Планета пяти лун. Глава 6. Леди Элизабет Фраш
в выпуске 2018/08/13
В следующее утро дом, как это всегда бывает перед выходом в свет, был наполнен суматохой сборов. Три служанки перебегали из одной комнаты в другую, помогая выбрать наряды, сделать причёски и навести красоту женской половины жильцов дома. Спокойствие было только в гостиной: Гровер в своём обычном домашнем костюме сидел в кресле у окна и читал свежую газету, изредка комментируя написанное в ней; Тодас и Илларион, уже облачившись в парадную одежду, курили сигары, играли в шахматы и беседовали на отвлечённые темы.
— Вчера встречался с Гердой, — вспомнил Тодас, облокотившись на подлокотник мягкого кресла.
— Что у сестры нового? — спросил Илларион, постукивая пальцами свободной от сигары руки по спинке дивана, на котором он вальяжно развалился во время хода брата.
— Говорит, Трент возвращается домой. Писал ей из Линстера две недели назад.
— Сколько же её сын путешествовал?
— Около года жил к востоку от Срединного хребта. Вроде как нашёл там девушку и насовсем хочет перебраться.
— Уж в тридцать-то три года пора бы, — усмехнулся Илларион. — Они ведь ровесники с твоей женой?
— Да, кажется, — протянул Тодас, делая ход. — Он ведь тоже родился в шестидесятом?
— Папа, папа, ты не видел Линду? — в гостиную забежала радостная Лилия. Жёлтое ситцевое платье с рукавами-фонариками и большим бантом сзади свободно покрывало её пышную фигурку, а чуть лохматые каштановые волосы спадали на плечи.
— Она была где-то здесь. — Илларион оглянулся.
— Вон на солнышке греется. — Тодас указал рукой на пушистый комок бело-рыжей шерсти, развалившийся в прямоугольнике солнечного света, падавшего на ковёр.
— Лилия, куда ты убежала? — в комнату вбежала возмущённая служанка. — Я ведь ещё тебя не заплела.
Лилия, весело рассмеявшись, спряталась за роялем.
— Господин Дорингтон, она опять меня не слушается, — всплеснув руками, девушка опустилась на диван.
— Милая, возьми щенка и подойди к мисс Баррет, — затянувшись, сказал Илларион, глядя на доску и в задумчивости морща лоб.
Скорчив недовольную гримасу, Лилия выбежала из-за рояля, подняла на руки Линду и села в ноги к служанке. Та, поблагодарив Иллариона, принялась расчёсывать девочке волосы и уговаривать её не вертеться. Лилия, игнорируя просьбы служанки, тискала только проснувшегося щенка, который недоумённо вертел маленькой мордочкой.
— Иллорус Бремвингер вчера скончался от удара, — послышался из-за газеты голос Гровера.
Илларион изумлённо посмотрел на отца, но ничего не сказал.
— Бывший сенатор? — удивлённо повернулся Тодас. — Но ведь он совсем ещё не стар, недавно в отставку вышел.
— Да-а, этот человек многое сделал для страны, — протянул старик. — Он стал сенатором, когда в 4125-м Тауберия распалась на области, каждая из которых воевала друг с другом. Иллорус был одним из сторонников жёсткой политики, зато как они быстро собрали государство!
— Я помню, — кивнул Тодас. — В столице-то его боготворили, а остальные больше ненавидели. Это на него же было тринадцать покушений?
— Нет, на Бремвингера только семь, — возразил Гровер. — А тринадцать раз пытались убить Малгарена. В тридцатые он из-за этого вообще почти не выходил из Центрального дворца.
— Не очень-то его это спасло, — усмехнулся Илларион.
— Не скажи, отравили-то его уже в сорок восьмом, — покачал головой Тодас.
В гостиную тем временем вошли Авелисса и Бергилла, обе были облачены в длинные платья. Голову старушки покрывал нежно-голубой платок, сочетавшийся с её тёмно-синим бархатным платьем с лёгкой серебряной вышивкой на подоле, поясе и высоком воротнике, и такого же цвета шифоновой накидкой, накрывавшей плечи. Полную молодую фигуру Бергиллы облекало зелёное шёлковое платье с открытыми плечами и богатой вышивкой. Её длинные тёмные волосы были собраны в замысловатую причёску, и несколько крупных локонов спадало на плечи.
