– Джозеф Трамп. Хм… Не родственник?.. Впрочем, мне бы доложили. Ну что ж, Джозеф… Позвольте, я буду вас так называть, отчасти, потому что я почти вдвое старше, отчасти, потому что мне так проще и удобнее, и последнее является решающим фактором, ибо всё в стенах сего заведения подчинено единой цели – как можно скорее добиться результата, и всякие формальные преграды я устраняю без сожаления. По этой причине зовите меня просто мистер Смит.
Уже по первым словам я понял, что мой новый шеф является, мягко говоря, словоохотливым, поэтому смирился и приготовился выслушать длинную речь. Мистер Смит не обманул ожиданий.
– Итак, Джозеф, – продолжил он, приняв в кресле удобную позу и сложив руки на животе, – сейчас, после того, как служба безопасности перепроверила всю вашу биографию и знает о вас даже больше, чем вы сами, после того, как наши специалисты придирчиво оценили ваши успехи на прежних должностях, а программа по отбору кандидатов скрупулёзно взвесила все «за» и «против»… Наконец, после того, как вы дали подписку о неразглашении служебных тайн, я могу поведать вам о том, чем мы здесь, собственно, занимаемся, и о вашей роли в нашем деле.
Он сделал многозначительную паузу, наблюдая за моей реакцией. Я тут же изобразил на лице живейшее любопытство.
– Целью нашей работы является оцифровка личности человека.
Да-да, рассчитывал меня удивить? Ладно, наслаждайся – я удивлённо вскинул брови. Но я не сидел бы перед тобой, если бы не пронюхал, чем здесь попахивает (хе-хе, каламбурчик), несмотря на все усилия хвалёной службы безопасности.
– Я вижу, вы удивлены, – мистера Смита удовлетворила моя реакция, – и действительно, ещё пару лет назад просто физически было невозможно преобразовать миллиарды и миллиарды нервных связей в набор ноликов и единиц, но сегодня, используя последние достижения в области компьютерной техники, мы можем надеяться на успех эксперимента. Каково это – почувствовать себя Творцом? Не желаете лично убедиться?
Боже ж мой, сколько пафоса… Набор ноликов и единиц, почувствовать себя Творцом. Ну-ну (я подался вперёд, изображая воодушевление).
– И заметьте, – поднял палец мой визави, – за о-очень даже неплохую оплату!
* * *
– Расчет такой: имеем сто миллиардов нейронов. Каждый из них связан со всеми другими примерно десятью тысячами связей. Итого получается тысяча триллионов связей. При этом связь может иметь разный вес. Отведём на этот вес один байт информации, так что получится двести пятьдесят шесть градаций для каждой связи. Плюс к тому, для каждой связи надо указать адрес начального и адрес конечного нейрона, и так, чтобы в этот адрес влезали сто миллиардов адресатов – берём пятибайтный адрес. Итого получаем восемьдесят бит или десять байт на одну такую связь. А их у нас тысяча триллионов. Перемножаем, получается десять тысяч триллионов байт.
– Выходит, человеческую личность можно записать на тысяче десятитерабайтных дисках?
– На самом деле даже гораздо меньше, – человек со странным именем Карл Карлофф и внешностью типичного ботаника поправил тяжёлые роговые очки, – ведь нам нет необходимости задействовать нейроны, осуществляющие двигательные функции или связанные с болевыми рецепторами. Записываться будут только системы, отвечающие за высшую нервную деятельность. Это кора головного мозга – самый молодой его отдел, таких нейронов примерно двенадцать миллионов. Причём, далеко не все из них используются. В человеческом мозге, как у любой машины, существуют некие резервы. Кстати, мы тоже должны о них позаботиться.
– Значит, задача вполне решаема? – мне на самом деле стало интересно, прям комок к горлу подступил, как бывает в цирке при ожидании смертельного номера. – Осталось только придумать способ считывать информацию из ячеек человеческой памяти.
– Способ этот уже придуман, только это не нашего отдела работа, а физиологов. А вот то, что выдадут их мудрёные приборы, попадёт как раз к нам. Так что идём знакомиться!
