Гостеприимство

Ночами в Ориллии было пусто и тихо. Эмилия и её волк шли по улицам, зная, что никто не выйдет, даже не выглянет в окна, которые наглухо закрывали ставни не только на первых, но и на вторых, и на третьих этажах. Голыми, уязвимыми для синего света второй луны остались только стёкла пустующих домов. И таких домов с каждым годом становилось всё больше.

Мимо Эмилии по краю дороги прошмыгнул енот. Дикие звери рылись в горах мусора прямо в жилой части города, вылавливая из отбросов всё, что ещё годилось в пищу. Однажды Эмилия даже видела гризли. Вспомнив об этом, девочка поискала глазами своего волка. Тот убежал вперёд и теперь прятался за проржавевшим внедорожником у обочины. Когда Эмилия проходила мимо, чёрный зверь прыгнул на капот, грохот железа прокатился по улице, обрастая гулким эхом. Девушка не испугалась, но оглянулась по сторонам и поманила друга, прося спуститься или хотя бы вести себя чуть тише. Он не послушался, забрался на крышу машины и глухо зарычал. Где-то вдалеке залаяли собаки. “Ну и ладно, — успокоила себя девушка, — всё равно никто не  пойдёт спускать их с привязи”.

В куче мусора, среди смятых жестяных банок, Эмилия нашла толстую ветку без сучков и подразнила ей волка. Тот приготовился к прыжку, разноцветные глаза, правый — жёлтый, левый — голубой, смотрели так, будто он собирался броситься прямо на неё и сбить с ног. Лапы пружинисто распрямились, и волк приземлился на покорёженный корнями растений асфальт рядом с Эмилией. Прижался к её ногам большой широколобой головой, ожидая ласки.

Девушка встала рядом с ним на колени, свободной рукой погладила мягкое тёплое ухо. Иногда ей казалось, что в жизни не было ничего лучше этих мягких тёплых ушей. И она всегда и совершенно точно знала, что в жизни нет никого лучше её волка.

Эмилия тут же вскочила на ноги, клацнула зубами, раззадоривая зверя. Он любил, когда гладят, но сейчас хотел играть. Сильные челюсти сжали подставленную палку, волк попятился, пытаясь вырвать её из рук. Эмилия не отпускала. Дождавшись, когда зверь постарается перехватить ветку поудобнее, она дернула руку и побежала прочь, забрав с собой волчью добычу. Догонит?

Зубья разбитых стёкол в окнах супермаркета отражали синий лунный свет. Все продукты в магазине давно разворовали, зато и людей не было — нечего охранять. И красть. Эмилия кинулась внутрь, затаилась за раскуроченной кассой. Волк навалился лапами на дверь и зашёл, принюхиваясь. Конечно, ему ничего не стоило  найти девушку по запаху, но это был очень умный зверь, поэтому он побрёл между рядами стеллажей, поддерживая игру. Эмилия сидела тихо, чтобы не выдать себя, только раз за разом накручивала на палец рыжую прядь, выбившуюся из-под шапки. Из укрытия были совсем не видны передвижения волка, до девушки долетали только мягкие шлепки лап и цоканье когтей по расколотому кафелю. То далеко, то снова опасно близко. Зато хорошо проглядывалась входная дверь и соседняя касса. Над ней висел плакат, такой же, как множество других, расклеенных по всему городу, — с трёхцветной кошкой и рыжей собакой, стоящих на задних лапах. Эмилия, заскучав, попыталась разобрать слова. Она плохо умела читать, из года в год рассматривала только буквы на серебристо-чёрной пластиковой карте, прикреплённой к тонкой цепочке на её шее. Надпись на плакате показалась девушке неприятной: “Ваше домашнее животное стало аномально умным? Приведите его в Канадский Центр Курирования Искусственной Луны. Вместе мы найдём лекарство! Вознаграждение гарантируется”. Эмилия стала думать, что за человек согласится расстаться с таким другом, как её волк. Девушка пришла к единственному возможному выводу: человек этот должен быть нехорошим.

Она так ярко представила, как чёрного зверя забирают навсегда, что на глаза навернулись слёзы. Что бы с ней тогда стало? Как хорошо, что четыре года назад она заметила волка, идущего на Зов из этого самого центра. Остановила, попросила остаться с ней. И волк остался. Вот так вот просто оказалось получить настоящего друга.

Поглощённая воспоминаниями, Эмилия не услышала крадущиеся шаги прямо за спиной. Волк с наскоку поставил лапы на плечи девушки, едва не уронив её на пол, прихватил зубами ворот ветровки.

— Хватит, хватит! — Эмилия шутливо отмахивалась от друга, который держал её за шкирку, будто щенка, но тот только зарычал.

Тогда девушка расстегнула молнию на куртке, выскользнула из рукавов и обняла волка.

— Ну хватит, — попросила она притихшего зверя.

Наигравшийся друг затрусил к выходу, Эмилия пошла следом. В дверях магазина её окатило синим светом. Искусственная луна, не прикрытая ни единым облачком, уже забралась так высоко, как только могла.

— Здорово, что она нас защищает, да? — Эмилия подняла лицо к небу. — А знаешь почему? Потому что там мой папочка.

Волк с любопытством склонил голову набок. Девочка потянулась к бежевой вязаной сумочке, расшитой выцветшими оранжевыми пайетками. Эту сумочку Эмилия таскала с собой повсюду. Вытащив куколку со спутанными розовыми волосами, она серьёзно сдвинула брови.

— Ты ведь помнишь Лизу? Я вас, вроде, знакомила… Только не рассказывала, что, пока тебя ещё не было, она мне во всём помогала. Один раз папочки не было очень долго, но я к нему пойти не могла, потому что он был на луне, но вот Лиза...

Сказка про папочку

Однажды папочка очень долго не возвращался домой. Эмилия переживала и попросила Лизу слетать на искусственную луну, посмотреть, как там у него дела. Кукла забралась на верхушку самого высокого клёна и прыгнула.

Когда Лиза долетела до луны и пробралась в лабораторию, то сразу поняла, что папочка — герой. Он отвечал за щит, который не пускал на луну ракеты и террористов. Лиза не знала, кто это такие, но жители луны смотрели на папочку, как на героя.

Когда папочка закончил работать, он погладил куклу по волосам и напоил вкусным чаем с имбирным печеньем. Поэтому Лиза решила погостить ещё немножко. И это очень здорово, потому что она смогла убедиться, что папочка и вправду герой.

Как-то раз Лиза каталась по лунной лаборатории в его кармане. Кукле здесь очень нравилось: в коридорах встречались не только люди, но и животные, чуть ли не умнее людей! В тот день все ходили по лаборатории быстрее обычного и разговаривали так громко, что у куклы звенело в голове. Все папочкины друзья выкрикивали слово “эксперимент”. Лиза знала, что оно означает, и ей было очень интересно, что же там за эксперимент.

Кукла вылезла из кармана, чтобы посмотреть на монитор, перед которым все столпились. Он показывал комнату, в ней сидели люди в смешной одежде, похожей на пижамы, и чего-то ждали. И вот самый главный начальник, почти такой же главный, как папочка, нажал на кнопку. В комнате с людьми зажглись лампы, такие яркие, что Лизе пришлось прикрыть глаза. На стенах комнаты развернулись блестящие пластинки, свет отразился от них и стал синим. Папочкины друзья принялись хлопать и поздравлять друг друга с успешно проведённым экспериментом. Но Лиза-то видела, что люди в комнате стали странными. Один из них вообще разбил камеры, и монитор погас.

В коридорах лунной лаборатории стало ещё больше суеты. Лизе пришлось крепко-крепко ухватиться за карман папочкиного халата, чтобы не упасть. Все боялись людей, выбравшихся из комнаты с экспериментом. Только папочка не боялся. Даже когда все закричали, потому что синий свет появился во всей лаборатории. Даже когда кто-то нажал на кнопку самого главного начальника, чтобы развернуть пластинки на поверхности искусственной луны.

Когда в лаборатории прекратилось движение, папочка вытащил из кармана Лизу.

— Отправляйся к Эмилии, — сказал он грустно, — и передай, что я очень её люблю. Но не смогу вернуться, потому что защищать луну больше некому.

— Ты герой, папочка, — пропищала Лиза, — и Эмилия тебя тоже очень любит.

Лиза спрыгнула с луны, вернулась к Эмилии и рассказала, что у папочки всё хорошо.

К тому времени, как Эмилия закончила сказку, они с волком свернули на улочку, по обеим сторонам которой стояли двухэтажные таунхаусы. Все двери были закрыты, все окна — или заколочены, или забраны металлическими ставнями. Ни один домик не походил на медленно ржавеющий вагон, в котором жила Эмилия. Она бы, может, и завидовала мягким диванам, уютным комнатам, настоящей кухне… Но зато в вагоне она жила с волком, а ни в одном таунхаусе, Эмилия могла бы поспорить на каждую свою рыжую кудряшку, такого волка не было. Если бы ещё рядом с её домом не лежал труп с не желавшими истлевать волосами, заплетёнными в грязную косу… Нет, Эмилия не жаловалась, но всё же постоянно обходить его, отворачиваясь, было не слишком приятно.

Девочка загрустила и, как всегда, чтобы избавиться от грусти, глянула на друга. Зверь прижал уши и шёл медленно, припадая брюхом к земле. Ему не нравилось, что на улице, по которой они шли, живёт так много людей. Но там, где много людей, всегда есть еда. Это знала Эмилия, и волку пришлось ей поверить.

Пока все спали, можно было добыть банку консервов или даже кусок говядины, если очень повезёт. Сегодня повезло — ставня на окне дома с самой массивной дверью оказалась приоткрытой. Наверное, хозяева сильно торопились, запираясь от лунного света.

Эмилия подкатила к стене пень, на котором кололи дрова. Встав на него, она смогла без труда дотянуться до окна. Волк беспокойно перебирал лапами, прижимал уши к голове. Девушка строго посмотрела на него и приложила палец к губам. Наверняка, он полезет в дом за ней. Волк никогда не разрешал Эмилии ходить в одиночку туда, где страшно.

Девушка перевалилась через подоконник и посторонилась. Следом на ковёр неслышно спрыгнул её волк. В гостиной совсем не было света. Эмилия положила ладонь на холку зверя, и тот повёл её вглубь дома. Девушка шла медленно, одной рукой ощупывала стены. Когда пальцы прошлись по нешироким дверцам шкафчика, она остановилась. Скорее всего, они вышли из гостиной в кухню.

Эмилия поколебалась немного, но всё же осмелилась вытащить из детской вязаной сумки фонарик. Щёлкнула кнопка, стены лизнул луч света. В желтоватое пятно фонаря попал красный предмет. Эмилии показалось, что с него стекает кровь. Предмет оказался брошенным в раковину топором, выкрашенным в красный. “Зря мы сюда забрались”, — подумала Эмилия. Но делать было нечего. Потому что есть было нечего. А волк уже деловито обнюхивал закрытые дверцы шкафов. Девушка принялась осматривать содержимое банок на полках, повешенных над раковиной. Несмотря на картинки с рыбками, свиными головами и краснобокими перцами, в жестянках обнаруживались только нитки, губки, тряпочки, даже гвозди. Только не еда.

Волк, настойчиво царапавший латунную ручку нижнего шкафчика, вдруг бросил своё занятие и, пробежав через кухню, встал в дверях. Последовавший за ним луч фонарика высветил широко расставленные лапы и вздыбленную шерсть на загривке.

Из чёрной глубины гостиной послышался едва уловимый шорох, а потом короткий щелчок. Свет, вспыхнувший в комнате, в первую секунду лишал возможности видеть ничуть не меньше, чем темнота, наполнявшая дом мгновением раньше. Рядом с входной дверью, всё ещё касаясь выключателя узловатыми пальцами, застыла старуха. Её синяя пижама с большеухой мультяшной физиономией совсем не сочеталась с ружьем, зажатым в правой руке. Эмилия, увидев хищный ствол, чёрная дырка которого была направлена на морду волка, рванула из кухни в гостиную, к окну, через которое пробралась в дом, но замерла на полпути. Ставни оказались запертыми. Эмилия почувствовала себя маленькой мышкой в большой мышеловке.

— Девочка, я ведь и выстрелить могла. Успокой-ка свою собаку, — пожилая хозяйка дома заговорила неожиданно спокойно, даже с облегчением. Она глянула за спину воровки и покачала головой, должно быть, заметив открытые шкафы. — Ты есть, наверное, хочешь?

Эмилия попятилась. Она обшаривала взглядом гостиную, пытаясь найти выход.

— Не бойся, — женщина мягко улыбнулась и отставила ружье к стене, — куда уж мне, старой, с твоим псом тягаться. В доме есть еда, я могла бы накормить вас обоих.

Волк угрожающе зарычал и оглянулся на Эмилию. Девушка едва заметно качнула головой. Она бы, может, и послушалась предупреждения друга, но им обоим очень уж нужно было поесть. К тому же, с тех пор, как Эмилия жила в вагоне, житель города впервые предлагал помощь. Очень хотелось надеяться, что старуха действительно добрая, а волк ошибается. Мог ведь он ошибиться хоть раз?

— Пойдём на кухню, только тихо, чтобы сын не проснулся.

Пожилая женщина жестом поторопила ночных гостей и прошла следом за ними. Достав с полки коробок спичек и толстую свечу, приклеенную воском к пластиковой крышке, она подожгла почерневший скрюченный фитилёк. В мягком жёлтом свете кухня показалась тёплой и уютной, несмотря на раскрытые дверцы шкафчиков, наглухо заколоченное окно и торчащую из раковины рукоятку топора.

— Посиди тут, девочка, я сейчас. — Старуха поспешила в гостиную.

Уши волка шевельнулись, он слушал, как скрипнули половицы, тихо звякнуло стекло и зашуршал полиэтилен. А потом снова щёлкнул выключатель, и единственным источником света в доме стала горящая на столе свеча. Старуха вернулась с большим куском ноздреватого сыра, банкой яблочного компота и чёрным пакетом, туго перетянутым резинкой.

— Тебе ведь повезло, что я так плохо сплю, и первая на тебя наткнулась, — хозяйка выложила на стол припасы и развязала плотный мешок. Волк потянул воздух носом, учуяв запах вяленой оленины. — Если б сын проснулся, то и смотреть бы не стал, кто в дом забрался. Ему равно, что пьяница, что ребёнок.

Старуха устало вздохнула, будто слова эти она повторяла уже много раз.

— Я дверь прикрою, чтобы нас не услышали наверху. А ты ешь, ешь, и пса своего покорми, а то он сейчас одним взглядом весь пакет проглотит.

Эмилия сгребла со стола мясо, протянула волку, а сама принялась жадно жевать сыр, запивая его прямо из банки яблочным компотом.

— Откуда же ты такая взялась, — старуха не спрашивала, а скорее удивлялась вслух. — У меня ведь внучка почти ровесница тебе. Четырнадцать лет весной исполнилось. Даже не представить, чтобы и она вот так по домам ночью лазала. Девочка, а ты вообще знаешь, что ходить под синей луной нельзя? Не делай так больше, а то долго не протянешь.

Эмилия непонимающе уставилась на старуху. Что за ерунду она несёт?

— Мы пойдём.

— Куда ты пойдёшь, глупая? Не могу же я ребёнка вот так из дома ночью выставить.

Пальцы Эмилии впились в загривок волка. Слова старухи, её подозрительная ласковость к ворам заставляли нервничать. Животному передалось напряжение подруги.

— Волку здесь не нравится. И мне тоже.

Услышав, как девочка называет зверя, женщина побледнела, но постаралась ничем более не выдать своих чувств.

— Красивый он у тебя, только уж больно худой. Ешьте, не торопитесь. Сын, конечно, будет ругаться, но мы ведь ему ничего не расскажем? — женщина подмигнула Эмилии, безуспешно пытаясь вызвать у девушки хоть намёк на улыбку. — Он ведь у меня из тех, кто себя охотниками называет. Знаешь, что за люди? Хуже зверей, — она невольно покосилась на волка, терзавшего перепавший ему кусок жёсткого мяса. — Зачем только с этим мерзавцем Оуэнсом связался? Даже знать не хочу, чем они там занимаются…  Видишь топор? Это его. Ходит с ним, как мясник, народ запугивает.

Эмилия подумала, до чего ей повезло, что её волк добрее и благороднее людей. Он никогда не рассказывал ей о страшных вещах, не мешал выходить из вагона и уж, конечно, не трещал без умолку о том, что девушки совсем не касалось. А иногда и еду приносил, даже вырывал из кроличьей тушки самые мягкие куски специально для Эмилии. Сыр, конечно, был гораздо вкуснее мяса, которое она жарила на костерке как умела. Но на кулинарных способностях превосходство человека над волком заканчивалось. Старуха продолжала говорить, совершенно не замечая, как её болтовня нервирует Эмилию.

— Он-то, конечно, себя оправдывает, говорит, зато еда в доме есть. И не только. Даже селенин, который обычным людям достаётся втридорога. Ты о таком и не слышала никогда, наверное. Охотники его получают от учёных из этого лунного центра и обменивают на продукты у горожан. А людям ничего не остаётся, кроме как соглашаться на любые условия.

Старуха замолчала, осторожно протянула ладонь к волку, который сидел и внимательно слушал её, но прикоснуться так и не решилась.

— Не трогай, он не любит, — заявила Эмилия. Волка никто никогда кроме неё не трогал, но девушка была точно уверена, что ему не понравится.

— Извини, думала он у тебя ручной совсем. И смотрит так, будто нас понимает. Ты не думала его в лунный центр отвести? Там за таких умных зверей вознаграждение обещают, смогла бы себе еды купить сколько захочешь.

Перед глазами Эмилии мелькнул плакат из супермаркета. Девушка переглянулась с волком, вытащила для него из пакета сразу три полоски мяса. Зверь будто бы ухмыльнулся чёрной пастью.

— Ты такая старая и такая неумная. Разве так должно быть?

