Планета пяти лун. Глава 5. Письмо в коричневом конверте
в выпуске 2018/08/09
Илларион устало шёл по улицам погружённой в летний сумрак столицы. По обеим сторонам мощёной камнем дороги поднимались двух- и трёхэтажные каменные здания с фасадами, украшенными цветами и побегами плюща. Изредка среди них появлялись красивые деревянные дома с резными разноцветными ставнями — немного их уцелело после пожаров гражданской войны. Большинство окон было раскрыто, и в душном пыльном воздухе смешивались сладковатые запахи цветов и пряные ароматы пищи, что готовили к ужину.
Илларион, ничего не евший несколько часов, тяжело вздохнул, проходя мимо очередной таверны. Это был полный мужчина средних лет в расстёгнутом камзоле с богатой вышивкой и видневшейся под ним тонкой шёлковой блузе. Изысканная одежда в золотых и изумрудных тонах подчёркивала зелень его глаз, а лицо, ещё сохранившее следы былой красоты, обрамляли короткие каштановые волосы, в которых только начала проглядываться седина. В нахмуренных широких бровях и сжатых в полоску губах господина угадывалось напряжение, но его круглая голова оставалась высоко поднятой, а походка — спокойной и горделивой.
От мыслей, занимавших Иллариона по дороге домой, его отвлёк звук чьего-то голоса, неожиданно громко разнёсшийся по пустынным улицам. Повернув голову, мужчина обнаружил толпу в проулке справа. Задавшись вопросом, что люди могут делать там в час ужина, он приблизился.
В тупике на возвышении из нескольких деревянных ящиков стоял худой человек в тёмно-синей рясе пророка. Его худощавое лицо выражало волнение, а руки простирались к народу.
— …последние дни нашей бренной жизни! События вчерашней ночи были ярким знаком, и мы не можем игнорировать их так же, как игнорировали другие, не менее значимые признаки. Грядёт конец мира, и мы должны вымаливать прощения у Всеведающего, дабы не быть низвергнутыми в Великий Хаос! Покайтесь, оставьте свои земные желания и протяните руку ближнему, просите прощения и прощайте, молитесь и…
Не слушая более пророка, Илларион презрительно скривился и повернулся к выходу из проулка. Ещё более нахмурившись, он бормотал себе под нос:
— Только послушайте его, грядёт конец мира! Вечно эти духовники раздувают панику по любому поводу. Даром что говорят с Всеведающим, а знают о мире меньше любого ребёнка. Тяжело ли сидеть в башне да на звёздочки смотреть? Тьфу! Впервые в жизни оказались свидетелями чего-то, так хоть бы песчинку пользы принесли, а то один вред и болтовня. И есть же дураки, кто ведётся на всё это… Тьфу! Аж тошно!
Это была не первая проповедь, слышанная господином. В последние два дня столица была похожа на растревоженный улей, пчёлы которого не знали, куда себя деть, и были готовы подчиниться звуку любого голоса, лишь бы он говорил. А говорили всякое, и чем невероятнее и сомнительнее была гипотеза, тем сильнее народ в неё верил. А вера народа — опаснейшее явление, и мужчина понимал это, но не мог ничего сделать, поскольку у правителей не было тех ответов, которые предлагали бродяги в синих балахонах.
Ещё более удручённый этими мыслями, Илларион достиг широкого двухэтажного дома из белого камня с полукруглой деревянной дверью. Он взялся за кольцо, зажатое в пасти бронзовой рыси, и трижды постучал. На той стороне послышались негромкие торопливые шаги, и дверь отворилась, роняя на белые ступени жёлтый прямоугольник света.
— Добрый вечер, господин Дорингтон. Никто не знал, когда вы вернётесь, и семья села трапезничать без вас, — несколько виновато произнесла стоявшая в проходе девушка в сером платье и фартуке. Её чёрные волосы были убраны под чепчик, и лишь пару прядей обрамляли худое лицо.
— Как обычно, — проворчал Илларион и вошёл в полумрак просторной прихожей. Закрыв дверь, девушка подала ему мягкие домашние туфли, а затем убрала в большой шкаф снятые мужчиной невысокие летние сапоги.
— Господин Дорингтон, можно мне уйти пораньше? — неуверенно спросила девушка. — У сына сегодня день рождения…
— Иди, но эти часы вычту из зарплаты, — бросил Илларион. — И скажи Жозеру, что я пришёл и тоже голоден.