Пушистый белый комочек со звонким лаем выкатился нам под ноги и тут же заюлил, завертелся на задних лапках вокруг Карла, высунув розовый язычок.
– Какая милая собачка! – я нагнулся и протянул руку, чтобы погладить пушистика, но тот вдруг испуганно взвизгнул и клацнул острыми зубками в сантиметре от моего пальца.
– Осторожно! – Карл схватил меня за локоть.
– Беляш, нельзя! – из комнаты вышла невысокая стройная женщина в белом халате. – Извините, он не любит чужих.
– Это Джозеф, наш новый сотрудник, – представил меня Карл.
– Мияко, Мияко Тахиро, – женщина протянула руку, – очень приятно!
– Джозеф Трамп, взаимно, – я легонько сжал узкую ладонь и на мгновение утонул в удивительно ясных, широко распахнутых глазах, и только лёгкий толчок в спину заставил прийти в себя и отпустить руку.
Я обернулся. Карл исподтишка показывал мне кулак.
– Проходите, я введу вас в курс дела, – улыбнулась Мияко.
Лаборатория занимала просторное помещение и была напичкана разными диковинного вида приборами. «Да, корпорация не жалеет средств на исследования», – думал я, вертя головой на все триста шестьдесят градусов.
– Вот, смотрите, – хозяйка пощёлкала мышкой, и над столом воспарило объёмное изображение человеческого мозга. – Учёные, конечно, давно выяснили, какие области отвечают за те или иные функции. Затылочная доля коры – за зрение, теменная – тактильные ощущения. И так далее.
Тонкая указка в руке девушки «касалась» названных участков, и те вспыхивали разными цветами.
– Но это мало что давало для успеха нашей затеи, – продолжила Мияко, – пока мы не разработали способ считывания информации непосредственно с нейронов. Способ этот получил название «Метод нейронного сканирования», и суть его заключается в оценке степени активности каждого нейрона и всех его синаптических связей с другими клетками головного мозга.
Картинка иллюстрировала сказанное сотнями вспышек и паутинкой тонких линий.
– Простите, мисс… э-э…
– Тахиро, – пришёл на помощь Карл.
– Да-да, мисс Тахиро, – я попытался изобразить на лице понимание, – но что это даёт, кроме отслеживания работающих в данный момент нервных цепочек?
– Можно просто Мияко, – от её улыбки у меня ёкнуло сердце. – Хороший вопрос! Но отследить связи – это самое простое. Мы легко можем определить, как именно формируются, например, двигательные импульсы, от принятия решения до сокращения мышечных волокон. Только нас интересуют, в первую очередь, мыслительные процессы. А ещё больше – память. Данные, которые зашифрованы в цепочках нервных связей, возникающих при необходимости применить запомненную информацию. В том-то и сложность, понимаете? Обычно эти связи не задействованы, и сканирование ничего не покажет, но стоит лишь дать импульс – некий маркер, ключик, запускающий механизм, и вот оно, чудо! Нейронная сеть активирована. Зрительные, слуховые, осязательные образы вырываются на свободу. Миллиарды килобайт информации, представляете! Но самое интересное, что если применить другой ключ, то практически те же нейроны перестроятся в новую сеть, в которой зашифрованы другие воспоминания.
Щёки Мияко порозовели, глаза искрились энтузиазмом. Двигалась она порывисто и импульсивно. Я снова залюбовался девушкой и одновременно заразился восторгом первооткрывателя.
– То есть, чтобы забраться в сокровищницу человеческих воспоминаний, нужно всего лишь подобрать ключи?
– Именно! Вы умница, Джозеф! – она сказала это так, как будто бы мне принадлежала идея открытия. И это… она назвала меня Джозефом!
– А что представляют собой эти ключи?
– Это простейшие комбинации нейронных связей, состоящие из относительно небольшого количества компонентов. Скажем, от нескольких сотен нейронов. Своего рода коды доступа. Мы сумели выделить их почти случайно, но постепенно, методом проб и ошибок, составили картотеку из нескольких тысяч «ключей», которые реально работают. Преобразование этих кодов в электронную форму стало первым шагом к оцифровке разума. Несмотря на некоторые успехи, мы движемся практически на ощупь. Именно поэтому нам нужна помощь такого высококвалифицированного программиста, как вы. Но я в этом плохо разбираюсь, пусть лучше Карл расскажет.
