Тайна

Тьма.

Сполохи.

Знобящая духота.

Рокот воды.

Все.

Генри Лайон Олди

 

1

Он сидел за столом и вертел в руках золотистую прямоугольную зажигалку из жёлтого металла. Похоже на Зиппо, но вместо фирменной надписи на ней был выгравирован необычный логотип: полная луна - по центру, и два месяца по бокам. Он нашёл её совершенно случайно: увидел, как что-то блестит на темной парковой дорожке в снегу, и подобрал. И с тех пор зачем-то постоянно носил с собой.

Ещё пару месяцев назад он и думать не думал, что окажется здесь в самый разгар рабочего сезона, как раз тогда, когда продажи подскакивают до рекордных отметок за весь год. Когда он писал заявление об увольнении, светлые глаза руководителя буравили его, как стальные свёрла, но оба они молчали.

Теперь всё это было как в размазанном по углам памяти сне. Его поражало собственное безразличие к прошлому, когда всё, что было так важно, вдруг пересохло и рассыпалось на ветру. Этим фантомам, может, и было место в его прежнем офисе на Алексеевской, но здесь, в четырёх тысячах километров от него этого не существовало. 

Он глянул вверх и увидел, как верхушки сосен сплетаются вверху, закрывая дождливое небо. Казалось, скоро они завернутся темным сводом, полностью заслонив собой свет, и не останется ничего.

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­ – И тьма пришла, - тихо добавил он вслух. [1]

– Что? – спросила она, затушив сигарету о бортик лавочки.

– Да нет, ничего.  

– Ладно, я поняла, – она засмеялась, – ты странный. Особенно когда что-то там бормочешь себе под нос. Но я тебе это уже говорила. Нам бы пора ехать, кстати. – И кивнула в сторону двоих парней, которые, наконец, показались из-за деревьев.

Они сделали недолгую остановку, чтобы размять ноги и немного прогуляться по осеннему горному лесу. Он познакомился с ними совсем недавно, может, дней пять назад. Сначала с ней, а потом и с этими ребятами. Она подошла к нему на пляже и попросила зажигалку. Он порылся в кармане и выудил оттуда ту самую из латуни. Зажигалка показалась ей симпатичной, и она вернула её как будто нехотя, рассматривая, как солнечные блики отражаются в жёлтом металле. А он смотрел, как они падают на её светло-рыжие волосы и веснушчатое лицо. Она была разговорчивой, а иногда и вовсе болтливой. И  быстро перешла на ты, а он был не против, потому что никого здесь не знал. Она сказала, что её зовут Лара. Позже он случайно увидел её права, и они сообщили ему, что она не Лара, а Лера. Валерия, если точнее. Но он ничего не сказал ей об этом. Если человеку так хочется быть Ларой, пусть будет.  

Она была весёлая и лёгкая, и ему нравилось болтать с ней. Она ничего не спрашивала о его прошлом, а ему не очень-то хотелось что-то о себе рассказывать, тем более, что он не мог вспомнить ничего интересного. А вот она за пару встреч успела выложить ему кучу историй из своей насыщенной жизни, о поездках на Бали, в Тайланд, о жизни в Японии. Он был не против послушать, тем более что рассказывала она интересно и много смеялась, а ему хотелось улыбаться.

На днях она предложила ему поехать в пещеры в ста километрах от города, вместе с её знакомыми, которые жили здесь же, в этом районе.

– Эй, Кир! Вставай, а то они сейчас уедут без нас, – сказала Лара, когда один из парней завел машину.

Он всё не мог запомнить, как их зовут. Потому мысленно называл их Малыш и Карлсон, хотя, может, они и не были такими уж закадычными друзьями.

Сегодня было необычно пасмурно для этого времени года. Там, на побережье, был ясно и солнечно, но стоило им подняться по шоссе в горы, стало градусов на десять меньше, а небо заволокло дождевыми облаками, из которых подкапывало. Они поставили машину на стоянку и встроились в очередь за билетами, натягивая капюшоны.

Вход в пещеру был расположен выше, и нужно было подняться вверх по неровной грунтовой дороге. Метров через двести надо было повернуть, и подняться еще немного вверх по аккуратным ступенькам, старым на вид, выбитым прямо в скале. Дорожка вела сквозь густые зеленые заросли, естественные туннели, которые сплела природа. Захотелось остановиться здесь ненадолго, потому он достал сигареты с гвоздикой, которые привёз с собой. Пахнут хорошо, но вкус мерзкий, как говорила Лара, хотя ему так не казалось.

По дороге парни всё обсуждали разговоры, которые ходили об этой пещере. Оказывается, были случаи, что там пропадали люди, заблудившиеся в бесконечных тоннелях. Прошлым летом пропало трое туристов, и их так и не нашли – так говорили местные. Но кто знает, может это были просто истории.

Со своего места он видел, как ступенчатая дорожка поднималась ещё выше, а потом уходила в пустоту: вход в пещеру казался тёмным  провалом на лице скалы.

Он прошёл немного в сторону, всё ещё оставаясь под зеленым куполом. И мельком глянул на пологий камень. Взгляд его задержался на красиво изогнутой ветке. Он протянул руку, чтобы поднять её, и тут ветка зашевелилась, и изящно и быстро скрылась под камнем. Он отдёрнул руку – змея! Черная, блестящая, она грелась на камне, пока ей не помешали.

Пора было подниматься, и он быстро взбежал по ступеням, всё ещё думая о чёрной вестнице. У входа в пещеру толпились немногочисленные посетители.

– Где ты ходишь так долго?  Мы уже хотели спуститься и искать тебя!  - высказала Лара, но было видно, что она не слишком злится.

– Я видел черную змею, – ответил я.

– И как?

– Неожиданно. Я только протянул к ней руку, как она уползла.

– Не люблю змей. Зачем тебе было её трогать?

– А я люблю, они такие красивые.

– А где ты её видел?

Они вошли в пещеру и разом замолчали.

Вход был достаточно широким, точнее, их было целых два, разделённых посредине естественной скалистой колонной. Для того, чтобы попасть в «главный зал», нужно было ещё немного спуститься вниз по уже знакомым каменным ступеням. Они остановились чуть ниже, на небольшой земляной площадке, с которой уже можно было рассмотреть саму пещеру. Она была тёмная, но через отверстия в скале струился потоками дневной свет. Пахнуло сыростью, какой-то тягучей пряной влажностью, застоявшимся воздухом. Было слышно, как где-то капает вода. Тысячи и миллионы лет вытачивала она формы этих стен, как старательный скульптор. Создала она и причудливых каменных идолов, фигуры которых были расставлены вокруг.