Он прошёл по коридору в небольшую, обитую светлым деревом комнатку, освещённую несколькими свечами в канделябрах. У стены стоял таз с водой, небольшое зеркало и стойка с полотенцами. Ополоснув руки, мужчина вошёл в столовую.
Это была длинная комната в бежевых и нежно-голубых тонах, освещённая множеством свечей в большой и красивой люстре, спускавшейся с потолка. Их свет отражался в большом зеркале над незажжённым камином в противоположном от двери конце комнаты. Стены столовой покрывали панели из светлого дерева и желтовато-молочные обои с лёгким цветочным рисунком. Длинные голубые шторы закрывали три высоких окна слева. Светлый паркет посреди комнаты украшал большой ковёр с коротким ворсом, на котором стоял стол под белой скатертью.
Стол был заставлен блюдами с запеченным мясом, отварными овощами и свежими фруктами, между которыми стояли графины с вином, две цветочные корзины и несколько канделябров. За столом собралось десять человек. Они сидели на стульях из светлого дерева с нежно-голубой обивкой и о чем-то беседовали.
— Сынок наконец-то вернулся, — улыбнулась старая женщина, сидевшая в дальнем от входа конце стола. Это была добрая полная старушка с лучистым взглядом, облачённая в простое закрытое платье с крупными цветами и зелёный платок, из-под которого выбивалось несколько седых прядей. После её слов все головы обратились к Иллариону.
— Па-а-па-а! — радостно воскликнула маленькая розовощёкая девчушка, вскочила из-за стола и, подбежав к отцу, крепко его обняла. Её короткое розовое платьице, подвязанное лентами, весело развивалось при беге, а каштановые кудряшки забавно подпрыгивали.
— Регенда, усади сестру обратно, — вздохнула статная белокурая женщина, на чьём красивом лице уже начали появляться морщины.
Очень похожая на неё молодая девушка в светло-голубом ситцевом платье, мягко облегающем её стройную фигуру, резво встала из-за стола и лёгкой горделивой походкой подошла к меньшой сестре.
— Лилия, папе нужно поесть, — строго, но с улыбкой сказала она и оторвала от Иллариона пухлые ручонки девочки.
Мужчина ещё раз погладил младшую дочь по голове и прошёл к свободному стулу по левую руку от старика, занимавшего почётное место во главе стола. Супруга последнего, сидевшая напротив, снова подала голос.
— Дорогой, у нас в гостях сегодня Эвиндис. Он только что рассказывал, что у них в Эрилтем думают о вчерашней вспышке.
— Тебе полезно это послушать, — откликнулся старик, занятый разделыванием своего куска мяса. Это был сухой, жилистый мужчина с крючковатым носом и редкими седыми волосами. Несмотря на духоту, он был одет в чёрный кожаный жилет и серо-зелёную хлопковую блузу, плотно застёгнутую у самой шеи. В его сдержанных и точных движениях до сих пор чувствовалась военная выправка.
— И что же ты думаешь о вчерашней ночи, брат? — спросил Илларион, усаживаясь на стул и кладя кружевную салфетку на ноги. К нему тут же подошёл мужчина в чёрном смокинге и поставил на стол большую фарфоровую тарелку с живописным рисунком и два золотых столовых прибора. Господин наполнил тарелку едой, внимательно слушая сидевшего слева брата.
— Эта странная вспышка и последовавшая за ней сильная воздушная волна очень взволновали обитателей башни, — говорил худощавый мужчина в тёмно-синей рясе пророка. Его вытянутое гладковыбритое лицо с острым подбородком было спокойно, хотя в голосе слышалось волнение. — Это произошло в семь часов ночи, когда небеса бледнеют и связь со Всеведающим прекращается. В это время мы готовились ко сну, но всё же успели заметить и описать всё в точности. Свет и воздушная волна шли с юго-востока, со стороны гор. Волна была практически сразу и очень сильная: видимо, что-то произошло не так далеко, я бы сказал, за несколько сотен миль. Пророк Керриндис полагает, что это было где-то в районе Большого каньона, но мы не уверены в этих предположениях.
— То есть, это не Империя Синков? Некоторые сенаторы предполагают, что это было их новое оружие.
— Исключено, владения Империи находятся в противоположном направлении. Это не могло быть и Рендежское королевство: слишком далеко, чтобы свет и волна были такой силы.
— Но и каньон будет далековато для того, чтобы тамошние обвалы ломали деревья в Центральном парке столицы, — возразил сидящий напротив крепкий широкоскулый мужчина с квадратным лицом и лысиной на макушке. Он выглядел старше Иллариона, но был мощнее и здоровее.