– Хорошо, – Карл осторожно переложил пригревшегося у него на коленях пёсика в кресло, но тот всё равно проснулся и вдруг истошно залаял, вздыбив холку и оскалив клыки на Карла, точно так же, как несколько минут назад на меня.
– Беляш, Беляш, – успокаивающе заговорила Мияко, протягивая к собаке руку, – тихо, Беляш!
Но тщетно – пёсик заходился лаем и клацал зубами, и если бы Мияко не одёрнула руку, неминуемо была бы укушена.
– Ну вот, опять… – огорчённо протянул Карл, а Мияко вдруг звонко хлопнула два раза в ладоши, и лай затих.
Я недоуменно посмотрел на собачку. Сейчас она замерла пушистым пуховым комочком. Замерла или умерла?
– Беляш – наша первая удачная модель, – Карл поднял тельце и протянул мне.
Я машинально подставил ладони, и они ощутили холодную недвижную плоть под густой, словно бы искусственной шерстью. Меня передёрнуло.
– Он всё забывает, – пояснила Мияко, – приходится время от времени его перезагружать.
– Память переключается на кратковременную, – Карл забрал у меня собачку, – по неизвестной пока причине.
– То есть, вы хотите сказать, что это… – я остановился, не решаясь высказать осенившую меня догадку.
– Это игрушка, – кивнул Карл, – на данный момент самая совершенная имитация живого существа. Настоящий Беляш умер пять лет назад, но его мозг успели отсканировать и воплотить в электронной модели.
– Ваша задача – разобраться в причинах неполадок с Беляшом, а после можно уже переходить и к созданию искусственного человека, – тихо, но твёрдо сказала Мияко.
* * *
И начались мои рабочие будни. Я так втянулся в работу, что совсем позабыл о своей миссии. Мне было по-настоящему интересно. Но главное, что меня стимулировало (точнее, кто) – это Мияко. Я старался почаще заходить в её лабораторию по поводу и без повода.
Довольно быстро я разобрался с неполадками Беляша. Дело оказалось в программе сличения данных сканирования. Я придумал новые алгоритмы, и скоро Беляш радостно скакал и возле моих ног.
Никогда не задумывался, насколько сложная штука человеческий мозг! Через месяц я уже сносно разбирался во всех эти гипоталамусах, мозолистых телах и прочих мудрёных названиях. У нас вполне получалось смоделировать работу примитивных древних рефлексов. Наш Голем – как называли мы виртуального человека – отдёргивал руку при воздействии на чувствительные рецепторы, жмурился от яркого света. Впрочем, основная часть работы была проделана ещё до меня, мне оставалось только подчистить и подправить некоторые детали. Но когда пришёл черёд сканировать кору головного мозга, появились определённые трудности.
– Голем! Проснись! – сотый раз обращалась Мияко к нашей компьютерной модели. – Почему он не отвечает? Джозеф, вы точно всё сделали правильно?
И я снова и снова проверял соответствие виртуальных нейронов результатам сканирования. И каждый раз выявлял новые ошибки.
– Чёрт, Мияко! – наконец не выдержал я. – Да с какой стати вы вообразили себя Господом Богом! Мозг человека гораздо сложнее любой модели, которую мы можем воспроизвести. Смотрите, каждый раз сканирование одного и того же участка даёт разные результаты.
– А кто сказал, что будет легко? Не паникуйте, Джозеф, и продолжайте работу.
Неудачи отпугивали меня от попытки сблизиться с Мияко. Каждый раз, когда я хотел было предложить ей провести время в неформальной обстановке, серьёзный взгляд миндалевидных зелёных глаз убивал всю накопившуюся решимость. А мысли о Мияко уже начали отвлекать от работы.
– Как думаешь, что будет, если я приглашу Мияко в ресторан? – спросил я как-то Карла.