— Ох, девочка, — старуха сложила руки на столе, её плечи устало опустились, — всё я понимаю, он твой друг. Только и ты меня послушай, ученые ведь не просто так животных ищут. Это для всего города важно. Подумай, что со всеми, да и с тобой тоже, будет, если они так и не смогут найти настоящее лекарство. Селенин на некоторых уже почти не действует, долго на нём не протянем. А когда совсем перестанет? Где ты укроешься, если улицы опять захлестнут безумие и убийства? Я ещё помню, как ломились в наши двери, как мы прятались в подвале, задыхаясь от ужаса. Не убережёшь ты ни себя, ни своего волка!

Стоило ли ей отвечать? Эмилия задумалась, отдала бы старуха свою внучку, если бы вдруг та смогла помочь изобретению лекарства? Вряд ли. Скорее смотрела, как вымирает город, а сама в это время пряталась бы в погребе, сжимая девочку в объятиях. Волк, должно быть, рассудил так же, потому что принялся поглядывать на выход.

— Открой дверь, — попросила Эмилия.

— Хорошо, — нехотя согласилась женщина, но выпускать гостей не спешила. — Позволь мне только ещё кое-что для тебя сделать. Холодно, наверное, в такой тоненькой курточке. Посиди минутку, я принесу свитер.

Старуха поднялась из-за стола, достала с полки новую свечу и подожгла её от той, что освещала кухню. Выходя, она плотно прикрыла за собой дверь.

— Сейчас уйдём, правда, — прошептала Эмилия волку, пряча во внутреннем кармане ветровки пакет с остатками вяленой оленины.

Зверь покорно положил голову девушке на колени, готовый ждать, сколько та скажет. Сонный дом был наполнен звуками: шорохом одеял и дыханием людей где-то наверху, торопливыми шагами старой женщины. Волк чувствовал, как переменился её запах, когда она уходила — хозяйка стала пахнуть тревогой и волнением. Поэтому нужно было слушать. Если старая женщина представляет опасность, он сможет предупредить Эмилию. Как и всегда.

Шарканье тапок о половицы стихло, его сменил тихий торопливый голос. Говорить в гостиной было не с кем, по лестнице никто не спускался, это волк знал точно. И всё же женщина взволнованно рассказывала несуществующему собеседнику про девочку и животное в доме.

Нужно было напасть, как только она опустила ружьё!

Волк врезался в кухонную дверь, настежь её распахивая. Больше нет смысла быть тихим, женщина их предала.

Эмилия вскочила из-за стола, вылетела в гостиную вслед за волком. Свет свечи у дальней стены комнаты обрисовывал силуэт старухи, сжимавшей в руке телефонную трубку. Выражения лица рассмотреть было невозможно. Эмилия понадеялась, что при более ярком свете увидела бы там стыд. Девушка в три прыжка преодолела расстояние до ближайшего окна. Повернув пластиковую ручку, она распахнула створки. Но открыть ставни так просто не получилось — задвижка оказалась тяжёлой и плохо смазанной. Эмилия с трудом выталкивала из пазов металлическую полосу, издававшую при движении адский скрежет. Волк рычал на сжавшуюся у телефона женщину.

Шум в гостиной перебудил всех в доме. На лестнице послышались тяжёлые шлепки босых ног.

— Брэдли, — охнула старуха при виде сына.

Лицо высокого, наголо обритого мужчины совсем не выглядело сонным. Мгновенно оценив ситуацию, он бросился к окну. Эмилия, наконец, справилась с задвижкой, та грохнулась на пол. Она толкнула рукой ставни. В гостиную ворвался свет синей луны. Девушка вскарабкалась на подоконник и обернулась — луч заставил мужчину шарахнуться вглубь комнаты. Эмилия выскользнула из гостеприимного дома. Волк тут же оказался рядом.

Пробежав три квартала, девушка остановилась.

— Ну ничего себе, — повторяла она волку, — ничего себе! Чуть было не поймали! Они и внутри некрасивые, и снаружи. У старухи лицо, как кусок засохшей грязи, а у её сынка в ушах две гигантские дырки, ты видел?

Она нервно засмеялась, пошла быстрым шагом.

— Ты у меня самый красивый. Я очень рада, что живу с тобой.

Эмилия не стала рассказывать, как ей страшно из-за телефонного звонка старухи и разговоров про учёных. Её волка всё равно не станут искать, наверняка не станут. Зачем попусту тревожить друга?

Ни она, ни волк уже не могли слышать, как бритый мужчина, зло глядя в синий квадрат окна, рявкнул:

— Утром спустим собак.

Сломанные

Старый плед висел на окне вагона. Эмилия приподнимала его уголок чуть ли не каждую минуту и, не заметив никого на асфальтовой дорожке, идущей от станции, говорила себе, что ничего страшного уже не случится. Волк спал или только делал вид, что спит: каждый раз, когда девушка двигалась, он поводил мохнатым ухом.

— Думаешь, я зря боюсь?

Зверь приподнял голову. Должно быть, ему хотелось выбраться из вагона, но Эмилия попросила не выходить, и он остался.

Девушка сползла с сиденья, обняла волка, уткнулась лбом ему в шею. Такая поза была самым надёжным из известных ей способов успокоиться.

— Просто мама рассказывала разные сказки. В одной Лиза боится.

Сказка про первое полнолуние

Однажды утром Эмилия проснулась и позвала Лизу, но та не откликнулась. Мама сказала, что кукла обиделась на то, что за ужином Эмилия не поделилась имбирным печеньем. А Лиза очень любила имбирное печенье.

Куклы не было целый день и целую ночь. Она вернулась только на следующее утро.

Оказалось, Лиза так сильно обиделась на Эмилию, что отправилась в город искать новую подругу. Днём она заглянула на детскую площадку. Ребят было очень мало, но кукла всё же нашла с кем поиграть и покачаться на качелях. А потом её взяли в гости.

Сначала Лиза очень обрадовалась — дом, куда она пришла, был большим и красивым, и семья в нём жила большая и красивая. Но они почему-то всё время ссорились, покрикивали друг на друга. А один раз папа бросил в маму лампой, и девочка, которая привела Лизу в гости, расплакалась.

Пока кукла утешала девочку, успело стемнеть. В окно заглянула полная луна. Это была первая ночь, когда Лиза видела полную луну синего цвета. Но, казалось, что больше никто ничего не заметил, даже свет включать не стали. Просто ругались и ругались, уже не только папа и мама, даже бабушка и старший брат. У них аж лица дёргались — так громко они кричали. А потом вдруг принялись махать руками, брать друг друга за шею и падать. Девочка, которая держала Лизу, тоже начала странно гримасничать. У неё сильно задрожали руки, кукла даже подумала, что её пластиковая голова может оторваться — так сильно её трясло в объятиях новой подруги. Девочка стала обзывать Лизу, хотя та ничего плохого не сделала. А потом начала трогать себя за горло так же, как делали остальные в доме. Кукла в этот раз не стала её успокаивать, ведь сложно быть милым с тем, кто тебя просто так обзывает. Вот Эмилия никогда так плохо с Лизой не поступала.

Поэтому кукла убежала из города и вернулась.

— Я очень, очень, очень соскучилась! — уверяла Лиза. — Давай никогда не будем ссориться? В городе все ссорятся, и им от этого совсем не весело.

— Конечно, не будем! — обрадовалась Эмилия. — Обещаю, мы будем дружить всегда-всегда.

После этого Эмилия принесла для себя и Лизы имбирного печенья. Взяла одно, разломила напополам и протянула кусочек кукле. Лиза была очень счастлива. И Эмилия тоже.

Волк чувствовал, как тревожно Эмилии, и тревога эта проросла через страшную сказку. Сам он сидел, прижавшись горячим боком к девушке, охраняя её от дурных мыслей. Всё равно сказать словами, что беспокоиться не нужно, волк не мог. Он знал, что Эмилии совсем не обязательно смотреть в окна, его слух способен узнать об опасности задолго до того, как девушка смогла бы разглядеть хоть что-то сквозь покрытые многолетним слоем пыли стекла. Но волк хотел верить, что сегодня он не услышит ничего, что заставило бы Эмилию бояться.

На окраине города залаяли собаки. Три или четыре глотки. Маленькая стая, полная азарта и желания порадовать хозяина, вышла на охоту. Волк вскочил, потянул Эмилию за рукав. Она не слышит, но должна поверить. Нужно бежать.

— Это за тобой? Это за тобой! Старухин сынок с дырками в ушах, решил поймать тебя и продать! — Эмилия говорила очень быстро, захлебываясь словами. — Беги, беги, я слишком медленная. Спрячусь здесь и подожду. Только возвращайся, ладно? Обманешь их? Обещаешь?

Ему не хотелось оставлять Эмилию. Только не сейчас, когда она так напугана. Даже если девушка права, и собаки с хозяевами шли только за ним. Волк не доверял людям, они поступают непредсказуемо и жестоко. Зверь настойчивее дёрнул скользкую ткань ветровки.

— Иди!

Зубы разжались, выпуская мокрый от слюны рукав. Если люди идут за ним, то он уведёт их так далеко, как только сможет. Сейчас волку очень не хватало возможности говорить. Она поймёт, должна понять, что нужно спрятаться, убежать, как только свора собак возьмёт его след.

Волк побежал. Туда, откуда лай доносился всё громче. Он бежал по заросшим густой травой шпалам, свернул к молодому тополю, покружил, оставляя путаницу следов в ворохе рыжих листьев, для верности потёрся шкурой о шершавый ствол. Вой и  взвизгивания слышались уже совсем рядом. Волк знал, что легко оторвётся от собак. И он рванул в сторону озера, прочь от вагона, прочь от людей и псов.

Ветер сменился, дунул в спину, забирая с собой волчий запах. Хорошо, теперь сложнее найти и догнать. Лапы плюхнулись в стылую воду. Волк побежал по острой гальке, и там, где ступали лапы, камушки облизывала холодная волна. Лая почти не доносилось, неужели совсем отстали? Вместо радости появилась тревога. Он остановился, вскинул голову. Оттуда, где должны были слышаться звуки погони, ветер приносил лишь шелест листьев.

Ошиблась, она ошиблась.

Волк крутанулся на месте и кинулся через редкую рощу обратно к вагону. К Эмилии. Шум собачьей возни и голоса людей заставили его перейти на медленную рысь, хотя хотелось бежать так быстро, как только позволяют сильные лапы. Но если его просто убьют, Эмилии это не поможет.

Когда вагон появился в просвете кустов боярышника, волк, крадучись, двинулся к нему с подветренной стороны. Он должен успеть напасть и убить хотя бы людей, собаки не тронут девочку.

Псы залились отчаянным лаем — его заметили. Волк рванул через пустырь прямо к стае собак и людей с топорами.

Эмилия забралась под груду старых одеял, валявшуюся в конце вагона. Она замерла в тёмной духоте, пахнущей плесенью и пылью. Сердце билось громко, но лая не услышать было невозможно.

Неужели волк остался?

По полу вагона загромыхали ботинки, заскребли когти собаки, сдерживаемой поводком. “Пройди мимо, пройди мимо”, — мысленно твердила Эмилия.

Псина гавкнула над самым ухом. В одеяла ткнули чем-то тяжёлым и твёрдым. Толчок оказался таким сильным, что старая шерстяная ткань не смогла смягчить его. Из груди Эмилии разом вышибло воздух, она сдавленно простонала.

— Девка тут, — заорали сверху. Одеяла мгновенно слетели с Эмилии, она почувствовала холодный воздух и удар, скатилась с сидения.

— Пошла, давай! — рявкнул мужчина.

Она не увидела его лица — только искажённая звериная морда. Каким он был на самом деле? Девушка боялась ещё раз обернуться, посмотреть, встретиться взглядом. Звери злятся, когда смотришь им в глаза. Мужчина больно пнул Эмилию, и она поползла к выходу.

Когда девушка выкатилась из вагона, ударившись о ступеньки, её подняли за ворот. Наверное, Эмилия могла бы выскользнуть из огромной ветровки, которую носила, но выносливые охотники с собаками точно догнали бы девчонку. Она обвисла в грубой хватке мужчины. Он встряхнул добычу и пробасил:

— Брэдли, эта?

Эмилия подняла глаза. Если б не огромные дырки в ушах, она бы, может, и не узнала сына вчерашней старухи. Брэдли перекинул кроваво-красный топор с одного плеча на другое, обнажил в ухмылке зубы.

— Ну что, сука, добегалась по чужим домам со своим волком? Где он, кстати? Зови, давай.

Эмилия не ответила, сжала похолодевшие губы. Страх стал таким сильным, что картинка перед глазами то расплывалась, то снова становилась чёткой, а звуки доходили будто через вату. И опять лай, этот проклятый лай…

— Нет, нет, нет! — завопила Эмилия, увидев волка, стремительной чёрной точкой рвущегося к ней.

Друг не послушался отчаянного крика, несколько прыжков — и он совсем рядом. Собаки, обезумев, рвались с поводков, захлёбывались срывающимися голосами. Эмилия успела поверить, что волк раздерёт троих охотников. Но Брэдли успел скинуть рюкзак и вытащить незнакомое девушке оружие, из дула которого торчало что-то похожее на фонарь. Он выстрелил, в воздухе развернулась сеть, накрыла волка. Лапы провалились в крупные ячейки, зверь сделал несколько шагов и непоправимо запутался. Брэдли дёрнул за тонкий трос, затянув сеть.

— Клетку открой! — проорал он. Один из охотников подтащил к вагону металлическую клетку, распахнул дверцу.

Волк дико брыкался, пока его тащили. Из-за резких движений он оказался спелёнутым сетью так плотно, что не мог двинуться. Брэдли бросил животное в клетку и едва успел задвинуть щеколду — волчьи зубы лязгнули в дюйме от его пальцев.

— Что с девчонкой? — спросил невысокий светловолосый охотник, удерживающий Эмилию. — Убить?

Брэдли не спеша подошёл к девушке и ухватил её пальцами за подбородок, внимательно разглядывая лицо.

— Убьём, — Брэдли переместил руку на горло, сильно сдавил, — только попозже. Чего добру пропадать? Тащи её в вагон.

Мужчина кивнул, понимающе ухмыльнулся и приподнял Эмилию, обхватив за грудь. Девушка рванулась, ударила его ногами. Брэдли поймал её за лодыжки, и они вдвоем с напарником внесли Эмилию в узкий проход вагона.

Детская сумочка зацепилась за ручку на двери. Охотники нетерпеливо дёрнули ношу, старая бежевая ткань треснула. Из сумочки выпали все сокровища Эмилии: фонарик и Лиза.

— Стойте, стойте, — попыталась умолять она. Голос не слушался, голоса не было. Эмилия извернулась, чтобы посмотреть на Лизу, но увидела только скомканные розовые волосы, торчавшие из-под подошвы сапога Брэдли. Хруст сломанного пластика оказался оглушительнее волчьего рёва.

— Стойте же!

Она так отчаянно старалась не плакать. Слёзы — это слабость. Слабость раззадоривает зверей не меньше, чем страх.

— Держи её, — велел Брэдли.

Светловолосый стиснул тело девушки так, что стало невозможно сделать вдох. Охотник задрал чёрную водолазку и дёрнул завязки на спортивных штанах Эмилии. Они всегда были велики ей, приходилось туго затягивать шнурки. Когда Брэдли развязал их, штаны сами собой свалились до колен.

— Разверни. Не хочу видеть её рожу.

В клетке воняло лисицей. Волк постарался подняться, лапы, намертво впутанные в сеть, подвернулись. Зверь снова упал на деревянный, изодранный когтями пол, коротко взвыл. Попытки освободиться делали только хуже, но он видел, как Эмилию волокут в вагон, и уже не чувствовал врезающихся в тело верёвок. Девочка рванулась в руках охотников, волк рванулся в путах.

Мужчины затащили Эмилию внутрь. Невыносимо запахло похотью и страхом. Сеть больше не могла удержать — зубы вгрызлись в перекрученные верёвки, яростно, неумолимо. Волк рвал тугие волокна, подгоняемый глухими стонами и частым шумным дыханием, наполняющими вагон. Он ничего не видел, но слух и обоняние безжалостно рассказывали всё. Истрёпанная сеть свалилась на пол. Волк налетел на железную решётку, в голове зазвенело, но тяжёлая клетка лишь едва заметно покачнулась.

— Теперь твоя очередь, — хриплый задыхающийся голос из вагона.

Проще расколоть все свои кости, чем выбить прутья. И всё равно волк снова ударился о стенку клетки. Зарычал, чтобы не слышать пыхтения и звука пощёчины. Грохот прутьев, застарелый запах лисицы, вкус собственной крови. Всхлип Эмилии.

Волк упал на пол клетки, задыхаясь, собирая силы, чтобы подняться и броситься на прутья в ещё одной бесполезной попытке.

Собаки истошно залаяли, рванулись на привязи.

— Что там такое? — светловолосый охотник выбрался из вагона, на ходу застёгивая ремень.

— Чёрт их знает, — ответил мужчина, подпиравший спиной обшарпанную серую стену, — может из-за волка. Вон как бесится, того и гляди — сам себе башку расшибёт.

— Нет, не к клетке рвутся, смотри, — светловолосый ткнул пальцем в тёмную точку, возникшую на горизонте. — Эй, Брэдли, там что-то к нам движется.

— Иди, проверь. — Бритоголовый охотник показался в дверях, он держал Эмилию, намотав её рыжие волосы на кулак. — Возьми бинокль из моего рюкзака.

Светловолосый кивнул и, вооружившись оптикой, побежал через кусты. Брэдли швырнул девушку на пол вагона лицом вниз.

— Дёрнешься — убью, — пообещал он.

Волк поднялся, зарычал, показывая зубы.

— Ну, что там? — Брэдли кивнул вернувшемуся товарищу.

— Отряд. Судя по форме, военные из Торонто.

— Сколько?

— Пять человек, вооружены.

