие ноги. Мужчина в грязно-белом халате что-то про себя проговаривал, но очень тихо, так, что слова его очень трудно было разобрать. Но что-то в его голосе Ганнику показалось знакомым, кажется, он слышал его недавно. В руках этого человека случайно промелькнул металлический скальпель, на кончике лезвия все еще остались следы крови. Ганник, затаив дыхание, осторожно отодвинул полиэтиленовую изгородь и бесшумно вошел в отгороженное помещение, где «трудился» человек в грязно-белом халате.
– Ну а теперь! Для вас персонально, уважаемые слушатели, радио «Мертвая голова»! По многочисленным заказам и просьбам играет следующая песня! – Ганник замер. Мужчина отвлекся от работы и повернулся к радио, чтобы отрегулировать громкость, кажется, он настолько был увлечен, что не заметил незваного гостя.
– Мертвая голова? – удивился Ганник. – Что за Мертвая голова?
Из радио пел все тот же мужской голос, только слова песни были совсем другие:
В тюрьме сегодня праздник, праздник живота,
Куча заключенных сошла с ума.
Выбежав из клеток, будет бурный пир!
Бери с собой друзей, будет веселей,
Столы уже накрыты, кровавая еда,
Маньяки на свободе – в этом вся беда!
Охранники мертвы, стол уже накрыт!
Приходи дружище! На наш кровавый пир!
– Так значит вот в чем дело! Этот урод всех выпустил!
– Еще минуточку, монсеньер, совсем уже недурно, ваше величество! Совсем недурно! – приговаривал мужчина.
– Ты кто такой?! – резко спросил его Ганник, направляя на него пистолет. Странно, что мужчину это даже не испугало, даже наоборот, его глаза улыбались сквозь хирургическую маску. Ответа не потребовалось. Мужчина стоял, опустив руки, а на столе лежало безголовое тело с огромным распухшим животом, кожа которого была уродливо зашита черными суровыми нитками.
– Боже… – Ганник чуть было не потерял самообладание. – Боже, – повторил он вслух.
– Ну что вы, любезный! Я всего лишь хороший врач! – спокойно произнес мужчина.
– Подними руки вверх! Чтобы я их видел! – приказал ему Ганник.
– Да, пожалуйста, – также спокойно произнес мужчина и послушно поднял руки.
– Что это, мать твою, ты здесь устроил?
– Всего лишь небольшую операцию и по совместительству мой личный эксперимент. Я, знаете ли, верю в то, что даже мертвые умеют рожать. Этот вот попался случайно, и как раз на последней стадии… ха-ха-ха-ха… беременности, – истерично засмеялся он.
– Так я понял… – Ганник теперь не сомневался: обладатель того голоса, записанного на диктофон, теперь стоит перед ним. Тот самый «хирург». – Ты хирург… – сдержанно произнес Ганник, стараясь не выдавать своего страха.
– А вы знакомы с моими работами?
– Видел одну в твоей камере.
– А… ха-ха-ха-ха… вы про этого говорите! Ну, я бы не назвал эту работу такой уж важной вехой в моем ремесле. Скорее уж, это так, прогулка фантазии, – мужчина медленно опустил руки.
– Я что, тебе велел опустить руки?! – взорвался Ганник, рука его дрожала.
– Хочу вам кое-что показать, если не против, – мужчина взял скальпель и аккуратно разрезал нити на животе безголового «пациента». Его рука аккуратно раздвинула мертвую кожу, и Ганника стошнило прямо на пол. Подняв голову, он увидел злобно ухмыляющегося «хирурга», который снял маску. Его рот и щеки были испещрены швами, а часть лица «заштукатурена» какой-то белой краской. Однако пугало не это. Пугало то, что он держал в руках две головы, свисающие омертвевшие волокна мяса болтались книзу, а ужас, запечатленный в глазах этих несчастных, казался таким правдоподобным, что, возможно, уже через несколько секунд, Ганник услышит, что они с ним разговаривают.
– Бах! – крикнул хирург, швырнув в Ганника первую мертвую голову. Она врезалась в стену, и Ганник успел отскочить от опасного броска. Злобно хохоча «хирург» скрылся, забрав с собой вторую голову, черты которой очень сильно напоминали ему Сергея.
– Только бы это был не ты, Серега… только бы не ты, – нервничал Ганник. Тем не менее, злость была так велика, что, невзирая на внутреннюю слабость, Ганник помчался вслед за этим убийцей.