– Кг-хм… – усмехнулся он, глянув на меня поверх очков, – ну… попробуй.
Я принялся поджидать удобный случай, но вскоре Мияко объявила, что уезжает на две недели в отпуск «повидаться с родными» и завалила нас целой кучей отсканированных мозгов.
– Работайте, мальчики! Если вдруг будут успехи, немедленно звоните, – сказала она без особого энтузиазма.
Несколько дней мы с Карлом вяло сшивали воедино разрозненные фрагменты, не особо заботясь об их совмещении. В результате у нас получилось этакое «лоскутное одеяло» из аналоговых участков коры.
– Джо, смотри, он проснулся! – схватил меня за руку Карл.
Я всмотрелся в карту нейронов на экране и отметил непривычно много активных зон.
– Это похоже на энцефалограмму бодрствующего человека, – сообщила Мияко с экрана. – Молодцы, мальчики! Завтра буду.
Сам мистер Смит удостоил нас аудиенции. Он появился в сопровождении многочисленной свиты помощников и долго, сощурившись, вглядывался в экран, важно кивая в ответ на восторженные пояснения Мияко, а потом произнёс длинную напыщенную речь, суть которой сводилась к тому, что мы (под «мы» он подразумевал себя) сделали великий прорыв в деле познания человеческого разума, и что близок тот день, когда, опять же «мы», встанем на одну ступеньку с Богом… Короче, и тому подобная чушь.
А у нас дела пошли быстрее. Оказалось, что решающее значение имело количество виртуальных нейронов. Моделирование участков мозга мало что давало, зато соединённые воедино все несколько миллиардов клеток обнаружили способность адаптироваться и перестраивать свою работу в зависимости от поставленной задачи.
– Где я? – раздался глухой голос из динамиков, Голем на экране повернулся одновременно с вэб-камерой и взглянул на нас, казалось, растерянно. – Кто вы?
* * *
Отпраздновать успех мы решили в японском ресторане. Собственно, я предложил отпраздновать в ресторане, а Мияко решила, что в японском, где она чувствовала себя как рыба в воде, чего не скажешь обо мне. Мне было неудобно сидеть за низким столиком, а палочками я пользоваться не умел и, во избежание позора, почти ничего не ел, выжидая удобный момент для признания Мияко в любви.
Кроме нас троих, на банкете присутствовали несколько лаборантов и ассистентов Мияко, которых я почти не знал, потому что появлялись они, в основном, для проведения процедуры сканирования.
Мияко произнесла тост за здоровье Голема, который в прямом смысле явился нашим детищем, потому что для его создания использовались фрагменты сканов мозга всех без исключения здесь присутствующих.
После двух-трёх рюмок саке коллектив разбился на группы по интересам. Карл активно флиртовал с пухленькой лаборанткой, которую, кажется, звали Мари.
– Мияко, давайте выйдем на террасу, – шепнул я девушке, улучив момент.
Ресторан располагался на крыше небоскрёба. Светила полная луна, а под ногами, насколько хватало взгляда, раскинулась завораживающая панорама искрящегося бесчисленными огнями мегаполиса. Словом, более подходящей обстановки для признания и вообразить было невозможно. Я подбирал нужные слова, прислушиваясь к гулким ударам сердца. Тёплый ветерок всколыхнул лёгкое платье Мияко, обнажив её стройные ножки.
– Смотрите, Джозеф, как удивительно похож город на карту активности нейронов!
– Мияко… – у меня перехватило дыхание, – неужели вы всерьёз считаете, что мы вправе возлагать на себя божественную роль по созданию человека?
Сам не знаю, почему меня понесло не в ту степь…
– Джозеф, никогда бы не заподозрила в вас ревностного хранителя церковной морали, – глаза богини смотрели иронично-удивлённо. – Мы учёные, Джозеф. И никак не претендуем на роль Творца. Всякие там божественные сущности пусть останутся на попечении теологов. Нам поставлена чёткая задача: создать искусственное существо, обладающее человеческим разумом. И мы эту задачу выполним!
