Ярмарочный обоз вернулся в город под вечер. Соскучившиеся жены и детишки ждали у околицы, переговаривались меж собой про подарки – шелковые платки да медовые пряники, - что привезут родным мужья да отцы.
Но мрачны были мужчины, шагавшие рядом с телегами, не слышно было привычных песен и шуток. Поняли женщины, что беда случилась, бросились навстречу обозу и увидели ужасное: на передней телеге лежала девушка в грязном исподнем. Лицо ее было выпачкано сажей, обрубки рук замотаны окровавленными тряпицами.
Сквозь собравшуюся толпу протиснулась старая лекарка, приложила руку к шее девушки, коснулась лба.
- Жива, жива она. Везите ее скорее в мой дом, голосить и причитать после будете. Сейчас поспешить надобно – время ее жизни истекает
Торговец погладил усталую лошадь, слегка хлопнул по крупу. Та, словно поняв, сколь многое зависит от нее, прибавила ходу. Телега свернула в переулок, к дому лекарки, а мужчины, перебивая друг друга, принялись рассказывать женщинам, детишкам и подошедшему градоправителю о том, как нашли девушку в деревне, что стояла невдалеке от города. Все дома были разграблены и после сожжены, жители убиты.
- Не иначе, разбойники из дальнего леса полиходейничали, - сказал начальник обоза – седовласый купец. – Только эта девица и выжила.
- Бедняжка, - вздохнул градоправитель. – Видать, надругались над ней изверги, потом искалечили, да и бросили умирать… Уж не знаю, можно ли счесть удачей, что вы ее нашли. Только муки продлили. Да и выживет – кому она нужна, опозоренная и безрукая.
- Не скажи, почтенный господин, - покачал головой кузнец. – Лекарка наша мастерица, по всей округе славится. Может, и спасет девицу. А что насилие над ней учинили – так в том нет ее вины.
- Правильно кузнец сказал, - из толпы выступил старый садовник. – Не могли ж мужики живую душу на смерть оставить. Коли лекарка выходит девицу, мы с женой ее в свой дом примем. Детей нет у нас, вот и удочерим сироту. А что рук у нее нету – так наши еще при нас, справимся.
- Так и сделаем. Спасибо тебе, добрый человек, - градоправитель склонился в поклоне перед садовником.
Тихо, тихо расходились горожане по домам. Женщины обнимали мужей и братьев, детишки держали отцов за руку. О случившемся страшном больше не говорили - словно боялись, что разговорами накличут беду и на родной городок.
В тот день рано погасли окна в домах. Только в покосившейся избушке лекарки всю ночь горел огонь да слышался негромкий голос старухи, шептавшей наговоры над целебными зельями.
Время шло своим чередом, рассветы сменялись закатами, расцвели и опали яблони. И однажды утром лекарка вывела девицу из своей избушки и отвела в дом садовника.
Садовник и его жена приняли несчастную калеку, окружили лаской и заботой, лелеяли, как родную дочь.
Девица же отвечала старикам любовью и почтением, старалась не быть обузой, выучилась ртом разные вещи держать – ровно как рукой, - и спустя месяц-другой уже помогала названному отцу в саду. Тот было поначалу отмахивался – куда бедной калеке с тяпками да граблями возиться, - а потом только удивлялся молча, как ловко да быстро безрукая работает - не угонишься за ней.
А как раны на лице девицы поджили да шрамы сошли, видно стало, что другую такую красавицу еще поискать.
В тихий дом садовника стали захаживать холостяки и почтенные вдовцы: то первых яблок занадобилось - так не продаст ли, то тля на огороде картошку поедом ест – так не посмотрит ли, не полечит, то грабли последние поломались – а у кузнеца столько работы, что только через неделю и починит. И все норовили хоть словом с безрукой перемолвиться, взглянуть на нее, доброе что сказать. Может, обратит на кого ласковый взор, доброй женой станет. Пусть и калека, а труженица, лицом приглядна. А что, может, опозоренная она, так это еще бабушка надвое сказала: никто при том не был, своими глазами не видел. Правду только сама бедняжка да лекарка знают. Да и если было что, кузнец верно говорил: нет на девице никакой вины.
Только толку от всех поглядываний да заигрываний не было. Безрукая женихам приветливо улыбнется, поклонится низко, да и уйдет в сад работать или на кухне приемной матери подсобить. Пытались женихи на улице с красавицей заговаривать – да молчит она. То ли от смущения, то ли после пережитого страшного дар речи потеряла, то ли с рождения немая.
Был среди тех, кто красавицу в жены мечтал взять, и кузнец. Парень он молодой, видный, не одна девка по нему сохла. Уж, кажется, чего думать: выбирай – любая рада будет. Но прикипел он сердцем к немой калеке – никто другой не надобен, только она. И хоть ничем девица не отличала его, все одно, каждый день приходил кузнец в дом садовника – как в кузню по утрам или в храм по праздникам.
Однажды кузнец уже работу закончил, печь загасил, инструмент сложил, да услышал шаги за спиной. Обернулся – стоит перед ним калека безрукая.