Тут и там с потолка спускались сталагмиты, вплетённые друг в друга, и казалось, что в их формах спрятано нагромождение искаженных ужасом лиц, плачущих, стонущих, молящих. Как через греческие маски, они смотрели сквозь камень и вопрошали о чём-то. Эти скульптуры природы завораживали и отвращали. Он дотронулся до них рукой. Камень был влажным. 

Через минуту Кир догнал своих спутников. Они гуляли по пещере и тихо шептались, обсуждая "статуи", которые стояли несколькими рядами, защищая тёмный проход в узкий тайный тоннель. Подойдя к безмолвным истуканам, стараясь наступать как можно тише, Кир прислушался, уловив как будто бы раскатистый низкий гул. Как будто стучало огромное сердце земли, как будто слышно было её тяжёлое дыхание, вдох-выдох, вдох-выдох. Он прислушался снова. Да, вот он, этот звук, он то нарастал, то затухал, но отчётливо прорывался на поверхность. Вдох-выдох.

Он обернулся, потому что услышал, как его шумно догоняет Лара.

– Здесь ты словно бы в древнем храме, ты не думаешь? 

И, не дослушав ответа, побежала вперед, нисколько ни испугавшись кромешной темноты, которая, спрятавшись в проходе, протягивала к ним свои вязкие руки. Не помедлив ни секунды, она шагнула вперёд, а он – за ней, и, казалось, темнота обнимала их.

Но он не выдержал и включил телефонный фонарик. На скалистых стенах заплясали тени. Они медленно продвигались вперед, осторожно ступая по земляному полу, чтобы не споткнуться о камни и неровности.

– Ты боишься темноты? – спросила она.

– Немного.

Он задумался.

 – В детстве я очень боялся оставаться один в тёмной комнате, но никак не могу вспомнить, с чего это началось. Мне казалось, что в темноте прячутся монстры, которые точно придут за мной, и я не мог заснуть. Было ужасно страшно. Я всегда просил оставить дверь в коридор открытой, а там часто был включен свет. Помню, когда мне был лет десять, я не мог заставить себя войти в тёмный подъезд, мне казалось, что там что-то прячется. Я был в ужасе, если там не горела лампочка. Я скорее бежал к лифту, и давил и давил на кнопку, и ожидание казалось мне таким долгим. Потом я забегал в лифт и опять жал на кнопку, чтобы дверь, наконец, закрылась, и этот Некто, который наверняка сейчас гонится за мной, не успел заскочить в лифт и схватить меня.

Лара рассмеялась.

– Я знаю, знаю, что это не смешно, извини. Вообще я так же боялась высоты. Но знаешь, я думаю, что можно избавиться от этого. Например, ты можешь плавать ночью в море, в открытой воде. Это здорово избавляет от страха. Чтобы поначалу не испугаться, нужно плавать с кем-то. Я могу поплавать с тобой, когда мы вернемся, это очень круто, вот увидишь – тёмная бездна перед тобой и под тобой, а вверху такое же тёмное небо, и светит яркая луна и тысячи звёзд… – вдруг она остановилась. Перед ними было подземное озеро. Его границ не было видно, они прятались где-то там, в сумраке. И только откуда-то сверху, из небольших отверстий в скальной породе в пещеру пробивался свет. Он падал плотными голубоватыми потоками, как будто пронзая тёмную плоть пещеры. Озеро было чёрное, непрозрачное, плотное, и, казалось, вот-вот появится на поверхности блестящее змеиное тело подземного чудовища.

Он продолжал, не отрываясь, смотреть на воду, пока Лара бегала вокруг, пытаясь заснять всё на телефон. Двое их товарищей, Малыш и Карлсон, тоже пробрались сквозь тёмный проход и с восхищением смотрели на подземный зал. Они включили яркие фонарики, и кажется, спугнули летучих мышей. Их гнезда были чуть дальше, в небольшом зале, куда вело очередное ответвление. Оттуда послышался отчётливый неприятный писк. Так и было: стаи мышей отсиживались в своём пещерном логове, и были не очень довольны, что их потревожили. Они группировались в нишах в потолке, где было тепло, темно и тихо. Разбуженные светом, они стали кружить под потолком.

– Посмотри, – сказал Карлсон, – сколько помёта как раз под этими дырами.

– Ну да, они спят тут, а по ночам вылетают наружу, а это у них что-то вроде квартир, места не много, зато уютно.  

– Ребята, что за мерзкие звуки? – это Лара, наконец, решила заглянуть. Но тут же отпрянула, потому что прямо над ней прошелестела крупная летучая мышь.

Лара завизжала и побежала обратно к озеру.

Из мышиной комнатки был ещё один небольшой проход, и Карлсон предложил зайти туда и посмотреть, что там есть. Малыш с ними не пошёл – сказал, что ему некомфортно в тесных пространствах. Они шагнули внутрь, и снова оказались в почти полной темноте. Карлсон достал свой карманный фонарик и зачем-то несколько раз включил и выключил его.

– Часто пригождается.

Кир кивнул.

Они заходили всё дальше. Проход постепенно сужался, и в свете фонаря на каменных неровных стенах стремительно проносились тени. Воздух был тёплый, но при этом какой-то влажный, тяжёлый, почти что липкий, вызывающий озноб. Кир слышал тяжёлое дыхание своего спутника. Вдох-выдох. Пауза. Вдох-выдох. Как будто что-то сдавило ему грудь.

– Тебе тут не нравится?

– Если честно, да, не очень. Напала клаустрофобия. И я в темноте как-то совсем плохо вижу. Давай пойдём назад.

Вдох. Выдох. Пауза.

– Ты иди, возвращайся. Я еще немного побуду здесь. Хочу понять, как это.

– Жесть какая, ну ладно. У тебя фонарика нет? Как ты обратно пойдешь, не на ощупь же?

– Я телефонным фонариком посвечу, тем более, здесь же метров тридцать всего. Иди, я скоро вас догоню. Дайте мне минут пять.

И он ушёл. Кир сидел на каменистом полу и наблюдал, как световое пятно всё удаляется, становится всё менее ярким, как мрак поедает свет. Всё тише и тише становится гул шагов, а чернота теней соединяется с чернотой стен. И вот, наконец, последний блик вспыхивает красноватым всполохом на блестящем влажном камне, и гаснет. Всё. 

