Рассказ занял первое место на конкурсе ЛК Золотые строки " Фэнтези — 2012 ".
СОАВТОР САША ВЕСЕЛОВ
1.
Собравши свиту: слуг, псарей,
и много прочего народа,
тешится сердце забавой царей:
охотой на единорога…
Непогода разыгралась не на шутку. Переплетенные в густую непроглядную паутину ветви деревьев над головой не спасали от каскадов воды, низвергающихся подобно водопаду. Король Бельвиор брел по мрачному неприветливому лесу, завернувшись в промокший холодный плащ. Ноги увязали в тягучей чавкающей болотной жиже. Черные скользкие сучья в непроглядной тьме хлестали его по лицу и царапали кожу, а воющий ветер пробирал до костей. Он, имеющий все в избытке, мечтал сейчас только о трескучих языках пламени охотничьего костра и немудреной похлебке. Как мало надо человеку для счастья. Согреться, высушить мокрое платье и поужинать. Он, всесильный владыка, которому принадлежит эта земля и этот трижды проклятый лес, грезит о куске черствого хлеба и готов душу продать за миску жидкого крестьянского супа.
Вместе с сосущим чувством голода пробудилась лютая злость. Злость на бестолковых придворных льстецов и лизоблюдов, умудрившихся потерять своего Короля. Своего владыку и господина. Его, человека, без которого все их существование потеряет всякий смысл. Как будут жить вши без шевелюры хозяина? Как могут жить могильные черви, лишенные трупа? Король Бельвиор еще усмехался, пришедшим на ум удачным сравнениям, а внутренний голос, родившийся в глухих закоулках сознания, предательски нашептывал: «О, эти паразиты не пропадут. Вши найдут другую шевелюру, а черви переберутся на новый труп, более свежий и сочный…».
Ночь. Слепая ночь. Стена дождя. Вой ветра. Непролазный лес. Бельвиор почувствовал, что им овладевает отчаяние. Он снял с пояса охотничий рог и затрубил. Прислушался. Снова затрубил. Пустое. Тянущий вой ветра заглушал все звуки. Его никто не услышит.
А может колдунья была права? Все дело в Единороге? И это боги наказали его за кощунственный поступок? И малышка Элис была права? Ведь она тоже не хотела, чтобы он ехал на охоту? При воспоминании о дочери, лицо короля просветлело. Вот истинно, ангел во плоти. Наивное доброе существо, любящее его не за высокий титул, ни за королевские щедроты и милости, а лишь за то, что он есть. Как захотелось прижать к себе хрупкое тельце, запустить пальцы в шелковистые пшеничные кудри, поцеловать в розовую упругую щечку. Снова услышать: «Папочка, я так люблю тебя».
– Я тоже люблю тебя, Элис! – вслух сказал король и вдруг вздрогнул. Сквозь дрожащую, струящуюся дождем мглу, мигнул огонек. Крохотный маячок тепла и вожделенного уюта. Может, показалось? Но нет, маленькая точка блеснула вновь. Пропала и снова вспыхнула. Бельвиор ринулся вперед, раздирая в кровь лицо об острые сучья, оставляя на на них лоскуты дорогого плаща. Вперед. Только бы не потерять этот путеводный огонь, не упустить свой шанс на спасение.
2.
В седле скучаю, и ревниво
своих приспешников смотрю,
прошли толпой неторопливой
они вечернюю зарю.
Прилежны слуги и вассалы,
всех ближе держатся друзья,
их на охоту мы позвали –
им отставать никак нельзя!
– Папочка! Я так тебя люблю! – Бельвиор вспомнил, как по утру, щечки дочери раскраснелись, а на глазах, её росинками дрожали слезы. – И не хочу, чтоб ты сегодня ехал!
Она нашла его в оружейной мастерской. Когда король вернул новый арбалет мастеру.
– Пружину сделай туже! Шустрый зверь уйти не должен! Каждое мгновение сегодня будет дорого! Ты понял! И стрелы отточить вели ученикам!
Затем он повернулся к дочери, схватил, поднял на руки, закружился вместе с ней по залу.
– Зачем ты плачешь, милая? Всего лишь на охоту еду я!
– Но папочка Менава говорит, нельзя нам убивать единорогов! Волшебный этот конь храним богами! Колдунья наша чувствует беду!
Король опустил дочь на пол, нахмурился.
