«Интересная работа» — это все, что помещалось по центру небольшого прямоугольника, вырезанного из листа канцелярской бумаги. Внизу крупными цифрами был приписан номер телефона. Почерк округлый, размашистый. Буквы старательно выписаны, как в тетради отличника средней школы, когда сквозь детскую кривизну проступают очертания будущего зрелого почерка. Среди остального вороха заклеивших столб объявлений, видимо это и привлекло мое внимание. Как-то странно в наше время, когда практически у каждого есть компьютер, увидеть написанное от руки объявление.
Я осмотрелся. На соседних столбах подобных объявлений я не нашел, хотя старался. Даже сорвал несколько «ПРОДАМ» и «СНИМУ», вывешенных недавно — вдруг рукописную бумажку просто заклеили. К столбам стоящим на другой стороне улицы я подходить не стал. К тому же, я почему-то был абсолютно уверен в том, что это рукописное объявление единственное.
Помню тогда я решил, что это знак посланный свыше. Дела в стране шли не лучшим образом. Финансовый кризис, о преодолении которого уже несколько раз отчиталось правительство, больно ударил по всем, кроме членов правительства. На работе все шло из рук вон плохо, а к осени мы ждали рождения ребенка. Нужны были деньги. Это и объясняло мой интерес к заклеенным объявлениями столбам.
Тот, кто давал объявление, не позаботился об удобстве потенциально заинтересовавшихся — отрывных бумажек с номером телефона не было. Потому, я просто переписал номер в память мобильного, вскочил в троллейбус и уже через полчаса был на работе.
День выдался не тяжелый. Учебный год почти подошел к концу. Я полдня слонялся по кафедре, перекладывая с места на место надоевшие за год бумажки – протоколы заседаний, учебную нагрузку, завалявшиеся статьи коллег, которые все собирался прочесть, да никак не успевал.
После обеда зашла дипломница, не самая лучшая студентка этого в целом печального выпуска, и время до конца дня пролетело незаметно.
К концу рабочего дня поднялся ветер, на горизонте замаячила сероватая дымка. После жаркого дня, вечер казался прохладным и довольно неприятным, так что, выйдя на улицу, я поднял воротник пиджака и заторопился к остановке, стараясь успеть до начала дождя.
Разговор с дипломницей не шел из головы. На подходе к дому меня посетила мысль о том, как изменить структуру дипломной работы, чтобы она стала более логичной. Но для этого было необходимо ввести дополнительный параграф в первый раздел, а я сомневался, что моя подопечная быстро справиться с этим.
Зайдя в квартиру я, первым делом, приготовил яичницу, и пообедав в одиночестве (жена вечерами на работе), решил позвонить и поделиться своими соображениями, относительно диплома с будущей выпускницей. И только взяв в руки телефон, я вспомнил про объявление. Мне показалось странным, что я не вспомнил онем раньше, хотя утром оно показалось мне весьма многообещающим. «Но, сначала работа!»
С помощью невеликого запаса педмастерства, на который у меня хватало терпения, мне все-таки удалось объяснить студентке, чего же я собственно хочу от ее работы, которая, как помнится, была посвящена теме героики в древнеегипетской литературе. «Фух!» – выдохнул я скопившееся раздражение, и посмотрел в окно. Погода окончательно испортилась. Ветер гнал клубы пыли. Первые тяжелые капли дождя покрыли асфальт мокрыми кляксами. Я бросил короткий взгляд на вешалку — зонта не было, жена взяла его с собой, не промокнет. Я вышел на кухню, прикрыл окно и набрал указанный на объявлении номер.
Трубку долго не брали, так что я уже подумал, что неверно записал цифры. В тот самый момент, когда я собирался оставить попытки дозвониться, на другом конце подняли трубку:
— Слушаю! — донесся до меня слегка простуженный голос. Судя по тембру и интонациям, моим собеседником был мужчина за пятьдесят.
— Я по объявлению, — сказал я, и представился.
— Хорошо, — ответил мой собеседник, после секундной заминки.
— Я хотел бы знать, что за работу вы предлагаете?
Казалось, мужчина над чем-то раздумывает:
— Вы умеете писать? – наконец, осведомился он.
Я возликовал: «Настал мой звездный час!»
Писать я пробовал, и не только обязательные научные статьи, которые должны быть в арсенале каждого преподаватель. К тому времени я уже был автором нескольких рассказов. Парочку даже согласились взять для печати в журнале с яркой привлекательной обложкой.
— Я сотрудничал с несколькими изданиями… — издалека начал я, боясь спугнуть едва забрезжившее счастье.
— Я не совсем об этом, — перебил меня мужчина. – Как у вас с почерком?
Мой задор мгновенно сник: «Да кому ты нужен, писатель!». Еще я вспомнил аккуратный почерк на объявлении. Мой, не шел ни в какое сравнение.
— В принципе, — робко начал я, — раньше никто не жаловался. – А вы, что же, ищете каллиграфа?
— Нет, — устало выдохнул он. – Давайте оговорим детали при встрече.
Он предложил встретиться не дома и не в офисе, даже не в одной из тех небольших кафешек, что щедро разбросаны в центре города. Встреча наша должна была состояться в сквере у Вечного огня. Академия, в которой я преподавал, находилась рядом и место встречи меня вполне устраивало. Я был доволен собой. И еще, почему-то был абсолютно уверен, что эта работа будет действительно интересной.
Утром я вышел немного раньше обычного.