— Проклятье. Чего им надо, у нас тут своя власть, шавки из Торонто нам не нужны. Говоришь, пятеро? — Брэдли сощурился и снял со спины ружьё. — Завалим их.

Не обращая внимания на скалящегося волка, он проверил задвижку на клетке. Убедившись, что стальная полоска туго сидит в пазах, отвязал четвёрку собак.

— Грохни девку и догоняй, — бросил Брэдли третьему охотнику и быстрым шагом, переходящим в бег, отправился вместе со светловолосым встречать отряд из Торонто.

Оставшийся в одиночестве мужчина перехватил топор поудобнее и скрылся в вагоне.

— Куда спряталась, сука? — донёсся изнутри раздражённый голос. — Всё равно найду.

Звук быстрых шагов сменился грохотом и треском ломаемых сидений. Волк знал, что Эмилии знаком каждый закуток вагона, и спрятаться она могла очень хорошо. Но достаточно ли?

— А ну, вылезай!

Через раскрытую дверь послышались ругань и частое злое дыхание охотника. Судя по глухому шуршащему звуку, он ворошил одеяла. С той стороны, куда ушли остальные, грохнул ружейный выстрел.

Из вагона раздался удар топора.

Волк дёрнулся к решётке. Холодные прутья врезались в морду. Его откинуло назад, на пол, устланный клоками чёрной шерсти. Он не нашёл в себе сил подняться. Да и зачем? Если Эмилии больше нет, то и ему не нужно больше вставать, бороться… жить.

Волк завыл низко и протяжно. Прощаясь. Мимо пробежал охотник, зверь не шелохнулся, не прервал воя. И не прервёт, пока у него остаётся голос.

Со стороны вагона послышался неуверенный шорох. Волк встрепенулся.

Пошатываясь, к нему шла Эмилия. Руки висели вдоль тела, как верёвки. Она пахла кровью и потом. Девочка свалилась на колени перед дверью клетки. Открыла задвижку негнущимися пальцами, отодвинулась. Волк толкнул решётку и выбрался наружу, прижался к её плечу.

— Надо уйти, я знаю, — прохрипела Эмилия неузнаваемым голосом. Казалось, девочка не сможет встать. — Он как выстрел услышал, так и передумал меня искать. Наверное, решил, что друзья важнее.

Эмилия поднялась, пошла — медленно, постоянно спотыкаясь. У неё не хватило сил, чтобы, как всегда, обойти труп с грязной косой, с незапамятных времён валявшийся перед её вагоном. Впервые за долгие годы она перешагнула через кости. “Коса, наверное, отвалилась уже”, — отстранённо подумала девочка.

Волк вёл её вглубь леса, прочь от открытых мест, людского запаха, промозглого ветра, заставлявшего девочку дрожать. Пока они шли, зверь прислушивался, чтобы не пропустить лай собак, когда охотники, разделавшись с отрядом, снова бросятся в погоню. Но вместо этого его ушей достиг далёкий предсмертный визг. Сначала одного пса, а потом, почти одновременно, ещё трёх. Волк уже не обращал внимания на выстрелы и крики людей — без собак их не найдут.

Он выбрал хорошую старую ель, лапы которой плотным густо-зелёным шатром опускались до самой земли. Волк ткнулся носом в ладонь Эмилии, призывая остановиться. Девочка не сразу заметила его жест. Она сделала ещё несколько шагов, лишь затем обернулась на остановившегося друга. Заторможено двигаясь, Эмилия набрала охапку опавших дубовых листьев, бросила под еловые лапы. У неё не было шкуры, подходящей для сна на такой тощей подстилке. Волк привалился рядом, пытаясь хоть немного согреть, помочь унять дрожь. Девочка тут же зарылась лицом в его шерсть.

— Мы совсем одни остались. Лизу сломали.

Там, где волк чувствовал тепло её дыхания, шерсть стала мокрой. Эмилия крепче сжала его в объятиях и почти сразу заснула. Волк даже не закрыл глаз. Девочка не сможет остаться в лесу, лежать рядом с ним на голой холодной земле. В вагон им тоже нельзя возвращаться. А в город, к людям, он её больше никогда не пустит.

Встреча

Восемь дней Эмилия наслаждалась тишиной. Дом, к которому её вывел волк, находился в пригороде, где выращивали скот и овощи, служившие основной пищей для уцелевших горожан. Здесь было так спокойно, будто они вовсе и не рядом с Ориллией, а на другом континенте. Такое вполне могло случиться, ведь они шли через лес не меньше половины жизни. Сколько миль можно преодолеть за такой срок?

Этим утром ветер дул в окна, донося тошнотворный запах разлагающихся тел. Когда Эмилия и волк нашли дом, семья, жившая в нём, уже лежала во дворе. Восемь дней назад трупы ещё не пахли. Стоило закопать их в землю, но сил не осталось совсем. Да и хоть чем-то обнаруживать своё присутствие девушка боялась. Она даже огня не разводила, просто зарывалась в кучу одеял, найденных в доме, и засыпала. Волк ложился рядом, согревал и успокаивал.

На третий день Эмилия почувствовала себя живой. Она осмотрела все комнаты, чердак, подвал и решила, что ей здесь нравится: людей не осталось, но остались продукты и совершенно бесполезные вещи: покрытый пылью моноблок, велотренажёр, домашний телефон, в трубке которого не слышно гудков. Странные люди, отчего нельзя было всё выкинуть? Но отыскалось и кое-что приятное. В ванной комнате из крана текла горячая вода. Правда, недолго, но Эмилия успела вымыться.

Ещё девушка нашла в шкафу коричневый свитер из овечьей шерсти, перчатки и шарф со смешными помпонами. Волку они, должно быть, тоже показались забавными, потому что он стащил шарф с Эмилии и начал игру в догонялки. Он отлично умел убегать, и каждый раз, когда девушка готова была сомкнуть пальцы на вязаном хвосте шарфа, друг делал рывок, уходил в сторону, да ещё и оглядывался, триумфально сверкая разноцветными глазами.

Остальные пять дней Эмилия верила, что всё теперь будет хорошо. По крайней мере, до тех пор, пока еда не закончится. А так как припасов было в достатке, девушка могла спать, играть с волком, рассматривать чужие вещи и ни о чём не волноваться.

Выбрав на завтрак пару зелёных яблок для себя и кусок копчёной говядины для волка, Эмилия отправилась наверх. Там располагалась комната с фиолетовыми обоями, в которой раньше жила женщина, сейчас гниющая во дворе. За проведённые в доме дни Эмилия полюбила перебирать содержимое трёх шкатулок, стоявших на трюмо перед зеркалом. Браслеты, украшенные дёшево блестевшими стеклянными камешками, казались драгоценностями из пиратского сундука, пластиковый ободок с позолоченной розочкой — тиарой принцессы. Волк, наблюдая за тем, как Эмилия примеряет побрякушки, явно скучал. Поэтому девушка остановила выбор на длинных разноцветных бусах, накинула на шею.

— Тебе нравится?

Волк подошёл, закусил нитку бус и потянул Эмилию, предлагая спуститься вниз.

— Да иду, иду я, отпусти! Они же порвутся.

Зверь, не разжимая челюстей, склонил голову набок, будто спрашивая: “Правда? Да быть того не может!” Он дёрнул бусы, желая подразнить Эмилию. Старая нитка не выдержала, лопнула. Бусины рассыпались, закатились под кровать, комод, затерялись в потрёпанном ворсе ковра. Лишь две остались перед ногами Эмилии: голубая и жёлтая. Такие же, как разноцветные глаза волка, голубой и жёлтый.

— Что-то случится… — обречённо прошептала Эмилия.

Ответом ей стало настороженное рычание. Волк бросился вниз по лестнице, остановился на ступенях и оглянулся, призывая девушку последовать за ним. Она спустилась в гостиную, подошла к окну и осторожно выглянула из-за тяжёлой гардины. Пятеро мужчин, громко переговариваясь, шли вдоль забора. В просветах между некрашеными досками мелькнули красные рукоятки топоров. Эмилия почувствовала, как пальцы у неё стали холодными и влажными. Один из охотников навалился плечом на калитку, просунул в образовавшуюся щель руку, почти до кисти поросшую тёмными завитками волос, откинул крючок. Калитка беспомощно распахнулась.

— Твою ж мать, — негромко пробормотал тощий мужчина в огромных ботинках, первым ступивший во двор.

Два тела, не разлучившихся даже в смерти, вцепились в горла друг друга мёртвыми пальцами. Третий труп, страшно скрюченный, валялся прямо у калитки, поперёк дорожки, ведущей к дому. Тощий охотник, поморщив длинный острый нос, перешагнул через гниющие останки. Остальные нехотя пошли следом, каждый пытался поглубже спрятать лицо в вороте куртки.

Эмилия с волком быстро и бесшумно пробрались на кухню, девушка притворила дверь и прильнула к оставшейся узкой щёлке. Если люди с топорами вздумают осматривать дом, можно будет сбежать через чёрный ход.

— Эй, есть тут кто? — Большие ботинки перешагнули через порог.

— Похоже, все жильцы теперь во дворе воняют, — пробасил высокий бородатый охотник.

— Не зря мне в прошлый раз показалось, что у мужика лицо дёргается. Ладно, пошли отсюда. Как вернёмся, надо будет нашим сообщить. Пусть заберут шмотки и жратву, пока местные всё не растащили. Если тут вообще что-нибудь осталось.

— Чёрт, как же воняет! — донеслось из-за громко хлопнувшей двери.

Охотники уходили, а Эмилия всё никак не могла заставить себя выползти из-за двери. А ей ведь придётся.

— Как же хорошо было бы найти место, где можно жить и не бояться, что они вернутся.

Волк молчал. Бывали моменты, когда девушке больше всего на свете хотелось, чтобы он мог с ней поговорить. Эмилия давным-давно привыкла принимать вместо слов его жесты, прикосновения, тепло, запах. Но сейчас было бы здорово, если бы он что-нибудь сказал.

— Надо убегать, — выговорила она вместо волка. — Сюда придут, обшарят весь дом.

Девушка плотно замотала шарф со смешными помпонами и вышла через заднюю дверь. Волк брёл рядом. Эмилия направлялась к единственному месту, где охотников не было. Были учёные. Эмилия всегда боялась, что они начнут ставить над ней какие-нибудь опыты или вообще убьют, но сейчас, под напором нового страха, старые опасения показались детской глупостью. Ведь у учёных не висят на поясе красные топоры. А значит, есть вероятность, что это не самые плохие люди на свете.

Эмилия уже полчаса стояла перед широкими воротами в бетонном ограждении. Футах в тридцати от него сплошной стеной поднимались пихты. Под деревьями, в густом подлеске, прятался волк. Эмилия так остро чувствовала его настороженный внимательный взгляд, что ей казалось, будто по спине и затылку бегают крошечные насекомые. Но волку нельзя было подойти ближе, над воротами так же, как и пять лет назад, светился красный глазок камеры слежения. Если он до сих пор передавал изображение на монитор по ту сторону бетонной ограды, то не должен был видеть огромного чёрного зверя, спокойно разгуливающего рядом с девочкой-подростком.

Но Эмилия всё сильнее сомневалась в том, что камера работала: девушка стояла перед ней уже довольно долго, но ворота всё не открывались. Эмилия помахала рукой красному огоньку — ничего не случилось. А может, просто некому было увидеть гостью? Девушке надоело ждать, она повернулась налево и пошла вдоль ограждения. Волк вёл себя тихо, только иногда шевелились ветки, задетые его чёрными боками. “Словно тень. Только он рядом всегда, даже когда света нет”, — с нежностью подумала Эмилия.

Минут через пять она остановилась напротив слабо заметного прямоугольника, прочерченного в бетоне серо-чёрной дорожкой грязи. Эмилия задумчиво поковыряла грязь ногтем. Тут была дверь, которой работники лаборатории имели право воспользоваться в чрезвычайных обстоятельствах. Девушка проходила через неё только один раз. Она наверняка забыла бы, где располагается секретный выход, если бы обстоятельства, при которых им воспользовалась, не были такими чрезвычайными.

Эмилия вытащила из-под одежды цепочку с серебристо-чёрной карточкой, пробежалась глазами по давным-давно заученным словам. “Канадский Центр Курирования Искусственной Луны, доктор Кларисса Адамс”. Затем вставила карту в щель электронного замка. Прямоугольник двери медленно отъехал влево. Эмилия оглянулась в сторону пихтового леса, жестом подозвала волка, и они вошли на закрытую территорию.

В центре находилось длинное трёхэтажное здание лаборатории. В воспоминаниях Эмилии оно сохранилось опрятным, покрытым свеженькой бежевой краской. Сейчас же со стен тут и там слезала штукатурка, словно шерсть со старой гиены, окна щерились на девушку пастями, полными разбитых стёкол. Одноэтажные домики, где раньше жил персонал, выглядели жалкими бездомными животными, которых много лет назад бросили хозяева.

Эмилия пошла по заросшей дорожке ко входу в лабораторию, но волк отчего-то свернул направо. Она прошла за другом до торца здания и увидела навес, а под ним — огромные, высотой в человеческий рост, клетки, стоявшие в два ряда друг напротив друга. Большинство из них оказалось пустыми, но в трёх Эмилия увидела животных: медведя, рысь и волка. При виде последнего девушка погладила своего спутника по широкому лбу и прошептала:

— Давай тут поосторожнее, хорошо?

Звери сидели в клетках смирно, только оценивающе смотрели на девушку с волком. Когда Эмилия приблизилась к рыси, та вышла из тени, навалилась широкими лапами на прутья решётки, оказавшись на расстоянии в пару дюймов. Её морда выглядела такой же дикой и жестокой, как лицо охотника, которое Эмилия всё никак не могла забыть. Но рысь не собиралась издеваться, унижать или причинять боль. Она просто стояла на задних лапах, глядя в глаза, как равная равной. Что она хотела сказать? Что услышать? Огромная кошка отвернулась. А Эмилия так и стояла, глядя, как рысь уходит к задней стенке своей маленькой тюрьмы.

Животные в соседних клетках вдруг заволновались, заворчал волк. Даже без его подсказки Эмилия быстро поняла, что нужно прятаться: со стороны здания лаборатории послышались два голоса, мужской и женский. Прежде, чем под навесом показались люди, Эмилия успела скользнуть за пустующую клетку. Волк нырнул в темноту следом за ней.

— Она такая умная, даже жалко её.

Слова принадлежали молодой женщине в белоснежном халате, застёгнутом на все пуговицы. Её тёмные блестящие волосы были аккуратно зачёсаны назад и сколоты шпильками.

Высокий парень, шагавший рядом, тоже был одет в халат, но, в отличие от женщины, просто небрежно накинул его поверх серого шерстяного свитера с высоким воротом.

— Брось, Холи, — чтобы ответить напарнице, ему пришлось вынуть изо рта карандаш, который тут же перекочевал за ухо. Парень этот мало походил на серьёзного учёного, особенно причёской. Длинные светлые волосы были зачёсаны на правый бок, слева же голова оказалась коротко обритой. — Всё будет хорошо.

— Я знаю, Алекс, знаю. Не обращай внимания.

— Вот и умница. Далась тебе эта рысь, лично на меня эти звери просто жуть наводят.

Холи только покорно кивнула. Парень будто невзначай опустил ладонь на её плечо.

— Слушай, мы всего лишь нейтрализуем воздействие синего излучения — рысь станет обычной, какой ей и положено быть. Разве плохо? А для нас, в случае успеха, это будет зелёный свет к созданию полноценного лекарственного препарата. Сама знаешь, в городе опять ночь через ночь кто-нибудь сходит с ума. Нам нужно думать о людях, а не о животных.

— Ты прав, конечно. — Женщина искоса глянула на руку, смявшую ткань халата на её плече.

Они остановились перед клеткой с рысью. Алекс провёл пластиковую карту через щель замка. Красный огонёк моргнул и исчез, сменившись зелёным.

— Идёшь? — парень оглянулся на спутницу, она согласно качнула головой.

Когда двое учёных вошли, рысь не попыталась убежать, лишь перебралась в угол клетки и села, прижавшись рыжеватым боком к стене. Холи коснулась пальцами кисточек на ушах животного и отодвинулась, пропуская Алекса. Парень достал шприц и, прихватив животное за холку, ввёл под шкуру иглу. Рысь едва заметно дёрнулась. Холи смотрела на неё из-за плеча напарника.

Не сговариваясь, они торопливо вышли из клетки. Замок сверкнул красным глазом за их спинами.

— А что, если и на этот раз не будет эффекта? — женщина стояла почти вплотную к решётке и говорила, не глядя на Алекса. — Селенин перестаёт действовать, эти охотники постоянно нам угрожают. Не предложим им чего-то получше, кто нас защитит? Обещанная помощь из Торонто? Ну и где она? Сколько уже дней прошло?

— Отряд должен был прибыть неделю назад, — ученый пожал плечами. — Мало ли что их могло задержать… Давай не будем об этом. Всё наладится, вот увидишь.

В клетке ничего не происходило, и Эмилия принялась рассматривать парня. Алекс вытащил из-за уха карандаш и, покрутив его в руке, сунул в зубы. Девушка как зачарованная следила за движениями его расслабленных губ. Нижняя была более пухлой и широкой, чем верхняя, Эмилии это показалось красивым. Вот Алекс дёрнул уголком рта, вынул карандаш, облизнулся. Заманчивый влажный блеск, оставленный языком на губах, окончательно покорил Эмилию. Девушка готова была прямо сейчас выйти из густой тени, приблизиться к Алексу, прикоснуться и будь что будет.

Возможно, так бы она и сделала, но рысь, раньше казавшаяся спокойной, даже вялой, принялась кружить по клетке. Она остановилась у задней стенки, потянулась, водрузив тяжёлые широкие лапы на деревянную поверхность, выпустила когти.

— Ты только посмотри на неё! — Алекс заулыбался и встал рядом с напарницей.

— И правда, поведение меняется. Думаешь, получилось?