–Менава просто злобная старуха. Она сошла с ума, а ты, принцесса, веришь в её сказки! Единорог такой же зверь, как все! И если он в моем лесу родился, я сделаю его моим трофеем!
– Но, папа!
– Не желаю слушать! – топнул ногой король. Затем улыбнулся. – Элис, ты выросла красавицею редкой. И принцы толпами стоят вокруг тебя, мечтают в жены взять, сватов к нам присылают, разреши – ночь напролет петь будут серенады. Ты выберешь достойнейшего, верю. И обещаю, сделаю из рога неуловимого лесного великана тебе на шею ожерелье. Завидя эти бусы, начнут завидовать тебе принцессы все вокруг, и станут говорить, что ожерелье Элис приносит ей удачу! Помнишь ли, Менава та же говорила точно, единорога рог отводит и беду, и может распознать отравленные яства, так зачем она сейчас препятствует охоте. Нет, девочка, она сошла с ума.
Бельвиор позвонил в колокольчик. В зал вошел Хранитель королевского леса, и низко поклонился.
– Готово ль все? Когда мы можем ехать?
– Когда приказ вы отдадите нам.
– А егеря, загонщики на месте?
– Да, сир. Все уже ждут.
– Отлично! – Бельвиор потер руки, и подмигнул притихшей дочери. – Маленькая, Элис, никто не сможет упрекнуть меня, что я добычу нынче проворонил. А хочешь с нами – завтра приезжай. Устроим игрища, забавы на природе!
3.
Трубят загонщики, трещоток
не жаль крестьянам, шум и гам
разносят сотни пьяных глоток
по заповедным тем лесам…
Конь короля шарахнулся в сторону, когда на его пути встала Менава. Седые волосы придворной колдуньи трепал ветер, а сквозь дыры нелепого серого балахона проглядывало солнце. Она воздела худые руки вверх и заголосила:
– Дурное дело выдумал, король! Убить ты хочешь на земле любовь! Сады, зачахнут, и иссохнут реки, разверзнутся от гнева небеса и гром и молния расправятся с безумцем! Не трогай лес. Не зли единорога!
Лицо короля перекосилось от злости.
– Прочь, ведьма!
Но поскольку старуха не уходила, Бельвиор толкнул ее в грудь сапогом. Менава упала. Наступила зловещая тишина. Охотничьи псы притихли, придворные попрятали глаза.
– Что встали?! – заревел король. – Вперед! За мной! Мы на охоту едем!
Кавалькада всадников с криками и улюлюканьем понеслась прочь из замка. Менава пришла в себя, заворочалась в пыли и встала на колени. Потом она посмотрела в след охотникам. На глазах знахарки заблестели слезы. Никто никогда раньше в этих краях не видел, как она плачет.
4.
Настала полночь. Светлый месяц
из тучи выбежал и вот:
подняли зверя. Свора бесит,
и скоро след его берет.
Единорог не храбр, не ловок.
бежит, но где ему спастись,
уже он чувствует, что скоро
бой предстоит — тогда держись!
Пушистые облака касались белоснежной спины волшебного зверя. Дымными змейками вплетались в гриву, обволакивали стройные ноги, клубились под копытами. Солнечные искры сыпались с длинного золотого рога, мерцали и переливались. Он стоял на вершине высокого утеса, смотрел вниз на людей, карабкавшихся по склону, а в его лиловых глазах отражались боль и печаль. Он жил уже тысячу лет, но не помнил, чтобы люди убивали его сородичей. А между тем, там внизу, горстка обезумевших в своей гордыне двуногих существ, гонит молодую золотогривую кобылицу. Самую молодую и самую красивую…
Он слышит их радостные вопли, резкие неприятные звуки охотничьих рожков и захлебывающийся лай злобных псов. А еще, он слышит беззвучный плач кобылицы, слышит, как колотится ее сердце.
Старый единорог вздохнул. Вздохнул словно человек. А потом он исчез. Исчез, чтобы через мгновение оказаться прямо перед преследователями.
От неожиданности конь Бельвиора заржал и встал на дыбы. Король едва не вылетел из седла, перед глазами блеснул длинный золотой рог. Но в следующий миг, король вырвал из чехла арбалет и выстрелил в упор, не целясь. Фонтан крови взметнулся из порванного бока зверя. Единорог завалился на бок, закричал. Закричал так, как не может кричать ни одно живое существо. Словно жаркий вихрь пронесся по лесу, лишая людей воли и сжигая ужасом их глаза. Многие охотники попадали с коней, псы с испуганным тявканьем бросились врассыпную. А король, ослепленный, объятый необъяснимым страхом помчался в глубь леса на своем обезумевшем жеребце, в его ушах бился вопль раненого зверя.