— Я тоже так думаю, Тодас. Потому мы и не уверены.
— А что говорит Всеведающий? — вновь подала голос белокурая женщина.
— Знаешь, Гелия, у пророков никогда ещё не было столько споров насчёт этого. Ясности мало, хотя все сходятся на одном. Звёзды говорят, грядут трудные времена, и многое уже не будет прежним.
— Слышал, поговаривают о конце мира, — подал голос красивый белокурый юноша. — Ты об этом, дядя?
— Нет, Тирих, это говорят паникёры, — усмехнулся Эвиндис. — Написанное по звёздам каждый трактует по-разному, но я не думаю, что Всеведающий предупреждает нас о конце всего. Да, опасность реальна, и мы должны быть осторожны, но не стоит поддаваться паническим настроениям.
— И уж в свете этих событий можно и отменить последнее решение сената, — старик значительно посмотрел на одного из сыновей.
— Так вот зачем этот разговор! — вздохнув, Илларион положил вилку и твёрдо посмотрел на отца. — Мы не станем отменять приказа.
— Вы ставите страну под удар!
— Да, ставим. Но ты прекрасно знаешь, что не нашу. Эта война принесёт нам престиж, земли и могущество, какого у нас никогда не было. Тауберия поднимется.
— Тауберия итак в хорошем положении, и нет нужды рисковать им ради тщеславия кучки идиотов, — прищурившись, проворчал старик.
— Гровер! — нахмурилась Авелисса, грозно смотря на мужа.
— Отец, в этом не будет никакого риска, — с улыбкой заверил старика Тодас. — Империя Синков охвачена гражданской войной, она слаба.
— Не настолько, чтобы не дать отпор завоевателям!
— О-хо-хо-х, — Тодас добродушно рассмеялся. — Настолько, отец! Династии воюют друг с другом, и им будет не до сбора ополчения. Даже при вторжении они будут стараться побить нас в одиночку, чтобы заработать поддержку населения, но ни у одного дома не хватит войска, чтобы сравниться с нашим. Армии нужна боевая слава, иначе служба солдат не выходит за пределы кабаков и борделей.
— Уж лучше солдаты будут пить, чем умирать! — с жаром воскликнул Гровер. — Когда мы в начале этого века объявляли войну Рендежскому королевству, мы тоже думали, что поднимем Тауберию! Наши войны шли по их землям, как снежная лавина! Мы уводили их женщин и скот, мы жгли их деревни, а они всё отступали и отступали вглубь своих владений. Тогда мы тоже считали, что рендежцы слабы, и победа останется за нами. Пока в 4118-м не пришла зима, какой не было несколько сотен лет. Вода замерзала прямо в стаканах, ветра ломали вековые деревья, мы не успевали жечь костры… Нас завалило в ущельях Харугуя, податься было некуда. А потом пришли их войны и перебили наших, как скот! Мы проиграли войну, а ведь были в сотни раз сильнее!
— Отец, мы понимаем, что прошлая война сильно на тебя повлияла, и ты не хочешь новой. — Илларион посмотрел в глаза старику. — Но Империя Синков на севере, не на юге. Там прекрасный климат, и погода не станет нашим врагом. А в той войне вы бы победили, если бы не Ледяная зима.
— Но отец имел ввиду совсем другое, — возразил Эвиндис. — Вам могут помешать факторы, о которых вы и не подумаете. Я тоже считаю, что не стоит развязывать войну, а ведь я, в отличие от вас с братом, не застал гражданской войны и не пережил и части её ужасов. Мы не знаем природы вчерашних событий, и они-то могут погубить нас.
— Вот именно, не знаем! — Тодас поднял вверх указательный палец. — А значит, надо поскорее от них бежать. Ты сам сказал, что угроза шла не из Империи. Возможно, только война нас и может защитить.
Старик рассмеялся.
— Сынок, ты не знаешь, что такое война. Она никого не может защитить. — Он прищурился. — Ты не был в настоящем сражении, когда дышать нечем от запаха крови и пороха, когда небо становится серым от дыма, а земля — красной от вывороченных наружу кишок.
— Довольно! — Авелисса грозно посмотрела на мужа. — Не к чему детям этого слушать. Тоже мне, нашли тему для разговоров за столом!
На несколько секунд повисло неловкое молчание; тишину столовой нарушало лишь позвякивание вилок о блюда да стук кубков о стол.