— А вот и моя красавица! — любуясь женой, Тодас протянул ей руку, и Бергилла опустилась на подлокотник кресла, в котором он сидел. — Берги, где там остальные? Через час начало пантомимы, а мы ещё не вышли из дому!
— Гелия всё пытается поторопить дочь, — высоким голосом ответила женщина. — А Тириха я не видела.
— Он просил передать, что будет ждать вас на улице, — подала голос служанка, закончив косу Лилии. — И Риндол с ним пошёл.
— Выходит, как всегда ждём одну Регенду, — вздохнул Илларион и подвинул на доске фигуру. — Тебе шах, братец.
— Оу! А мы вот так пойдём, — по-прежнему обнимая жену, Тодас наклонился над доской. Он держал сигару в зубах, и его слова прозвучали немного невнятно.
— Гровер, и ты не идёшь? — нахмурилась Авелисса.
— Что я забыл там? Лучше в тишине отдохну от вас, — не поднимая глаз от газеты, откликнулся старик.
— А Эвиндис? — старушка продолжала хлопотать. — Он ещё не пришёл?
— Прислал с утра послушника, просил передать, что его не будет. — Илларион пожал плечами. — Дела какие-то в Эрилтем.
— Ну вот, а хотели всей семьёй! — Авелисса всплеснула руками.
— Не расстраивайся, мам, ещё моя дочь подойдёт, — Тодас улыбнулся матери и, ещё раз взглянув на доску, откинулся на спинку кресла. — Ох, твоя взяла! — раздосадовано воскликнул он. — Младше меня на двенадцать лет, а ведь не обыграешь!
— Не расстраивайся, брат, — вставая с кресла, Илларион похлопал генерала по плечу. — Где это видано, чтобы военный был умнее политика? — лукаво сощурился он.
— То-то политик так расплылся! — Тодас захохотал, хлопнув Иллариона по полному животу.
— Ну неужели дождались! — воскликнула Авелисса при виде двух фигур, вошедших в гостиную.
В дверях стояла Гелия, стройную фигуру которой облекало платье с жёлтым с фиолетовыми узорами парчовым верхом и бархатной фиолетовой юбкой. Её светлые волосы мягкими волнами ложились на спину и плечи, а в ушах виднелись длинные золотые серьги. За спиной матери, горделиво подняв голову, стояла Регенда в белом шёлковом платье с широким золотым поясом, подчёркивавшим её узкую талию. Натягиваясь на её пышной груди, ткань на плечах была заколота маленькими брошками-бабочками, а разрезанные доверху рукава открывали чистую кожу рук с тонкими витиеватыми браслетами на запястьях. Когда все поднялись, она первая обернулась и направилась к выходу, давая рассмотреть её простую, но красивую причёску, в которую были убраны золотистые локоны.
Город встретил семью Дорингтон ярким солнечным светом, лёгким тёплым ветерком и смешанным шумом перекликавшихся голосов и стука колёс и копыт лошадей по каменистой мостовой. Высокое солнце щедро заливало светом каменные дома с балкончиками и лепнинами на фасадах, тонувшие в зелени и цветах окружавших их небольших садиков. По нешироким улицам туда-сюда сновали разномастные жители: это были и богато одетые пары в широкополых шляпах или с кружевными зонтиками, медленно прогуливавшиеся по тротуару, и спешащие куда-то простые жители, и создававшие суматоху дети разных сословий. По центру улицы в обе стороны проезжали повозки и кареты с большими окнами. Две такие кареты, запряжённые тройками стройных ухоженных лошадей, стояли у калитки дома Дорингтонов.
— Я в белой, — игриво улыбнулась Регенда, запрыгнув на порог белой кареты с большими резными окошками.
— Твоя любимая, Регги, — Тирих, прищурившись из-под руки, с улыбкой смотрел на сестру. Высокий стройный блондин облачился в белый костюм с треугольными золотистыми вставками и такого же цвета поясом и эполетами — парадная одежда Золотой гвардии, которая невероятно шла к его молодому лицу с прямым носом, резкими скулами и отцовскими зелёными глазами.
