Публикации

Этот, гордо названный рецензией, написан по заявке автора на конкурсе Блек Джек номер двенадцать.

Сам рассказ в этом же номере расположен ниже.

Боги играли в гольф. На одной из последних лунок летающий глаз нагло подсказал Слепому Ио, куда бить. В результате, шарик угодил точно в цель. Бог-крокодил Оффлер тут же возмутился и принялся настаивать, что партию нужно переиграть. На него обратили внимания меньше, чем на пролетающий мимо микроб. Настала очередь Госпожи, и она с первого раза попала в лунку. Оффлер тут же закричал, что она мухлюет с удачей. Крокодилу ненавязчиво предложили игру продолжить или заткнуться...

Взрыв космического корабля. В живых остался только один член экипажа. Он летит на спасательной шлюбке в бесконечность. Наконец-то после чреде трансформаций он попадает на неизвестную планету...

В этот вечер дед Егор, оторвавшись чуть раньше обычного от домашних дел, присел на свое любимое место – к пузатой черной печке-голландке, прямо к открытому огню. И только согревшись, выбрался на улицу, хотя было тепло. Стоило ему выйти из двери, как в соседском доме показалась, чтобы тут же исчезнуть, светлая детская головка – и тут же из ворот выкатился мальчуган-колобок, вертлявый и ехидный. Он, казалось, прокатился расстояние, отделявшее ворота дома от деда и остановил движение прямо напротив него, так, чтобы игнорировать его появление было невозможно. Дед, однако, казалось не замечал этого: он совершенно невозмутимо извлек из кармана куртки махорку и с помощью обрывка газеты начал ловко сворачивать «козью ногу».

В космосе совсем темно, только звездочки сияют. И вот одна из них начинает сиять ярче и приближаться. Становится видно, что это шарик, и шарик этот – планета. Она становится больше и больше. Видны уже моря и материки. Один из материков приближается: видно зеленое пятно леса. Потом видно деревья. Потом одно разлапистое дерево. Потом муравейник под этим деревом. И наконец, видно одного Муравейчика...

Нет, он не был классическим уродом: ни горба, ни огромных глаз навыкате, ни рассеченной губы, ни кривых длинных зубов – ничего такого. Все черты его лица и тела, если их брать по отдельности, были вполне обычными, но вот в совокупности… Представьте себе крупный греческий нос правильной формы рядом с… маленьким женским ртом...

До планеты без названия мы дотянули на чистом везении. Даже не знали, кислородная ли – уже было все равно. Метеоритная атака – вещь, в общем-то, банальная, но страшная: если выведен из строя главный генератор (а в нашем случае именно это и случилось), то итог обычно предрешен – либо быстрая смерть от недостатка кислорода (к счастью, не наш случай) либо медленное умирание от голода...

Этой красивой легенде уже очень много лет. Но она не стареет и не тускнеет, потому что по-настоящему красивые легенды бессмертны. Жила на берегу моря, в рыбацкой деревне Синева, девочка по имени Марина. Отец её был рыбаком, как и все мужчины в их деревне, а матери и вовсе не было: она давно умерла...

Ох и работёнка это, скажу я вам: не знаю, как у вас, а у нас снега за зиму выпадает столько, что с крыш можно скатываться, как с катушки. А дорогу для Весны, понятно, надо копать широкую – метров на пять, и копать до самой земли, не халявить: иначе нипочем не пробьётся к нам Весна – такая уж она дюже капризная...

– … и убьешь отца своего и возляжешь на ложе любви со своей матерью!

Плутарх видел издалека, как Оракул приказал бледному юноше убираться, и тот выбежал вон, шатаясь как пьяный, и эти последние его слова слышал отчётливо.

Вечером, когда они сидели у костра, ели жареное мясо и проводили обязательную ежевечернюю рефлексию, он решился спросить:

– Зачем ты с ним так… круто?

(В Тихом океане подводной лодкой ограблен и уничтожен пассажирский теплоход "Мельбурн". "Чудом" спасшийся матрос Томас рассказывает незнакомцу всю историю гибели теплохода.)

Палуба бешено ходила под ногами, Ганс держась за поручни уже с четверть часа, бесполезно старался проникнуть в трюм «Мельбурна». Огромные волны окатывали с ног до головы и, наконец, он обессиленный повалился на палубу. Огромная, зеленая волна обрушилась на него, обессиленные пальцы державшие поручень разжались и через мгновение Ганс исчез среди волн.

— Я сказал, кроме Лабиринта! – Сони-Рау Третий пристукнул кулаком по столу. – У нас уже были случаи, когда некоторые чересчур рьяные практиканты самостоятельно заходили в Лабиринт и не возвращались оттуда. Не считайте себя умнее предшественников. Более того, — профессор вздохнул, — два местных месяца назад там пропала без вести экспедиция, состоящая из трех старших научных сотрудников и доктора археологических наук.

От автора: совершенно несвойственный мне откровенный постмодернизм. С таким количеством отсылок, что уже и сама запуталась )). Зато обожаемая тема — лабиринты.

Евгению Лукину посвящается

Эта история, подобно многим, началась с плода. В случае Эйма – с кокоса.

Дело было так: экипаж пересёк океан и несколько морей, уничтожив все запасы продовольствия, но не выплыл из безбрежного простора. Перешли на подножный корм, то есть питались дарами вод, находящихся прямо под ногами. Надеялись, что продержатся, а когда приплывут, не знали, ведь впервые люди отправлялись в столь рискованное путешествие...

Вначале ряды были сомкнуты. Огонь! Огонь! Огонь! Бронебойные пули вгрызались в металлические тела. Поверженных оказалось много, но гораздо больше тех, кто продолжал давать отпор. Атакующие шли стеной, расстреливая защитников бункера-крепости. Неожиданность – на их стороне, организованность и продуманность – тоже, и – цель. А значит, просто идти вперёд, всаживая пулю за пулей в блестящие корпуса, сосредоточенно, холодно, почти как роботы. Занять место последних. Отключение или смерть – не всё ли едино? Сейчас разницы нет, есть только бой, который нужно довести до конца…

Иногда я с ребятами играю, когда они зовут. Только не в полную силу. Я один раз в полную попробовал и чуть Гришку не зашиб. Мне ребята и сказали, чтоб так больше не делал, а то они меня звать не будут. Что я вон какой большой вымахал, и силы у меня невпроворот. А так нельзя, надо на равных играть. Я согласился, потому что играть интереснее, чем когда бьют.

О непростой жизни крестьян