- Доброго тебе вечера, кузнец, - говорит. – С просьбой я к тебе, мастер. Скуй мне железные руки, чтоб как настоящие были. Тяжко мне калекой быть, жизнь не в радость. Да с руками и сподручнее будет приемным батюшке и матушке помогать. А я тебе по гроб жизни благодарна буду.
Кузнец от такого ажно клещи из рук выронил. Любимая его сама пришла, говорит с ним. А раньше голоса ее никому слышать не доводилось.
Поклонился он низко девице и сказал:
- Нет, милая, не ты меня, а я тебя благодарить буду. Почту за честь сковать тебе железные руки. Всё мастерство и умение вложу, чтоб были они как настоящие, а к тебе чтоб радость да веселье вернулись.
- Спасибо тебе, добрый ты человек. Наградит тебя Судьба, как ты и не мечтал.
Сказала, поклонилась низко и тихо ушла.
Кузнец в тех словах услышал надежду для своей любви. Снова разжег печь, инструмент достал и принялся за работу. Делал он металлические руки не месяц и не два, днями-ночами из кузни не выходил, все праздничные дни работал.
Наконец закончил, тонкой кожей обтянул и к лекарке отнес, чтоб наговор прочитала, чтобы были руки как настоящие, а, может, и лучше. А потом пришел в дом садовника и отдал их красавице. Платы никакой не взял, как садовник с женой не предлагали.
- Я в эту поделку всю свою любовь вложил. А за любовь денег не берут.
Может, причина в том и была, а, может, лекаркины наговоры помогли, только вскоре девица научилась железными руками работать так, как не всякая своим настоящими может: шить принялась, да такие наряды делала, что из столицы с заказами знатные дамы приезжали. А больше всего полюбила безрукая вышивать картины, в рамки вставлять и дарить их тем, кто ей помогал. Много таких в городе нашлось, но первую картину девица подарила старой лекарке. Был на той вышивке лекаркин сад – ровно живой. Каждая травинка, каждый цветок и кустик сделаны так, что смотришь и чудится: ветерок подует – и заколышутся вышитые цветы как живые. После того подарка в саду при старом доме всё в рост пошло. Хоть и осень на дворе была, а зазеленела трава, расцвели кусты, деревья молодой листвой покрылись.
Удивлялись горожане чуду, а потом и их чудесами обрадовали. Кому красавица вышивку с коровами на лугу подарила – у того приплод скотине начался. Кому лавку с богатыми товарами – у того торговля бойчее пошла. А одной молодухе, что уж несколько лет замужем была, о детишках мечтала, к лекарке ходила – да и та не смогла ей помочь, - принесла безрукая вышивку с младенчиком, что лежит в колыбели и тряпичной куклой играется. Вскоре та молодуха и затяжелела.
Вскоре зима пришла. К тому времени женихи девицу в покое оставили: что толку порог оббивать, когда видно, что замуж безрукая не пойдет. Живет себе при садовнике, шьет-вышивает, и не надо ей ничего. Может, и впрямь боится после пережитого (а разговоры про позор опять пошепту пошли, видать, те завистливые, что сами в девках засиделись, слухи пускали), а, может, всё калекой себя считает, не хочет обузой стать.
Только кузнец всё ходил и ходил на тихую улицу. Болела душа, жила в сердце любовь. И однажды поздно вечером пришел он, встал перед домом. Долго думал, но решился наконец: подойду, постучу в двери, попрошу безрукую замуж за меня выйти, а там - будь что будет!
Заглянул в окошко: сидит девица перед рамкой, картину вышивает. На той картине уже виден город: дома, сады, люди на площади – как живые. Вон и кутенок под старой липой сидит - задней лапой ухо чешет, утка по двору бежит, возле храма попрошайка гнойные язвы кажет. Смотрит кузнец – а под руками девицы оживает картина: вот горят дома ярким пламенем, люди падают замертво под клинками разбойников-душегубов, тащат лиходеи сундуки, ткани да прочее добро из лавки, детишкам об стены головы разбивают.
Замер кузнец в ужасе, отвел глаза от вышивки, посмотрел на стену. А там другая картина висит, а на той картине - горящая деревня, те же разбойники зло чинят, а израненный крестьянин атаманше руки топором рубит.
Не ведал кузнец, сколько он простоял соляным столбом, но как очнулся, пробрался тихо в сарай, достал топор, вбежал в комнату, отрубил девице сначала металлические руки, потом голову, руки схватил и обратно в кузницу.
Там бросил чудную поделку, лекаркиными наговорами ошёптанную, в печь и долго, долго стоял, смотрел, как корчится, словно живая, кожа, плавится металл, растекаются огненными слезами колесики да шестеренки. Чудилось кузнецу, что в ярком пламени сгорает и его любовь, и сердце, и душа.
Вот уже и огонь погас, стало темным-темно в кузнице. Тогда-то и услышал кузнец за спиной:
- Доброй тебе ночи, мастер! Скуй мне новую голову.
Похожие статьи:
Рассказы → Звезды для тролля
Рассказы → Чудеса обетованные
Рассказы → Гном по имени Гром
Рассказы → Сказка, рассказанная на ночь
Рассказы → Сказка про мужика, трёх мудрецов, бога и поиск истины