— А мы поедем завтра на новую пантомиму? — подала тонкий голосок Лилия.
— Конечно, я ведь тебе уже говорила, — слегка улыбнулась Гелия, хотя её лицо по-прежнему оставалось хмурым.
— Но я хочу, чтобы и папа поехал с нами.
— Не в этот раз, — сухо бросил Илларион. — В сенате много работы.
— Но в прошлый раз ты так же говорил! — девочка обиженно надула губки.
— Какая может быть работа в выходной день? — Гелия посмотрела на мужа. — Развейся с нами.
Илларион помолчал.
— Я подумаю, что можно сделать.
— И в итоге мы, как всегда, пойдём без него, — вздохнула Регенда.
— Нет, давайте в этот раз выберемся всей семьёй! — откликнулась Авелисса. — Тодас, Илларион, Эвиндис, хватит вам сидеть дома, нужно иногда выбираться в свет.
— А я не против, — с энтузиазмом отозвался Тодас. — Сто лет пантомиму не смотрел. Можно и моих старших позвать. Кассида, например, любит это дело.
— Ещё б не любить, — проворчал Гровер. — Где ещё можно повертеть своими прелестями.
— Ты слишком строго относишься к своей внучке, — Тодас вздохнул.
— Зато ты, смотрю, слишком лоялен! — После спора старик был явно не в духе. — Позволил ей выйти замуж за человека старше меня. Где это видано, чтобы в сорок один стать вдовой! Вот она и живёт в разврате.
— Бергилла, уведи детей играть, они уже поели, — произнесла Авелисса, хмуро взглянув на мужа.
Черноволосая полная женщина встала из-за стола и, высоким голосом позвав Лилию и Риндола — кудрявого двенадцатилетнего мальчика с похожим на Тодаса лицом — вышла с ними из столовой. Вновь повисло неудобное молчание, вскоре сменившееся тихими разговорами. В семейные беседы уже не вступали.
Когда Гровер, обтерев салфеткой губы и бросив её на стол, поднялся на ноги, все члены семьи встали из-за стола. Авелисса позвонила в колокольчик, и две вошедшие служанки стали убирать посуду и недоеденное кушанье. Отдав пару распоряжений, старушка вслед за остальными покинула столовую.
* * *
После ужина переодевшись в домашнее, Илларион вышел на балкон, выходивший в небольшой садик. Уже совсем стемнело, и воздух стал ещё более душным. В нём смешивались ароматы цветов и запахи пыльного города. Столице явно не хватало дождей.
Тяжело вздохнув, господин Дорингтон закурил сигару. Несмотря на свою твёрдую позицию в семейном споре, он всё же сомневался в необходимости войны. Как бы сенатор ни пытался это скрыть от других (и, главное, самого себя), его всерьёз пугали события последних дней. Слова брата, которому он вполне мог доверять, прояснили некоторые моменты, но и дали почву для сомнений, зерно которых было заложено прошлой ночью. Сейчас он даже завидовал Тодасу, который, несмотря ни на что, остался твёрд и не изменил своего отношения к войне. «Что ж, именно за такие качества и становятся генералами», — подумал Илларион.
Мужчина вышел из комнаты и в раздумье прошёлся по дому. Мимо пробежала Лилия, пытаясь поймать Линду, своего щенка. Остановившись перед отцом, она постояла в нерешительности: обнять или продолжить игру — и, весело засмеявшись, побежала дальше. Вслед за ней, высоко подняв голову, прошёл Риндол. Было видно, что он тоже хотел поиграть, но, по соображениям ребёнка, двенадцатилетнему мальчику негоже было носиться за домашними животными, а потому он изо всех сил строил из себя взрослого. Хотя, когда Илларион прошёл мимо, за его спиной послышался цокот когтей по паркету, лёгкий смешок и топот двух пар убегающих ног.
Но мужчина, будучи в задумчивости, не обратил ни на что внимания. Он только услышал игру на рояле и красивое пение старшей дочери, доносившееся из гостиной, и тут же свернул в дверь напротив. Он оказался в высокой комнате, заставленной длинными рядами шкафов. Настенные канделябры со свечами слегка разгоняли полумрак, но верхние стеллажи терялись в темноте. В комнате пахло старинными книгами и пылью. Илларион нечасто бывал в библиотеке, но ему нравилось размышлять, бродя по узким коридорам между тяжёлыми фолиантами и редкими свитками, слушая быстро затихающий гул собственных шагов и потрескивание камина в дальнем конце большой комнаты. Это было единственное постоянно отапливаемое помещение; в остальном доме камины разжигались только холодными зимними ночами.