Тьма. Кир всегда боялся её. Он остался, чтобы посмотреть в лицо своему страху. Чтобы понять, каково это, остаться в пещере под землёй в полной темноте. Может, и не появятся из глубин членистоногие монстры. Может, мрак не такой ужасающий. Может. Но пока всё его тело сжалось. Когда последний огонёк исчезал за поворотом, ему хотелось бежать! Бежать, догнать приятеля, которого он по глупости отпустил. Но он подавил инстинкт.

 

2

Я очень хорошо запомнил тот момент – когда я увидел, как последний свет исчезает, и остается только темнота. Первое время мне очень хотелось включить фонарик на телефоне и побежать прочь, но я остановил себя. Посидел немного, и мой первобытный страх постепенно прошёл. Глаза привыкли к темноте, оказывается, если выключить свет, начинаешь видеть лучше. Свет ослепляет. Минут через пять я уже мог разглядеть очертания прохода и каменных выступов. Я прислушался – тихо, только какой-то невнятный низкий гул и шорохи, но никаких отчетливых звуков. Разве что слышен звук капающей воды. Кап. Кап. Капли падали редко. А что, если пройти по проходу чуть дальше? Я сделал несколько осторожных шагов. Потом ещё несколько, потом решил ещё немного пройти вперед, аккуратно касаясь руками стен прохода, ощупывая его, как слепой, который хочет найти дорогу к выходу. Стены были тепловатыми. Проход постепенно расширялся, и мне уже не хватало раздвинутых рук, чтобы дотянуться до краёв. И вдруг я обнаружил, что подземный ход вывел меня в ещё один зал. Шорохи и гудение здесь, казалось, стали громче. В голове мелькнула мысль: уж не вторгся ли я, как не званый гость, в логово какого-нибудь зверя? Но следующая пара минут разубедила меня в этом. Мрак обнимал меня, и мне вдруг стало очень спокойно: ни ужаса, ни волнения. Но я решился включить фонарик и осмотреть каменную утробу.

Мой свет был слабоват, но всё-таки я смог различить довольно большое пространство. Скоплений подземной воды не было, но сталактиты и сталагмиты были похожи на те, что я видел в самом начале. Подсвеченные тусклым светом, они вдруг показались мне каменными изваяниями, грудой слившихся лиц с искаженными, страдающими гримасами. Они тянули ко мне свои руки, они хотели прикоснуться к единственному живому, кто осмелился войти.

Я стряхнул с себя наваждение. Это просто скальные породы, не более. В темноте всё выглядит не тем, что оно есть на самом деле. Конечно. Но что, если как раз наоборот?

Я решил быстро осмотреть залу и вернуться назад. Посреди пещеры я наткнулся на глубокое отверстие, наверняка естественного происхождения, но напоминающее яму или широкий колодец. Хорошо, что я решил включить фонарик. Дна колодца я увидеть не смог, и ради интереса кинул туда небольшой, но увесистый камень. Прошло секунд пять-шесть, пока я услышал глухой далекий стук, так что дно всё-таки было. Но лететь далеко и без надежды на возращение. Еще раз я мысленно поздравил себя с тем, что всё же зажёг свет, а не начал двигаться наощупь.

Пора было уходить, и я двинулся к проходу. И только сейчас я обнаружил, что проходов в этой части зала три, если я смог разглядеть их все в тусклом свете. Я попытался вспомнить, который из них мой, и смог сориентироваться по конструкции из сталактитов, ведь именно её я увидел, как только вошёл.

Я быстрее нырнул в знакомую темноту нужного мне коридора. Я двигался, как мне казалось, довольно быстро, потому что всё ещё освещал себе путь фонариком и легко переступал камни и неровности пола. Однако путь показался мне намного дольше, чем когда я проходил его в первый раз – что за шутка времени. Я шёл вперёд, однако никакого выхода впереди всё не было, переход казался мне бесконечным. Я стал нервничать, и подумал, что, скорее всего, я выбрал не тот проход. Я заспешил обратно, спотыкаясь о камни, потому что потеряться здесь вот так мне совсем не хотелось. Мне нужно было выбрать соседний проход, слева от большого сталактита, и тогда я бы быстро вернулся в зал с летучими мышами. Я ругал себя за то, что не заметил точно, откуда я вышел, но, с другой стороны, я делал это в полной темноте, и потому запутался. Тем временем зала с колодцем также всё не было. Возможно, я прошёл ещё слишком мало, я ускорился, мне стало тяжело дышать, воздух вдруг стал более плотным. Я почти бежал, спотыкаясь о камни, и прошло уже минут пятнадцать, если не больше, но выхода всё не было. Этот бесконечный тоннель всё тянулся, и я почувствовал себя внутри огромной кишки.  

Я решил остановиться, чуть подумать, отдышаться, попить воды, и тяжело опустился на каменный пол. Чёрные тени поползли по стене, догоняя тусклый телефонный свет. Нужно бы поберечь зарядку – осталось всего тридцать процентов. Сети тут, конечно, не был. Одно деление. Я всё же попробовал сделать звонок, в глупой надежде, что, может быть, смогу дозвониться до Лары, но конечно, не вышло. Вдобавок, я не знал её номера, а только аккаунт в телеграме.

Я сидел в темноте и обдумывал ситуацию. Настолько хладнокровно, настолько мог. Скорее всего, я пошёл не в тот проход, когда выходил из зала с колодцем, потому я сейчас совсем в другой стороне. А обратно я не могу вернуться, потому что, видимо, где-то было разветвление, которое я не заметил из-за темноты и спешки. Что мне делать теперь? Лучше всего было пойти назад и поискать это разветвление. Конечно, сейчас я был уже ни в чём не уверен, но я не мог придумать другого объяснения. Что ж, нужно успокоиться, не бежать, идти медленно. Шаг за шагом, чтобы не пропустить поворот. 

Стараясь двигаться как можно легче и тише, я пошёл в обратном направлении. Я надеялся что, может, услышу голоса или другие звуки, которые подскажут мне дорогу. Или я смогу позвать на помощь. Тихо, без паники. Я ведь не мог далеко уйти, я где-то рядом, мне просто нужно найти выход из этого проклятого туннеля. Он должен быть здесь. Я внимательно осматривал стены, кое-где влажные от воды.