Животное отпрыгнуло от стены. Морда как-то нехорошо дёрнулась, рысь бросилась на решётку. Грохот прутьев заставил Холи отшатнуться. Алекс заслонил женщину спиной. Не позволил ей смотреть, как рысь бьётся о металлическое ограждение, разбивая челюсти в кровь. Сам парень был бледен и, казалось, наблюдал против воли. Зверь с противным звуком завозил когтями по металлическому полу, повалился на бок. Задними лапами проскрёб по горлу. Рысь раздирала сама себя, шипя и дёргаясь.

— Не смотри, не надо, — чуть слышно шепнул Алекс, когда животное, перемазанное собственной кровью, затихло.

— Она умерла? — вопрос Холи звучал, как утверждение.

— Иди, ладно?

Женщина послушно побрела прочь от клеток. Каблуки её изящных чёрных туфель отбивали неуверенный, шаткий ритм. Алекс смотрел ей вслед. Холи запнулась, выровнялась и, ни разу не оглянувшись, вышла из-под навеса с клетками.

Эмилию била дрожь. На её глазах только что погибло существо равное ей, равное волку. И паре учёных — тоже. Очарование Алекса померкло в глазах девушки. Парень, всё ещё бледный, стоял в двух шагах от решётки, запрокинув голову, и нервно грыз карандаш. Эмилия, хлопнув волка по спине, вышла из-за клетки. Она решила высказать всё, что думает о безнадёжных безумных людях, ради которых проводят такие эксперименты. Но вместо этого произнесла:

— А я знаю, почему отряд из Торонто не пришёл.

Всё же Алекс, даже бледный, был красив. Когда он повернулся, Эмилия разглядела цвет его глаз и тут же решила, что отныне светло-голубой — её любимый оттенок.

Какое-то время парень просто смотрел на непонятно откуда взявшуюся девушку.

— Ты кто такая и как сюда попала? — наконец-то спросил он и нахмурил тёмные брови.

— Почему у тебя такая странная причёска?

Эмилия подумала, что если Алекс отвечает вопросом на вопрос, то и она будет поступать так же. Слова девушки почему-то вызвали на его лице кривую усмешку.

— Ты себя-то давно в зеркале видела?

— Сегодня видела, — Эмилия расстроилась, вспомнив о доме, который пришлось покинуть. — А что со мной не так?

— Тебя будто из чулана достали, — парень продолжал улыбаться, но совсем не так, как улыбался для Холи. — Ладно, я уже не спрашиваю, как ты пробралась на закрытую территорию, но откуда тебе известно про отряд? Почему он не пришёл?

— Их охотники убили восемь дней назад недалеко от железнодорожного вокзала.

Алекс недоверчиво свёл брови, а потом тихо выругался в сторону.

— Кто тебе рассказал?

— Я просто знаю. А что значит “как из чулана достали”? Тебе так не нравится?

— Слушай, это очень серьезно. Ты видела, как их убили?

— Я не видела. Но я знаю.

— Ладно-ладно, я понял. Спасибо, что сказала. А теперь всё же объясни мне, как ты сюда пробралась?

— Но ты же не объяснил про чулан! — Эмилия обиженно посмотрела исподлобья.

Алекс устало вздохнул.

— Волосы нечёсаные, и грязь на лице. — Он коснулся пальцем кончика её носа. — Теперь твоя очередь рассказывать.

— Ну, там есть дверь, а у меня ключ, которым её можно открыть, — Эмилия вытащила из-под куртки цепочку, на которой болталась карта, и, не снимая с шеи, протянула Алексу.

Чтобы прочитать имя, выбитое на пластиковом прямоугольнике, парню пришлось низко наклониться.

— Откуда это у тебя?

— Просто есть, — ответила Эмилия и быстро поцеловала губы Алекса, оказавшиеся так близко.

Он резко отпрянул, но прежде, чем успел что-либо сказать, со стороны здания лаборатории послышался женский голос. Кто-то звал Алекса.

— Никуда не уходи, я сейчас вернусь, — как-то странно посмотрев на Эмилию, бросил парень и пошёл мимо клеток, то и дело оборачиваясь по пути.

Стоило ему скрыться из виду, как волк выбрался из укрытия и потянул девушку за штанину.

— Ну, подожди, он сейчас вернётся.

Зверь низко заворчал, не выпуская чёрную скользкую ткань из зубов. Снова потянул. Эмилии не хотелось уходить, но она слишком переживала, что волк не станет прятаться, когда появится Алекс. Если друг не сомневался в своей правоте, то бывал очень упрям. Вот и сейчас он, похоже, пребывал в полной уверенности, что им нужно убираться.

— Ладно, идём. Только отпусти.

Волк разжал челюсти и потрусил вперёд. Он уверенно подвёл девушку к секретной двери. Эмилия просунула карту в замок и выскользнула через проход.

Уже под пихтовыми ветками, оглядываясь на высокий бетонный забор, она решилась упрекнуть друга:

— Ну и куда теперь идти? Мне кажется, ты просто заревновал. Но ведь и сам понимаешь, что ты — волк, я — человек. И Алекс — тоже человек. В Лунном Центре есть и другие люди, и они вовсе не такие, как охотники. Я могла бы жить с ними, при этом дружить с тобой и не бояться. А из-за тебя придётся вернуться в город.

Волк никак не отреагировал на выговор. Видимо, Эмилия угадала, и он действительно ревновал и обижался.

— Знаешь, раз уж мы придём в Ориллию, то давай поищем где-нибудь расчёску? А может, даже туфли с каблуками.

Безумие

Волку не хотелось идти в город. Даже укутанный бледным светом полной луны, он больше не казался безопасным. Но Эмилия так пожелала, а волк уже давно решил следовать за ней повсюду. От этого ему было хорошо. Даже когда девочка не смотрела на него, не касалась шкуры, волк будто бы ощущал присутствие, тепло её мыслей. Он никогда об этом не думал, потому что жить так было привычно и естественно. А теперь что-то изменилось, и дело вовсе не в городе, давящем со всех сторон каменными стенами, и не в зове, который он непрестанно слышал в каждое полнолуние. Дело было в Эмилии. Она всё так же шла рядом, но от неё даже пахло иначе.

В последнем из домов, куда они забрались в этот вечер, снова не нашлось расчёски, зато обнаружилось немного еды. Девочка привычно поделилась с другом куском жёсткой колбасы, от запаха которой щипало нос. Пусть и не очень сытно, но они наелись. Волк не понимал, зачем куда-то идти, если желудок уже не пустует, но Эмилия упрямо желала отыскать расческу, поэтому пришлось снова выбраться на холодную улицу. Пошёл снег.

Ещё один дом с незакрытыми ставнями привлёк внимание девочки. Волк принюхался — воздух ещё хранил следы недавнего присутствия людей. Об этом он сообщил Эмилии предостерегающим рычанием.

— Ну а что делать? — спросила она, не нуждаясь в ответе.

Подёргала дверь, та оказалась запертой. Тогда девочка подняла с земли пустое ржавое ведро и разбила окно. Вскарабкавшись на подоконник, Эмилия вытащила из рамы осколки стёкол и сказала:

— Заходи.

Волк немного помедлил, а когда запрыгнул внутрь, девочка уже смело щёлкнула выключателем, наполняя светом большую просторную комнату. Уши и нос сообщали, что в доме никого нет, и всё же неосторожность Эмилии заставляла волка волноваться. Он сел возле двери и принялся наблюдать за тем, как девочка ворошит содержимое высокого шкафа с зеркальными дверками. Вскоре она разложила перед собой на полу комплект: узкие брюки в мелкий рубчик, водолазку, кофту с капюшоном и блестящую белую куртку.

Когда раньше Эмилия пыталась найти для себя тёплую одежду — “как твоя шкура” — волк понимал, что это необходимо, чтобы девочка не замёрзла. Теперь же действия её казались лишенными всякого смысла. Единственное объяснение крылось в словах Эмилии, которые она произнесла за бетонным забором Лунного Центра. В словах о том, что ей хочется жить с людьми. Это воспоминание волк почему-то пожелал прогнать, задушить. То же самое захотелось сделать с тем человеком со светлой шерстью, хотя он и не угрожал Эмилии.

— Только туфель с каблуками не хватает! — воскликнула она. — Сейчас расчешусь и переоденусь.

Смяв разложенную одежду в один большой комок, девочка убежала в другую комнату. Некоторое время было тихо. Затем до волка донеслись стоны и сердитое шипение. Встревоженный услышанным, он проследовал в спальню, где скрылась Эмилия. Девочка, уже переодетая, сидела на краешке кровати и раздирала пластмассовым гребнем безнадёжно спутанные волосы. Раньше волку доводилось наблюдать, как Эмилия прочёсывала волосы пальцами. Но мелкие частые зубчики гребня оказались более требовательными. Они натыкались на каждый колтун, затерявшийся в давным-давно не стриженной шевелюре и, разбивая его, выдирали волосы целыми клочками.

Волк подошёл и опустил голову ей на колени, безмолвно уговаривая перестать. Зачем нужны эти люди, если для того, чтобы жить с ними, приходится причинять себе боль?

Эмилия накрыла ладонями уши волка, при этом гребень остался висеть в волосах. Девочка уже начала шмыгать носом, она готова была разреветься.

— Ну, немножко осталось, — жалко произнесла она, обращаясь то ли к волку, то ли к себе самой. — Если буду плохо выглядеть, то не только Алекс, но и остальные в Лунном Центре не захотят, чтобы я с ними жила. Понимаешь?

Волк прикрыл глаза, не желая наблюдать за действиями Эмилии, но головы с её колен не убрал. Девочка скулила и всхлипывала, но продолжала попытки привести причёску в относительный порядок. Наконец, через прорву времени, она сказала:

— Ну, посмотри. Как тебе?

От её одежды пахло чужими людьми, зато шерсть и вправду стала гладкой. Волк тихо заскулил, не зная, как ещё выразить одобрение. Человек, наверное, сказал бы, что она красивая.

Эмилия вышла в гостиную, выключила свет. В синих провалах окон проступили очертания соседних домов, выбеленных снегом.

— Теперь будет холодно, — сказала она с грустью.

Девушка вышла на улицу, ступила на нетронутый снег, приятно проминавшийся под ногами. Уходя, Эмилия оглянулась на беспомощно распахнутую дверь. “Словно рот у мертвеца”, — подумала она с неприязнью.

— Поищем дом где-нибудь на окраине, чтобы днём никто рядом не шатался.

Волк, мгновенно отреагировав на предложение, затрусил вперёд. Эмилия торопливо пошла за ним, оглядываясь по сторонам. Ей всё время казалось, что этот тихий белоснежный город — чужой, и давным-давно изученная паутина улиц сегодня образовала новый, незнакомый узор. На перекрёстке девушка остановилась, будто споткнувшись обо что-то. По сверкающему полотну снега во все стороны от её ног расходились линии, образованные следами птичьих лапок. Они то свивались петлями, то ложились размашистыми росчерками, напоминая очертания рукописных букв.

— Только посмотри, — заворожено пробормотала она, — будто кто-то хотел оставить нам послание.

Вместо того чтобы остановиться и разглядывать снег вместе с девушкой, волк пробежал вперёд, перечёркивая лапами птичье письмо. Эмилия догнала его только возле завалившегося на бок грузовика. Окрашенный в белые и красные цвета кузов давно проломили, и теперь из него торчали изогнутые стальные трубы и покрытые блестящей коркой льда шланги, напоминающие вывороченные потроха. Здесь совсем не хотелось задерживаться, и волк, похоже, думал точно так же.

В свете двух лун они проходили квартал за кварталом, оценивающе оглядывая дома, то подступавшие к самой дороге, то тонувшие в тенях заброшенных палисадников. Эмилия задерживалась возле них чуть дольше, волк же настойчиво уводил её прочь, ощущая присутствие людей.

Что-то громыхнуло о дверь кирпично-рыжего дома, к которому они приближались. Девушка шагнула было назад. Но нет, никто не осмелится выйти в полнолуние. Удар повторился. Волк ускорил шаг, поглядывая на спутницу, спешившую следом. Шерсть на его загривке стояла торчком. Проходить мимо двери кирпично-рыжего дома, пусть и запертой, было страшно, но ничего не случилось. Стало даже тише, чем раньше. Эмилия успокоилась, а когда они с волком почти добрались до соседнего таунхауса, из его распахнувшейся двери в тёмно-синюю улицу выстрелил поток жёлтого света.

Сзади снова громыхнуло.

Волк зарычал, двинулся боком, оттесняя Эмилию в густую тень, собравшуюся между домами. Тому, кто вышел из светлого пятна в тёмно-синюю ночь, не было дела до них двоих. Старик, прихрамывающий на правую ногу, встал посреди  дороги. Дверь за его спиной раскачивалась от порывов ветра, бросая на сутулую фигуру рваные тени. Он развернулся — лицо конвульсивно дёргалось, пугающие гримасы выглядели ещё более жуткими, когда на них падал свет. Казалось, ему нестерпимо больно. Старик впился пальцами в щёки, пытаясь сорвать с себя кожу, как раскалённую железную маску. Брызнула кровь, почти чёрная. Эмилия не стала смотреть.

Нужно бежать отсюда. Скорее.

Проулок между домами, в котором они прятались с волком, перегораживала железная решётка. Никак не пройти. Девушка попробовала протиснуться между прутьями — слишком узко. Даже если удастся ей, у волка точно не получится. Придётся возвращаться на дорогу. Старик уже завалился на бок и катался по снегу, глухо завывая. Бежать мимо него было страшно, поэтому Эмилия рванула в противоположную сторону — мимо кирпично-рыжего дома с громыхающей дверью. Добежать не успели. Из той самой двери на улицу вылетело тело, похожее на чёрный мусорный мешок. Ударилось о забор в паре шагов от Эмилии. Девушка не заметила, как следом из дома выпрыгнул человек. Это заметил волк, но слишком поздно.

Рука вцепилась в запястье Эмилии — жёсткая мужская рука.

Совсем рядом оказалось перекошенное лицо с безумными, рвущимися из орбит глазами. Девушка дёрнулась. Пальцы мужчины с силой сдавили её предплечье, показалось, что рука вот-вот оторвётся. Как у куклы.

Эмилия зажмурилась, сжалась. Услышала отвратительный хруст костей. И крик.

На руке безумца повис волк, разрывая челюстями клетчатый рукав, кожу, мышцы. Мужчина бил зверя по голове. Волк не отпускал. Чужие пальцы на запястье Эмилии безвольно разжались. Она дёрнулась назад, принялась обшаривать улицу взглядом: железный лом, палка — найти бы хоть что-нибудь!

Мужчина пнул волка в бок, тот выпустил руку, попятился и прыгнул. Свалил нападавшего в снег, вгрызся в незащищённую шею. Зверь надавил на горло и держал, пока тело под ним не перестало дёргаться.

Крики уже были слышны отовсюду. Синяя луна больше не защищала.

Эмилия понеслась вверх по улице. Повороты вели её и волка прочь от непрекращающегося человеческого ора. Девушка побежала медленнее — дикий страх уже не мог перевесить сбившееся дыхание и колющую боль в боку.

— Не верю, что их можно вылечить, — хрипло произнесла она.

Режущие отзвуки безумных голосов уже не звучали в опасной близости, Эмилия перешла на шаг.

— На этой улице, вроде, не жил никто, когда в прошлый раз здесь были?

Она слепила снежок и, вымученно улыбнувшись, запустила им в волка. Тот приподнял губу, рыкнул. Он не хотел делать вид, что всё хорошо. Девушка покорно поплелась за волком, уходившим всё дальше в поисках безопасного места для ночлега.

Вскоре ноги сами вынесли к разграбленному супермаркету. Как странно, не так давно они с волком играли здесь в прятки, а сегодняшние прятки оказались совсем не похожими на забаву. Девушка пробежала мимо раскуроченных касс, мимо плаката, призывающего продавать животных Центру курирования искусственной луны. Она помнила, что в углу зала была незаметная дверь, ведущая в подсобку. Эмилия дёрнула железную ручку. Скрежет, который издали несмазанные петли, казалось, можно было услышать на другом краю города. “Никто не придёт, никто не придёт”, — твердила Эмилия про себя, спускаясь в темноте по короткой лестнице.

В подсобку через крошечное подвальное окно, располагавшееся у самого потолка помещения, падал лунный свет. Девушка прошла к дряхлому дивану, который занимал почти всё свободное пространство, уселась на него, сжавшись в комок. Сейчас, разогретая бегом и страхом, она не чувствовала холода, наполнявшего нежилую комнату. Скоро он проберётся через одежду и заставит Эмилию безостановочно дрожать, и всего тепла, которое может дать волк, не хватит, чтобы прекратить эту дрожь, похожую на пытку.

— Мне так страшно было, — выдавила она, уставившись в квадрат синего света, замерший на полу.

Волк подошёл, встал передними лапами на диван. Эмилия обхватила ладонями его морду, пытаясь разглядеть в ней сочувствие, понимание. Не получалось. “Слишком темно, всё дело в этом”, — горячо уверила она себя. Резким движением, заставившим волка озадаченно прижать уши, она рванулась с дивана и позвала друга поближе к лунному свету, лившемуся из окна. Он, будто поняв, о чём думает Эмилия, вступил в синий квадрат, посмотрел ей в лицо прямо и открыто. Волчьи глаза, правый — желтый, левый — голубой. Эмилии показалось, что она рассмотрела их как следует лишь сейчас. Эти звериные глаза выражали больше любви и сочувствия, чем любые человеческие. Пленённая возникшим пониманием, девушка смотрела и смотрела в них, а потом обняла своего волка, сжала крепко-крепко.

— Хочешь, я не пойду к учёным? Как-нибудь продержимся… Да, обязательно! И я останусь с тобой навсегда!

Волк шумно выдохнул. Эмилии показалось, что его тело стало менее напряжённым.

