Наверное, в прошлой жизни я была тостером или вафельницей. Потом сломалась, и меня просто выкинули. В наше время людям не нужно беспокоиться о мусоре и экологии: они собирают все выброшенное, отвозят на Солнце и сжигают. Но мне повезло. Мистер Томагучи подобрал меня и сделал частью другого механизма, очень сложного и, как оказалось, даже опасного.
Мне нравится рассказывать такие истории и представлять, что у меня когда-то была семья: заботливая мама-плита, грозный отец-холодильник и брат-кофеварка. Мы оживали с восходом солнца и дружно жарили, парили, варили, морозили. Из всех комнат дома я бы точно хотела жить на кухне. Там люди почти всегда счастливы. Может быть оттого, что там есть мы.
Мистер Томагучи всегда хорошо ко мне относился. С тех пор как я впервые открыла глаза и до тех пор, пока не закрылись его, он всегда говорил, что я его победа над жизнью. Во мне почти столько же деталей, сколько крупинок риса в чашке, почти столько же памяти, сколько в самом совершенном компьютере. Я робот, который мог бы решить уравнение с сотней неизвестных за долю секунды, но моему хозяину ничего такого не нужно. Мое имя Юки, и я создана для того, чтобы быть другом сына мистера Томагучи.
Соитиро родился в год, когда на наш город упала мирная бомба. Она не разрушила здания, не повредила дороги, но сильно повлияла на жителей. Кто-то сошел с ума, некоторые стали злее. Зрение мистера Томагучи стало хуже. Руки уже слушались его не так хорошо, как прежде. Он ушел с работы и поселился в Сайрадо, южной части города, которая была ближе всего к месту падения бомбы. Весь дом — это всего лишь пять больших скромно обставленных комнат. Но бывший хозяин-плотник разместил окна таким образом, что казалось, будто летнее тепло может проникать сквозь деревянные стены и надолго оставаться внутри. Солнечные блики плясали по ровному полу, заполняя собой пустое пространство; в комнатах пахло сушеными яблоками, а иногда даже мясной похлебкой и рыбой. Под кухней мистер Томагучи соорудил подвал, в который мы заготавливали продукты на зиму.
Пока миссис Томагучи обустраивала дом, Кирию-сан мастерил меня. Время истекало. Он часто ронял гайки на пол, а потом ползал на корточках, пытаясь их нащупать. Я не знаю, что это такое, но думаю, он чувствовал, что с Соитиро что-то не так. Мистер Томагучи редко ошибался.
Помню, как он напевал песенки во время работы и смотрел на меня уставшими черными глазами. Его мастерская была рядом с домом и представляла собой деревянное одноэтажное здание, которое раньше было загоном для птиц. Различать запахи мне сложно, поэтому я всегда смотрю на лицо мистера Томагучи. Ему не нужно задавать вопросы. “Да, Юки, тут ужасно пахнет", — говорил обычно он. Кирию-сан распахивал окно и несколько секунд дышал свежим воздухом. Затем он облокачивался на подоконник и срывал с ветки яблоко. Вокруг дома рос целый сад яблонь, и поэтому мы никогда не испытывали в них недостатка.
Иногда в мастерскую врывалась его жена, Аки-сан и начинала жаловаться на то, что дом не такой большой, как у них был раньше, на то, что они живут на самой окраине. Она махала своими пухлыми руками и закатывала глаза к небу. Я не знала, как это описать, и Кирию-сан шепнул мне: “Ворчать. Это называется ворчать”.
Порядки в Сайрадо были строгими. Город будто шагнул в новую эру одной ногой, а другой так и остался в Средних веках. У жителей были спутниковые тарелки, тонкие телевизоры, но они по-прежнему возделывали огороды и собирались на еженедельные собрания, чтобы решить, в чью жизнь вмешаться на этот раз. На территории Сайрадо даже были собственные законы, и самый жестокий из них — Кара. Провинившегося отправляли жить в дом на горе. Там не было света, тепла и еды. Каждый день родственники могли принести человеку чашку риса и немного воды. Разговаривать с ним было запрещено. Этот дом становился его тюрьмой почти на месяц. Я не понимала, что в этом такого неправильного. Соитиро и я почти всегда были дома.
Когда мистер Томагучи заподозрил, что с его сыном что-то не так, он тут же отвез его к доктору. Тогда я впервые увидела слезы. Маленькие капельки дождя падали прямо на мои детали и микросхемы, отчего они искрились и дымились. Голоса у меня тогда еще не было, ведь это был первый день, когда встретила Кирию-сан. Он стал мастерить меня незадолго до того, как узнал, что у его сына сильная аллергия на солнце и ревматизм и мальчик никогда не сможет быть таким, как все обычные дети в его возрасте. Я не понимаю смысла слова "болезнь". Для меня этот темноволосый мальчик с озорными веснушками совершенно обычный.