Побродив между стеллажами, сенатор остановился у большого гобелена, занимавшего половину стены. На домотканом полотне было вышито огромное древо, чью вершину венчала голова рыси с разинутой пастью и выведенное вверху крупными буквами «род Дорингтон». По древу были разбросаны лица в овальных рамках с годами жизни под ними. Каждое маленькое лицо было вышито очень точно и соединялось паутинкой линий с соседними портретами. Не замечая изображения, Илларион протянул руку и провёл пальцами по объёмной вышивке. Шершавый гобелен оказался тёплым и приятным на ощупь.
— Их убили во время гражданской войны, — раздался тихий голос Гровера. Он произнёс это с тем особенным выражениям, которое звучало каждый раз, когда старик говорил об истории.
Илларион, вздрогнув от неожиданности, посмотрел перед собой. Его пальцы прошлись по трём лицам, годы жизни которых заканчивались в 4124.
— В Бранстоле в тот год были особенно сильные восстания. Вояки не пожалели даже вдову с двумя детьми. Говорят, её несколько раз изнасиловали на глазах у дочери, прежде чем подожгли дом и оставили умирать в огне. Сын тогда спасся, но потом скончался от ожогов. Хорошие были люди.
Слушая отца, Илларион опустил руку.
— Это была семья твоего брата, верно? — спросил мужчина.
— Да, Одруэна… — Гровер подошёл к древу и остановил взгляд на лице, вышитом рядом с ним самим. — Мы с ним никогда не ладили. Одруэн был сухим и жестоким. Отец говорил, таким его сделали в Золотой гвардии. Отборные войска… — старик усмехнулся. — Где же были твои навыки, когда рендежцы убивали вас у Гарды? Мы тогда два месяца стояли лагерем в ущёлье у замёрзшей реки. Столько снега навалило, с места не сдвинуться. Эти твари набежали сверху, по сугробам; меня ранили в первом же сражении. Это меня и спасло: тогда ещё вывозили эшелоны с ранеными. А потом мне сообщили, что почти вся армия была перебита, и брат оказался в числе погибших. Я тогда не поверил сначала: он ведь такой сильный был, настоящий воин! Видишь, как оно на войне бывает? С тех пор всё пошло прахом. Несколько лет нас теснили обратно к границе, пока в 4125 новое правительство мир не подписало.
— Ледяная зима никого не щадила, отец. — Илларион вздохнул. — Многие в тот год и у себя в домах погибали, война здесь не причём.
— И в 4115 она была не причём? Когда мой отец погиб при Дредгене? — Гровер прищурился. — Вот он, видишь? — старик показал на лицо на гобелене: сухое и строгое, прямо как он сам сейчас. — Наши войска под командованием генерала Коберта три недели вели штурм этой крепости. С начала войны в 4113 это было первое сражение, в котором мы понесли серьёзные потери. Каждый в нём был героем, но не всякий герой выходит живым из таких схваток. Отец умирал тогда у меня на руках… Удивительно, но я только тогда впервые понял, какая же сволочь эта война. — Гровер замолчал, а потом добавил с презрением: — Кто бы мог подумать, что мой родной сын развяжет новую!
— Ты рассказываешь о нашей семье для того, чтобы я поменял своё решение? — Илларион отвернулся от гобелена и пристально посмотрел на отца.
— А зачем же ещё?! — прокричал старик. — Ты, видимо, начал забывать историю, что устраиваешь такое!
— Не один я решаю, что будет со страной, — Илларион прищурился. — Если ты помнишь, в сенате сидит тринадцать человек, и решение о начале войны было принято большинством голосов.
— Оно было принято три дня назад. И после этих выходных наверняка многие изменят свои взгляды, и твой голос может оказаться решающим!
Илларион отвернулся.
— Обдумай всё хорошенько, сынок. — Успокоившись, Гровер похлопал его по плечу. — В таких делах спешка и упрямство ни к чему. Не позволяй стране снова окунуться в то, что она пережила в двадцатых. Второй раз может и не оказаться тех, кто поднимет Тауберию с колен.