Воздух становился все более затхлым и сырым, тёплым, но всё равно пробирало изнутри. Я снова стал слышать звуки воды. Но теперь это было больше похоже не на капли, а на звук текущей реки, мерный, глубокий, и почему-то неотвратимый. Но хуже всего было то, что мне начало казаться, что я тут не один. Это параноидальное состояние подбиралось ко мне всё ближе. Это всё от страха, от волнения. От того, что ситуация, мягко говоря, необычная. Внутри, где-то в области солнечного сплетения, всё сжималось сильнее и сильнее, и казалось, уже скрутилось в один плотный жгут тревоги. Но я боролся с ней, боролся, как мог. И ужасно жалел, что не оставил никаких меток на своём пути, не завязал что-нибудь, не оставил хлама из рюкзака. Хотя веревки у меня, конечно, никакой не было. Но что-то ведь было, можно было оставить какие-то вещи, кофту повязать, бутылку воды. Мне вновь начало казаться, что я слышу какие-то шорохи, какие-то приглушённые низкие звуки. Может, это люди? Тогда мне надо покричать и позвать их, поорать хорошенько. Наверняка мои спутники – если это были они, – поймут, что это я. Наверняка они уже подняли тревогу. Сколько меня уже не было? Наверное, час или два. Конечно, они поймут, что что-то не так. По крайней мере, я очень на это надеялся. Наверняка тут есть профессионалы, которые знают эту пещеру вдоль и поперек. Ну конечно же есть, ходят же сюда всякие кейверы. Пещера цивилизованная и наверняка исхоженная людьми, так что мне, по сути, не о чем было волноваться, и они… Ну вот! Наконец-то я увидел долгожданное раздвоение тоннеля. Наверняка я пришел отсюда, и просто не заметил второго ответвления. Я с облегчением вдохнул поглубже, чуть постоял и повернул в нужном направлении.

Я прошел вперёд пару минут, как мне начало казаться, что проход уходит вниз. Я не помнил, чтобы до этого поднимался вверх, вроде бы путь был пологий. Ладно, пройду еще немного, может, подъем все-таки был. И вот –  проход начал расширяться. Мне показалось, что у меня выросли крылья, потому что я уже не шёл, я словно летел по тоннелю, одновременно представляя, как буду рассказывать Ларе о пережитом. Понимаешь, на какой-то момент я думал, что я пропал. Вспомнил Тома Сойера, ты читала его? Помнишь, как они там потерялись в пещере?  И подумать не мог раньше, каково это. Я просто ходил туда-сюда и не мог найти выхода, и … тут поток мыслей резко прервался, потому что это был не тот зал.

Вообще не тот. Никакого колодца и причудливых сталактитовых нарослей.  И только теперь, в этот самый момент, я ощутил настоящий ужас.

Я медленно сполз вниз по стене. Так. Так. Что же мне делать. Я дал себе немного отойти от этой панической атаки. Мои руки тряслись. Казалось, я сейчас выключусь. Я немного посидел. А потом пришло ясное осознание, что теперь я и правда пропал.

Кто знает, сколько проходов в этой пещере? Она, как многорукая гидра со множеством длинных змеиных голов, могла простираться на многие километры вниз. Я снова прислушался, но сейчас ничего похожего на человеческие голоса уловить не получилось. Можно было поорать на всякий случай. Я крикнул пару раз, и звук полетел и пропал, и снова наступила тишина, только низкий гул, как далёкий стон, как вдох и выдох раскрывшейся бездны, отдавал едва уловимой вибрацией.

Я отогнал от себя нахлынувшие мысли о скорой смерти, как назойливых мук. Но они тут же слетелись назад. Здесь, в этих пещерах, люди исчезали, и некому было рассказать о том, что они видели там, во мраке, с чем им довелось встретиться. Может, и мне суждено пропасть здесь навсегда.

Хотя мои глаза уже немного привыкли к темноте и отчетливо различали очертания камней и выступов, я решил всё же ненадолго включить фонарик.

Я окинул взглядом пещеру: она казалась узкой, но уходила так далеко в глубину, что я не мог рассмотреть её конца. По центру были естественные колонны, исчерченные узорами воды. Они казались полупрозрачными, почти хрустальными, тонкими и хрупкими. Мне стоило поискать воду, потому что в моей полуторалитровой бутылке осталась ровно четверть. Индикатор зарядки телефона показал двадцать процентов, потому я потушил свет и почти на ощупь пошёл вперед. Никаких следов человека или животных. Стены немного поблескивали, и казалось, будто на них была какая-то слизь, влажная и липкая, и я решил не прикасаться.

Я уловил звук падающей воды, слабый, но отчётливый, и пошёл на него. Это был небольшой источник, который фонтанировал прямо из скалы и наполнял углубление в камне. Вода была очень холодная, свежая, я умылся ею и выпил, сколько смог, наполнив бутылку. С облегчением я опустился на каменный пол, и почувствовал, как будто откуда-то повеяло свежим воздухом. Неужели где-то здесь мог быть выход? Но искать его сил больше не было.

Жаль, что не выйдет развести костёр. Места было достаточно, но дров было не найти. Конечно, с костром мне бы сразу стало немного веселей, немного уютней в этой каменной утробе. Мне так хотелось погреться у огня, потому что меня трясло, не то, чтобы от холода, скорее от нервного напряжения. Я решил чуть прилечь, отдохнуть хотя минут десять и попробовать пройти обратно или поискать, откуда поступает свежий воздух. Я лежал и прислушивался к звукам пещеры. Мне начало казаться, что к шуму воды и гулу, ставшему уже привычным, присоединилась какая-то мелодия. Её напевы жуткими диссонансами зазвучали в моей голове, и она мучила и убаюкивала, вводила в транс, из которого не хотелось выходить. Потом всё как бы растворилось, ушло, замолкло. Я был всё тут же, в той же самой пещере, в которой почему-то стало гораздо светлее. Казалось, какой-то белый свет стал исходить из внутренней части стен, от хрустальных сталактитов.  Мне стало казаться, как будто кто-то трогает, обнимает меня. Множество мягких, но холодных рук протянулись к моей голове, и к рукам, и к ногам. Они держат меня, тянутся ко мне, цепляются за меня.  Я медленно обернулся и увидел, что скалы, к которой я прислонился, не было. А вместо неё - гигантские корни, или щупальца, или змеи тянулись ко мне, обвивая меня,  втягивая меня туда, вовнутрь, в своё нутро. Я был обездвижен, и лежал, позволяя  чудовищу втянуть меня в себя, туда, где нет времени, туда, где нет ничего.