У нас с Соитиро было все, что только может понадобиться человеку и роботу. Утро начиналось с сытного деревенского завтрака. Аки-сан держала кур и гусей, поэтому у нас всегда были свежие яйца и мясо. Иногда она ходила в город и возвращалась с мороженым и конфетами, но это было редко. Обычно в день рождения Соитиро и на Рождество. Мне никто подарков, конечно, не дарил, но я все равно ждала этого дня. Эмоции и чувства людей для меня непостижимы, но я смотрю на лица и постепенно начинаю понимать, что такое радость, грусть и злость.
Никто в городе не знал о моем существовании. Хотя с виду я напоминала обычного человека, мистер Томагучи не хотел рисковать. Конечно, он не запрещал мне выходить и всегда говорил, что я сама должна это решать. Но я всегда гуляла только с Соитиро и никогда не выходила за пределы участка. У меня даже были почти живые глаза. Еще я умела улыбаться, пожимать руку, но не сильно, чтобы ничего не сломать. Я боялась громких звуков, особенно стука в двери. Так уж получилось, что именно он навсегда изменил течение жизни нашего дома.
— Откройте дверь, пожалуйста! — женщина кричала и барабанила в дверь.
— Быстро в комнату, — сказала Аки-сан мне и Соитиро, который выбежал в коридор. — И тихо там.
Я взяла мальчика за руку и спокойно вошла в гостиную. Миссис Томагучи не была злой. Ее строгое морщинистое лицо становилось таким красивым, когда она брала Соитиро на руки и гладила по голове. Она готовила еду на всю семью и ходила продавать свое яблоневое варенье в город, чтобы мы ни в чем не нуждалась. Хотя я видела, что ей неприятны походы в этот город.
— Я молю вас. Вы моя последняя надежда.
На пороге стояла сгорбленная старушка с чашкой риса, от которой шел пар. Лицо ее было бледным, а на лбу проступали капельки пота. Я смотрела в маленькую щелочку в стене и не могла отвести взгляд. Это чувство было мне знакомо только по книгам и называлось отчаяние.
— Как вы смеете приходить сюда?
— Аки-сан,- старушка упала на колени. — Ваш дом самый последний. Если не вы, то никто мне не поможет. Мой непутевый сын уже давно погиб. Простите его.
— Муж потерял из-за него работу, а сын болен.
Я узнала миссис Ичо, которая была матерью создателя мирной бомбы. Она тряслась и складывала руки, словно молясь.
— Пожалуйста. Никто не соглашается отнести еду Такко. Он уже три дня там, и за это время у него и маковой росинки во рту не было. Я не могу пройти и половины ступеней. Мой племянник ни в чем не виноват.
Аки-сан вздохнула и опустила голову. Она подняла руку, и в глазах старушки появилась надежда, но миссис Томагучи покачала головой.
— Как и я, — сказала она и захлопнула дверь.
Соитиро потянул меня за рукав и увлек в дальний конец комнаты. Его тоненькие руки немного тряслись. Было видно, что он сильно волновался, но пытался это скрыть.
— Юки, а ты бы отнесла еду этому мальчику? — сказал он шепотом.
— Я не знаю.
— Если бы я мог, я бы сходил.
— Но, Соитиро, разве ты не знаешь что о нем говорят в городе?
— Я слышал он хорошо бегает. Наверное, уже давно удрал.
— Разве так можно?
Соитиро покачал головой. Он смотрел на меня как-то странно, а затем вздохнул. Внезапно я поняла, что он только что хотел мне сказать. Поняла без слов, совсем как мистер Томагучи. Мальчик хотел, чтобы я отнесла еду этому Такко, и его не волновало, что о нем говорят, и сколько окон он разбил, стреляя из своей рогатки. Ему был интересен человек, из-за отца которого он почти не выходит из дома. Я редко могу рассказать ему по настоящему хорошую историю, а эта может получиться действительно интересной.
— Иди, — подтолкнул он меня к выходу. — Я маме скажу, что ты со мной.
Соитиро указал на боковую дверь. До этого момента он никогда не предлагал обмануть Аки-сан и я поняла, что он действительно хочет чтобы я пошла. Сама я никогда не смогу такого сделать. Робот по определению не может говорить людям неправду.