– Но это опасно! Кто знает, на что будет способен такой организм? И, как вы думаете, какова сфера использования подобных… э-э-э… созданий? Что если их сделают солдатами?
– Ну почему сразу солдатами? Современные войны практически не нуждаются в пушечном мясе. А сфер применения сколько угодно. От уборщиков до танцоров балета. Всё зависит от нас с вами – какие умения и предпочтения мы вложим в «головы» искусственных людей.
– Мияко… – я наконец собрался с духом, взял девушку за руку и увидел, как в бездонных глазах отразились огни ночного города, – я давно хочу сказать вам, что…
* * *
– Бабушка, Карл! Ба-буш-ка! Ты знал?
– Ну… не то чтобы знал, – Карл еле сдерживал смех, отвалившись в компьютерном кресле, – она как-то обмолвилась, что на самом деле несколько старше, чем выглядит.
– Несколько старше?! Её внуку восемнадцать, Карл!
– Вот как? Что ж, сегодня женщина, если она хорошо зарабатывает, может позволить себе выглядеть вдвое моложе. Но разве это помеха для настоящей любви, Джозеф?
– Не знаю… – я смутился, – выходит, помеха… А может, ты прав, не было никакой любви… Ладно, давай лучше ещё раз прогрузим цепи личных воспоминаний, чтобы выяснить, как они влияют на остальные.
– Джозеф, твой вклад в дело компании неоценим! – на сей раз мистер Смит предпочёл оказаться со мной с глазу на глаз. – Ты сдвинул работу с мёртвой точки, благодаря тебе мечта о создании искусственного человека готова воплотиться в жизнь. Моя мечта, Джозеф. Хотя, надеюсь, теперь и твоя тоже.
– Ну что вы, мистер Смит… – начал было я лепетать в ответ, но был остановлен нетерпеливым жестом.
– Не надо! Ты славно поработал и, вне всякого сомнения, будешь достойно вознаграждён, но, кроме этого, я хочу подарить тебе право выбора облика первого искусственного человека. Смотри!
Он щёлкнул пальцами, и во всю стену кабинета возникло изображение комнаты с бело-голубыми стенами. Четыре блестящих никелированных стола были заняты неподвижно лежащими обнажёнными телами людей.
– Это новейшие опытные образцы искусственных человеческих тел, произведённые на нашей фабрике в… впрочем, тебе не обязательно знать, где она находится, – мистер Смит повертел рукой перед собой, и изображение послушно приблизилось.
На первом столе, казалось, лежал живой человек. Во всех натуралистических подробностях. Женщина, чёрная, прямые короткие волосы, высокая полная грудь, тонкая талия, длинные ноги – такую фигуру мечтала бы иметь любая настоящая мисс. Приблизилось лицо – пухлые губы, довольно-таки тонкий для африканки небольшой нос, высокие скулы. Глаза… Вдруг я вздрогнул – глаза открылись и не моргая уставились прямо на меня. Глаза неожиданного насыщенно-синего цвета. И слишком большие для настоящих.
– Ну как, нравится? Модель «Глория». Вес – сто фунтов. Рост – пять футов, десять дюймов. Полная имитация человеческого тела. Анатомически точный скелет из высокопрочного стеклопластика. Мышечные волокна работают по принципу натуральных – они состоят из большого количества тонких трубок, которые способны сокращаться при наполнении жидкостью. Глория умеет принимать пищу – в её желудке химический реактор, который превращает органику в дополнительную энергию. Заряда встроенных аккумуляторов хватает на три дня. Модель дышит – воздух одновременно охлаждает процессор. Она видит, слышит, разговаривает, имеет осязательные, вкусовые и даже обонятельные рецепторы. Температура её тела близка к человеческой – примерно сто градусов. Слизистые оболочки увлажняются специальной жидкостью с антисептическим компонентом…
– Подождите, – внезапная догадка заставила мои щёки вспыхнуть, – так это что, секс-кукла?
– Именно так! – Смит ничуть не смутился. – Подобные изделия приносят неплохую прибыль нашей корпорации. Спрос на них растёт, а требования к качеству повышаются.
– Так значит, вся наша работа лишь для того, чтобы создать новую секс-игрушку?..