Бетонный пол, на котором девушка сидела, заставил, наконец, почувствовать прикосновение холода. Эмилия перебралась на диван. Волк выволок из тёмного угла подсобки поеденный молью пыльный ковёр. Не одеяло, конечно, но точно лучше, чем ничего. Девушка укрылась ковром, как могла. Волк растянулся рядом, положив морду на лапы.

— Знаешь, у меня ведь есть ещё одна сказка. Я раньше думала, что ты не поймёшь. Да и просто стеснялась рассказывать, её ведь не мама сочинила, а я сама.

Сказка про маму

Эмилия и мама жили в большом доме вместе с учёными. Мама много работала, поэтому часто укладывала Эмилию спать пораньше, а сама заплетала свои длинные рыжие волосы в косу и уходила в лабораторию изобретать важное лекарство. Однажды утром она вернулась очень радостная и сказала, что лекарство изобрелось, и скоро людям не придётся больше бояться синей луны. Осталось только провести последний, самый главный эксперимент. Тут мама смело улыбнулась и добавила, что эксперимент она проведёт на себе. Эмилия обняла Лизу и ужасно загордилась мамой.

На следующий день учёные были очень взволнованы, все спрашивали маму, точно ли она будет принимать участие в эксперименте и при этом грустно смотрели на Эмилию. Но они втроем — мама, Лиза и Эмилия — знали, что точно будет, ведь это очень важно! А потом мама попросила Эмилию посидеть в комнате и никуда не уходить. Эмилия так и сделала. Они с Лизой пили чай с имбирным печеньем и ждали, когда мама вернётся с эксперимента.

Она пришла взбудораженная и весёлая. Обняла Эмилию, а потом шепнула, что хочет рассказать ей большой секрет. Этим секретом ни с кем нельзя было делиться. Никогда-никогда. Мама сказала, что эксперимент прошёл удачно, но учёные всё ещё не готовы опробовать лекарство на всех. “Это очень глупо”, — добавила мама. Эмилия поверила, мама точно была умнее всех. Она слишком сильно боялась за Эмилию и хотела, чтобы та скорее получила лекарство от синего света. Учёные не разрешили, поэтому мама тайно пронесла с собой шприц. “Больно не будет”, — пообещала она Эмилии и сделала ей укол. На самом деле больно было, но Эмилия не стала жаловаться.

Кажется, ничего не изменилось, но мама улыбалась, поэтому и Эмилия улыбнулась тоже. А ещё спросила, можно ли дать лекарство Лизе. Мама засмеялась и погладила Эмилию по волосам. Лекарства Лизе она так и не дала. Наверное, потому что отвлеклась: в коридоре стало очень шумно. Мама выбежала из комнаты и вернулась белая, как снеговик, брови у неё смешно дёргались. Она заговорила, но будто бы не с Эмилией, а сама с собой. Сказала, что у Стивена из их экспериментальной группы случилась судорога, и в него стреляли. “Конечно же, транквилизатором”, — серьезно произнесла она. А потом вдруг велела Эмилии быстро собрать всё самое необходимое. Эмилия положила в вязаную сумочку Лизу и сказала, что готова.

“Они его убили, убили, — бормотала мама, волоча Эмилию за собой по коридору, — и нас убьют, если решат, что лекарство не действует!”

Почему-то по пути им никто не встретился, наверное, все пошли смотреть на Стивена, в которого стреляли. Мама этому очень радовалась, даже уголки губ вздрагивали от восторга. Когда они выбежали из здания, мама повела Эмилию не к воротам, а куда-то в противоположную сторону, где девочке гулять одной не разрешали. Мама вытянула из-за ворота цепочку с чёрно-серебряной карточкой и провела ей по пластиковой коробке на стене. Тайная дверь отъехала в сторону, и Эмилия подумала, что сегодня она узнала очень много секретов.

Пока они бежали через лес, мама сильно сжимала руку девочки. Так сильно, что Эмилия попросила отпустить. Но потом даже обрадовалась, что мама не отпустила, потому что начала уставать и постоянно спотыкаться, а ещё запнулась о выступающую из земли рельсу и не упала только благодаря маминой руке.

Мама вдруг остановилась и крепко обняла Эмилию. Они так долго бежали, что просто постоять и немного отдохнуть было очень хорошо. Пока руки мамы не стиснули плечи Эмилии так сильно, что ей стало больно. Она сказала об этом маме, но та, кажется, не слышала. Эмилия  испугалась и резко присела, выскользнув из объятий. Лиза едва не выпала из сумки, а мама вдруг зарычала. Тогда Эмилия побежала так быстро, как умела. Они с Лизой  спрятались за серый вагон, который кто-то оторвал от поезда и бросил здесь. Выглядывать было страшно, но ещё страшнее было не знать, что в это время делает мама. И Эмилия выглянула. Мама стояла на том же месте, она сунула трясущуюся руку в карман и достала шприц. Эмилия удивилась, ведь лекарства в нём больше не было. А мама посмотрела на иголку и воткнула шприц себе в глаз. Было так страшно, что Эмилия даже не закричала. В глазах потемнело, она осела на траву, прислонившись спиной к вагону.

Когда Эмилия очнулась, то подумала, какой же нехороший сон ей приснился. Но Лиза сказала, что это был не сон. Мама неподвижно лежала на земле, сжимая в руке мокрый красный камень. Эмилия могла бы вернуться к ученым, но вспомнила, как мама кричала, что они её убьют, если узнают секрет. Поэтому решила остаться. Прямо здесь, в сером вагоне, рядом с мамой.

— Я сейчас думаю, что не так уж это и плохо, что мы ушли из того вагончика.

Эмилия замолчала. Убаюканная теплом волка и спокойствием, поселившемся в душе после того, как друг узнал о самом страшном воспоминании, девушка засыпала. Сквозь дрёму она слышала, как на улице под чужими ботинками скрипел снег.

Ещё хуже

За окном домика на берегу озера мело. Эмилия дышала на постоянно замерзавшее стекло, силясь рассмотреть в скудном свете дня хоть что-то. Она ждала Алекса. Эмилия часто думала о нём. За прошедшие со встречи дни девушка успела понять, что такой красавец непременно должен оказаться ещё и добрым, и честным, и сильным. Сильным — обязательно! Стоило Эмилии только вспомнить его широкие плечи, как она улыбалась. Парень должен был появиться давным-давно. Хотя… Зачем ему это нужно? Просто потому, что Эмилия просила? Что за ерунда! На что она вообще надеялась? Девушка отошла от окна, обняла волка. Им давно не удавалось раздобыть еды, холод пробирал насквозь постоянно, не спасал даже огонь, горевший в камине.

Морозы наступили практически сразу после того дня, когда Эмилия побывала в Центре курирования искусственной луны. Такой жестокой зимы девушка ещё не видела. И жестокой она была не только из-за морозов. В городе творилось неладное. Они с волком меняли дом за домом, нигде не задерживаясь дольше, чем на пару ночей. На улицах часто кричали. Начинал всегда кто-то один, а потом волна воплей неслась из района в район, погребая все дома, в которых ещё жили люди. Часто к крикам примешивался грохот бьющихся окон.

Всякий раз Эмилии казалось, что в Ориллии уже не осталось ни одного стекла. Но в следующую ночь всё повторялось. Однажды она даже слышала выстрелы, совсем близко к тому домику, в подвале которого они с волком прятались. С рассветом Эмилия вышла на улицу. Хотелось сбежать дальше, как можно дальше из этого дома, из этого города, из этого мира. Хотя бы к учёным. И она побежала, прочь от собственного страха, от красных проталин рядом с парой тел, уткнувшихся лицами в снег прямо посреди улицы.

Ноги вывели её на берег озера Симко. Издалека доносился призрачный шум работавшей гидроэлектростанции. Назойливый звук рушил ощущение безопасности и изолированности от людей. Эмилия брела по покрытому галькой берегу, на котором ветер не позволял задержаться снегу, и думала о том, что желает ГЭС вечного молчания. Смерти. Как и всем людям в Ориллии. Если учёные никак не могут найти лекарство, то лучше всем просто умереть. Хотя бы позволили нормально жить ей и волку.

Эмилия добрела до частично разрушившейся деревянной пристани. Доски торчали из озёрного льда, будто сломанные рёбра из развороченной грудной клетки. На берегу, рядом с пристанью, стоял крошечный красный домик. Следов вокруг него не оказалось, и Эмилия с волком решили остаться.

Днём рядом с красным домиком не ходили охотники, ночью не дрались безумцы. Две холодные пустые комнаты и кухня с перевёрнутой мебелью составляли новый маленький мирок Эмилии и волка. Первую неделю удавалось достать еду в городе, хотя вылазки становились всё опаснее: казалось, в Ориллии никто никогда не спит и не боится синей луны. А потом еду стало попросту негде найти: запасы из домов погибших семей охотники прибирали к рукам мгновенно. Оставляли только трупы в домах и на улицах. Их пожирали лесные хищники, безбоязненно разгуливающие по городу. И однажды волк тоже стал есть мертвечину. Поначалу он никак не мог понять, почему Эмилия отталкивает его от замороженного куска мяса и кричит, волк даже недовольно показал зубы. Девушка отошла, её скрутили рвотные спазмы. Друг забеспокоился, приблизился к ней, поджав хвост. Эмилия долго пыталась объяснить, почему есть людей нельзя. Посчитал ли он её слова глупой прихотью? Она не знала. Но волк больше не пытался пообедать человечиной.

Пару дней назад Эмилия попросила друга пойти поохотиться. Он вернулся ни с чем.

— Нестрашно, — уговаривала его Эмилия, — я что-нибудь придумаю.

В тот вечер она пошла в Центр курирования луны, чтобы увидеться с Алексом и попросить помощи. Рядом с клетками, в которых сидели подопытные звери, её окликнула девушка, Холи, которая проводила эксперимент с рысью. Она оказалась очень недружелюбной и, увидев ключ-карту, потребовала, чтобы Эмилия отдала его. Эмилия ответила, что отдаст ключ-карту только Алексу и, сказав, где сейчас живёт, убежала.

Жалко, конечно, что и среди учёных есть не особо добрые люди. Но Эмилия всё равно отчаянно стремилась к ним.

А вот Алекс к ней не стремился вовсе.

— Он не придёт, — шепнула она волку. Друг дёрнул мягким ухом, но и только. Наверное, он не слишком-то хотел, чтобы Алекс приходил. — Мы тут просто умрём от голода.

Правдивость собственных слов напугала Эмилию. Она упрямо мотнула головой и пошла в соседнюю комнату. Там валялись потасканные мужские вещи: рабочие штаны с карманами, грубый свитер и чёрная лыжная куртка. Эмилия облачилась в них, снова став похожей на бродяжку, а свою красивую одежду аккуратно сложила и принесла в комнату с камином.

— Подожди меня, я скоро вернусь.

Волк остался один. Он улёгся возле горки вещей Эмилии, вытянул вперёд лапы и опустил на них морду. Нос коснулся мягкой ткани с приятным и родным запахом. Стало спокойнее. Она сказала, что нужно ждать, значит, обязательно вернётся, и всё будет как раньше. Только раньше Эмилия никогда не уходила без него.

Волк вспомнил, как хорошо было лежать в ногах девочки и слушать, как она восторгается квадратной чёрной штуковиной — проигрывателем пластинок — и говорит о том, что видела такие только на картинках в интернете и достать их очень сложно.

Сколько прошло времени, волк не знал, но ему стало казаться, что слишком много. Девочки всё не было. Он хотел побежать за ней — найти Эмилию по следам было бы совсем несложно. Но она просила дождаться, и волк не посмел ослушаться. Может, девочка и не собиралась возвращаться, просто не хотела, чтобы он последовал за ней к людям?

Волк тихо заскулил. Раньше всё было гораздо проще. И не только потому, что они никогда не разлучались. Тогда не было столько мыслей и тревог, которые эти мысли приносили. А теперь он ощущал совсем не волчью тоску. Если Эмилия не придёт, то у него ничего не останется. Волк изменился настолько, что вернуться к жизни животного уже не сможет, а человеком он не стал и никогда не станет. Только Эмилия помогала держаться на этой противоестественной границе. Но она человек, уйти к людям для неё будет правильным: там будет тепло, там будет еда. Там будет Алекс.

За стенами дома захрустел снег. Это был звук чужих шагов — гораздо более тяжелых и широких, чем у Эмилии. Волк отполз за покосившийся диван со сломанной ножкой. Дверь открылась, вместе с ледяным ветром с озера в комнату проник знакомый запах. Лица вошедшего человека было не разглядеть — его почти целиком скрывал шерстяной шарф, из капюшона с меховой оторочкой виднелись одни глаза. Но волку и не нужно было смотреть на лицо, он и так узнал Алекса.

Парень огляделся, позвал Эмилию. Прошёл через комнату, оставляя на полу снежные следы. Волк не выдал себя ничем. Алекс разочарованно выдохнул и собирался было уйти, но ему на глаза попалась кучка одежды, аккуратно сложенная в дальнем углу возле прогоревшего камина. Вместо того чтобы убраться, парень сел на стул и скинул капюшон. Временное убежище волка грозило стать не таким уж и временным. Но он ничего не мог поделать. Эмилия очень ждала Алекса, и прогнать его значило предать друга. Волк лёг за диваном, слушая, что делает человек.

Алекс сидел долго и почти неподвижно. Эмилия не возвращалась, он не уходил. Легкая возня заставила волка выглянуть из-за спинки дивана. Парень вытащил из кармана блокнот и карандаш, принялся что-то записывать. Затем он вырвал из блокнота листок, положил его на стол и наконец-то ушёл.

Волк подобрался к столу, понюхал воздух, пронизанный новыми запахами. Белый обрывок бумаги был заполнен закорючками, напоминавшими отчётливые птичьи следы на свежевыпавшем снегу. Волку очень хотелось узнать, что они означают, но без Эмилии разобрать их было невозможно. А её всё не было. Волку стало очень тревожно. Если Алекс искал девочку здесь, значит, она не добралась до лаборатории или и вовсе туда не собиралась. Что-то случилось. Эта мысль, такая очевидная, должна была прийти уже давно. Зачем он стал ждать, что толку стеречь вещи, если Эмилия могла не вернуться уже никогда? Волк рванулся к выходу, толкнул лапами дверь. Сильный злой ветер навалился на неё с другой стороны. В образовавшуюся щель намело снега. Волк ударил дверь плечом и тут же скользнул на улицу. Захлопнувшаяся, как капкан, створка прищемила заднюю лапу. Он выбрался во двор, прихрамывая. Из-за белой круговерти ничего не было видно уже на расстоянии пары шагов. Следы Алекса замело снегом, будто он и вовсе не приходил. Волк принюхался, безуспешно стараясь учуять Эмилию. И вдруг запах её закружился в метели, так неправдоподобно близко и явственно.

— Ну куда ты вышел, зачем? — голос девочки дрожал. Должно быть, она очень озябла. — Пойдём в дом. Сейчас поедим.

Эмилия, больше похожая на сплошной ворох чёрной одежды, подошла, потрепала друга по голове. От неё пахло людьми и чем-то ещё, что волку совсем не понравилось. Она потянула дверную ручку, пропустила его внутрь дома, затем зашла сама. Девочка похлопала себя по бокам, постучала об пол ногами в заснеженных ботинках, а потом отряхнула волка.

— Хромаешь? — она потрогала заднюю лапу зверя. Уже не было больно, он даже не дёрнулся. — Хм, показалось. Я рада, что с тобой всё хорошо.

Эмилия расстегнула куртку, вытащила пёстрый полиэтиленовый пакет. Умопомрачительно запахло едой. Пасть мгновенно наполнилась слюной.

— Здесь на пару дней хватит, — девочка пошуршала полиэтиленом, вытащила кусок не особо свежей говядины, протянула волку. — Здорово, да?

Он схватил угощение прямо из её рук и проглотил целиком. Хвост радостно дёрнулся. А Эмилия заплакала. Она достала ещё мяса для волка. А сама, всхлипывая, вгрызлась в грязную картофелину. Второй кусок он уронил на пол и ел неспешно. Воняло это мясо затхлостью и плесенью, но пустой желудок совсем не привередлив. А вот запах, исходивший от Эмилии, по-настоящему беспокоил. От её одежды пахло мужским потом, чужими руками. Недоеденное мясо осталось валяться на лакированных досках, а то, которое он уже проглотил, ощущалось в животе тяжёлыми комками. Волк попятился. Такой запах исходил от Эмилии только один раз, после того, как над ней издевались в вагоне, и тогда он тоже ничего не мог сделать. А теперь она пошла сама. Зачем? Чтобы ей дали мешок, пахнущий гнилым мясом. Неужели теперь только так они могут выжить?

Волку захотелось убить этих людей, он их ненавидел. И себя тоже. Потому что не смог сделать так, чтобы Эмилии не пришлось выпрашивать у них еду.

— Холодно, да? — девочка на четвереньках подползла к камину, будто не заметив, что волк не доел кусок говядины. Она бросила в тлеющие угли немного дров, предусмотрительно перенесённых в комнату с улицы. Им невероятно повезло — рядом с домиком на берегу озера стояла поленница.

Девочка дула на угли, пока пламя не заплясало на поленьях. Волк не любил огня, но сейчас лёг совсем рядом с камином. Рядом с Эмилией.

— Отойди, — чужим голосом попросила девочка. Волк не понимал, почему она не ищет у него утешения, но послушно отполз от огня. — На тебя от каминной решётки тень падает. Ты будто в клетке. Или за изгородью. Не хочу, чтобы нас что-то разделяло. Даже тень.

Волк сел за спиной Эмилии. Ему очень хотелось сказать девочке, что никакая решётка не разделяет их так, как сплошная стена отвратительного запаха, источаемого её одеждой. Заскулив, он потянул зубами за рукав лыжной куртки. Отпустил, фыркнул, снова потянул, зло скалясь. Эмилия всегда его понимала, поняла и сейчас. Она стянула с себя куртку, скатала её и бросила в камин. Придавленный огонь чуть не захлебнулся. Мокрая от снега ткань неохотно занялась, но прошла минута — и куртка заполыхала. Эмилия сняла с себя всё, даже ботинки и те полетели в огонь. Комната наполнилась вонью горящей резины.