— Я скоро вернусь, — сказала я и вышла через боковую дверь. Она захлопнулась за моей спиной, и я в первый раз оказалась один на один с огромным пугающим миром. Утренний сад был соткан из зеленого цвета 138 различных оттенков и вкупе с солнечной дымкой казался покрытым тонким слоем блестящего лака. Посреди была каменная тропинка, которая уходила вниз в чащу. Я быстро шмыгнула туда и проползла под кустами. Мистер Томагучи смазывал мои детали совсем недавно: руки и ноги двигались легко и не скрипели.
Я видела, что старушка сидит прямо на дороге и тихо плачет. Слезы капали с ее щек на мостовую. Как сильно они похожи на дождь. Но я уже знала, что это совершенно разная вода. Я присела рядом и погладила ее по голове, совсем как Аки-сан Соитиро. Миссис Ичо сжалась и прижала к себе тарелку с рисом. В ее глазах было столько страха, что я тут же убрала руку.
— Я не голодна. Есть ваш рис не буду.
— Конечно, нет. Ты просто выбросишь его, — в словах старой женщины было столько горечи, что мне захотелось ее успокоить. Но вместо это я взяла чашку из ее рук. Она не сопротивляясь отдала мне ее.
— Думаю, Такко будет рад получить от вас еду. Я передам ему, что вы его очень ждете.
Она кивнула и неуверенно улыбнулась.
— Он ведь не злой совсем. Но здесь по-другому не получается. Внук терпит сколько может, но люди такие жестокие. Хорошо, что он не похож на отца. Тот мир очень любил и хотел изменить.
— Но мистер Ичо чуть не убил всех своей бомбой.
— Мужчины в нашей семье всегда хотят одного, а получают другое. Я не видела тебя раньше?
— Нет, — соврать человеку не получилось. — Но я вас знаю.
Она кивнула.
— Ну, конечно. Я уже так стара, что ничего не запоминаю. Ты уж прости меня, дорогая. Возьми платок. Чашка горячая.
Я поблагодарила ее и побежали вниз по улице. Звуки медленно оживающего города были такими незнакомыми. Люди двигались, как сонные мухи, словно кто-то забыл их вчера смазать, и глаза у них не открывались. На меня никто не обращал особого внимания и я спокойно дошла до лесенки, которая вела к дому на горе. Она действительно была ужасно высокой. На краях ее стояли статуи, изображавшие людей корчившихся от боли. Чем выше я поднималась, тем более уродливыми становились деревья. Будто внизу было лето, а здесь поздняя осень: вся листва медленно исчезала, пока я оказалась на самом верху, где деревья стояли совсем голые. Дом был огромен. В нем могло бы жить три или четыре таких семьи, как наша. Вот только древесина дешевая. Это сразу видно. Да и доски местами прогнили настолько, что почернели.
— Такко?
Я не стала стучать в дверь, ведь это была не очень хорошая примета. Но никто не отзывался. Вряд ли он меня испугался. Мистер Томагучи сделал меня максимально похожей на девочку 14 лет. Даже волосы были самого распространенного в мире темного цвета. Можно было просто поставить еду на порог и уйти, но я понимала, что это неправильно. Я сказала, что передам ему привет от бабушки.
Зайти в дом тоже было нельзя. Меня никто не приглашал. Поэтому я стала медленно обходить его справа. Возможно, Соитиро был прав, и Такко давно убежал. Я не видела ни одного стража, пока шла сюда. Конечно, наказание за такой побег — изгнание из города и бесчестие, — очень тяжелое для человека, но, может быть, я и не понимаю всего. Согласилась бы я убежать или умерла бы от голода? Ответ на этот вопрос у меня есть. Я бы ушла.
Но он остался. Впереди я увидела маленькую полянку, расчищенную от мусора, в центре которой сидел мальчик. Он был выше и здоровее, чем Соитиро. Весь чумазый, руки в царапинах, одежда старая. Но мистер Томагучи всегда учил меня смотреть людям в глаза. "Там и только там скрыто нечто такое, — говорил он, - что поможет тебе понять, что за человек перед тобой." Вот почему я подошла ближе. На меня еще никто так не смотрел. Словно передо мной была бешеная собака, а не человек.
— Хватит пялится, — услышала я.
Такко отряхнул руки и поднялся на ноги. Глаза уставшие, как у Кирию-сан.
— Есть принесла?
Я кивнула.
— Там 500 ступеней, или 5000? Почему так долго?
Мальчик взял у меня из рук рис. Этот взгляд был мне знаком. Голод. Он хотел есть. Иногда, когда у мистера Томагучи не было денег, мы неделями ели одно и то же. Зимой запасы кончались раньше, чем удавалось засеять поле. Я видела, как Соитиро плачет от голода. Понять это очень сложно. Но я научилась выкапывать коренья из под снега и находить съедобный мох.