Налетев на низко свисающие ветви огромного дуба, король выпал из седла. Плюхнулся в болотную жижу и потерял сознание.
5.
Загнали зверя. Нет пощады,
повсюду смех, собачий вой,
такая музыка из ада
во сне доносится порой.
Бельвиор шёл на огонь. Ошибки быть не может. Там люди. Тяжелой кожаной перчаткой с нашитыми металлическими пластинами он убирал с лица мокрые волосы. Где и когда он лишился венца и шляпы Бельвиор не помнил. Он боялся даже на мгновение потерять из вида спасительный огонек. Вот уже скоро. Но какой дождь. Вода словно болотный демон, душит в холодных, липких объятьях, течет за воротник. Камзол, белье, остатки плаща все напиталось влагой, перепачкано грязью. Сердце короля с недюжинной силой безумного молотобойца ухает в груди, сбивает дыханье, сбивает шаг. Громовые раскаты множатся, и искры трескучих молний слепят глаза. После грозового выстрела чудовищной силы в лесу вспыхнул яркий истребительный свет, все тени исчезли в сиянии голубого пламени. Черные стволы деревьев, изумленными великанами, вскинули вверх руки. Над их кронами в ту же секунду приоткрылась бездна. А дождь плюнул королю в лицо.
Бельвиор невольно зажмурился. Снова открыл глаза. Убрал волосы. Где? Где путеводный огонь? Потерян? Не может быть, он был совсем рядом. «Не может быть!» Руками в тяжелых перчатках король отчаянно сграбастал перед собой пустоту, разразился проклятьем и закричал:
– Владыки леса, милости предаюсь вашему провидению, любые тяготы приму на свою грешную душу, но не дайте погибнуть мне сейчас, в этой мерзкой пустыне, как щенку-молокососу, подхваченному коварной рекой, остановите потоп, укажите приют, дайте ночлега! Лишите меня короны! Но не лишайте отца дочь мою… и будьте вы прокляты!
Когтистым драконом еще одна молния разорвала небо на части и дрогнула земля под ногами Бельвиора. Он закачался, поскользнувшись, и едва устоял на раскисшей почве. Снова откинул волосы и в изумлении замер. В пяти шагах от него стояла хижина. Дождь перестал лить. Небо просветлело. Вдали пропел толи охотничий рог, толи раненный зверь.
Избушка с единственным окошком полным багрового мерцающего света по самую крышу вросла в землю. Стены покрыты мхом и лишайником. Густые колючие заросли укрывают ее от стороннего взгляда. Кто бы ни прятался там, тать или отшельник, ему сегодня придется потесниться. Король поправил кинжал на поясе, и, отыскав ветхую дверь, одной рукой облокотился о косяк, другой взялся за полог, и толкнул его.
6.
Кишки разбрасывают гончие,
в крови измазан длинный рог –
сдаваться просто так не хочет
волшебный зверь единорог.
Он в клочья порванной спиною
прижался к дубу, опустил
своё оружье над землею,
с его боков туман поплыл.
За порогом Бельвиор не нашел ни лесных разбойников, ни монахов пребывающих в молитве. Под низким прокопченным сводом было тепло, над очагом полным пламенеющих углей на вертеле исходило соком жаркое. Перед очагом на разостланной медвежьей шкуре сидела женщина. Король не смог точно определить ее лета, она была не молодой ни старой, всё в ней свидетельствовало о той поре спелости, достигнув которой женщины долго живут без возраста. Она была одета в длинную небеленую рубаху с низким воротом, на шее на шнурках висели тяжелые обереги и бусы из желтой кости. Кожаный фартук, куртка без рукавов и льняное рубище оставляли открытыми ее сильные загорелые руки; стройные согнутые в коленях ноги женщина покойно подвернула под себя, и жар очага играл отсветом на ее темных пятках. Большая мягкая грудь отшельницы при каждом движении упруго топорщила ее рубашку. Когда Бельвиор вошёл, она расчесывала волосы гребнем. Волосы доходили ей до пояса, были густыми и черными как смоль, самый ревнивый взгляд не нашёл бы в них ни одного седого изъяна. Она откинула челку и спокойно взглянула на короля. В зеленых кошачьих глазах не было ни испуга, ни удивления, словно она давно поджидала его. Черты лица, и все выражение лесной незнакомки, не имело ни чего общего с лицами круглолицых и курносых крестьян населявших его вотчину. Нос был прям, крылья чуть развернуты над тонкими губами крупного рта. Её едва заметная улыбка не прятала белые ровные зубы, а под высокими скулами и на подбородке притаились ямочки, делающие её несколько мужественней, чем следовало бы. На щеках там, где полагается быть румянцу, лежал темным штрихом загар, ещё более делавший ее похожей на юношу, но при этом она оставалась восхитительной и желанной. Бельвиор оцепенел. Такой красоты ему давно не приходилось видеть в этих краях, а уж он знал этому цену. И при жене, и вдовцом, он частенько вспоминал своё право первой ночи. Не злоупотреблял, но пользовался.