– Нет, конечно, нет, Джозеф! – слишком поспешно ответил мистер Смит. – Перспективы ваших разработок даже трудно пока вообразить. Например, создание копий личностей известных политиков или бизнесменов. У меня уже есть подобные заявки. Представь, что разум престарелого миллиардера переселится в совершенное и практически вечное тело этакого Кена! Да мы любые деньги сможем затребовать за такую процедуру. При гарантии её успеха, конечно. Но я надеюсь, что ты, Джозеф, не ударишь в грязь лицом? А куклы – всё ещё значительная часть дохода. Джентльмены предпочитают идеальных девушек – красивых, внимательных, беспроблемных и желательно умных. По счастливому стечению обстоятельств, эволюция секс-кукол максимально приблизила их к натуральному виду, что нам и на руку, ведь мы хотим сделать искусственного человека как можно более похожим на настоящего.
Мистер Смит сделал паузу, внимательно следя за моей реакцией, но я молчал. Видимо, приняв молчание за одобрение, он продолжил презентацию:
– А это тот самый Кен, – экран показал мужскую фигуру на соседней кушетке, действительно весьма смахивающую на известную куклу, – дамочки всё ещё любят гладких прилизанных мальчиков. Характеристики у него схожие, а функции такие же, за исключением одной дополнительной – специально для дам. Ну что, берём?
Я отрицательно покачал головой.
– Я так и думал, – камера приблизилась к следующему телу, – а это…
– Галатея! – выдохнул я, не сводя глаз с экрана.
– Хм… Вообще-то «Дороти», но, если хочешь, пусть будет Галатея. Значит, берём?
– Да!
– И «Барби» не будем смотреть?
– Нет…
– Хорошо, завтра она будет в лаборатории. Есть какие-нибудь пожелания к внешности? Цвет волос, оттенок кожи…
– А можно, чтобы глаза были зелёные?
– Значит, благодаря тебе, сие богопротивное дело движется к успешному завершению?
– Я помню своё обещание, падре.
– И почему тогда до сих пор потворствуешь греховным помыслам тех, кто возомнил себя равными Богу?
– Чтобы извести змеиный выводок, нужно дождаться, пока вылупятся все змеёныши. Не волнуйтесь, падре, я всё продумал. Я найду слабое место колосса и уничтожу его. О результатах своего труда я уже позаботился – во всех программах спрятаны вирусы, которые сотрут данные в течение суток, если я вовремя не введу код отмены.
– Господь не забудет твои заслуги и простит все прегрешения, если ты сумеешь выполнить свои обещания. Ступай с Богом, сын мой! Аминь.
Уже покинув конфессионал, я подумал, что никогда не видел лица священника.
* * *
– Джозеф, быстрее!
– Мияко, мы же не на вертолёте. Пробки.
– Опоздаем! Когда ещё такой шанс предоставится?
– Вот здесь направо, – вклинился Карл с заднего сидения, – там есть короткая дорога.
– Навигатор не показывает… – засомневался я.
– К чёрту навигатор! – Мияко дёрнула руль, и мы едва не протаранили машину в соседнем ряду.
Через пять минут мы уже неслись по длинному больничному коридору, на бегу пытаясь вдеть руки в рукава халатов. Колёса громоздкого ящика с оборудованием дробно стучали на стыках напольных плит.
– Сколько у нас времени?
– Боюсь, что мало, – обернулся молодой доктор с бородкой, – она в очень плохом состоянии. Грузовик превратил её тело в месиво. Её и реанимировать-то бессмысленно, если бы не ваша настойчивость, мы бы не поддерживали жизнь так долго.
– Сюда, сюда! – мелко семеня ножками, наперерез нам выкатилась бледная и растрёпанная Мари. – Я уже укрепила электроды.
От увиденного в палате Карл гулко упал в обморок, а у меня кровь схлынула с лица и в глазах заплясали черти из самых тёмных закутков ада. Стараясь не смотреть на то, что ещё недавно было человеком, я быстро соединил вывода и подключил сканер.