3

Я забеспокоилась сразу, когда он не вернулся вместе с Игнатом. Я спросила, зачем он  оставил его одного, и как вообще можно было так поступить, на что он ответил, что Кир взрослый человек, и если ему захотелось посидеть одному в темноте, то он имеет на это полное право. Но когда прошел целый час, а его всё не было, я решила, что что-то случилось. Это было очевидно, но ребята вначале не слишком серьёзно отнеслись к моему беспокойству, ну, знаете, девушки, они всегда поднимают панику на пустом месте. Прошло еще минут двадцать, и тогда они решили, что пора пойти посмотреть, может, Киру там стало плохо, или он упал и сломал ногу, или разбил голову, боже. В общем, они решили туда пойти, а мне сказали оставаться здесь, и если они не вернуться через двадцать минут, вызывать МЧС. Откуда я знаю, как тут их вызывать. Но я поискала в интернете, куда звонить. Я была без понятия, что говорить, потому, пока их не было, решила, то нужно будет бежать к будке, где продавали билеты. Там я как-нибудь через переводчик напишу им, что случилось, они, конечно, помогут. Или подойду к посетителям, надеюсь, там ещё кто-то ходит, вроде бы да, вот только недавно слышно было, как дети орут. Что за манера у детей орать в таких пространствах, конечно, это они из-за прикольного эха, но крики их похуже, чем визг летучих мышей.

Игнату, по-моему, не особо приятно было возвращаться в тот тоннель, сразу было видно, что ему там не нравится. Может, у него вообще куриная слепота. В общем, они вернулись через полчаса, и я уже думала идти к будке. Сказали, что его там нет, и что они дошли до самого конца и нашли там ещё одну пещеру, и там его тоже нет. Я стала настаивать на том, чтобы они пошли и поискали снова, но они решили, что стоит вызвать спасателей. Что они не знали, где он может быть. Они кричали и звали его, но он не отозвался. И что без оборудования они и сами могут  заблудиться.

Это было ужасно. Ведь когда мы сюда ехали, мы обсуждали все эти рассказы о пещерах, как тут терялись люди, как их искали, и вот теперь он  и сам потерялся. Как такое вообще могло произойти?

Мы спустились вниз и объяснили охраннику, то случилось. Тот сразу стал звонить по телефону. Примерно часа через полтора или два подъехала жёлтая машина, в которой было человек шесть, это была поисковая бригада. Мне казалось, мы ждали целую вечность. Я выкурила подряд сигарет пять или больше, и Женя сказал, что я белая, как мел. Мы отвели их к месту, где пропал Кир, и они исчезли в тоннеле. А двое из них остались снаружи.  

 

4

Я проснулся. Сначала я не понял, где я, мне понадобилось секунд десять, чтобы вспомнить. Да, конечно. Я в пещере. А только что мне приснился кошмар. Я как-то неудобно лежал, и теперь шею ломило. Я пощупал стену позади себя,  посмотрел вперед. Та же темнота, та же тяжёлая вечная ночь без звёзд.

Я вспомнил свои детские страхи, и вдруг снова ощутил приступ панической атаки. Кто-то прячется там, в темноте, за той колонной, за теми камнями, и нападет на меня, стоит мне только двинуться. Всё, что я мог – это постараться убедить себя, что там никого нет. Но до конца я себе не поверил.

Я медленно встал, и достал из кармана телефон. Пять процентов. Это был почти приговор. Но кто знает, может, через пару дней я начну видеть в темноте как кошка. Или сова. Мысль о том, чтобы провести здесь два дня или больше, заставили мой живот сжаться. Захотелось в туалет.

Выходит, я спал почти три часа. Экран показывал восемь вечера. Телефон вот- вот вырубится. И я совсем потеряю счет времени. Заключенные подземелий делали зарубки на стенах, но им хотя бы было на что ориентироваться.

Телефон умер,  как и моя последняя надежда. Во мне поднялась злость, я и зашвырнул куда-то эту бесполезную штуку. Услышал, как он стукнулся  камни где-то метрах в тридцати от меня. Конечно, уже минуты через три я понял, что зря его выкинул. Мало ли, может, сигнал можно отследить даже при севшем телефоне. Это, конечно, один процент из ста, но вдруг. Я решил пойти поискать его. Наощупь направился в направлении своего броска, отсчитал шагов тридцать, но как я не шарил руками по камням, ничего не нашел.

Ладно, подумал я, пора прогуляться обратно. Лёгкая прогулка нам не повредит. Сидеть здесь и ждать у моря погоды, утопая в своих пессимистичных мыслях – это занятие, конечно, интересное, но совершенно бесперспективное, ждать не надо, надо действовать. Да, я в ловушке, как загнанный зверь, меня прямо подпёрло со всех сторон, но я ещё живой, у меня есть вода, у меня есть силы, и я должен что-то предпринять.

Старательно разжигая свой энтузиазм, как будто вороша прогоревшие угли, я начал продвигаться к выходу. Иногда приходилось ощупывать руками, куда я наступаю, потому я практически полз на четвереньках. Я попил еще водички из источника – впрок – и двинулся дальше. Я был уверен, что пришёл отсюда, потому что рядом с этим проходом был очень заметный камень необычной формы. Я не сомневался, что в этот раз я не мог ничего перепутать. Я потрогал камень: он был очень гладкий, с волнами, какие только могут быть от долгого воздействия воды, и был похож на огромный чёрный гриб.

Я повернул в тоннель, и медленно, ползком стал пробираться вдоль стены. Я чувствовал себя кем-то вроде крысы, или Голлума, или змеи, которая ползёт по земляному туннелю. Глаза мои всё больше привыкали к темноте, но всё равно это пространство казалось мне чужим. Хотя монстров, которые обычно прячутся за поворотами в непроглядной тьме, пока что не было видно. И только те, что прятались во мне, мои чудовища проступали тенями на стенах тоннелей, это они поджидали меня за поворотами. Я ползал как таракан, как крот, который пробирается по своей норе, я всё полз и полз, стараясь найти дорогу. Иногда мне становилось трудно дышать, я начинал задыхаться от панического страха остаться здесь навсегда. Он накатывал на меня ледяными волнами, сжимал мои легкие, падал на них булыжником, бил по ним, и мне приходилось сидеть, привалившись к камням, чтобы восстановить дыхание.