Старик вышел, оставив сенатора в одиночестве. Мужчина со вздохом опустился в кресло у камина и уставился на огонь. Сомнения продолжали терзать его, и после разговора с отцом появилось ещё больше противоречий. Гровер воевал и знал все ужасы этого дела. Но с другой стороны, сейчас их враг был другим. Он был разобщён и ослаблен морально, он жил в тёплых землях с богатыми ресурсами, которыми Тауберия давно мечтала завладеть. И теперь, когда Империя Синков была так слаба, было глупо опасаться неизвестности и бояться истории, ведь победа могла оказаться простой. Но и в 4113-м все думали так же…
* * *
Когда Илларион покинул библиотеку, в доме было тихо. Свечи были потушены, слуги разошлись, и мужчине пришлось снять со стены библиотеки канделябр, чтобы при свете трёх огоньков добраться до спальни. Комната была ещё освещена прикроватными светильниками, но постель пустовала. По шторам, колыхавшимся у дверей на балкон, сенатор понял, что жена его молилась. Он не стал мешать Гелии и сел на кровать.
На небольшой тумбочке рядом лежало несколько писем. Взяв конверты в руку, господин просмотрел их. Его взгляд остановился на конверте из грубой коричневой бумаги. Никаких подписей не было, лишь печать в форме креста запечатывала послание.
Сломав печать, Илларион достал лист белой бумаги, исписанный мелким почерком, и, поднеся свечу, начал читать.
«Дорогой друг!
Я давно не писал тебе, но не могу оставить тебя одного теперь, в такие трудные времена. Я знаю, в свете последних событий у тебя возникает много вопросов, которые, возможно, повергают тебя в сомнения. Позволь мне развеять их.
Каким бы загадочным ни казалось вчерашнее происшествие, какие бы страшные вещи ни говорили о нём окружающие — поверь, тебе нечего опасаться. Я не могу ещё раскрыть всего, что мне известно, но, коли твоя вера в меня не ослабла, моего слова тебе будет достаточно. Не бойся опасности, которая может нависнуть над тобой и твоими близкими, и твоя храбрость будет вознаграждена сверх меры.
Что же касается твоего решения трёхдневной давности, оно поистине мудро, и ни при каких обстоятельствах не отступай от него. Мне известно, что на тебя сейчас давят многие, поскольку знают твою власть, но не ошибись, принимая советы окружающих! Кругом может оказаться множество интриганов и иностранных шпионов, которые хотят подобраться к тебе через родных и друзей, а потому ты можешь слушать только свой голос. И как бы трудно ни было отделить его от слов окружающих, помни: в истории остаётся не тот, кто был осторожен, но тот, кто не побоялся жертв на пути к величию. Я знаю, ты можешь сделать свою страну великой, главное, не уходи с задуманного пути!
Будь начеку!
Твой друг и покровитель, П.»
Перечитав письмо дважды, Илларион с облегчением вздохнул. Его покровитель, как всегда, пришёл на помощь в самое нужное время. Сомнения, одолевавшие сенатора на протяжении последних двух дней, развеялись, и он с лёгкостью поджог письмо и бросил его в пустой камин, зная, что теперь уснёт спокойно.
С балкона пахнул всё ещё душный ветерок, и в комнату вошла высокая стройная женщина в просторном белом платье и с заплетёнными в косу соломенного цвета волосами. Её большие жёлтые глаза в окружении неглубоких морщинок светились спокойствием и проницательностью.
— Ты выглядишь спокойно, — слегка улыбнулась она, подходя к мужу и беря его руки в свои. — Уже принял решение?
— Да, я остаюсь при своём мнении. Послезавтра на голосовании я скажу, что войну не стоит откладывать.
Лицо Гелии приняло расстроенное выражение.
— Отец будет недоволен твоим решением.
— Я уже давно не маленький, чтобы потакать его желаниям.
— Но ты уверен? Ты берёшь на себя огромную ответственность и можешь не выдержать такого груза.
— В истории остаётся не тот, кто был осторожен, но тот, кто не побоялся жертв на пути к величию. — Илларион горделиво поднял голову и слегка улыбнулся.
— Это не твои слова, — Гелия разочарованно покачала головой и подошла к постели. — Я видела, тебе снова пришло письмо в коричневом конверте. Ты так уверен в своём благодетеле, что за его словами не слышишь собственного голоса.
— Напротив, он помогает мне слушать только себя, — возразил мужчина.
— Он лишь хочет, чтобы ты так думал.
Наступило молчание, которое Илларион поспешил прервать:
— А что ты думаешь о моём решении?
— Будь хоть малая возможность, что ты передумаешь, и я отговорила бы тебя. — Гелия опустилась на постель. — Но письмо всё испортило. Ложись спать.
Она потушила свечи.
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