— Тогда забирайте с собой молодёжь, — распорядилась Авелисса. — А мы поедем следом.
Разделившись по двум каретам: Регенда, Тирих, Риндол и Лилия в первой, и остальные во второй — Дорингтоны влились в поток повозок. Лилия тут же прильнула к окну, рассматривая прохожих и указывая на особенно ей приглянувшихся; Риндол, старавшийся выглядеть взросло, изредка поглядывал на кузину и посмеивался, разглядывая людей, на которых она указывала. Тирих и Регенда начали сплетничать об их общих знакомых — то есть, о большей части богатого населения столицы. В карете взрослых же шли более серьёзные и скучные разговоры о торговле и политике.
Так приехали на большую площадь, заполненную лошадьми, повозками и разодетой в лучшие костюмы публикой. Перед площадью красовалось большое белокаменное здание куполообразной формы с колоннами, лепнинами и скульптурами; перед зданием стояло большое изваяние людей в платьях и масках, изображавших главных героев «Раненного лебедя» — одной из знаменитейших пантомим.
— И когда я в последний раз бывал в театре? — спросил Тодас, выходя из кареты и оглядываясь по сторонам.
— Пару лет назад, вероятно, — ответила Бергилла и, приняв руку мужа, осторожно спустилась на мостовую. Рядом, раскрыв лёгкий кружевной зонт, уже стояла Регенда, увлечённо рассматривая окружающих. Заметив кого-то, она кокетливо помахала рукой и повернулась к матери.
— Мы идём? Начало через пятнадцать минут!
— Опомнилась, — усмехнулся Илларион.
Влившись в людской поток и оживлённо переговариваясь, Дорингтоны поднялись по мраморным ступеням и, пройдя высокую каменную арку входа, оказались в просторном овальном холле, заполненном людьми. Сквозь высокие стрельчатые окна в помещение проникал свет, отражавшийся от множественных зеркал, расположенных напротив окон, и дробившийся на мириады солнечных зайчиков, мелькавших на расписанных стенах и цветной мозаике пола. Маленькие окошки были и по периметру потолка в форме половины купола. У стен между окнами и зеркалами стояли белоснежные скульптуры, замершие в разнообразных позах. Все они были в масках и причудливых нарядах. Напротив входа протянулась длинная деревянная стойка, обитая бархатом, к которой направился Илларион.
— Мой слуга бронировал ложу на десять человек, — обратился он к мужчине за стойкой. Мужчина, взглянув на собеседника, опустил глаза в бумагу и тут же ответил:
— Да, господин Дорингтон, ваша ложа номер десять.
— Я ведь просил пятую, — недовольно заметил сенатор.
— К сожалению, её забронировали ещё на прошлой неделе. В следующий раз, пожалуйста, посылайте раньше своих слуг.
— Не думал, что с вашими ценами так много желающих, — хмыкнул Илларион, доставая несколько крупных купюр и расплачиваясь ими с человеком за стойкой.
— Господин Дорингтон? — послышался мелодичный женский голос справа от Иллариона. — Вы — сенатор?
Мужчина обернулся. Рядом с ним стояла женщина средних лет с невзрачным вытянутым лицом. Её синее бархатное платье с лёгкой вышивкой подчёркивало чуть узковатые глаза, отчего их тёмно-синий цвет становился ещё более глубоким. Если бы не эти глаза, женщину можно было бы назвать некрасивой, но их спокойный взгляд завораживал и привлекал к себе внимание.
— Наш человек вас проводит, — голос мужчины за стойкой вернул Иллариона в действительность. Кивнув, сенатор прочистил горло и ответил:
— Вы правы, я один из тринадцати.
— Не думала, что могу встретить такого человека здесь, — её губы тронула лёгкая улыбка.
— Неужели мы не имеем права на отдых?
— Нет-нет, я не это имела в виду, — женщина слегка мотнула головой, и Илларион поймал себя на мысли, что это выглядело очень грациозно. — Комедия кажется слишком простым увлечением для столь серьёзного человека.