За всё это время я ни разу не вспомнил о сигаретах. Но сейчас, порывшись зачем-то в рюкзаке, я нащупал их, и ещё – лунную зажигалку. Я зажег её – маленький огонек в пустоте и безысходности. Я закурил сигарету. Да, хотя меня немного затошнило, но все равно нервы как-то успокоились. Я смотрел на огонек сигареты, а дым заполнил собой узкий тоннель.

Я стал терять ощущение времени. Я без понятия, сколько уже я полз по проходу, может всего лишь минут пятнадцать, а может, два часа. И всё равно мне казалось, что я нисколько не приближаюсь к выходу, к той развилке, а как будто спускаюсь ещё ниже. Но этого быть не могло. Нет, потому что я спускался точно по этому проходу, а это значит, что сейчас я должен  подниматься вверх.

Я посмотрел на зажатую в руках металлическую зажигалку. А ведь она должна была принести мне удачу.

- Как насчет удачи, а? – заорал я. – Немного удачи мне бы сейчас пригодилось! Эй! Эй!

Я послушал эхо своего голоса, которое полетело по тоннелю птицей и, не найдя выхода, вернулось обратно. Никого нет.

Тишина.

Меня снова начало как-то отвратительно тошнить. Темнота казалась мне враждебной, я еле сдерживался, чтобы снова не зажечь огонь зажигалки.

Я не знаю, сколько я ползал вот так. Я начал слышать шепот, о боги, что-то шепталось во тьме у меня за спиной, перебирая своими щупальцами. Я стал видеть цвета, яркие, сочные, красные, янтарные, багровые, терпкие, как кровь, как расплавленная на солнце сосновая смола, как раздавленная вишня. 

Безвременье.

Что же со мной? Меня словно разбирало на атомы, меня всё ещё тошнило, и я полз, борясь с приступами голода и рвоты, цепляясь грязными руками за склизкие тёмные камни. Мне хотелось жить. Потому я полз и полз, уже не разбирая куда, и может быть, загоняя себя ещё дальше и только приближая к смерти.

Вместилище бездонной тьмы, черно как ведьмины … котлы с кипящим зельем…  Стеклянный … отблеск тёмных стен, сверкающий, как чёрный лак, и мрак.. что сквозь осклизлый зев обитель гибели струит… - кажется… кажется…это из Лавкрафта.

Наверное, я сейчас в нигде. В ничто! Я ничто, и я слился с ничто в одну тягучую густую массу, я полз как тень по стене, как капля по чёрному камню, как крыса, рыщущая во мгле. И я ощутил, может быть, впервые единение с этим миром, который впустил меня. Я все двигался и двигался вперед, сжимая в руках трёхлунную латунную зажигалку. Когда я упаду? Я шёл и шёл, я кричал, я двигался вперёд. И я не знал, и уже никогда не узнаю, что остановилось первым – время или удары моего сердца. 

Мои глаза стали видеть лучше. Или вокруг стало светлее. Или всё же света тут не было, но я видел уже почти совсем отчетливо очертания скалистых стен и камней, и мог угадать форму сталактитов, всё было тёмно-красное, и тёмно-синее, и иногда даже жёлтое. Я встал на ноги.

Проход начал расширяться. Известняковые колонны, такие же, как я уже видел, попадались тут и там, и как будто подпирали свод. Конца было не видно, только бесконечная пещера, проклятая пещера, снова.

Слабые отблески, и вот я погрузился по щиколотку в ледяную воду. Озеро или река. Вода, чёрная, в которой изредка отражалась слабая голубизна стен.

Это наверняка была подземная река, я слышал, как она течёт, зацепляя камни. Пойду вдоль неё.

И вдруг я увидел движение на воде, словно что-то глянцевое и лоснящееся поплыло по поверхности. Надо же, рыба. Может, смогу поймать её. Только чем? Я подбежал ближе, оказавшись по колено в воде. Нет, это были змеи. Я отпрянул. Две, нет три, нет, похоже, целых пять, чёрные, блестящие. Медленно двигались они по поверхности воды, а я наблюдал за их мерными движениями. Они не обратили на меня никакого внимания. Может быть, это и есть Стикс,  о котором так много говорили древние, мрачные воды без начала и конца, растворяющие в себе всё, превращающие в небытие.

Река разливалась в более широкое русло в том месте, и я видел её гладкую черноту, блестящую, словно покрытую полиролью. В воде находилась округлая площадка с неровными краями, скорее всего из камня, похожего на чёрный оникс, которая выступала над поверхностью воды, но почти сливалась с нею. По трем сторонам от площадки были расположены крупные каменные глыбы, явно обтёсанные и отшлифованные, и даже издалека было видно, какими ровными были их грани. По центру площадки было что-то вроде арки, сложенной из трёх блоков: на двух вертикальных лежала перекладина. Что это за конструкция? Я постарался бы подойти поближе, но тогда бы пришлось оказаться в ледяной воде. Воздух стал более душным, и капли влаги медленно стекали по сталактитам, по камням, по тёмным насыпям. Вода тяжёлой испариной выступила у меня на лбу, и я машинально вытер её рукавом.

Кругом была вода, но я решил попробовать добраться до площадки по выступающим из воды камням. От берега, на котором я стоял, до первого выступа было пару метров, может, чуть больше. Я разбежался и прыгнул. Но каменистый берег, от которого я хотел оттолкнуться, просел под моей ногой, и под звук осыпающейся гальки я погрузился в чёрную воду.

В моих лёгких не было воздуха, потому мне казалось, что их наполнила вода. Мне казалось, что я не двигался, но, может быть, меня куда-то уносило, и я отдал себя этой реке, уже ни о чём не вопрошая, потому что умершему не дозволено спрашивать. Вода несла меня всё дальше, а кругом была только плотная пустота, и мне ничего не хотелось, и я уже почти всё забыл. Только чернота обнимала меня, избавляя от памяти.

Я забыл, как дышать. И когда моё лицо оказалось на поверхности, я не сразу сделал вдох. Вода исцелила меня от смерти, как и смерть исцелила меня от времени.

Вдох. Я открыл глаза и увидел синеватую глубину пещерного свода. Выходит, я всё там же. Вдруг я ударился головой обо что-то твёрдое. Камень, а точнее – каменная площадка. Подтянувшись, я со стоном опустился на неё.