– Мари, займитесь Карлом, Джозеф, начинайте сканирование! – Мияко тоже выглядела бледнее обычного, но была сосредоточена и прекрасна, как всегда.
– Но она же без сознания, – я покосился на безжизненное лицо девушки, обритая голова которой была оплетена сетью электродов. – Мы не сможем запустить программу мнемонических ключей, чтобы отсканировать базовые цепи памяти.
– Личные воспоминания нам недоступны, но можно активировать зону подкорковых знаний. Карл… – Мияко глянула на программиста, – нет, Мари вам поможет.
. – Переведи сканер… в режим пульсации… – Карл приподнял голову, – и запусти программу активного сканирования…
– А почему раньше мы так не делали?
– Из-за пульсации клетки мозга гибнут, но сейчас нам нечего терять, – ответила Мияко, потому что Карл снова отрубился.
– Да не так! – Мари вскочила, и затылок Карла стукнулся о пол. – Вот здесь, в настройках ищи!
Она гораздо лучше меня разбиралась в нейронном сканере, и скоро гигабайты мощным потоком хлынули на носитель.
– Сердце остановилось… – доктор показал бородкой на экранчик, где скорбно тянулась прямая линия.
– Продолжаем! – почти выкрикнула Мияко. – У нас ещё есть несколько минут!
По дороге обратно Карл на заднем сидении вдумчиво нюхал ватку с выдохшимся нашатырём.
– Ну и как, вы успели?
– Надеюсь… – обернулась Мияко. – Но об этом мы узнаем после того, как запустим модель.
* * *
– Можно её хоть простынкой прикрыть?
Я злился, нервничал, потел и тупил, а данные никак не хотели сливаться, ошибки выскакивали одна за другой, пока я наконец не понял, что постоянно отвлекаюсь на идеальное тело Галатеи, лежащее на столе. С тех пор, как я её первый раз увидел, думать ни о чём другом не мог. И вот её привезли…
– Что, получше-то не нашлось образца? – недовольно хмыкнула Мияко, а Карл глянул мельком и шепнул, проходя:
– Кажется, я догадываюсь, почему ты её выбрал…
Он имел в виду вовсе не возбуждающие желание формы. Лицом Галатея удивительно походила на Мияко. Те же высокие скулы, тонкие губы и огромные миндалевидные глаза, разве что были эти черты несколько гиперболизированы, словно у персонажа из аниме.
В остальном модель казалась чуть ли не полной противоположностью Мияко – золотистая, словно от южного загара, кожа, длинные руки и ноги, высокий рост и (непонятный каприз разработчиков) совершенно белые прямые волосы длиной примерно до плеч. Внешний вид Галатеи производил, наверное, довольно-таки странное впечатление, но лицо… Это лицо снилось мне теперь каждую ночь.
– Если вам это поможет… – Мияко укрыла «образец» тканью.
Я глубоко вздохнул и углубился в работу.
Как бы ни кичился человек учёный, на самом деле он и близко не подошёл к разгадке тайны работы мозга. Например, почему нейроны у всех одинаковые, но каждый человек – уникум, индивидуум со своим характером и собственными тараканами? Где прячется личность? В каком уголке сознания замурована душа?
Мы не знали. Не знаем. Вся трудность в том, что мы так и не научились расшифровывать воспоминания. Да, можно было, используя соответствующие ключи, примерно определить давность записанной информации, её назначение (личная, профессиональная, бытовая). И всё… Что конкретно записано в той или иной комбинации нейронных связей, мог ответить только действующий образец типа Голема, в чью… э-э-э, ну допустим, голову это помещено.
Сейчас же я работал вообще вслепую, потому что не имел никакой возможности проверить, что нам удалось скопировать из подкорки погибшей девушки. Может быть, это первобытные инстинкты, а может, способности к музыке или, скажем, склонность к меланхолии. Кулеры ненавязчиво жужжали, в жёсткие диски Галатеи перекачивались тысячи гигабайт, как бы сказал мистер Смит, «ноликов и единиц». Цифровые аналоги нейронов занимали свои места в виртуальной матрице – слепке человеческого мозга.
