И ложились листья, как падает снег, не спеша, не волнуясь, что кто-то смотрит снизу, не боясь упасть. Что им высота, они ж не люди и, падая, созерцают действительность, что окружает их.
Золотится покрывало из листьев, расстилается быстрее обычного, а ветер, с яростью, с порывами, с удовольствием, помогает им, перешептываясь с березками. Те, застенчиво, хихикают, раздеваясь догола. Дрожат, не имея возможности согреться.
Один, лист, все ещё трепетал, не поддавался ветру-хулигану, цеплялся за ветку, а силенок маловато уже.
Художник, закутавшись в шарф, на котором, точно лучи солнца, полоски, водил кистью по холсту. Смешивал краски, и поражался, что среди одиночества, наполняющего лес, листок все ещё цепляется за жизнь, точно человек, о котором говорят: он один из племени могикан.
Ворона каркнула, отчего художник даже вздрогнул, а она, нагло склонив голову, уселась на ветке, рядом с тем самым листом.
" Образ хорош",- решил художник, глядя на ворону, забыв о листе, которым только что восхищался, нанося штрихи. Сейчас его заинтересовала ворона, и он нанес первым делом мазки, изображая птицу.
Ворона сидела тихо, разглядывала человека, а потом, вытянув шею, каркнула, показывая язык, который казался необычным. Странным, так как ворона цвета сумерек, а язык словно клубника.
Пока художник разглядывал ворону, она, сорвав лист, устремилась прочь. Ни листа, который так восхитил художника, ни вороны...
Как часто мы упускаем важное, бросив взгляд мимолетности на то, что прекрасно и неповторимо лишь на мгновение. Берёзы жались от холода друг к другу и шептали ветру, засыпая в колыбели дыхания поздней осени. Ворона принесла лист в гнездо, ещё одна лепта для постройки счастья в ячейке общества воронов.
" Люди охвачены странностями, они не знают, что хотят от жизни. Сначала необыкновенности. Но то, что умерло, не способно говорить, любить. А потом, эти люди, пытаясь поймать удачу, сожалеют о том самом выборе, который, наверное, казался стоящим. То, что люди дураки, известно всем, кроме них "...
Художник больше не хотел рисовать, досада запустила пальцы под воротник. Он купил бутылку коньяка. Тот оказался дешев, но не плох на вкус. Чего-то большего художник не мог себе позволить, так как был беден, и в его карманах давно свистел ветер. Потом, решив пригласить, в гости, знакомую, с которой встретился недавно, налил в рюмку коньяка, и отправился к соседскому дому, где росли прекрасные белые розы. Нарвал цветов на клумбе, пока соседки не было дома, исколол пальцы, но ничего, это того стоило. Художник знал, что так делать не следует, но по-другому поступить не мог, его знакомая очень уж любила цветы. Выпил рюмку коньяка. А потом пришла Она, та самая, что еще недавно была незнакомкой. И хоть они встретились не так давно, она понимала толк в разговорах по душам, а коньяк все трудности общения сводил на «нет».
В итоге, берёзы все еще дрожали и спали, покачивая веточками. Гнездо вороны с листком, который еще не рассыпался, а выглядывал, желтея, выделяя его из других жилищ птиц, медленно раскачивалось. Как будто режиссер, невидимый нашему взгляду, качал дом воронов, в такт песне ветра, казавшимся сумасшедшим.
А художник, который изрядно напился, нашёл музу и обещал, как джентльмен из кино, жениться. Муза курила, разглядывая его картины. Восхищалась, как они талантливы и красивы, сокрушаясь, их не востребованностью. Художник понимал – все в этой жизни подчиненно его величество случаю.
Если бы художник нарисовал лист, одиноко висящий на ветке, его картина прославила мастера на долгие годы. Воронов много и о нем никто не вспомнил бы, но тот выбор, что сделал мастер, оставил жизнь в том русле, что и раньше, где протекало его одиночество. Лист, был напоминанием, что осень окончила песню, собирая последнее золото с деревьев.
Однажды ворон прилетел к художнику, в его клюве желтел почти такой же лист. Мастер, схватив карандаш сделал набросок. Он рисовал клюв и лист, мудрый взгляд, перья, которые топорщились под порывами ветра. «Этот ветер»... – улыбаясь, вздохнул художник,- « он снова не в настроении и заводит эту песенку сумасшедшего, но кто в жизни нормален, кому принадлежит случай и, теперь, я нарисую картину, вдохновляющую каждого, кто ее увидит».
Даже знакомая, побывавшая музой и ставшая, теперь, любимой, не в силах была ему помешать. Он рисовал и рисовал, окуная кисти в краски, ощущая, как вместе с вдохновением прилетела надежда, усевшаяся на плече, созерцающая творение, ставшее по-настоящему новым в творчестве художника.
Похожие статьи:
Статьи → Брауновское движение
Рассказы → Капля и река
Статьи → Промысел Бога или Человека?
Статьи → Как я увидел "зелёных человечков" и другие сновидения
Рассказы → Лестница в небо из лепестков сакуры