Блестящая поверхность площадки тоже отливала синим, глубоким, как морское дно. Несколько метров я буквально прополз на четвереньках, но потом встал на ноги, которые почему-то еле держали меня. Я осмотрел ониксовые плиты. На перекладине каменных ворот я увидел символы, графические узоры довольно правильной геометрии, но я не мог представить, что они могли значить. Если это были надписи, тогда они были сделаны на каком-то неизвестном сейчас на земле языке. Я повнимательней оглядел камни, но больше знаков не было.

Я провёл рукой по символам, они были немного выпуклыми, чётко очерченными. Вдруг на мгновенье мне показалось, что моя рука потеряла плотность. Она как будто стала рассыпаться прямо на глазах. Я провёл ею туда- сюда, может, это просто эффект скудного освещения. Поднял вверх – нет, вроде бы всё также. Снова поднёс к надписи.

Да, что-то не то. Я опасливо просунул руку в саму каменную арку.

Тогда я ещё не знал, что я попал в то самое место, где одна реальность соприкасается с другой. Здесь, посреди подземной воды, полной змей, я мог протянуть руку от себя куда-то ещё. Я посмотрел туда, вглубь арки, и увидел, что синее свечение усилилось, сгустилось, и ночь, вечная ночь приобрела больший объем, мерность, плотность.

А потом … потом упала последняя песчинка моего времени, и я увидел огромный сияющий глаз.

 

5

Да, это был глаз. Я сразу понял, что кто-то смотрит на меня, пристально и вопрошающе, как будто ждёт, что я скажу. Но мог ли я вымолвить хоть слово.

Я стоял и смотрел на это сияние. Вокруг всё заволокло вязким туманом, плотным, чуть прозрачным, среда поменяла свои свойства, и я потерял всё, на что мог бы ориентироваться. Я посмотрел на свои руки и повертел ими туда- сюда – так я всегда делал во сне, чтобы проверить, сплю я или нет. Руки были, их очертания были чёткими, ещё не успевшими раствориться в подступающем тумане.

Вдруг раздался гул, на очень низких частотах, потому меня придавило его тяжестью. Я медленно произнес:

– Есть ли здесь кто-нибудь, кто может со мной говорить?

Я услышал ответ где-то в своей голове, куда ворвалось нечто чужеродное.

– Зачем ты пришёл? Здесь уже очень давно не было людей.

– Что здесь?

– Заччем тты ппришёлл?

– Скажи мне своё имя!

– Моё имя не произнести на вашем языке, - медленно протранслировало существо, но я услышал что-то протяжное, гудящее, похожее на Соо-фоо-лл…

– Здесь ворота. Между вашим миром и нашим. Ворота для древних. – Он звучал, как подземный рокот, рвущийся наружу, и звук его голоса расходился и затухал, как накатывающая волна.

Пространство стало изменяться вокруг меня, оно обрело многомерность, которую я старался воспринять. Впереди меня что-то как будто раскрылось, и откуда-то снизу начало подниматься исполинское тело.

Огромное, это тело, как мне тогда показалось, по форме чем-то отдалённо напоминало осьминога. Оно было более вытянутым, и по центру головы сверкал скруглённый глаз, который, казалось, смотрит во всё стороны сразу. От тела отходили конечности, и их было так много, что невозможно было сосчитать, они были протянуты вокруг и, казалось, каждая из них выдвигалась в своём направлении и со свой скоростью, то появлялась, то исчезала, и всё вместе это создавало эффект вихря или торнадо.

– Что тебе нужно? – опять начало вопрошать существо. – Что ты тут ищешь?

Он, к моему ужасу, начал протягивать одну из своих конечностей ко мне.

– Нет! Нет, не надо. Я попал сюда случайно. Я заблудился в пещере. Возможно, я уже умер, а ты видишь мой дух.

– Случайно сюда никто не попадает. Подойди. Если ты мертв, от тебя уже не будет проку, – прогрохотал он.

Я медленно сделал несколько шагов вперёд.

– Трёхликая … возможно, это она прислала тебя.

– Ты знаешь, при всем уважении это вряд ли, потому что я и понятия не имею, о чем ты, меня точно никто не посылал.

– Да, – он не слушал меня, – скорее всего так и есть. Наверное, уже пора, и она прислала тебя, чтобы сказать нам об этом. Что ж. – Он долго молчал. – Я не люблю людей. Никогда не любил, хотя мало их знал. Они лживые, малодушные … вредоносные. Почти все. Но у вас есть одно преимущество – вы живые.

– А вы? Кто вы такие? Много ли таких, как ты?

Он снова молчал. Мой вопрос повис в пространстве, и казалось, как будто звук застыл, и я мог бы потрогать его руками.

Он думал, а я смотрел на него, силясь рассмотреть, что там, за ним. Но там был только синеватый туман.

Наконец он заговорил.

– Хорошо. Я расскажу тебе о нас. Но только в  обмен.

– В обмен на что?

– На услугу.

– Какую?

– Нам нужно, чтобы ты делал для нас работу. Для нас. Иначе мы вернемся в утробу Матери, и возродимся уже кем-то другим. Или навсегда останемся во тьме, и будем скитаться как тени, забывшие себя.  

– Но что мне нужно будет делать?

– В определенные дни месяца ты будешь наносить символы, которые мы тебе дадим, в местах, которые укажем. Там, в своем мире.

Я стоял и смотрел на него, и он всё разглядывал меня своим переливчатым глазом, и это было мучительно.

 – Если так, то ладно, – ответил я.  – Но только, если взамен ты мне расскажешь, зачем.

Слова вновь повисли в воздухе, а он молчал.

– Я не могу уйти отсюда, не узнав ничего. Я должен знать, что, для кого и почему я делаю. И если мне это не понравится, я считаю себя вправе отказаться.

Его глаз переливался разными цветами, сиреневым, фиолетовым. Это создавало сильный гипнотический эффект, увлекающий, завораживающий.

– Хорошо, – наконец протянул он, – это будет справедливо. Тогда смотри.

 

6

Пространство вокруг меня изменилось. Всё было полно волн, облачно-серых, объёмных. Я плыл в тумане, пытаясь найти привычную опору под своими ногами, но тверди не было. Я поднял голову, чтобы посмотреть на небо, но неба тоже не было. Не было ни солнца, ни луны, ни звёзд. Я посмотрел вокруг, и моё зрение непривычно расплылось, как будто я не мог сфокусироваться на чем-то. Потому что глазу не за что было зацепиться, только нечто смутное, кашеобразное, как масса плотных облаков. Моё зрение больше не помогало мне. Вокруг, в том числе и позади себя, я ощущал, оглядывал каким-то иным зрением крутящиеся в бешеном темпе вихри, и то ускоряющие, то замедляющие своё вращение воронки. А впереди меня возникла самая большая из них, она извивалась, закручиваясь всё сильнее, с невероятной, недоступной для моего восприятия скоростью, и вдруг стала замедляться. И  тогда я смог разглядеть, что создавало такое движение. Длинные руки, нисколько не схожие с человеческими, вращались с невероятной скоростью в только им ведомом танце, а от центра воронки расходилось во все стороны цветное свечение. 