– Я тебя найду, гад! – кричал он ему вслед.
– Ха-ха-ха! Дьявол тебе в помощь, сынок! – донесся голос из темноты.
Голоса соревновались в глубине длинных и темных коридоров. Ганник совсем забыл об осторожности. У него была одна цель: поймать того психа и убить. Однако что-то из темноты больно ударило его в грудь. Удар был таким сильным, что Ганник согнулся от боли и упал на пол. Кроме гудящей боли, он слышал громкий топот чьих-то очень тяжелых башмаков. В темноте трудно разглядеть недоброжелателя, но Ганник представил себе огромного великана, ростом чуть ли не до потолка, и этот громила шел к нему навстречу. Оправившись, Ганник попытался встать, опираясь о щербатые стены, он поднялся и хотел уйти подальше, пускай даже забыв о «хирурге». Он рванул к свету, шаркая подошвами ботинок. Однако шаги позади него не умолкали, становясь все громче и напористее. Рука сжимала рукоять пистолета, и Ганник четко решил стрелять, как только этот неизвестный выйдет на свет (патроны нынче стали дорого обходиться).
– Ну же, давай! Чего остановился?! Страшно?! – воскликнул Ганник, направляя дуло пистолета во тьму. Шаги в темноте застыли. Тогда Ганник не выдержал: хорошо прицелившись, выстрелил наугад. Но ни стонов, ни криков боли не было слышно, хотя он знал, что пуля попала не в стену, а куда надо. Вот только осталось непонятным, задела ли она того неизвестного преследователя?
Вскоре это прояснилось. Из глубины черного коридора вышло нечто. Огромная гора мускулов в мешковатой, сшитой не по размеру тюремной робе, красной маске с огромными черными линзами и застегнутым на молнии ртом надвигалась на Ганника уверенными шагами. Несколько отверстий и правда виднелось в его широкой груди, однако кровь не сочилась из раны.
Ганник четко понял: легенда о Путевом обходчике, внезапно ожившая теперь, угрожала ему скоропостижной смертью. Ганник, пребывая в этой тюрьме, слышал разные истории о выродках, томящихся в подвалах, но самая страшная и запоминающаяся легенда, о которой бывалые зеки рассказывали с особым трепетом и дрожью, гласила о Путевом обходчике – бессмертном громиле, появляющемся на просторах заброшенных станций и железнодорожных путей. Рассказывали, что всякий, кто увидит его, – умирает, а также то, что этот маньяк плетет паутину из человеческих мышц, попадая в сети которой, никогда не выбраться…
Ганник выпустил в него всю обойму, но монстр в маске так и не шелохнулся.
– Не теряй времени! Беги! – приказал ему внутренний голос. Ганник рванул обратно, к той запечатанной ржавой двери, смутно надеясь на то, что она удержит чудовище…
***
Закрыв дверь, Ганник оперся об нее спиной. Позади он слышал его громкий и очень тяжелый топот: Путевой обходчик шел к нему.
Но кто бы мог подумать, что буквально через несколько секунд, Ганник услышит резкий голос своего друга Артема.
– Уйди от двери! – кричал Артем. Ганник отошел в сторону. И не зря: острие толстого арматурного железа пронзило дверь, оставив острие наполовину торчать.
– Сгибай! Сгибай! – послышался хор мужских голосов, и Ганник понял, что Артем был не один. Оно и понятно, в одиночку он бы эту дверь не одолел.
Ганник навалился на арматурину, с большим трудом и натугой согнул ее, но не так сильно, как хотел.
– Эй, там за дверью! Согнул железяку? – спросил неизвестный.
– Согнул, но не сильно, – тяжело выдохнул Ганник. – Он сдох, или как?
– Такого ублюдка разве убьешь? Жив, конечно! Ган, нам бежать надо! – сказал Артем. – Я за тобой!
Ганник отворил дверь. Чудовище было насажено на толстый арматурный прут и делало отчаянные попытки вырваться. Дверь открылась, и двое мужиков рванули внутрь, чуть не сбив Ганника с ног. Они ухватились за прут и согнули его еще ниже, еще двое взялись за другой конец, и вопреки опасности, исходящей от мощных ручищ Путевого обходчика, все же согнули прут к правой стороне, тем самым «пригвоздив» монстра к месту.
– Отчаянные вы ребята, черт… – Ганник смахнул рукой пот со лба. Артем сразу же полез к нему обниматься.