— Я, правда, ненадолго, — сказала она волку и двинулась к двери.

Он побрёл следом. Ему не хотелось снова ждать в доме, думая, что Эмилия не вернётся. Девочка ступила босыми ногами на снег и задрожала. Едва слушавшимися руками она принялась растираться снегом. Её тело покрылось гусиной кожей, посинело. Волк слышал, как зубы Эмилии выбивали дробь. Лицо она очищала особенно яростно, будто пыталась стереть с глаз картинки и воспоминания. Закончив, девочка вбежала в дом, попыталась надеть те красивые вещи, что сложила аккуратной стопочкой перед уходом. Но дрожь была такой сильной, что рукой невозможно было попасть в рукав.

— Всё правильно, — девочка заикалась, спотыкаясь на каждом слоге, волк еле разбирал, что она говорит. — Всё правильно. У меня есть только ты.

Эмилия бросила одежду, свернулась калачиком на полу, прижавшись к волку спиной. Он был рад согревать её. И пусть дом наполнился вонючим дымом, щиплющим нос, нюхать его было почти приятно. Всё стало таким, как прежде. Правильным. Только не замеченная Эмилией записка, лежавшая на столе, не давала покоя.

Девочка плохо спала, то дрожала, то бормотала что-то неразборчивое тонким, плаксивым голосом. Волк боялся, что она заболела. Эмилия проснулась на рассвете. Одевшись, она вытрясла из пёстрого пакета всю еду на стол, выбрала кусок сыра. Волк сделал вид, что не заметил мяса, которое Эмилия положила перед ним. Впрочем, ей будто и не было никакого дела. Девочка всматривалась в листок бумаги, оставленный Алексом.

— Он приходил, — сказала она, не отрывая взгляда от блокнотного листа. — Надо было тебе сразу показать записку. Он хочет, чтобы я пришла к ним, представляешь? Пишет, что я с мамой жила раньше с учёными. Алекс рассказал про меня, они все хотят, чтобы я вернулась.

А волку совсем не хотелось, чтобы Эмилия возвращалась к этим ученым. Но то, что она сделала вчера, чтобы достать еду, было ещё хуже. Волк прижался к её ногам, соглашаясь, что ей нужно отправиться к своим.

С людьми

Всю ночь и день после того, как Эмилия ушла за высокий бетонный забор, волк провёл возле секретной двери. Ему хотелось есть, его тревожила постоянная близость людей, но он не мог заставить себя уйти. Вдруг девочке понадобится помощь, вдруг она решит убежать? Волку этого очень хотелось, но на вторую ночь он понял, что она не решит. Эмилия не выходила к нему, наверное, даже и не вспоминала.

Волк отправился на охоту. Ему удалось поймать тощего зайца, которого едва хватило бы, чтобы унять ставший уже привычным голод. Он хотел было отнести тушку девочке, поделиться с ней, но вспомнил, что теперь каждый сам за себя. И всё же, справившись с зайцем, волк снова вернулся к двери. Почти такой же голодный, как и был.

Он услышал осторожные шаги, звук пластиковой карточки, скользнувшей по замку. Эмилия! Волк вскочил, узнав её по этим шагам. Дверь отъехала в сторону, девочка вышла и тихо позвала волка. Она изменилась: другая одежда, остриженные волосы, даже запах был непривычным — к её собственному примешался резкий острый запах мыла.

— Вот ты где, — Эмилия вздрогнула, она поначалу не заметила зверя, стоявшего совсем близко. Девочка присела на корточки, прислонившись спиной к бетонному ограждению. — Ты волновался?

Волк потёрся головой о её колено и тихо заворчал. Эмилия не забыла про него, почему он вообще такое подумал? Рядом с ней было так хорошо. Может быть, стоило и ему пойти к этим учёным? Пусть даже посадят в клетку, но зато Эмилия сможет приходить к нему чаще, хоть каждый день.

— А зря, — девочка поцеловала волка в широкий лоб. — У меня всё здорово. Учёные ко мне хорошо относятся. Алекс рассказал всем, что прочитал на моей карточке “доктор Кларисса Адамс”. Этот доктор — и есть моя мама, её помнят. И меня даже помнят. Как будто я вернулась в знакомое место, где меня любят. Так странно…

Девочка помолчала. Потом, спохватившись, вытащила из карманов два бумажных свёртка. В них оказались куриные головы, совсем свежие.

— Там это никто не ест даже, бери — не хочу! — Эмилия развернула бумагу, положила еду на снег перед волком.

Он сгрыз головы в одну минуту, испытывая безграничную благодарность. Но это чувство оказалось недолгим. Эмилия принесла ему еду, а чего это стоило ей? Девочка выглядела почти радостной, и всё равно волк ощутил какую-то неправильность происходящего. Он стал похож на бездомного пса, живущего от подачки к подачке. Было в этом что-то унизительное.

— Вообще очень здорово всё сложилось. Помнишь тот отряд из Торонто, который охотники убили? Ну, из-за которого ещё не убили нас. Вот скоро совсем придёт такой же, только больше. Будут с охотниками воевать, чтобы забрать из Ориллии учёных. Мне Алекс рассказал. Просто класс, что я в это время буду в Центре курирования. А то тут такое начнётся!

Произнеся последнюю фразу, девочка выпучила глаза. Казалось, она и сама не слишком-то понимает, какое “такое”. Но была убеждена в том, что ей ужасно повезло. Может, так оно и было, волк на это очень надеялся. Если он будет уверен, что Эмилии больше ничего не угрожает, что её оберегают и у неё всё хорошо, то сможет уйти и попробовать позаботиться о себе. Ведь именно так поступают другие волки.

Лаборатория напоминала улицу после сильного снегопада: белые стены и пол; ряды белых столов, отгороженные друг от друга прозрачным пластиком; белые мониторы и микроскопы. Эмилия сидела на высоком стуле напротив Алекса, её рука, развёрнутая ладонью вверх, лежала на столешнице рядом с подставкой под пробирки. Парень туго затянул синюю ленту жгута на правом плече девушки, в его пальцах появился пластиковый держатель с длинной иглой. Эмилия соскочила со стула, попятилась к двери. Кажется, парень не запирал её на ключ.

— Я видела, как вы похожей штукой рысь убили. Ты обещал, что со мной ничего плохого не случится. Соврал, да?

— Не бойся, — Алекса явно забавляла реакция девушки. Он поднялся вслед за Эмилией и осторожно, будто перед ним был дикий пугливый зверёк, протянул к ней руку. — Эта штука пустая, видишь? Я хочу просто взять немного крови. Это совсем не больно, вот увидишь.

— А с рысью почему нельзя было так? Что ты почувствовал, когда понял, что убил её?

— Мы не думали, — казалось, парень был действительно расстроен, он даже снова начал грызть кончик карандаша, от чего слова стал произносить не совсем разборчиво. — Не думали, что это её убьет. Мы испытывали лекарство. А с тобой всё не так.

— А как? — успокоенная разговором, Эмилия вернулась на стул, вытянула правую руку.

Алекс не стал медлить и быстро кольнул иголкой сгиб её локтя. Эмилия зашипела, но осталась на месте, даже не дёрнулась. Вакуумная пробирка начала наполняться красным.

— На тебя не действует излучение, ты спокойно разгуливаешь ночью уже много лет и не сошла с ума, — говорил парень, продолжая брать кровь. — Перед тем, как твоя мать сбежала с тобой, её группа испытывала лекарство, которое способствовало выработке иммунитета к лунному излучению. Доктор Адамс наверняка тайно ввела его и тебе. Они все умерли, сошли с ума. Остальные думали, что и ты погибла, а теперь мы знаем, что это не так. Ты жива, да ещё и излучение на тебя не действует. Видимо, дело в том, что тогда ты была ребенком, но это уже не имеет значения. Лекарство действовало, его нужно было только доработать, а вместо этого мы пошли по другому пути, пытались сделать препарат, усиливающий передачу нервных импульсов, благодаря чему нивелируются помехи от излучения.

Парень увлёкся рассказом, забыв, с кем разговаривает.

— Я ничего не поняла. — Алекс вытащил иголку, приложил кусочек ваты, отвратительно пахнущий спиртом. Он легонько подтолкнул её кисть вверх, Эмилия послушно согнула руку в локте. — Про импульсы не поняла. И про себя.

— Не забивай голову, главное, что мы всё делали неправильно. Нужно просто вернуться к исследованиям твоей матери, тогда мы сможем сделать лекарство для всех. А ты — ты просто чудо. Благодаря тебе мы всех спасём! Видишь, как здорово?

— Ты думаешь, что я чудо? — из объяснений Алекса её заинтересовали только эти слова. Она бы, может, послушала ещё про то, как ему было жалко рысь. Но он ничего не сказал о животном.

— Конечно! Самое настоящее. Мы ещё не до конца уверены, но, судя по всему, лекарство вызвало мутацию, частично изменило ген, кодирующий белок, резонансная частота колебаний которого совпадала с длиной волны излучения. В результате мутаций частота колебаний белковой молекулы изменилась, и белок перестал реагировать на эти электромагнитные импульсы, что и обеспечило резистентность. — Парень снова увидел непонимание в её лице и пояснил: — Твой организм работает по-другому, понимаешь?

— Понимаю, — Эмилия мило улыбнулась. — Я — чудо.

— Всё правильно, — Алекс погладил её по руке.

Эмилии стало очень приятно. Она жадно ловила любое проявление внимания от парня. Он казался всё таким же красивым, но гораздо более безразличным, чем мечтала Эмилия. Да и вообще порой вёл себя как инопланетянин, которого невозможно было понять. И который её не понимал никогда.

— А ты меня поцелуешь?

— Эй, обычно я это девушкам говорю, — парень засмеялся, но тут же стал серьезным. — Сначала нам нужно закончить обследование. Ложись-ка сюда, — Алекс указал на кушетку, у изголовья которой была большая белая труба. — Сделаем тебе МРТ, а потом вместе погуляем по территории, договорились?

— Ладно, — вяло согласилась Эмилия. В весёлой улыбке Алекса не было ни капли искреннего веселья. Девушка понимала, что он многое готов пообещать ради своих исследований. Но ей было всё равно. Только немножко грустно.

Свет в лаборатории дважды моргнул. Алекс с досадой посмотрел на широкие плоские лампы под потолком.

— Не пугайся, — сказал он, мягко подталкивая Эмилию к белой кушетке, — последнее время так частенько бывает. На ГЭС уже несколько лет никого нет, удивительно, как она ещё вообще работает. Чувствую, это ненадолго.

— И что будет, когда электричества не станет? — Эмилия уселась на кушетку. Ей было немного боязно оказаться в белой трубе, и она тянула время, задавая вопросы.

— У нас есть генератор и запас бензина. Ненадолго, но его хватит, чтоб обеспечивать электроэнергией основные помещения. Ложись.

— Хорошо, — тоскливо протянула Эмилия.

Эмилия сидела на полу коридора, вытянув ноги. Алекс обещал ей пойти прогуляться сразу после того, как закончится обследование. А сам заперся в кабинете. Девушка никак не могла взять в толк, нарочно он её обманывает или просто настолько увлечён изучением её, чудесной, что забыл обо всём. Даже о том, что за заколоченными окнами лаборатории уже светлеет, и пора выполнить обещание, а потом ложиться спать. Эмилия никак не могла привыкнуть, что ночью нужно спать. Когда всходила синяя луна, девочка лежала в кровати с открытыми глазами до рассвета. Иногда в ночной тишине ей слышался волчий вой. Только слышался, конечно.

Вот и сейчас, под утро, глаза у Эмилии уже слипались. Она задремала бы, прислонившись спиной к стене, но дверь кабинета Алекса оглушительно скрипнула, парень вышел и чуть не споткнулся о ноги Эмилии. Она мгновенно вскочила, пригладила раздражающе короткие волосы, топорщившиеся во все стороны. С тех пор, как девушку остригли, она казалась себе сущей уродкой и старалась не показываться перед Алексом без головного убора.

— Ну что, ты закончил? — спросила она так, будто не просидела под дверью кабинета всю ночь.

Парень выглядел ошарашенным и очень усталым.

— Что ты тут делаешь? — он потёр правый глаз кулаком. — Почему не спишь?

— Я тебя жду. — Алекс что, разыгрывает её?

— Зачем? Мы же вчера сделали все тесты… Прежде, чем начинать новые, нужно дождаться результатов.

— Какие тесты?

— Ты что, ничего не помнишь? — парень с тревогой глянул на Эмилию, приподнял её подбородок, заставляя девушку посмотреть ему в лицо.

— Это ты ничего не помнишь! — с нескрываемой обидой в голосе воскликнула Эмилия. Глаза у неё моментально защипало, девушка хлюпнула носом. — Ты же обещал, что мы погуляем. Вместе.

Тёмные брови Алекса соединились над переносицей. Он отпустил подбородок Эмилии и медленно втянул носом воздух.

— Конечно, погуляем. Я же обещал. Вот, видишь, я уже закончил, и мы прямо сейчас идём гулять. Где твоя куртка?

— Я не знаю, — растерянно ответила Эмилия. Она не ожидала, что Алекс так легко согласится, что обещания нужно выполнять. — Не помню, оставила где-то.

— Тогда беги, ищи её, и встретимся на крыльце. Хорошо?

Эмилия быстро кивнула и побежала в свою комнатушку, сонливость как рукой сняло. Да, пусть Алекс оказался не совсем таким добрым и искренним, как она мечтала, но он по-прежнему был красивым и грыз карандаш. И девушке хотелось побыть с ним рядом, подержать за руку. Может, даже обнять. Интересно, почему он целовать её не стал? Наконец Эмилия нашла куртку. Каким-то волшебным образом та оказалась под кроватью. Просунув одну руку в рукав, девушка захлопнула дверь, уже набегу натянула второй рукав, кое-как застегнула молнию.

Алекс ждал её у выхода, прислонившись спиной к обшарпанной стене. Из-под капюшона его куртки-аляски виднелся только кончик носа и выдыхаемый пар. Мороз стоял не по-ноябрьски крепкий, Эмилия начала мелко дрожать. Но мысли вернуться в отапливаемое здание лаборатории не возникло.

— Пойдём? — смело сказала она.

Встрепенувшись, Алекс завертел головой и, казалось, очень удивился, увидев девушку.

— Да, идём гулять. Только, давай, не очень долго, больно уж тут холодно. Видела, я почти насмерть замёрз, пока тебя ждал.

— И мне тоже холодно.

Эмилия замолчала. Вокруг здания лаборатории не прибавилось ничего нового, и ей оставалось только Алекса. Он же глядел прямо перед собой и прятал руки в карманах.

— Как ты только умудрилась столько лет прожить совсем одна...

— А я не одна была, с другом. Он помогал. Во всём.

Воспоминание о волке заставило Эмилию почувствовать себя несчастной. Даже не само воспоминание. А то, что волка рядом больше нет. “Ничего страшного, — приободрила она себя в который раз, — зато есть Алекс и другие учёные. Они со мной и поговорят, и позаботиться смогут. И подружиться, конечно”.    

— И куда же твой друг делся? Что-то я его не видел, когда приходил и оставил записку.

— Ну… У меня больше нет друга. Того. Бывает ведь такое, да? Ты теперь есть зато. Ты ведь мне друг?

Алекс вынул руку из кармана и помассировал лоб.

— Конечно, мы с тобой друзья. А тот твой друг тоже ходил по ночам?

Эмилия ничего не ответила, только неопределённо пожала плечами.

— Я никому не выдам, честно. Хочешь, взамен я расскажу, почему луна синяя.

— Расскажи! Ты тоже сказки сочиняешь, да? — оживилась Эмилия.

Она не хотела рассказывать про волка. То ли потому, что не доверяла учёным до конца и боялась, что зверя могут поймать для опытов, то ли потому, что именно с Алексом говорить про волка было… Странно. А вот про синюю луну послушать хотелось. Наверняка он и про папу Эмилии расскажет.

— Какие уж тут сказки… Но сначала ты мне скажешь, кто был твой друг.

— Я не помню, — девушка готова была расплакаться второй раз за утро. Но так по-предательски это было: говорить, что она не помнит своего волка. “Ему так лучше, лучше”, — повторяла Эмилия про себя, пока две слезинки чертили стынущие на морозе дорожки.

— Эй, ну что ты, — Алекс растерялся и неловким движением большого пальца стёр слезу с её щеки. — Ладно, слушай про луну. На самом деле, это, наверное, не слишком-то интересная история, но раз уж обещал… Так вот, вторую луну сделали, чтобы все люди стали очень умными. Сначала поумнели животные, на которых проводили первые эксперименты, а потом излучение, воздействующее на мозг, опробовали на людях в лаборатории на спутнике. В случае успеха ученые собирались развернуть пластины на поверхности луны, и излучение сделало бы всех на Земле умнее. Вышло всё, конечно, из рук вон плохо.

— А синяя-то она почему? Ну, луна.

— Ах, да. Так вот, эти пластины поглощают солнечный свет, а синюю его компоненту, то есть составляющую, отражают. Поэтому свет от луны кажется синим. Люди думают, что именно синий свет и сводит их с ума, но на самом деле это излучение, которое не видно глазу.  Вот такая вот не очень интересная история.

— Я не поняла, — после паузы пробубнила Эмилия, — это излучение в дома проникает? Поэтому все сходят с ума сейчас?

— Не совсем. Сначала ведь никто не знал, что на улицу ночью выходить опасно. И люди выходили, попадали под воздействие излучения. Кто больше подвержен, те сошли с ума почти сразу, остальные впредь стали осторожнее. Сидят по домам, так немного безопаснее — крыши экранируют. Правда, излучение всё равно действует, хоть и слабее. Со временем ситуация в городе только ухудшается — люди сходят с ума, звери умнеют, интересно, что будет лет через десять?.. Эту грёбаную искусственную луну давно бы сбили, но на ней по-прежнему действует система противоракетной обороны. Остаётся только изобретать лекарство.

