В соавторстве с Сашей Веселовым
Цикл «Мертвый мир».
Знакомый с детства запах. Почти забытый. Горький до зубовного скрежета, но вместе с тем радостный, теплый, приветливый, вызывающий какой-то щенячий восторг. Запах, заставляющий замирать тело в блаженной истоме, а глаза мироточить неконтролируемой влагой. Не плакать, а мироточить. Слов не хватает. Не хватает слов определить оттенки значений, смыслов, а хочется определить. Сильно хочется. Душа изнывает от жажды, а раскрыться не может. Не может. Раньше не могла.
Когда слеза скатилась по щеке, оставив на пыльной коже приметный след, человек улыбнулся – он думал, что разучился плакать. Он понимал – с ним что-то не так. Отчего такими явственными и контрастными стали предметы? Почему он слышит каждый звук, каждый шорох вокруг? А этот чудесный запах? Так пахнет полынь – высокая, колышущаяся на ветру трава. Запах свежести, запах безмятежности, запах дома. А звуки какие! А краски!
Вот только откуда им взяться посреди выгоревшего дотла города? Выгоревшего пятьдесят лет назад, но до сих пор черного, искорёженного, уродливого и безжизненного. Мертвые, растрескавшиеся стены зияют пустыми глазницами окон, повсюду груды мусора, серые, как кожа покойника, неухоженные, неопрятные. Этот мир мертв, мертв давно – его не воскресить. Зачем он прилетел сюда? На что надеялся? На чудо? На иллюзорную надежду о выживших людях? Да, выжившие есть, но людей среди них не осталось. И разве сам он не хищник, не переродившийся под влиянием обстоятельств мутант? Не расчетливый зверь с льдиной вместо сердца? Но отчего вдруг вечная мерзлота его собственного «Я» стала таять? Отчего пересохшие губы сами собой растягиваются в улыбке, а в груди под титановым нагрудником разливается приятное тепло? Отчего хочется смеяться и плакать одновременно? Неужели он сам умер? Умер, как этот большой город, умер, как весь этот несовершенный, но до боли родной мир. Ведь читал же он, что после смерти душа попадает в другое измерение. А может, Рай существует?
Человек скосил глаз и взглянул на свою правую ногу. Посередине бедра в такт биению сердца вздрагивало древко арбалетной стрелы. Он сделал усилие – протянул руку и, ухватив стрелу, дернул вверх. Боль, резкая и яркая, как вспышка пламени. Из раны плеснул фонтанчик крови. Человек хрипло рассмеялся – живой.
Где-то в стороне раздался душераздирающий вой. А потом прозвучали издевательские слова:
– Эй, чужак, ты еще жив?
– Жив. – Человек взглянул на панель лучемета – осталось двенадцать зарядов.
– Мы идем тебя убивать!
Двенадцать зарядов – не так-то и плохо.
– Да, я еще жив, канальи.
Голоса охотников раздавались с той стороны, где жестокое солнце прожигало руины рухнувшего моста, отбрасывающего на сером бетоне шоссе контрастные фиолетовые тени. Хорошее место для засады: дорога проходит рядом и укрыться есть где. Однако сегодня, господа упыри, вы, кажется, поторопились открыть свои планы. Придется внести коррективы. Убивать вас буду я.
Человек поднял глаза в сторону восхода и не отвел их. Солнечный свет, резкий, испепеляющий, был бессилен перед ним, словно между ним и человеком возникла преграда из темного стекла. Это было невероятно, совершенно непривычно, но это не удивило ни солнце, ни человека. А когда последний сконцентрировал свой взор на мертвом пейзаже – картинка перед ним выросла таким образом, будто бы он разглядывал предметы сквозь оптику. Охотники видны отлично. Крупный косматый крадется вдоль развороченных прядей стальной арматуры, а второй, маленький, клыкастый и широкоскулый подползает, прячась в давно пересохшем водостоке. Арбалет у косматого. Значит, с него и начнем.
Плевок пламени угодил охотнику в лоб. Башка его разлетелась от разрыва термического боеприпаса, а когда его мелкий напарник высунулся из канавы при звуке первого выстрела, второй выстрел поставил точку в их сегодняшней последней и неудачной охоте.
Адреналин завел человека. Всегда заводил, но не настолько же. После удачного выстрела. После победы в схватке голова может и должна кружится от восторга, но что бы вот так. Всё его тело сжалось в комок, как поршень, как пружина, сжалось, и после промелька неуловимой искры вспыхнуло, стало легким, невесомым. Человек взлетел без усилья. Как птица. Как ангел.
Чересполосица пепелищ, квадраты сожжённых кварталов, искорёженные километры дорог проносились под ним с калейдоскопической быстротой, пока он не понял, что может лететь спокойно, управляя своей скоростью. Восторг захватил его полностью. Что с ним случилось, он не понимал, не хотел понимать. Он летел свободно. Летел вперёд. И думал, что будет лететь так целую вечность, над миром, скорчившимся перед ним в смертельных судорогах. Страдания этого мира никогда не будут искуплены, и значит, полет этот будет действительно вечным.
– Хороший день чужак выбрал для смерти, – сообщил косматый охотник, опираясь коленями на арбалет, сам он стоял на четвереньках, в одной руке держал нож, в другой дымящееся кровью мясо и, кажется, был счастлив.
Его напарник посмотрел по сторонам. Он тоже был голоден, тоже хотел есть, но прежде чем присоединится к трапезе, все же сначала издал урчащий смешок и поправил товарища:
– Для смерти плохих дней не бывает!
05.06.2014.
Рассказ удален из ТОПа по причине неприличного отрыва от рассказов-конкурентов.
Похожие статьи:
Рассказы → Ржавые ленты (Ржавые ленты 1)
Рассказы → Ханни
Рассказы → Молчун и Океан
Рассказы → Смертельное оружие
Рассказы → Колыбельная
Что-то возникло во мне и я решила не удерживать эти простые словеса, относящиеся и, надеюсь, понятые другими именно к тому, что было написано выше! :)
Вот, сегодня, мне прислали прожектик, где страшно кричали одну фразу... Крики из толпы! 
пусть за ум берется и обратно в писательское седло, цикл бы надобно продолжить, а лучше роман эпопею на его основе замутить 