Я услышала резкий звук. Такко швырнул тарелку на пол. Рис рассыпался во все стороны.
— Я обещала Ичо-сан, что донесу его. Зачем ты это сделал? — Пальцы плохо слушались меня. Собрать такие мелкие предметы не получалось. Их было так много.
— Думала, я это съем? Что вы подложили в еду на этот раз? Может, хватит уже ваших шуток, — крикнул Такко. — Хочешь ударить меня? Бей давай.
— Это просто рис, — думаю, если бы я была человеком я бы заплакала. Мое платье испачкалось в грязи, было не понятно, что мне делать: — В ней был только рис.
Он стих. А затем опустился на колени и неожиданно стал есть. Я боялась даже пошевелиться, но Такко вел себя так, будто забыл о моем присутствии. Ему пришлось опереться на левую руку, чтобы не упасть. От голода у него совсем не было сил.
— Плохо станет. Нет, там ничего такого нет. Но ты три дня не ел.
— Хорошо, — он откинулся назад и лег на спину.
Я впервые видела такого странного человека. Он был больше похож на испуганное животное, чем на мальчика. Кулаки ободраны до мяса, лицо напряженное. Кажется, что Такко постоянно вслушивается в ветер и ждет, когда он принесет на своих парусах новую беду. Я легла рядом, чтобы его успокоить. Соитиро это обычно помогало, а Такко отодвинулся. Мы лежали так вместе и смотрели на облака, пока он не заснул. Затем я тихонько встала и побежала домой.
Соитиро нравилось слушать истории о Такко. В его мечтах он был нормальным мальчиком, который умеет стрелять из рогатки, плавать, может пойти куда захочет и имеет много друзей. Но это было не совсем так. После этого дня я стала приносить ему еду каждый день. Было очень жарко, и Аки-сан почти весь день проводила в огороде. Кирию-сан в это время был на работе. Поэтому моего отсутствия никто не замечал. Соитиро в такую погоду почти не выходил из дома. Он ждал новой истории о Такко, и я послушно шла в дом на горе к тому, кто не желал меня видеть.
Он злобно сверлил меня глазами, когда ел. Никогда не поворачивался ко мне спиной. Однажды я попросила научить меня стрелять из рогатки, и Такко немного оживился. Было в нем что-то такое, чего я не могла понять. Чему не могла подобрать подходящего слова. И я приходила снова и снова, взбираясь по кривой дороге в никуда.
— Ноги не болят? — спросил он меня однажды. — Сюда не так просто подняться. Даже не знаю, откуда бабушка берет деньги, чтобы тебе платить.
— Она плетет шерстяное покрывало для моего друга. Оно такое красивое. Вот таких размеров, — я широко развела руки в сторону. — Похожее на туман, но только теплый. Ичо — сан так ждет вас.
— Меня там много кто ждет, а может, уже и решили, что я умер, и устроили праздник.
— Ничего такого не было, — я попыталась вспомнить. — Почему вы не уедете? Вас ведь кто-то обижает. Я бы, наверное, давно убежала. А вы смелый и остаетесь.
Ребята из города время от времени приходили на гору, и я видела, как на теле Такко появляются новые синяки и раны.
— Рано или поздно человек, который убегает, дойдет до края себя и упадет вниз. Так мой отец говорил. Я мало, что слушал, когда он еще был жив, но это запомнил.
— Что это? — за его спиной сквозь землю пробивался росток.
Такко попытался загородить его собой, но я уже успела его увидеть.
— Я думала здесь ничего не растет.
Он молчал.
— Но как у тебя это получилось?
Мальчик нехотя отодвинулся, и я подползла поближе. Крошечное растеньице расправило свои крылья-листочки и гордо расправило стебель. Оно было таким маленьким, что его можно было накрыть ладошкой. Живое растение, которое тянется к солнцу, было так прекрасно. Для всего, что когда-нибудь станет мусором, эта звезда — лишь скорбное напоминание, но для мира, солнце — это надежда.
— Смотри! Скоро и цветок распустится, — сказала я.
— Где? — Такко тут же повернулся и нагнулся ближе. — Ему бы еще немного удобрений и воды.
— А еще пленку, чтобы от ветра закрыть. Я сбегаю сейчас.
— Постой, — мальчик остановил меня.
Его рука сжимала крепко сжимала мое запястье. Он долго смотрел мне в глаза, а потом сказал:
— Спасибо.