– Ган, дружище! Если бы ты только знал, через что мы прошли, пока искали тебя!
– Если бы ты знал, Артемка, через что я прошел… ужас… А эти ребята с тобой?
– Друзья! – улыбнулся Артем. – С ним закончили, – сказал один из мужиков. – Теперь с ним!
– Эй, минуточку! – воскликнул Артем, встав на защиту своего друга. – Вы чего это?!
– Он гребаный охранник!
– Ничего я не охранник, – Ганник демонстративно расстегнул китель, показав им свою робу. – Брюки снимать? – спросил, собираясь расстегнуть штаны на молнии.
– Не надо, – отмахнулся один из мужиков, носивший грязную рыжую бороду, – верю!
– Ладно, давайте уже выбираться из этого дерьма, да поскорее… Мертвая голова говорит, что на причале нас ждет корабль. ЗАЖИВЕМ! – последнее слово он буквально выкрикнул в какой-то сумасшедшей эйфории.
– И вы ей верите?
– Ну дык! – улыбнулся рыжий бородатый мужик. – Кто бы она ни была, она крута! Открыла камеры, выпустила нас, чем не кайф?
– Да, Ган. Борян прав. Мы перед ней в долгу. Она освободила нас, – подтвердил Артем.
– А если ты будешь выступать, – самый коренастый мужик подошел к Ганнику и вынул нож, – зарежу как свинью. Особенно, если против Мертвой головы что-нибудь вякнешь!
Ганник сдержанно отмолчался, видя, что его лучший друг полностью на их стороне.
– Древень, отвали от него. У каждого свое мнение теперь. Не хочет с нами, пусть вон с ним возиться, – сказал Борян и кивнул в сторону Путевого обходчика, что до сих пор не мог вызволить себя из арматурного капкана.
– Ты с нами Ган? – спросил Артем, положив свою руку ему на плечо.
– А черт его знает! Пошли! – согласился Ганник, хотя не был уверен в своем решении…
***
– Вакханалия продолжается, ребятки! Скажите, кто из вас когда-либо не мечтал покинуть стены этой тюрьмы? Все мечтали? Чудненько, тогда все на борт! – донесся голос из корабельного репродуктора, и покрытый старой ржавчиной корабль принимал пассажиров на борт.
– Значит, это была запланированная акция? – спросил Ганник.
– Значит запланированная. А тебе не все равно? – раздраженно произнес Древень.– Странно это все… корабль… Мертвая голова…
– Он забирает к себе всех зеков, – сказал Борян.
– Всех без исключения? Даже тех, что находились в подвале? – удивился Артем. – Я думал, что только нормальных.
– Я же сказал тебе, всех! – рыкнул Борян. – Значит всех! Поскорей бы уже отплыть отсюда! Тошнит от этого снега!
Подойдя к трапу, Ганник обернулся: позади шла целая вереница освобожденных зеков. Прислушавшись, он различил зычные голоса:
– Эй, поднимай! Давай-давай, живее! – Ганник всмотрелся вдаль и увидел, как зеки набросили веревку на толстую шею бывшего начальника тюрьмы Коптелова. Было слышно, как тот орал, словно затравленная свинья. Руки у него были связаны за спиной, а двое здоровенных заключенных, взяв в руки веревку, подняли его так высоко, как это вообще мог позволить заиндевевший флагшток, на котором ранее висел российский флаг, а теперь – казненный Коптелов…
– Внимание, вещает Мертвая голова! Мы провели с вами незабываемое время! Надеюсь, слишком пестрая публика не разочарует вас, ребятки, особенно тех двоих, которым сильно не повезло оказаться на борту этого корабля.
– Интересно, кто эти несчастные? – спросил Ганник, посмотрев на Артема, и услышал доносившийся из толпы знакомый голос, который вещал: «Милый, милый дядюшка Гримм, усни своим сном, дядюшка Гримм… Все мы когда-нибудь умрем».
– А ну расступитесь, упыри! Дайте дорогу! – кричал кто-то среди зеков. Голос все приближался. И когда люди посторонились, дали пройти Хирургу, маньяк показал на друзей, злобно ухмыльнулся и пробормотал:
– Привет, мальчики!
Его лицо, выбеленное и испещренное швами, стало еще более лютым.
Похожие статьи:
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → День Бабочкина
Рассказы → Демоны ночи
Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]
Рассказы → Княжна Маркулова
так просто любитель 
Да нет, просто завидую. :)