Последний этап – нужно добавить некоторые знания, которые мы, спасибо Голему, смогли более-менее точно идентифицировать. Это, в первую очередь, ячейки, связанные с речью, которые вообще очень легко распознавались, благодаря стойкой реакции на характерные мнемонические ключи. Я позаботился о том, чтобы Галатея разговаривала, как Мияко. А вот считать и запоминать числа она будет так же хорошо, как я. Визуальные образы я взял у всех понемногу. То есть, при слове «собака», например, Галатея должна будет представить ту собаку, что запомнилась Мари. Зато корова уже будет Карлова.
Время давно перевалило за полночь. Мари прикорнула на диванчике, Карл пил восьмую кружку кофе, Мияко в неудобной позе стояла за моей спиной и напряжённо всматривалась в экран.
– Всё…
– Всё? – переспросила Мияко.
– Кажется… всё, – я поднялся, скрипнув суставами, и потянулся.
– Ну что?.. Давайте?
– А можно я? – вклинился между нами Карл.
Я пожал плечами, Мияко кивнула. Карл выдержал драматическую паузу и кликнул по иконке «Активация».
Грудь вздыбилась под тонкой тканью, воздух с шумом наполнил «лёгкие», ресницы дрогнули… и я заглянул в самые прекрасные на свете изумрудно-зелёные глаза…
* * *
Я часто думал, почему так рьяно стремился закончить работу, хотя цель моя была прямо противоположной. Сначала убеждал себя, что для уничтожения как можно большего количества результатов нужно эти результаты сначала получить. Потом – что необходимо изучить слабые места цифрового разума, чтобы знать, как с ним бороться. Но кого я обманывал? Мне было интересно. Чертовски интересно, что у нас получится. Эти люди, что меня окружали, заразили энтузиазмом и фанатической верой в успех. Даже болтовню мистера Смита я начал воспринимать серьёзно. И, чёрт возьми, он прав – чувствовать себя богом – это круто! Но греховно…
И вот на меня смотрят удивительно зелёные глаза той, которую я самонадеянно назвал Галатеей. Назвал, подтвердив тем самым свою (и людскую в общем) слабость и порочность – возвеличивание собственной ничтожности до масштабов космоса. Но бог ты мой, чёрт возьми, ради этой минуты я готов вечно гореть в адовом пекле!
– Ы-ы-ы! – гримаса смешанных чувств исказила прекрасное лицо Галатеи.
Казалось, ей страшно, больно и отвратительно одновременно. Стройное тело выгнулось дугой, потом Галатея попыталась сесть, но лишь неуклюже свалилась с кушетки, упала плашмя на кафельный пол, от чего у меня сердце подскочило к горлу. Я бросился на помощь, но не успел – тело вдруг взвилось под самый потолок, снова грохнулось на пол, неуклюже перевернулось и чудовищным прыжком преодолело пол-лаборатории.
– Ы-ы-ы! – ничего человеческого не было в этом жутком вое, как и в лице, как будто разом потерявшем всю привлекательность.
В углу скорчился, пуская слюну и безумно вращая глазами, дикий испуганный зверь.
– Достаточно! – Мияко два раза резко хлопнула в ладоши, и от наступившей тишины буквально зазвенело в ушах. – Поздравляю вас, коллеги! Эксперимент удался.
Когда ужас от произошедшего немного прошёл, Мияко объяснила, что поведение Галатеи было естественным для только что появившегося на свет искусственного организма.
– Понимаете, она как младенец. Но младенец, наделённый недюжинной силой гидравлических мышц. Её память чиста, как носовой платок Карла. На Галатею внезапно хлынул целый поток чувств, звуков, образов. Она не умеет ещё в этом ориентироваться. Не может координировать движения, соизмерять их силу. Но мы увидели отличную работу электронного мозга. Инстинктивную эмоциональную реакцию на непонятное. Следующий этап – научить Галатею быть человеком.
Похожие статьи:
Рассказы → Новая Галатея (окончание)
Рассказы → Маша фром Раша
Рассказы → "Л"
Рассказы → Она нас
Рассказы → Они слышали это!