– Кто ты? – выдохнул король, едва сумев унять тяжелое дыханье, и получил дерзкий ответ.
– Тебя интересует больше мое имя иль место перед этим очагом?
Бельвиор нахмурился, но, увидев сияющие искры в ее глазах, улыбнулся. Шагнул вперед. Сбросил в угол плащ, перчатки, снял пояс и, расстегнув на груди камзол, присел на корточки перед огнем.
– Ты здесь одна?
– Уже готово мясо, и можешь снять сырые сапоги, конечно, если за тобой погоня – не разувайся…
– Погони нет, я просто заблудился, – с этими словами Бельвиор стащил с ног свои огромные сапоги и отправил их в угол вслед за мокрым плащом. Едва притронувшись к вертелу, он стащил с себя камзол. Затем подхватил жаркое, и, устроив его перед собой на платке, достал кинжал, разрезал им мясо, и ел долго и с жадностью, все время поглядывая на странную хозяйку дома.
Она молчала, спокойно улыбаясь, приняла от него кусок мяса, весом фунта в два, и принялась за еду с неменьшим аппетитом. Вкус горячий, полный сладости и остроты, надолго прервал беседу. Король возобновил её, лишь, когда шумно икнул, и, почувствовав, что сыт, спросил:
– Нет ли вина в твоем доме?
–В кувшине под окном.
– Подай!
Она повиновалась. Легко, с лукавой грациозностью поднялась, потянулась, оправила фартук. Бельвиор следил за ней не мигая. На полу действительно стоял кувшин, а рядом нашелся и деревянный кубок. Она принесла их, и подала склонившись. Амулеты качнулись и снова замерли у неё на груди, когда она вернулась на место. Король до краев наполнил кубок и протянул его женщине. Та приняла с готовностью, а он с жадностью припал к узкому глиняному горлу и пил долго. Лишние капли стекали с его усов и бороды, огромный кадык работал, как метроном. Розовое вино с каждым глотком возвращала ему силу, власть и покой. Женщина, выпив вина, поставила кубок перед огнем, и смотрела на короля так пристально, что он не мог не поперхнуться. Отставил кувшин прочь, и, повернув к ней лицо, снова спросил:
– Так кто ты?
–Какая разница, мы дети леса, своих имен не любим открывать!
– Вы слуги Бельвиора!?
– А сам ты кто? Из свиты короля?
– Послушай, голову морочить ты будешь конюху, когда он вздует здесь, строптивую лесную свирестелку. Мне прямо отвечай! Кто ты!?
– А ты я вижу этот самый конюх?
В следующую секунду огромные ладони Бельвиора легли на плечи женщины, возмутившей его своей вызывающей насмешкой. Такого он не простил бы не кому. Но сейчас едва он прикоснулся её теплой сухой коже и почувствовал под пальцами пульсирующую вену, руки разжались, и он продолжил допрос, глядя ей в глаза:
– Живешь ты здесь одна или с мужчиной?
– Мужчина предо мной!
–Негодница, сейчас сойду с ума или заставлю быть тебя послушной!
– Лишь пощади одежду, господин!
Еще мгновение и охнув от ее укуса, ощутив во рту кровь, Бельвиор навалился на женщину, шкура медведя превратилась для них в брачное ложе. Угли в очаге подернулись пеплом, а по лесу поплыл густой туман, скрывающий вокруг всё, дела, звуки и тайны.
7.
Зверь ждет последнего удара,
и кровью полные глаза,
не обещают, что задаром
трофей сегодня будет взят!