— Я первый сенатор, с которым вы разговариваете, не так ли? — мужчина склонил голову набок, разглядывая собеседницу.
— Это так заметно?
— Вы видите во мне человека, которым я не являюсь. В сенаторах нет каких-то особенных черт, которые позволяли бы нам управлять государством. Мы такие же люди, как и все.
— Но, в таком случае, почему у вас есть право руководить нашими жизнями? — чуть прищурившись, женщина внимательно взглянула на Иллариона. Он пожал плечами.
— Возможно, мы сами себе его выдумали. Всего хорошего.
Кивнув, сенатор оторвался от стойки и направился к своей семье. Пока он отсутствовал, к компании домашних присоединилась красивая дама с полноватой фигурой. Красное парчовое платье выгодно подчёркивало её талию и открывало взгляду ровные плечи, на которые из высокой причёски спадало пару чёрных локонов, и полную грудь женщины. Обернувшись, она улыбнулась яркими губами, и её накрашенные глаза игриво сощурились.
— Здравствуй, дядя. — Она протянула Иллариону руку, на пальцах которой сверкало два дорогих перстня.
— Добрый день, Кассида. — Сенатор легко коснулся нежных пальцев племянницы. — Сорок пять, а всё хорошеешь, — усмехнулся он.
— Сложна ли жизнь богатой вдовы? — подмигнула в ответ женщина.
Разговор прервал подошедший мужчина в чёрном фраке, вслед за которым Дорингтоны поднялись по боковой лестнице на второй этаж и прошли в небольшую ложу, обитую тёмным деревом. В ложе стояли три маленьких овальных стола, каждый в окружении четырёх мягких стульев. Два стола стояли у самого парапета, а один — на небольшом возвышении у входа в ложу. Лилия и Риндол тут же начали спорить, кому где сесть, и взрослые опустились в кресла только тогда, когда дети выбрали себе места. Регенда, оказавшаяся ближе всех к парапету, грациозно облокотилась на него рукой и начала осматривать зал.
Это было большое помещение с широким застеклённым кругом в куполообразном потолке, через который на ещё пустую сцену лился столб света. Устройство этого потолка было такое, что полукруглый партер и лоджии, расположенные над ним, оставались в полумраке, хотя всё равно можно было с лёгкостью разглядеть лица всех присутствовавших.
Сам зал поражал своей красотой. Тёмные панели, обивавшие нижнюю часть его стен, были украшены замысловатыми узорами из металлов и камней; вверху же, где кончались лоджии и стены плавно переходили в потолок, можно было разглядеть фрески с нарисованными сюжетами.
— Всегда было интересно, что именно изображают эти рисунки, — Тодас ткнул рукой в потолок.
— И не стыдно не знать такого в семьдесят девять лет? — Авелисса укоризненно посмотрела на сына. — Я ведь говорила тебе, когда мы в первый раз сюда пришли.
— Так когда это было-то… — отмахнулся Тодас. — Есть вещи поважнее, которые нужно помнить.
— А я знаю, — гордо произнесла Лилия, болтая в воздухе ногами. — Это легенда, рассказывающая о возведении первого в мире города на острове Эдиндоф. А со дня его основания началась новая эра.
— Ну да, я это знал, — кивнул Тодас.
Вдруг в партере раздались крики, и все подбежали к парапету. Расталкивая зрителей, какой-то человек убегал от охранников. Несколько упавших женщин возмущённо кричали ему вслед.
— Что случилось? — недоумённо нахмурился Илларион.
— Наверное, снова кто-то зайцем сюда пробрался, — Тодас пожал плечами и вернулся к своему креслу.
— И часто тут такое бывает? — Илларион подошёл к выходу в холл, чтобы посмотреть, поймали ли этого человека.
— Такое во всём городе часто бывает, господин сенатор, — Гелия многозначительно взглянула на мужа. — Регенда, ты, кажется, с ним беседовала?
— Нет, не с ним, — бросила девушка, возмущённо и расстроено откидываясь на спинку кресла. До начала спектакля она больше не выглядывала в зал.