Алекс немного помолчал и взглянул на Эмилию.

— Ну вот, хотел тебя развеселить, а вышло как-то не особенно хорошо. Невесёлая это тема. Знаешь, я тебе даже завидую, ты не боишься, что вот-вот лишишься рассудка. А мы тут все, может, и выглядим героями, которые пытаются найти лекарство, но стараемся не столько для всех, сколько для самих себя. Никому из нас не хочется сойти с ума. Меня так и вовсе жуть от одной этой мысли берёт. Так что тебе ужасно повезло.

— Холодно, — заявила Эмилия, чтобы остановить вероятный разговор о своём сомнительном везении. — Поиграем, может? В догонялки. Ты любишь играть в догонялки?

— Я же всю ночь не спал, — пожаловался Алекс, выглядевший вконец измученным. — Я тебя ни за что не догоню. Слушай, у меня есть идея получше. Давай, мы сыграем в прятки? Ты сейчас закроешь глаза и досчитаешь до пятнадцати, я спрячусь, а потом ты отправишься меня искать, идёт?

— Но мы же так не согреемся!

— А я спрячусь так хорошо, что тебе придется попотеть.

— Обманываешь, да? — Эмилия взглянула на парня исподлобья.

— Обижаешь. Думаешь, я не умею прятаться? А вот и напрасно. Помню, как-то разбил инкубатор, в котором Холи три недели выращивала клеточный штамм, так она меня потом несколько дней не могла найти.

— Ладно, верю. Только  — чур, — прячься где-нибудь в столовой.

— Договорились, только не подглядывай.

Игры в прятки не получилось. Эмилия слышала, как снег заскрипел под ногами парня, как хлопнула входная дверь здания лаборатории. Но до того как девушка успела досчитать хотя бы до двенадцати, Алекс вернулся и тронул её за плечо.

— Прости, прятки откладываются, — голос его был серьезным. — Свет отключился, похоже, ГЭС всё же пришёл конец. Пойдём, я отведу тебя в комнату — в коридорах темно.

Эмилия упала на жёсткую кровать, не сняв ни сапог, ни куртки. Ставни она оставила закрытыми. Хотелось просто немного поспать, ни о чём не думая. Волк, наверное, ждал её у секретной двери. А она в то же время ждала Алекса в коридоре. “Ну и ладно, надо ему привыкать”. Девушка накинула на голову капюшон, свернулась клубочком и уснула.

Она не смогла бы сказать, как долго проспала. Кошмары, мучившие Эмилию, превращали каждый сон в вечность. Она запретила себе вспоминать, чем заплатила охотникам за еду. Но во снах всё возвращалось. Может, если б она рассказала другу о случившемся, было бы лучше. Однако Эмилия слишком хорошо к нему относилась, чтобы поделиться таким секретом.

Её разбудил гром. Звук не приснился ей. Девушка готова была поклясться, что слышала именно громовой раскат. Когда Эмилия открыла глаза и выглянула из-под капюшона, в комнате было темно и будто бы ничего не изменилось. Не стала нарушать остановку времени и девушка. Она надвинула капюшон на глаза и осталась лежать. Не шелохнулась, даже когда дверь в комнату скрипнула, и кто-то вошёл.

— Эмилия, солнышко, это я, Джулия. Ты чего целый день не выходишь? Не заболела?

— Нет.

Джулия Браун, если верить её словам, была подругой матери Эмилии и помнила девочку с пелёнок. Только вот Эмилия её не помнила. Высокая черноволосая женщина при каждой встрече улыбалась во весь рот и качала головой, приговаривая, как же девочка похожа на Клариссу Адамс. Сейчас Джулия шарила лучом фонарика по стенам, пока яркое белое пятно не легло на подушку перед лицом Эмилии.

— Почему ты тогда не пришла обедать? Я принесла тебе бульон.

Пятно света убежало на прикроватную тумбочку, и в центре его оказался поднос с глубокой тарелкой, наполненной бульоном и плавающими в нём гренками.

— Да? Здорово.

Эмилия села, откинула капюшон. Замершее было время с приходом Джулии расправило плечи и пошло дальше по своим делам. А девушка набросилась на поздний обед.

— Джулия, ты слышала гром?

— Когда, сейчас? — удивилась Джулия.

— Ну да, недавно.

— Нет, не слышала. Да и откуда сейчас гром? Зима на дворе. Наверное, кто-то просто споткнулся и упал в темноте.

— Кстати, а свет не зажжётся? — поинтересовалась Эмилия.

— Теперь свет будет только в лабораториях, чтобы мы могли продолжать исследования. Топлива и так не хватит надолго. Придётся как-то обходиться. Если боишься темноты, я могу с тобой посидеть. И фонарик оставлю.

— Я не боюсь темноты. Я же только по ночам и ходила раньше.

Произнеся эти слова, Эмилия поняла, что солгала. Она боялась темноты. Боялась здесь, в здании лаборатории, похожем на муравейник, где в коридоре можно в любой момент натолкнуться на человека. Не так, как в Ориллии: здесь нельзя было убежать, здесь с людьми приходилось разговаривать, быть приветливой. Эмилия изо всех сил старалась не выглядеть дикаркой, лесным найдёнышем. И у неё, наверное, получалось, но…

— Иногда всё же немножко страшно, — тихо призналась она Джулии.

Женщина мягко улыбнулась и положила ладонь на плечо девушки.

— Здесь тебя никто не обидит. Я побуду тут, а если захочешь, сможешь посидеть в лаборатории с Алексом. Там светло и совсем не страшно. Вы ведь подружились с Алексом?

— Да, так и есть. — Эмилия положила ложку в опустевшую супницу. — А ещё что-нибудь можно поесть?

— Конечно, пойдём в столовую, пока ещё хоть что-то осталось от ужина.

Через пять ночей Эмилия открыла ставни. Тонкий серп синего месяца висел в небе и выглядел юным и не уверенным ни в чём. Глядя на него, девушка пробарабанила пальцами по подоконнику и, вооружившись фонариком Джулии, спустилась в столовую. Вчера она слышала, как учёные говорили о свином гуляше на обед, а это значило, что в недрах кухни размораживалось мясо. Эмилия прошмыгнула между металлических столов, загромождённых кастрюлями и подставками с ножами, мимо огромных половников туда, где хранились продукты. При виде свиных рёбер и окороков Эмилия вспомнила небывалый холод, стойко держащийся за дверями здания, и волка, который не мог поймать обед. А она оставила его на целых пять дней одного. Вдруг что-то случилось? Что-то такое, чего нельзя исправить ни куском мяса, ни извинениями?

Эмилия шумно выдохнула, сдёрнула с крючка большое вафельное полотенце и, набросав в него рёбрышек и немного вырезки, связала углы.

Она бежала к выходу так, словно каждая секунда промедления могла стоить волку жизни. За дверями мело. Нет, он наверняка не пришёл бы в такую погоду. Эмилия прогнала прочь мысли, сосредоточившись на том, чтобы не упасть: ветер валил с ног, тяжёлый узел выскальзывал из пальцев, а глубокий снег едва позволял шагать. Рядом с секретной дверью Эмилия остановилась, нащупывая щель, в которую нужно было вставить карту. Замок обледенел, и девушке пришлось провести несколько минут, сколупывая наледь. Наконец, она вставила карту, и дверь неспешно отъехала в сторону.

— Волк? — трусливо позвала Эмилия. Она чувствовала себя предательницей. И свиные рёбрышки, завёрнутые в полотенце, стали казаться не подарком для друга, а жалким откупом.

Снег и ветер оставались единственным, что двигалось рядом. Чёрная мохнатая тень не появилась. Он бы уже подошёл, обязательно. Если б только был здесь. Эмилия выронила узел, осела в сугроб.

Волк подобрался неслышно. Не ткнулся в колени привычным движением, а сел напротив, жмурясь от пощёчин ветра со снегом. Эмилия хотела было потянуться навстречу, тронуть за уши, погладить. Но что-то изменилось. Они оба чувствовали. Будто между ними появилась незримая преграда — прочнее, непреодолимее бетонной стены. Поэтому Эмилия стянула перчатки и, вместо того, чтобы коснуться чёрной шерсти, развязала углы полотенца.

— Я поесть принесла, — собственный голос показался фальшивкой, подделкой, неумелой, неуместной. Девочка зачем-то ткнула пальцем кусок вырезки, который уже начал затвердевать.

Помедлив, волк подошёл к угощению, оттолкнул носом белый уголок ткани, налипший на мясо. И принялся есть. Быстро, громко хрустя разгрызаемыми свиными рёбрами, ничего вокруг не замечая.

Эмилия наблюдала за тем, как вздымаются и опадают его худые бока. Наверное, если запустить пальцы под шкуру, то тут же наткнёшься на болезненно торчащие кости. Закончив, волк сел на прежнее место, где примятый и подтаявший наст уже снова замело снегом. Эмилия хотела было извиниться, пообещать приходить чаще, каждый день. Но стала произносить совершенно иные слова.

— Помнишь, я тебе рассказывала, что скоро отряд из Торонто придёт и заберёт учёных из Ориллии? Так вот, они зовут меня с собой.

Эмилия замолчала. Что ещё можно было сказать? Что она не поедет? Ложь. Что волк может отправиться за ней в большой город? Тоже ложь. Он сидел перед ней, слушал, щурился от ветра, готовый принять любую правду. Ощущение, будто она сейчас сообщила другу, что предала его, стало ещё сильнее. Не надо было приходить, просто не надо было приходить. Он бы забыл её быстрее.

— Ну, я приду ещё как-нибудь.

Она неуклюже поднялась на ноги, ткнула картой в замок, сломав тонкую корочку льда на щели, и скользнула на территорию лунного центра. Так и не оглянувшись. Страшно было увидеть, как волк уходит. И ещё страшнее узнать, что он по-прежнему сидит и смотрит на Эмилию.

Куда ведут следы

Его жизнь всё меньше походила на волчью. Даже без Эмилии он отсыпался не в норе в корнях, а в незапертом подвале заброшенного дома. По вечерам отсюда было ближе добираться до маленькой двери в бетонной стене. Волк приходил каждый раз, большей частью впустую. И всё равно лежал в снегу всю ночь, даже заведомо зная, что Эмилию не увидит.

Охотиться приходилось днём, его добычей стали крысы и бездомные собаки. Последние попадались редко, людям удавалось отлавливать их куда успешнее. Неубранные трупы на улицах волк по-прежнему обходил стороной. Конечно, Эмилия ничего не узнала бы, но соблюдение наложенного ей запрета стало последней связью, последним напоминанием о прошлой жизни. Не считая их встреч.

Волк снова лежал, прислонившись боком к промёрзшей стене. Ему почему-то казалось, что сегодня девочка непременно должна прийти. Она придёт и принесёт еду. Волк очень хотел бы попросить её этого не делать, но не мог, а Эмилия не понимала. А раньше поняла бы. Поняла, что для него недопустимо жить на подачках. Даже когда очень хочется есть. Животное, не способное добыть себе пищу, умирает или становится добычей для других. Это естественно и правильно. А он пока ещё мог охотиться и кормить себя, хоть и не досыта, но сам.

Когда небо подёрнулось предрассветным серым, а волк подумывал, что пора уходить, дверь открылась. Эмилия, как он и предполагал, принесла завёрнутые в старые газеты кости. Девочка присела на расстоянии от волка, развернула бумагу. Костей было много, все они вкусно пахли, на некоторых висели ароматные шматки мяса. Волк посмотрел на еду, перевёл взгляд на Эмилию, но не двинулся с места. Вытянув лапу, он проскрёб по свежему снегу, засыпал им уголок газеты.

— Не хочешь? — спросила девочка расстроено.

Волк не знал, как без слов пояснить причину. Даже если и мог бы говорить, разве такие вещи объясняют?

— Ну, я же тебе принесла. Украла. Понимаешь? Чтобы ты поел. Там, — она кивнула в направлении скрытого за забором здания лаборатории, — никто не ворует. А я ради тебя… И убегаю по ночам. А ты не подходишь даже.

Эмилия злилась, он ощущал это в звучании голоса, в резких движениях её рук, с оглушительным хрустом сворачивающих газету. Волк никогда не видел, чтобы девочка сердилась, тем более на него. Он шагнул назад, склонил голову набок. Может быть, Эмилия больше не хочет приходить? Совсем. И злится, потому что считает, что должна? Но ведь это не так, она может не приходить, просто не знает, что может не приходить. Наверное, ему самому стоило уйти жить своей отдельной жизнью. В первый раз, не увидев его, Эмилия, конечно, огорчилась бы, но потом успокоилась бы и забыла. Волк бы не забыл, но это и неважно.

— Обидно тебе, да? Считаешь меня виноватой, плохой, что я решила в Торонто уехать? А что мне делать по-твоему? Как жить тут, когда людей вообще не останется? Ты же понимаешь, что такую зиму я бы вряд ли пережила без учёных. Они теперь мои друзья. Они со мной делятся теплом и едой. Разговаривают. С ними я охотников не боюсь. А с тобой всего боялась. Да с тобой эти охотники чуть не убили меня! И тебя тоже! — Эмилия не могла остановиться. Слова лились, били градом, она перешла на крик, даже не заметив. — Давай, возрази мне что-нибудь! Не можешь! Потому что это правда, правда! Я думала, ты мой друг, а что ты для меня сделал? Ничего! Только обиделся, когда узнал, что я уеду!

Убежать. Этого хотелось больше всего, просто повернуться и броситься бежать. Хоть куда-нибудь. Подальше от этих слов, которые звучали так ужасно правдиво. Гордость и мнимое унижение, вызванные угощениями Эмилии, стали казаться невероятной глупостью. Неблагодарностью. Он бы сделал для неё то же самое, если бы мог. Именно так поступают те, кто дорожит друг другом. Только эти мысли заставили волка остаться. Всего на несколько мгновений, чтобы потереться мордой о её ноги и лизнуть руку в шерстяной перчатке.

Потом он побежал. Не в лес, чтобы наконец попробовать жить, как положено волку. В город, чтобы сделать для Эмилии хоть что-то, хотя бы ту малость, которую он мог. Волку не удалось защитить её тогда, в вагоне, но для людей иногда важно не только то, что случилось или не случилось. Они находят странное удовлетворение и успокоение в том, что причинивший им боль получает боль в ответ.

Волк пронёсся мимо старого вокзала, по узкой улочке окраины Ориллии, через заметённые снегом перекрёстки. Всех людей, что обидели Эмилию, ему не найти, но дом одного он знал наверняка. Двухэтажный таунхаус с тяжёлой дверью волк отыскал очень быстро. Ещё быстрее понял, что бритоголового человека в этом доме нет уже очень давно. Остался только старый, почти выветрившийся запах. 

Можно ли найти одного человека в городе, пусть и вымершем большей частью? Если ты знаешь его запах, если повезёт? Волк знал, и ему повезло. На широкой площади он увидел людей. Человек пятнадцать, у каждого к поясу был пристёгнут топор, через спины переброшены винтовки.

— Если они так и не могут изобрести лекарство, тогда пойдём и просто распотрошим этот их лунный центр, — громко пробасил один из них.

Волк остановился в тени высокого кирпичного дома. Ворваться в толпу, прыгнуть на бритого человека? Даже летом, когда он был сытым и сильным, ничего бы не вышло, его просто застрелили бы или забили прикладами. Сейчас же скакать по глубокому снегу, в который проваливаются лапы, было и вовсе бессмысленно.

Люди пересекли площадь, двинулись по улице. Волк следовал за ними, держась поодаль, но готовый кинуться, если бритый отстанет от остальных. Однако охотники шли плотной толпой до самого старого вокзала и дальше, направляясь к лунному центру, к Эмилии.

В лесу среди пихт и кедров, за погребёнными под снегом кустами волку было проще держаться ближе. Но и там он не решился напасть. Нужно было дождаться, подстеречь, чтобы наверняка. Из-за редких стволов показалась бетонная стена. Люди растянулись в цепочку, Брэдли шёл в середине. Но теперь убить только его было мало — охотники шли туда, где была Эмилия. Волк пытался представить, как он прыгает на одного, душит другого. Но нет, даже в самых отчаянных фантазиях ему не справиться и с половиной вооружённых людей. Он снова ничем не поможет Эмилии, ничего для неё не сделает.

Зарычав, волк кинулся к людям, уже преодолевшим последний ряд деревьев парка. Не ожидавшие нападения, они застыли на секунду. Её хватило. Волк налетел на Брэдли, через объёмистый пуховик прокусил плечо. Только плечо. Не шею, как он метил. Мужчина взвыл, резко дёрнул рукой. Зверь свалился в снег, собрался, снова прыгнул. Но теперь человек был готов, он заслонил голову предплечьем, его тяжёлый ботинок врезался в волчий живот.

Больно.

Снег смягчил падение, забился в раскрытую пасть, уже наполненную пухом и кровью.

Это не охота. Это не добыча. Волк так не поступил бы никогда. Он уже не волк...

Пока зверь поднимался, люди пришли в себя, из их рук грозно глядели топоры. Кто-то уже заходил сзади.

Сильный удар по голове оборвал мысль.

…но и не человек.

Эмилия уходила от секретной двери, оглядывая занесённую снегом территорию так, будто каждый сугроб, каждое хилое деревце нанесло ей обиду. Но чем дальше она шла, тем больше мороз остужал кипевшую в груди злобу. Что она наговорила волку? Зачем? Девушка понимала, что постаралась обвинить друга лишь затем, чтобы не чувствовать собственной вины. Невыносимо было смотреть на него, уже чужого, но всё ещё готового простить всё на свете. Эмилия просто попыталась обмануть и его, и себя, сказав, что дружбы-то никакой у них не было и предавать нечего. Но это же ложь. Она никогда не врала раньше своему волку. Как могло произойти подобное? Девушка закусила губу, ей хотелось взвыть от злости на себя, от внезапно возникшего презрения к своей жалкой, никчёмной душонке. Поздно. Даже после всех обидных слов он нашёл в себе силы и доброту подарить ей прощальную ласку. И ушёл. Он был очень сильным и добрым, её волк — определённо лучшее, что только существовало в мире.