Но только как это случилось,
какой же тать не доглядел,
принцесса, дочка, появилась
перед толпой – бледна, как мел.
Новое утро расплескало туман и ворвалось в окно с ярким солнечным светом. Любовники, лишенные стыда и одежды лежали рядом. Женщина удерживала голову Бельвиора у себя на груди и перебирала локоны его шевелюры. Наконец, он оставил в покое ее сосцы полные вишневой спелости и, опираясь на локоть, посмотрел на ту, чей приют спас его в эту ночь. При дневном свете она была не хуже, чем ночью:
– Роди мне сына, колдунья!
Она засмеялась.
– Я говорю всерьёз, роди мне сына, женщины такой я не встречал ни в воинских походах, не в жизни бренной, и нигде на свете мне не дарили радости прекрасней, чем этой ночью в заячьей избушке… Не смей смеяться, я тебя прошу… Роди мне сына!
– Все что ты захочешь!
Но едва объятия их снова сомкнулись, с улицы послышались голоса, конский топот и лай гончих с трудом удерживаемых псарями. Бельвиор поморщился:
– Не смейте нам мешать! – Он, рявкнул в окно, так громко, что задрожали стены.
Под окном раздался почтительный голос Хранителя леса:
– Мы ищем вас всю ночь, сюда пришли со свитой, здесь ваша дочь, простите нас, мессир!
– Вставать придется! – Бельвиор, сказал это с явным сожалением, пружинисто поднялся, и, обув сапоги, воскликнув радостно, – все высохло уже! Штаны, белье, камзол, мои перчатки, чудо! Не стыдно показаться пред людьми!
Король азартно подмигнул:
– Вставай же с ложа, поскорей оденься! Сейчас ты удивишься, дочь лесов!
– Что ты не конюх поняла я ночью. Но кто же ты тогда на самом деле?
– В твоих глазах я мелькнула тень печали. Но ты утешишься, когда постигнешь суть. Ты будешь счастлива, лишь только ты узнаешь, кому дала приют в своей потерянной охотничьей избушке.
Бельвиор взял женщину за руку и с силой потащил её во двор.
При виде многочисленных придворных, егерей, загонщиков, псарей, сержантов, лицо женщины болезненно скривилось.
–Что вижу я? Так значит эти люди…
– Они мои! А я для них Король!
Вопреки ожиданиям Бельвиора, хозяйка лесной лачуги не грохнулась в обморок, не онемела от счастья, а лишь громко и презрительно расхохоталась.
Король нахмурился.
–Что я сказал смешного? Иль разум твой мутится от восторга? Теперь ты знаешь кто перед тобой! И я хочу услышать твое имя!
Женщина продолжала смеяться. Из толпы придворных шагнул Главный Хранитель королевского леса:
– Ваше величество, осмелюсь доложить. Зовут ее Аминой. Она родная дочь седой Менавы нашей. Характером зловредным уродилась. Таким, что мать родная не желает с ней разделить очаг и отчий кров. Уж двадцать лет, она ютится в маленькой избушке, живет одна и служит вам смотрителем лесов.
Хранитель погрозил кулаком хохочущей Амине и повысил голос:
– Презренная! Пади же на колени! Перед тобой Король и господин!
– Оставь ее, мой верный друг надёжный! – Бельвиор хлопнул по плечу Хранителя. – Она мне верно послужила этой ночью, дала приют и крышу от дождя. Сейчас хочу увидеть я принцессу и мой трофей, что был вчера добыт.
– Принцесса здесь. И ваш трофей чудесный. Там. На краю поляны, на телеге лежит, вздыхая зверь-единорог!
Бельвиор направился в указанном лесничим направлении, но его остановили плач и душераздирающие крики Амины:
– Что слышу я?! Кого сразил ты глупый?! Ужели это был единорог?!
Бельвиор резко обернулся.
– Что ты кричишь мне, дерзкая колдунья? Иль я ослышался?! Попробуй, повтори! Да, я убил вчера единорога и он теперь по праву мой трофей!
– О! Боги! Сумасшедший, сумасбродный! Ты погубил себя и весь народ! А я с тобой делила ложе, боги! Презренный негодяй! Безумец и слепец!
Бельвиор шагнул к ней, сжимая пудовые кулаки:
– Молчать! Молчать, нахальная девица! Я вижу дерзостью пошла ты точно в мать! Закрой свой рот или клянусь десницей, сейчас придётся мне тебя унять!