Когда прозвенел последний звонок, все расселись по местам, и в зале воцарилась тишина. Послышалась лёгкая музыка. Музыкантов видно не было, но все знали, что они сидели за резными решётками по бокам сцены.
На ярко освещённом пятачке появилась полная фигура с разрисованным белым лицом. Поначалу казалось, что на нём была маска: так преувеличенно выглядели его старческие черты, — но когда лицо начало выразительно двигаться, стало ясно, что это был объёмный грим. Полная фигура в панталонах с большими рюшами и рубашке поклонилась, и представление началось. Люди на сцене в причудливых костюмах, подчёркивавших какие-то определённые черты героев, и объёмном гриме телом и мимикой показывали свои действия, чувства и мысли. При этом они не издавали ни звука, и только музыка способствовала созданию нужной атмосферы спектакля.
Пантомима рассказывала о вдовце, который всю жизнь почти не выходил из дома, а под старость лет решил отправиться в путешествие. Там он познакомился с бедной красивой девушкой и, поражённый её горем, отдал ей часть своих денег. Девушка влюбилась в своего благодетеля, но, будучи оставлена им, разозлилась и побежала к отцу.
На следующий день счастливый старик, проезжая через лес, попал к разбойникам. Его карета перевернулась и была разграблена, а самого мужчину схватили и привели к атаману. Атаман стал рассказывать о своей дочери, которую спас вдовец, и заставлял жениться на ней. Но старик знал, что у девушки рос змеиный хвост, и, испугавшись предстоящей женитьбы, скрылся в лесу.
На этом первая часть пантомимы закончилась, и дверь в ложу раскрылась: слуга предлагал проводить господ к отдельным столам в буфете. Обсуждая представление, Дорингтоны и Кассида вышли в холл.
— Правда же очень интересно?! — восторженно воскликнула Лилия. — Хорошо, что я эту пантомиму выбрала, да, папа?
— И вот за это я заплатил такие деньги? — скорчив презрительную гримасу, вздохнул Илларион.
— А по мне так, довольно смешно, — улыбался Тодас. — А ты что думаешь, дочь?
— Прошлая комедия была веселее, но и эта ничего. — Проходя рядом с зеркалом, Кассида кокетливо откинула волосы и поправила причёску.
— Так и так не люблю комедии: в них смысла меньше, чем в проповедях пророков, — бросил Илларион.
— Пожалуйста, не говори так о религии, — перебила мужа Гелия.
— Господин Дорингтон, и вы здесь! — послышался громкий низкий голос. Илларион обернулся.
К нему с распростёртыми объятиями направлялся полный мужчина в цветастом сюртуке. Его добродушное лицо с пушистыми надушенными усами светилось весельем.
— Уж не ожидал встретиться с тобой в театре, Илларион, — уже тише проговорил толстяк, целуя сенатора в обе щёки.
— Здравствуй, Ригон Салимбдор. — Обнимая, Илларион похлопал мужчину по плечам. — Да сам уже жалею, что пришёл. Родные вытащили.
— Что-о ты, такой весёлый спектакль! — протянул Ригон. — Небось, ты почти не отдыхаешь от политики? Это плохо, в дела страны нельзя уходить с головой! Вот я ни одной пантомимы не пропускаю, и все эти проблемы, которые мы обсуждаем на заседаниях, остаются в Зале совета. Сенатор ты или нет, а жить и для себя нужно!
— То-то ты иногда рассеянный в сенате, что для себя живёшь, — усмехнулся Илларион.
— Но-но, друг, за это уж не жури старика, — толстяк погрозил пальцем. — Идём лучше за отдельный столик, побеседуем вдоволь.
Крикнув семье, что пообедает с сенатором, Илларион пошёл вслед за Ригоном. По пути он заметил женщину, с которой беседовал у стойки. Она разговаривала с компанией незнакомых ему людей и, завидев сенатора, легко кивнула ему головой. Проигнорировав это, Илларион вышел из здания театра на просторную веранду, увитую плющом и заставленную деревянными столами в окружении стульев. Выбрав себе стол в углу, мужчины закурили (господин Салимбдор предпочитал трубку), сделали большой заказ и продолжили разговор.