Эмилия влетела в здание лаборатории, побежала к себе в комнату, хлопнула дверью перед носом Джулии, которая как раз шла проведать её. Женщине хватило такта не стучаться, не спрашивать ничего, просто уйти.

Такой заманчивой казалась идея уснуть и ни о чём не вспоминать. Но Эмилия заставила себя думать о волке, о том, как он воспринял её слова. “Ничего для меня не делал…” Её волк, всё время рядом, глаза, уши и нос Эмилии в ночном городе, предупреждающие об опасности, помогающие выжить. Всегда готовый согреть, не говорящий ничего, но слушающий любые разговоры, разделяющий любые тревоги. Он ведь понимал, что она всё равно его любит? Жалкий, глупый вопрос, отражающий вялую надежду, не имеющую права на жизнь! Девушка впилась зубами в уголок подушки. Что он теперь будет делать? Эмилия хотела бы думать, что волк станет зверем, забывшим о связи с глупой неблагодарной девчонкой. Но вспомнила, что он ушёл в направлении Ориллии. Что ему делать в городе? Там опасно, там всё ещё шныряют охотники — голодные, озлобленные… И Брэдли. От которого он её не защитил тогда. Будто спасаясь от ночного кошмара, Эмилия резко села на кровати, уставилась в стену широко распахнутыми глазами.

А потом ударил гром.

У Эмилии горло перехватило спазмом. Острое неоспоримое предчувствие возникло в сознании: с волком случилось плохое. Девушка судорожно глотнула воздуха и побежала назад — к секретной двери.

В коридорах лаборатории царили хаос и крик. В воздухе звенели два слова: “охотники” и “Торонто”. Кто-то схватил Эмилию за рукав и потащил непонятно куда, рассказывая, что её, такую важную для всего человечества, нужно спрятать. Она вырвалась. Когда схватили снова, укусила, оскалила зубы. Сейчас она была важна не для человечества, а для одного-единственного волка. Державший Эмилию мужчина отшатнулся. Девушка наверняка знала его, она перезнакомилась со всеми в лаборатории, но теперь не узнавала лица. Будто впервые видела.

Второй раскат грома заставил мужчину присесть на корточки, закрыть голову руками. Эмилия воспользовалась этим и метнулась в сторону, теперь он не догонит её. Гром сменился оглушающими хлопками, совсем рядом. Эти звуки, звуки выстрелов, девушка узнала моментально. Они заставили её боязливо промедлить секунду перед выходом из лаборатории. Но и только.

За дверями здания всё изменилось. Нет, снег был всё таким же белым, а воздух — холодным. Но металлические ворота в бетонном ограждении отсутствовали, на их месте валялись две покорёженные створки. За ними скрывалось пять человек, которые время от времени высовывались из-за разодранного взрывом металлического края и стреляли в кого-то невидимого. “Наверняка в Брэдли, наверняка этот лысый урод пришёл сюда. Значит, волк рядом”. Девушка бросилась к секретной двери, на бегу вытаскивая из-за ворота ключ-карту. Эмилия не смогла бы объяснить, откуда взялась уверенность в том, что Брэдли здесь. Просто в последние несколько месяцев он оказывался рядом всегда, когда с девушкой происходило несчастье. На полпути к двери что-то ударило её в плечо. Эмилия упала в снег. В рукаве мгновенно стало мокро, накатившая боль смешалась с холодом. Девушка взглянула в сторону раскуроченных ворот как раз, чтобы увидеть, как один из пятерых высунулся из-за прикрытия и снял выстрелом человека, ранившего Эмилию. Девушка застонала сквозь сжатые зубы, поднялась и пошла к секретной двери, правда, уже медленнее. Так больно, как от пули, ей ещё никогда не было.

Дверь, которая, казалось, уже не меньше вечности разделяла волка и Эмилию, открылась. Девушка вышла за ограждение, осмотрелась. Редкие выстрелы по-прежнему слышались со стороны ворот, но видно никого не было. Она направилась в сторону Ориллии — туда же, куда ушёл сегодня волк.

Из промокшего рукава начала капать кровь, думать о чём-то, кроме боли в плече, оказалось невозможным. Эмилия шла всё медленнее, переставлять ноги стало непомерно тяжело. Как она найдёт волка? Может, он, правда, просто ушёл, и она всё нафантазировала?

Её остановили капли крови, въевшиеся в снег. Неужели она здесь уже проходила? Девушка оглянулась и заметила, что её след был иным, свежим и тонким. А найденные красные письмена на снегу выглядели щедро выплеснутыми чернилами, кривыми линиями, уводящими куда-то.

“К волку”, — уверила себя Эмилия, и испугалась своей мысли. Она зашагала быстрее по краю леса вдоль бетонного ограждения. Красная карта, пролитая на снег, становилась всё яснее, всё ярче, и когда она закончилась, девушка увидела своего волка. Сначала смотрела только на глаза, похожие на две незрячие стеклянные бусины, голубую и жёлтую. Потом опустилась рядом на колени, протянула здоровую руку к морде, застывшей в страшном зверином оскале, сняла с клыков обрывки ткани.

— Это не ты.

Эмилия стянула перчатку, попыталась погладить чёрную голову. Пальцы наткнулись на узкую длинную рану. Такую мог бы оставить топор охотника. Кровь, впитавшаяся в чёрную шкуру, уже застыла ледяной коркой.

— Это не с тобой случилось.

Девушка стянула шапку, ткнулась лбом в бок волка, с силой провела рукой по его спине. Он весь был холодным и жёстким, будто чёрный камень, никогда не живший, никогда не игравший с Эмилией, никогда не гревший её.

— Ну, хочешь, я не поеду никуда? — она сама понимала, что разговаривает с камнем, что её волка больше нет. Но остановиться не могла. — Мы как-нибудь перезимуем, обязательно. Придумаем что-нибудь.

Кажется, иногда она переходила на крик. Потом стало совсем холодно и захотелось спать. Эмилия старалась поднять веки, чтобы смотреть на своего волка, но ничего не получалось, и кровь из рукава всё сочилась и сочилась. Если бы Эмилия не уснула, она бы ни за что не позволила Алексу и Джулии Браун унести её от волка и тащить в Торонто.

Друг

В руке Эмилии блестел хрустальный бокал с тошнотворно пахнувшей шипящей жидкостью. Вокруг стояло много людей с точно такими же бокалами. Все они собрались в похожем на древний замок здании Университета Торонто, чтобы праздновать. Эмилию пару раз вытащили на сцену большого зала, украшенного мигающими гирляндами, рассказывали о ней и её маме, а потом всучили бокал с чем-то, что невозможно было пить. И поздравляли, поздравляли, без конца. С тем, что месяц назад успешно завершилось тестирование нового поколения лунного лекарства, селенина, на людях. Её, Эмилии, уникальную мутацию удалось вызвать у других, и мало того, что теперь излучение синей луны не воздействовало на человеческий мозг, так ещё и симптомы начинающегося безумия от накопленной дозы излучения исчезли. Собравшиеся поздравляли сами себя с тем, что неделю назад они приняли лекарство, прошедшее все проверки и клинические испытания. Теперь появилась возможность подарить исцеление всей планете. Лица гостей, праздновавших своё спасение, полнились гордостью и надеждой.

Вообще, все прошедшие с отъезда из Ориллии месяцы Эмилию окружало радостное возбуждение и суета. Она не могла вспомнить ничего больше. Ей перевязывали плечо, и каждый раз, меняя бинты, сообщали, как ей повезло: ни плечевой сустав, ни связочный аппарат, ни кости не задеты, всего лишь сквозное ранение. И каждый раз Эмилия думала, что у окружающих какое-то нелепое представление о везении.  У неё брали анализы, исследовали странного вида аппаратами. И улыбались, тем самым только усиливая ощущение бессмысленности происходящего. Мир, грозивший вот-вот стать абсолютно счастливым и переполненным радостью, казался Эмилии безумным, холодным, непригодным для жизни местом.

Однажды мимо её больничной палаты проходил какой-то мальчишка. Он подбрасывал мячик размером с кулак. Крутясь в воздухе, игрушка издавала звон. Как раз напротив дверей Эмилии мальчишка выронил мяч, и тот подкатился к её кровати. Эмилия подняла его и устроила крикливую истерику, потому что не хотела отдавать. После этого случая её интенсивно таскали на тесты. Что поделать, никто из окружавших не мог знать, как бы мячик понравился волку...

Эта игрушка сейчас лежала в левом кармане платья Эмилии. Нащупав мячик через ткань, девушка поставила бокал на пол и подошла к Алексу. Она давно перестала с ним общаться. Парень постоянно шутил, громко разговаривал, искренне не понимая, отчего Эмилия не разделяет его радость. Он даже не пытался узнать причину её молчания, ни разу. Лишь без умолку болтал о том, что больше не боится безумия. Среди уймы людей, которые только и твердили, как Эмилия необходима, она чувствовала себя одинокой. Покинутой. Покинувшей.

— Алекс, я хочу тебя кое о чём попросить.

Парень, в этот момент делавший большой глоток из бокала, едва не поперхнулся.

— Конечно, ты же наша спасительница, проси всё, что хочешь, — щедро предложил он.

— Отведи меня на железнодорожный вокзал, прямо сейчас.

— Сейчас? Но мы же празднуем...

— Ты же пообещал выполнить что угодно!

— Обещал, — Алекс покорно кивнул и отставил бокал на фуршетный столик. — Но зачем тебе на вокзал? Что ты там собралась делать, да ещё и среди ночи?

— Просто отведи! Вы от меня получили всё, что было нужно. Неужели теперь нельзя отвести меня на вокзал?

— А обратно как ты доберёшься? Или мне тебя подождать? — кажется, он смирился с тем, что придётся оставить восторженную толпу коллег.

— Я за курткой, встретимся на улице.

Эмилия развернулась на пятках и вышла из зала.

Дорога через город заняла около двух часов. Алекс постоянно искал таблички с названиями улиц на домах. Парень с трудом узнавал изуродованную тёмную столицу с разбитыми окнами, неживыми витринами, валявшимися на асфальте рекламными экранами. На одном перекрёстке пришлось забираться на крыши столкнувшихся машин и идти прямо по ним. Два десятка скрипевших под ногами автомобилей скалились друг на друга мордами, смятыми в лепёшку при столкновении.

Перед входом в огромное здание вокзала Эмилия споткнулась об истлевший чемодан. Он перевернулся на бок, крышка с глухим треском распахнулась, повисла на остатках ткани, сделав чемодан похожим на голову мёртвой рыбы. Эмилия обошла вывалившиеся из чёрной утробы лоскуты выцветшей одежды. В её путешествии не было места вещам.

— Не жди меня, — бросила Эмилия через плечо лишь затем, чтобы Алекс остановился и не пошёл дальше. Ей было всё равно, останется ли он перед вокзалом.

Ещё зимой, когда в опустошённой горем голове Эмилии стали вновь появляться мысли, она попросила карту. Из недели в неделю единственным её утешением было водить пальцем по обозначавшей железную дорогу линии. “Когда снег стает, — думала девушка, — можно будет идти по рельсам, они не позволят сбиться с пути”.

Спрыгнув с платформы, Эмилия посмотрела в небо, нашла Большую Медведицу. Она предусмотрительно выспросила у Джулии, как по звёздам можно определить, где север. Было бы глупо уйти не в ту сторону.

Девушка брела в Ориллию два дня. Ночь она провела в каком-то крошечном городке, давным-давно погибшем. Аномально тёплый апрель, сменивший небывало суровые холода, позволял не думать об огне во время ночёвки. Эмилия просто завернулась в куртку в углу железнодорожной станции. На рассвете она осмотрела разграбленный привокзальный магазинчик и нашла там чудом сохранившуюся бутылку воды. Есть не хотелось вовсе. К вечеру второго дня она пришла к вокзалу Ориллии. Её встретил ветер, ставший очень холодным, и тучи, наползавшие из-за леса.

Леса, в котором умер её волк.

Эмилия застегнула куртку под горло и пошла по окраине города. Она заглядывала в пустые гаражи, пока в одном из них не нашла лопату. Девушка взяла её за черенок и поволокла по земле.

К тому времени, как Эмилия добралась до бетонного ограждения вокруг здания лаборатории, успело стемнеть. Стало ещё холоднее, из брюхатых рыхлых туч закапал мелкий жалящий дождь. Не верилось, что в сумерках можно отыскать на краю леса тело убитого четыре месяца назад волка. Но в своих мыслях девушка проходила этой дорогой тысячи раз, не сбилась и наяву.

Волка едва можно было различить. Жалкие останки, поеденные лесным зверьём, разрушенные гниением.

— Потерпи, уже недолго.

Кому она это сказала? Ему или себе? Эмилия перехватила лопату поудобнее и начала копать. Лесная земля оттаяла за несколько тёплых недель, но всё равно поддавалась с трудом. Тело Эмилии, измученное отсутствием пищи и долгой дорогой, едва справлялось с взваленной на него работой. Плечо, которое, казалось, зажило окончательно, начало ныть. Но она копала, лезвие лопаты вгрызалось в почву, постепенно расширяя ямку.

Девушка взмокла, расстегнула куртку. Дождь сменился снегопадом. Вначале в воздухе появились мелкие робкие льдинки, стыдливо стремившиеся побыстрее упасть и растаять. Но за ними запорхали настоящие снежинки, такие крупные, что походили на птичий пух. Они делали светлее чёрную ночь и выстилали будущую могилу волка кипенно-белой простынью.

Когда яма стала достаточно широкой, Эмилия выронила лопату, с трудом разогнула болевшие пальцы. От холода и тяжёлой работы они стали неловкими, как у маленького ребёнка. Девушка застёгивала молнию на куртке так долго, будто никогда подобного не делала. Она вспомнила, как в детстве училась плести косы на маминых волосах. Справиться с тремя прядками волос казалось непосильной задачей — коса всегда получалась неровной.

Подойдя к телу волка, Эмилия замерла. Дотронуться до него сейчас казалось чем-то страшным, непоправимым. Словно именно это прикосновение будет означать окончательное признание смерти.

Девушка опустилась на колени и, собравшись с духом, положила ладони на укрытые снегом останки, толкнула. Труп перекатился в яму. Эмилия вытерла руки о подол платья, которое на неё напялили ради торжества, вытащила из кармана мячик.

— Нравится? — спросила она, глядя в пустоту, и выпустила игрушку из пальцев.

Мячик, звякнув, упал рядом с волком. Эмилия взяла лопату и стала закапывать яму. Натёртые ладони болели. Но ей помогал снег, ложившийся вместе с кучками земли, падавшими с лопаты. Он шёл уже так густо, что не видно было ни бетонного ограждения, ни пихт на краю леса. Эмилии чудилось, будто она оказалась в отдельном мире, где был только снег и могила её волка.

Закопав яму, девушка швырнула лопату туда, где не могла её видеть, и легла на землю. Стало невыносимо холодно, зубы Эмилии застучали, а сама девушка свернулась в комок. Она вжалась щекой в снег. Усталость навалилась каменной плитой. Невозможно было пошевелиться. Ну и ладно, ей и не надо. Колючий снег стал казаться гладким и почти тёплым. Будто волчья шкура. Эмилия прикрыла глаза и заговорила:

Сказка для моего волка

В Ориллии жили волк и Эмилия. Они никогда не разлучались. Однажды они зашли в дом старухи, которая предложила Эмилии расстаться с волком, чтобы из него могли сделать лекарство для людей. Это была глупая и злая старуха, она совсем не умела дружить. И волк с Эмилией убежали от неё. В другой раз охотники решили украсть волка ради собственной выгоды, но и у них ничего не вышло. А потом Эмилию позвали к себе учёные, пообещав дружить с ней лучше, чем получалось у волка. Эмилия иногда бывала глупой, поэтому пошла. Учёные стали рассказывать, что она поступила очень правильно, ведь изучение её мутации поможет спасти всех-всех, и появится много счастливых людей. Когда вокруг будет много радости, и сама Эмилия станет счастливой. Но она-то уже поняла, что никто никогда не сможет дружить с ней лучше, чем волк. Поэтому однажды взяла и ушла из лаборатории.

Волк ждал её у выхода. Он, наверное, каждую минуту после их расставания только и делал, что ждал её у выхода. Эмилия долго плакала и просила у друга прощения, всё рассказывала и рассказывала, какой он хороший, какой он заботливый. Рассказывала, хоть волк её и простил уже. Что поделать, иногда Эмилия бывала невероятно глупой девчонкой.

Они пошли подальше от Ориллии, от холода, пробиравшего до костей, и в конце концов оказались в волшебном лесу. Там никогда не бывало людей и зимы. Эмилия ела яблоки и вишни прямо с деревьев, сладкие-сладкие, сочные-сочные, а волк ловил зайцев. Днём друзья играли, а по вечерам, перед сном, лежали рядом на мягкой тёплой траве. Эмилия трогала уши волка, гладила чёрную спину и рассказывала, какой он хороший, а волк довольно ворчал.

Так прошло много-много лет. Как-то раз, играя в догонялки, Эмилия почувствовала, что очень устала. Так, как никогда раньше не уставала, играя в догонялки. Она сказала об этом волку. Друг прилёг на мягкий тёплый мох, Эмилия опустилась рядом. Она обняла своего волка крепко-крепко, положила голову ему на загривок и, счастливая, согретая его теплом и летним солнцем, уснула. Но перед тем как закрыть глаза, сказала громко:

— Я тебя люблю.

Похожие статьи:

Рассказы → Смертельное оружие

Рассказы → Ханни

Рассказы → Колыбельная

Рассказы → Ржавые ленты (Ржавые ленты 1)

Рассказы → Молчун и Океан