Чистый хозяин Собственного Мира. Роман. Глава 87-2
Вернувшийся Шаман смотрел на неё и ждал. Уже Чары скомкали бумажные маски птичьи и убежали,
улетели вольными пташками на Мелоди. Когда в тонкий обруч канула последняя
волна, он повертел его в руках, механика... Понёс к неприметному шатру на
богатой площади, как бы случайному тут, на день, на два. Положил Сигнальную
Звезду на пороге с поклоном, негромко хлопнул в ладоши и поклонился ещё раз.
Шатёр не откликнулся ему. Но этого и не требовалось...
Он распрямился, запрокинул голову, свистнув ещё раз. Для своего удовольствия.
Взлетел бы без дракона, так вольно потянулся! Будто над ним лазурь открытая и
сам он дракон, изготовившийся к кувырку. Всё!..
Присвистывая, отправился на правое крыло. Вечереет, но, может быть, бой или два
блица? На развилке замедлил шаги, обернулся и плюнул.
Собственный Мир похитителя, Шамана, сработавшего чётко, Густав не разглядел, не
расслышал, едва осознал вообще. Перевалочный пункт кратчайший. Мертвенно-серый
мир, перекрещенный, беспорядочно исчирканный градом. Трассирующие следы гудели
струнами, задерживаясь надолго, понижая звук от взвизга до нижнего гудения
ультразвука... Мир для жизни совершенно не пригодный. Сокровищ не хранивший.
Лихой, разбойничий свист, свист града вынес Шаман из его испорченной ипостаси.
С пирамидки - за раму - на другую пирамидку. Там опомнился. Очнулся. Связанный
по рукам и ногам так, что можно только дышать, и то не особо свободно. Ещё
биться головой, тупой...
Все пятнадцать Пурпурных Лалов, все, красовавшиеся тогда на груди у Шамана,
восхищая Рынок Горн, начавшееся на котором не проходит бесследно, лучились
теперь на связанном. В пятнадцати же ярь-медянках, сплетённых иным манером. В
глазах у Густава ещё было темно, но кожей он ощущал размеренное, редкое
пощёлкивание... Провалился в беспамятство. Вынырнул. Прояснилось в глазах.
На полированном полу алые и багровые, острые и растёкшиеся в пурпурном свете,
расходились от него расходились лучи. От таких же, до блеска полированных
круглых колонн отражались, искажёнными красными хризантемами, подкрашенными
медью.
Между двух колонн открывался взгляду малый кусочек тёмно-зелёного, пасмурного,
стриженого парка. Тянуло запахом мокрой травы. Не вечернего инея, а срезанной
травы. Парк, где недавно кончился дождь. И, несомненно, скоро начнётся... "Я в
Гала-Галло..." - подумал Густав. Без страха, без удивления и снова закрыл
глаза...
Какой-то яд, пролитый на него в полёте, исчерпывал действие... "Ха-ха-ха, -
припомнил он, вынырнув снова, наивную версию Клока на заре знакомства под
большим секретом поведанную ему, про коварных галло, крадущих охотников с
рынков, - ха-ха, дурачок, чёрный хохолок, в точку!.. Ха-ха-ха!.." И опять
негромкое пощёлкивание привлекло его внимание. Яд отпустил, жар изнутри
кончился. Густав отметил неприятную вещь... То есть, вещь-то нейтральную для
свободных, несвязанных людей... Лалы излучали некоторое тепло. И не надо быть
технарём, чтобы понять, это проявившееся в них свойство вдруг, само по себе -
не исчерпается... А их пятнадцать. Не, Густав не видел, но сразу угадал, скоро
и почувствовал...
Он скосил глаза. Медный, сложно плетёный шнур отододи, пришедшийся на его локти
и предплечья издавал этот звук. Поперечные рёбра медянки, сочленения толщиной с
волос из жёсткой, драконьей гривы скрипели об Лал. Кроваво-красные лучи
самоцвета вздрогнули в очередной раз при тихом, сухом щелчке, и сомнений не
осталось... Отододи связаны в цепь с ничтожной ошибкой. Сжимаемый на толику
сильней, однажды Лал выскочит… А зная галло... Не раньше, ровно в момент
предшествующий тому, когда дышать станет невозможно, когда замрёт Огненный
круг.
Три медянки идут по груди, Лалы держат, треугольник вершиной вниз... Жарко...
От них откровенно жарко!.. Проклятье навек! Как в его Собственном Мире ночью...
И днём, и ночью... Вместо шороха песчаного, шум затяжных дождей о стриженую
листву, кубики кустов, мелкий гравий дорожек... И ни капли ему... Нет плеска
фонтана, брызг...
Протрубил, венчая прозренье, где-то далеко белый слон в пасмурных, зелёных
лабиринтах раз, ещё раз… И донёсся мелодичный перезвон его сбруи. Глоток
свежести, да. Для слуха. Жарко... "Хороший слон, славный, загляни сюда...
Крылатый слон... Как во Впечатлении они брызгались фонтанами воды из хоботов!..
Загляни сюда, дай мне воды, прохладной... Сбежим из Гала-Галло, ты хочешь
сбежать, я знаю!.." Жарко...
Густав, меж тем, находился в особом месте рынка, откуда сбежать-таки можно. На
сухой тверди поставить и через неё, через торговую пирамидку сбежать. Он связан
и брошен в хранилище, кладовой галло. В личной части Мадлен.
Хвост крайней отододи, защемлённой дверцами в полу не позволял ни встать, ни
сесть, ни откатиться. С трудом Густаву удалось повернуться, чтоб обнаружить
это, лицом вниз. И там он увидел, что полированный камень пола перемежается
тонированным стеклом. Дымчатые дверцы. Сквозь них видны по-дамски аккуратные
ящики для хранения, обитые шёлком. Пятнадцать. С круглыми углублениями. Под
скатом. То есть, когда его не станет, Мадлен просто повернёт ключ где-то в
замке, дверцы распахнуться и, погулявшие на воле, в рядах Южного Рынка не
запылившиеся, пурпурные камни скатятся вниз, оставшись там в прежнем,
безупречном порядке. Откуда взяты... Густав покосился на своё лицо в отражении,
и увиденное не понравилось ему больше, чем обычно.
Шло время. Мадлен не появлялась. Никто из галло не появлялся.
Густав и не ждал её. Он всё понял... И не скрип медянок по огранке драгоценных
лучистых камней - венчающий штрих мести. Гарольд. Корень Гарольда, в едином,
будь оно проклято, касании виденный им. Гарольд, к которому направила сама. Ни
слова, ни жеста Мадлен не делала зря. А многое с дальним, весьма дальним
прицелом.
Когда сутки прошли, нарастающие жар и жажда утянули Густава в сон, а
Впечатление Гарольда, ревущий ужас, бивнями поддев, вышвырнул в жар обратно, в
удушливый треск отододи, и жажду, жажду... Он сам зарычал. Второй, третий,
пятнадцатый, сто сорок пятый кошмар за кошмаром...
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