Я видел их расу, других, таких же, как он. Они перемещались так быстро, что я не мог отследить их движения. Как смерчи, они раскручивались в своём танце, создавая волны, которые улавливали другие. Гекатероны – так они назвали себя. Древние, почти такие же древние, как сама праматерь, тёмные, как её чрево, из которого они рождаются. И когда она выталкивает их из себя, из раны вытекает живительный сок, чёрный, как нефть, красный, как кровь. Этот сок питает многие миры, чтобы в них не прекращалась жизнь, даёт им молодость, он течет по венам, соединяющим вселенные. Они живут долго, так долго, как не может жить ни один человек. Но и они имеют конец. Когда они уходят, Мать принимает их в себя. Она раскрывает своё чрево и вбирает своё дитя, чтобы снова растворить его в себе. Чтобы он стал тем, что есть она, исконная, рождающая.

Я видел, как они существуют сразу во многих  измерениях, и мог ли я понять такое существование? Мог ли я понять этих существ, таких отличных от меня? Мог ли я хотя бы немного приблизиться к их силе, к их мощи и свободе, когда они соединяют собой многие миры, хранят вверенные им врата.

В их мире нет смены времён года, там никогда не идёт дождь или снег, там никогда не светит такое привычное нам солнце. Там не растет трава, там не нарвать цветов и не услышать шелеста листьев. Это совсем другой мир, и ничто в нём не похоже на то, к чему я привык. Я снова вытягивал перед собой руку и смотрел на свою кисть, и мне казалось, что у меня много рук, сотканных их пыли. Пространство в этом мире было иным, и иногда я чувствовал волны, тяжёлые и низкие, и Софол сказал мне, что так дышит Гея, так бьётся её гигантское сердце, так бурлит рождающая сила в её глубинах.  

Я переместился куда-то ещё, стараясь не терять себя, последнюю частицу своего самосознания, последнюю связь с тем, кем я был, в этом пространстве тумана. Я увидел сияние, исходящее откуда-то извне, приглушённого, холодного цвета. Тихий свет, исходящий из глубин прошлого. Пространство как будто изменилось, окрасилось в разные цвета, стало более разряженным.

– Где мы теперь? – спросил я.

– Мы в самом начале, – ответил Софол,– в самом начале, когда наш мир только что родился. И мы вместе с ним. Тогда он был не таким, каким ты видел его, не таким, как теперь. Тогда он был молодым, и мы были совсем молодой расой. Мы любили всё новое, мы исследовали свой мир и себя. Мы взрослели так долго, так долго до того, как осознали себя, свою силу. И своё место среди миллиардов миров. Это случилось позже, и тогда Эра Зари закончилась, и началась Эра Устремления. Смотри-и-и!

Я обернулся, и увидел их, уже летящих в другие миры, проникающих в иные пространства. Их существование обрело смысл. Они изучали новые системы, другие миры, они дотрагивались до них, и вместе с их прикосновениями проникала в эти вселенные чёрная материнская сила. Они стали путешественниками между мирами, стражами, стоящими в переходах, привратниками у ворот. Но им нужно было вновь расширить себя, потому наступила новая эра.

– Эра Власти. Мы совершали экспансию, мы управляли другими существами, теми, которых мы создали сами, в тех реальностях, которые теперь мы были способны сотворить. Но и эта эпоха закончилась для нас. Пришла война, мы начали угасать. Созданные нами не хотели слушать нас, и мы потеряли свою власть. А теперь – смотри, мы умираем. И когда-нибудь последний из нас растворится в Гее, если мы так и не найдём для себя новые смыслы. Зачем нам существовать? Мы хотим восстановить те связи между мирами, которые оказались утеряны. В этом и есть суть моей просьбы к тебе. Нам нужно попасть в ваш мир, который находится на перекрёстке между многими мирами. Но сейчас ваш мир отрезан, и мы должны вновь проложить сквозь него артерии к другим мирам, чтобы кровь матери снова начала питать его. Потоки должны ожить, кровь должна потечь, потоки должны ожить… кровь…

Он всё повторял и повторял это, его слова гудели в моей голове беспощадным ужасающим воем. Всё закружилось передо мной, мне показалось, что я стал быстро передвигаться по пространству, меня вращало и подбрасывало, его голос замер где-то далеко, я закрыл глаза, и снова, уже в который раз, наступила тьма.

 

7

Я не помню, как меня нашли. Мне сказали, что спасатели наткнулись на меня в одном из тоннелей, что я был найден без сознания, и провёл в пещере больше трёх дней. Я пришел в себя уже в больнице, и, когда я открыл глаза, то увидел перед собой бледное лицо Лары.

В будущем у меня была обычная жизнь. Я женился и даже завел детей, работал, путешествовал. Но каждый раз, когда я засыпал, я слышал звуки текущей воды, и мне снились танцующие на стенах тени. Только я больше никогда не спускался в пещеру. И не потому, что боялся, нет. Верней да, я боялся. Боялся, что кто-нибудь заметит тень в моих глазах. И без того бывало, что кто-то, взглянув на меня, сразу же отворачивался, потому что мельком увидел печать моей тайны, которую я стерёг. Тайны, которую я должен хранить, как должен и каждый месяц, в определенные дни наносить символы в тёмном месте и открывать ворота, чтобы они могли зайти. Каждый раз по три знака. Каждый раз рождалось трое.

Наверное, я уже никогда не узнаю, переставало ли моё сердце биться там, внизу, когда я упал, когда время встало. Переставала ли моя кровь течь там, в тёмной реке. Стоило ли мне, уже однажды мёртвому, возвращаться в мир живых? Стоило ли мне, тому, кто уже не был человеком, прикрываться рваным покрывалом обмана? Но у меня было моё задание. И когда я выполню обещанное, когда закончу своё дело, я знаю, что снова уйду туда. Но уже не для того, чтобы вернуться.

 

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Потухший костер