– Убийца ты! Убийца и безумец! Да будь ты проклят, проклят на века! Что мне теперь, король, твоя десница, когда тебе с небес грозит рука! Рука того, с кем ты дерзнул поспорить, презрев запрет, преданья не храня, и ты теперь навеки опозорен, проливший кровь священного коня!
– Да ты, колдунья, вижу, не уймешься… так получи, бесстыжая змея!
Кованая железом перчатка короля описав короткую дугу, врезалась женщине в висок. Амина пошатнулась и без дыхания тяжело осела на землю.
Глядя на неподвижное тело у своих ног, Бельвиор нахмурился.
– Где лекарь?! Что с ней?! Живо помогите!
Когда придворный костоправ опустился перед женщиной на колени, и заглянул ей в глаза, а потом приложил ухо к груди и поднял на короля растерянный взгляд, тот уже все понял. Но не хотел поверить:
– Мертва, скажи мне?
– Да, она мертва…
– Мертва…, – повторил король глухим блеклым голосом. – Мертва… Небеса свидетели, я не хотел…, – Он закрыл лицо руками и долго стоял неподвижно. Стоял до тех пор, пока рядом с ним не раздался вскрик, приглушенный, молодой, женский.
Кричала Элис.
Король пришел в себя:
– Элис!
Он бросился на помощь дочери. Но было уже поздно.
8.
Одним движеньем конь рогатый
насквозь пронзил ее живот,
и я рванулся к супостату.
но было поздно – кровь цветет.
Осиротело наше царство,
кричу ему: Меня убей!
Девушка собирала цветы и землянику. Ягоды ела, а из цветов плела венки. Один для себя, другой для короля. Она смеялась, представляя, как весело будет карабкаться к нему на шею, стараясь поскорее одеть на него венок. Как он обрадуется, увидев её. Как поднимет на руки, и закружит. Нет, еще никого на свете она не любила больше, чем своего отца, короля Бельвиора.
Как хорошо, что он разрешил ей приехать. Она любит и лес, и охоту, но если бы это было возможно, все на свете она была бы готова отдать, за то чтобы на охоте не гибли звери. Она любила всех. И больше всех короля Бельвиора.
Сопровождавшие ее слуги, наконец, сообщили, что отец рядом, пропав во время грозы, он переночевал в охотничьем доме, и сейчас будет рад обнять свою маленькую принцессу.
Она бросилась бегом в указанную сторону. Вышла на поляну, где, невесть как, оказался весь придворный люд, стала обходить толпу, наткнулась на ряд обозных телег. И увидев, свисающий с одной из них до самой земли, дивный золотой рог, сразу же догадалась кто это. Она замерла. Подошла ближе и увидела в телеге единорога. Седая шерсть его была выпачкана кровью, крепкие веревки, клубящимися змеями, опутали все его тело, ноги связаны, голова узлами приторочена к решетке. Зверь был ранен. Когда Элис подошла ещё ближе, он захрапел, открыл глаз, затуманенный кровавой пеленой, и попробовал пошевелиться. Но путы мешали. Принцесса захотела помочь ему потянула конец веревки, узел лопнул. А в следующий миг огромный конь дернул головой, его рог заскользил по траве, коснулся подола платья девушки.
Поддел его и устремился вверх. Элис закричала, когда острый шип коснулся ее тела. Острое золотое жало вошло в живую плоть легко, но встретив преграду, на мгновение остановилось. Два взгляда встретились, рыдающий печальный взгляд единорога, и полный боли, полный удивленья взгляд принцессы. Потом еще удар, убийственный кивок. Девушка подлетела в воздух, и, упав, замерла без дыхания. По золотому рогу убийцы струилась алая кровь. А к ним уже, расшвыривая всех на своем пути, спешил король.
Бельвиор упал перед дочерью на колени. Обнял ее. Поцеловал. И зарыдал, как безумный, рассылая вокруг проклятья.
– Убей меня! – кричал он единорогу. – Перемени судьбу!
Но зверь его не слышал, он лежал, тихо уставившись мертвыми зрачками на солнце, которое уже спешили пожрать черные тучи.
Ценой безумия достался
царю сегодняшний трофей!
к о н е ц
АВГУСТ 2012 года
Похожие статьи:
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Потухший костер
Пойду Пратчетта почитаю...