— Слышал о смерти Иллоруса Бремвингера? — понизив голос, господин Дорингтон многозначительно посмотрел на собеседника.
— Как?! — округлив глаза, громко воскликнул Ригон. Оглянувшись, он уже тише продолжил: — Не может такого быть!
— В утренней газете написали. Удар…
— Не верю! — Сенатор с чувством опустил ладонь на деревянную столешницу. — Я же пару месяцев назад у него на дне рождения был. Сто тридцать три исполнялось, и такой здоровый, весёлый, танцевал со всеми… Я ничуть не сомневаюсь, что он ещё лет двадцать жив будет.
— Был бы, — поправил его Илларион. — Да и я-то помню его на советах: работал живее меня. Когда три года назад в отставку уходил, я сам ему говорил, мол, с вашим-то здоровьем ещё век страной править. Он ещё ответил, что достаточно сделал для Тауберии, пора и для себя жить начинать.
— Да, он праправнуков всё нянчил, как из сената ушёл… — попыхивая трубкой, задумчиво протянул Ригон и тут же воскликнул: — Ну не мог он от удара, не мог!
— Что же думаешь… — Илларион перешёл на шёпот, — убийство?
— Упаси Всеведающий, да кто ж против него пошёл бы? — протараторил толстяк, откидываясь на спинку стула.
— Бремвингер был человек влиятельный. За его голосом народ шёл. Если бы что хотели поменять в государстве… — Илларион многозначительно приподнял брови.
— Революция? — высоким голосом прошептал господин Салимбдор. — Ой нехорошо-нехорошо, — забормотал он. — Надо начинать расследование, непременно надо!
— Вот и я думаю, что нельзя смотреть на это дело спокойно. Но и показывать наше волнение тоже не стоит. Я хочу поднять завтра этот вопрос в сенате, но только чтобы за его пределы…
— Да когда же это сенаторы распространялись о таких делах?! — воскликнул Ригон, хотя Илларион знал, что Салимбдоры всегда узнают о делах страны до того, как те предадутся огласке.
Больше не возвращаясь к разговору о политике, сенаторы плотно пообедали и после звонка вернулись в свои ложи.
Спектакль продолжился. Главный герой оказался заперт в заброшенной избушке, которую окружили разбойники. Четыре дня они перекидывались остроумными шутками и плели друг против друга комические заговоры, но ни старик не мог сбежать, ни разбойники не находили весомых аргументов для взятия его в плен. Совершенно переругавшись на четвёртую ночь, злодеи устроили сражение, которое было представлено особенно весело. Воспользовавшись случаем, пленник постарался сбежать, но получил стрелу в полную пятую точку и, скорчив гримасу ужаса, очнулся в своей постели.
Поняв, что это был лишь сон, главный герой изобразил чувственную бессловесную речь и решил, что ни в какое путешествие он не поедет.
На этом пантомима окончилась. Актёры вышли на сцену, начались долгие аплодисменты, публика несла любимым мастерам сцены цветы и подарки. Илларион позволил Лилии и Регенде спуститься к сцене, а сам вышел в холл, чтобы отправить слугу за каретами. Там он вновь столкнулся с синеглазой женщиной.
— Как вам пантомима, господин Дорингтон? — она добродушно улыбнулась ему, словно старому знакомому.
— Я видел и лучше, — он неопределённо пожал плечами. — А вы что думаете?
— Я предпочитаю драмы.
— То есть, вам тоже не понравилось, — усмехнулся Илларион. Она с улыбкой кивнула и, помолчав некоторое время, протянула руку.
— Леди Элизабет Фраш.
— Илларион Дорингтон, — легко пожав тонкие пальцы собеседницы, мужчина задержал взгляд на её глазах.
— Я знаю. Знакомство с вами — честь для меня.
Илларион благодарно кивнул, но ничего не ответил. Заметив выходивших из зала счастливых дочерей, он попрощался с леди Фраш и направился к семье. Когда Дорингтоны покинули театр, кареты уже ожидали их недалеко от входа. Поторопив Регенду, которая задерживалась у порога, высматривая в толпе кого-то, семья поехала домой.
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