А я все еще не могла понять, что такое написано в его глазах. Думать об этом пришлось до самого дома, но решение так и не пришло мне в голову. Когда я пришла, Соитиро уже спал.
Теперь мы растили Тори вместе. Цветок креп на глазах и каждый день становился все прекрасней. Такко много говорил о том, что цветы искусственные никогда не сравняться с живыми. Даже несмотря на то, что они быстро увядают и погибают. Мне нравилось его слушать, но то, что он говорил, заставляло думать. Такко считал, что я человек, и относился ко мне как к человеку. Я шла к нему, когда Соитиро засыпал. Словно какая-то неведомая сила вела меня на гору. Раньше я всегда спала рядом с сыном мистера Томагучи, а теперь стала оставлять его одного все чаще. В тот день я снова услышала стук в дверь.
По городу разнеслась ужасная весть: сына Торико Ичо хотят прогнать из города. Ребята собрались в несколько небольших групп и двинулись в дом на горе. Ичо-сан стучала в каждую дверь, моля, чтобы ее внука оставили в покое, чтобы кто-нибудь заступился за него. Но Такко был сыном врага, и слова старой женщины не доходили до людских сердец. Они были слепы и глухи.
— Я рад, — сказал мне Соитиро, — что он уйдет.
— Почему?
— Если Такко останется, ты уйдешь к нему и я останусь один.
— Я так не сделаю.
— Каждый день уходишь.
Мальчик выглядел таким грустным, что я на миг поколебалась. Но бросить Такко в беде я тоже не могла. Мистер Томагучи всегда говорил мне, что я могу сама решать, что правильно, и я почти чувствовала, что должна пойти на гору. Может быть, я наконец пойму, что значит это выражение в глазах Такко. Бежать было так сложно, ведь я знала, что уже опаздываю. Сегодня ступеней было действительно будто бы в пять раз больше.
Когда я прибежала на место, то тут же бросилась в толпу. Они били его ногами и кричали, чтобы он уходил. Мальчик свернулся калачиком, и я поняла, что он защищает. На этом месте рос Тори.
— Хватит, — я начала отталкивать их.
Сначала у меня ничего не выходило. Слишком долго я сдерживала свои силы. Но потом ухмылки на лицах парней исчезли. Металл сильно бил их по рукам и ногам, и они отступили. Жаркое солнце палило так нещадно, но думать о том, что же со мной будет, времени не было.
— Юки, я тебе помогу.
Я обернулась. По лестнице бежал Соитиро. Он надел плащ, но тот не спасал от солнечных лучей. Мальчик чуть не падал. В руке у него была метелка и лопатка матери. Он пришел, чтобы меня защитить.
Мы с Такко внесли Соитиро в дом, но было уже поздно. У него поднялась высокая температура, его сильно лихорадило. Он сжимал мою руку и повторял: " У меня получилось?"
— Да, — я сжимаю его в объятиях. — Ты меня спас.
Через день состоялся суд. Горожанам было неважно, что погиб маленький ребенок. Они просто хотели избавиться от Такко. И тогда я поняла, что имел в виду мистер Томагучи. Мне никогда не стать живым цветком, но я могу решать сама за себя.
Мое признание повергло их в ужас. Такко не хотел этого слышать. Он тут же стал все отрицать. Кирию-сан и Аки-сан верили мне и только их поддержка помогла мне сказать, что я робот и не могу обманывать людей. Они все равно отправят меня на утилизацию. Даже если я скажу, что Соитиро Томагучи погиб сам. Но мне хотелось, чтобы даже тень подозрения не пала на Такко, и я сказала:
— Он погиб из-за меня, — это было правдой.
Глаза Такко выражали такое простое слово, и сейчас я это поняла. Он всегда смотрел на меня, как на живой прекрасный цветок, как на нечто такое, что может понравиться и стать особенным. Это слово было настоящий.
Я хочу верить, что мой полет на солнце станет чем-то особенным, но это вряд ли будет так. Скорее всего меня бросят в кучу старых сломанных телевизоров, компьютеров и прочей техники. Затем нас отвезут и отправят в пасть палящей звезды. Возможно, я стану крошечной частью солнечного луча и когда-нибудь коснусь лица Такко. Как робот, понимаю, что это невозможно. Но, будь я человеком, я хотела бы в это верить.
Похожие статьи:
Рассказы → Солнечный синдром
Рассказы → Скользящие в Огне. 0-я глава. Глоссарий.
Рассказы → Они слышали это!
Рассказы → Скользящие в Огне. 3-я глава.
Рассказы → Ребенок солнца.
: помню с конкурса, что тоже ценно, мне кажется, если запоминается то есть.