Когда я подошел к скверу часы на башне собора пробили десять. Теплый ветер не оставил и следа от легкой утренней облачности, которая давала надежду на умеренно жаркий день. После вечернего дождя, солнце вновь нещадно поливало город ультрафиолетом. Художники, выставлявшие свои работы на аллеях, открывали большие цветные зонты, прячась от жгучих лучей в их тень. У фонтана резвилась детвора, обрызгивая друг друга. Стоящие поодаль мамы спокойно наблюдали за детскими шалостями.
Меня ожидали на крайней от проспекта скамье. Я подошел. Мужчина встал мне навстречу. Он был почти таким, как я его себе представлял. Морщинистое лицо, усталые глаза, темные круги свидетельствовали о бессонной ночи.
Мы поздоровались.
— Так в чем будет состоять моя задача, — спросил я?
— Вот, — из небольшой сумки на длинном ремне мужчина достал прямоугольный сверток оберточной бумаги и протянул мне. Я развернул, и рассмотрел содержимое.
Это была книга, но не из тех, что стоят на полках книжных магазинов. Книга была самодельная. Ее собрали из стандартных листов писчей бумаги, соорудив что-то вроде переплета. Обложкой служили обтянутые алой тканью листы картона. Торец переплета прикрывал кусок черной замши, вырезанный, скорее всего, из старой куртки. Видимо книгу сделали давно, она побывала во многих руках. Переплет был потертым, местами ткань покрывали пятна.
Я в недоумении уставился на мужчину.
Тот тяжело вздохнул: — Раскройте.
Я открыл книгу, и тут же моим глазам предстал большой заглавный инициал наподобие тех, что мне встречались на фотокопиях средневековых инкунабул. Со страницы на меня смотрел огненно-красный дракон. Своим изогнутым хвостом монстр словно обнимал воздевшего меч рыцаря. Несмотря на обилие всевозможного декора и яркие цвета, в позах дракона и борющегося с ним рыцаря, отчетливо проступала литера «Р». «Рассказывают…», — прочел я про себя.
— Эта книга принадлежит моему другу, — пояснил мужчина. — Я бы хотел получить ее рукописную копию. Без картинок. Скажем, недели через две, вас устроит?
— Две недели!? — притворно удивился я.
На самом деле работа была не столь сложной. Про себя я уже отметил, что мой почерк, если конечно хорошенечко постараться, был не намного хуже того, которым была написана книга. Я просто пытался набить цену. Впрочем, мужчина сразу предложил вполне достойную оплату. Оговорив еще некоторые детали, суть которых не важна для моего рассказа, мы распрощались.
Целый день меня так и подмывало открыть и прочесть хоть что-нибудь из того, что мне предстояло переписывать. Хотелось поскорее открыть затертую обложку и узнать о чем рассказывает этот манускрипт. Видимо для кого-то этот текст был важен. Человек потратил кучу времени и сил на то, чтобы переписать и проиллюстрировать эти записи, покрывая свободные места миниатюрами и тонким орнаментом, в каролингском стиле. И еще, у меня назрел один вопрос: — Почему мой работодатель не заказал копию набранную на компьютере, или просто не сделал ксерокс? Ослепленный забрезжившим передо мной заработком, я не стал расспрашивать мужчину подробнее. Понадеявшись, что сам текст книги прольет свет хотя бы на часть вопросов, я дожидался момента, когда смогу спокойно прочесть первые страницы манускрипта.
Как назло, весь день меня не оставляли в покое студенты, коллеги, руководство, потому книгу я смог открыть только дома, поздно вечером.
Как сейчас помню: я сидел за письменным столом, в желтом пятне света от лампы лежала книга. Я раскрыл ее на первой странице и начал читать.
«Рассказывают, когда Сулейман ибн Дауд встречался с Белкис, ангелы пребывали в смятении. Ибо боялись они, что одурманенный красотой царицы Шебы, Сулейман забудет заклинания, что удерживают Злых в повиновении.»
«Ерунда какая-то!» — разочарованно подумал я, и решив не терять времени даром, подвинул к себе лежащий на столе лист бумаги и аккуратно вывел литеру «Р». Присмотрелся. Написанная мной буква смотрелась убого в сравнении с богатым инициалом рукописи, но в целом, результат меня вполне удовлетворил. К концу предложения я даже позволил себе небольшую вольность — украсил заглавную букву затейливым вензелем, наподобие тех, что видел в немецких манускриптах шестнадцатого века. Еще раз придирчиво осмотрел получившуюся надпись. Взял лежащую на столе ручку с красной пастой и аккуратно навел инициал. Результат меня удовлетворил, и я принялся за следующее предложение.
«Ибо знали они, что красота Белкис порождена силою Злых, которые, испугавшись мощи Сулеймана, хотят совратить его с пути истинны».
Я не очень-то вдумывался в смысл написанного. Странно, но меня больше захватывал сам процесс списывания с желтоватых листов, чем содержание текста. Возможно, поэтому я сейчас не помню практически ничего, кроме двух трех предложений, обрывков фраз и незначительных подробностей.
К тому же, содержание текста был ужасно путанным. Я несколько раз ловил себя на мысли, что в нем, напрочь, отсутствует какой-либо смысл. По отдельности предложения выглядели логичными, были построены правильно. Но, при этом, между отдельными кусками текста не было никаких логических связок. Словно кто-то, взяв несколько неизвестных мне источников, надергал из них абзацы, а потом соединил их в некое подобие общего текста. Вот, например, один фрагмент, сохранившийся в моей памяти.
«Осень все ближе. Ее холодное дыхание ощущается в дуновении ветра в саду, в криках летящих птиц, в стылой глубине озер. Особенно по ночам, когда холодный рассвет наползает на тихую ночь с востока».
Вроде все нормально, но прямо перед этим отрывком, в тексте помещалось подробнейшее описание живородящих саламандр. А сразу за ним, без всякого перехода, начинался рассказ о войне между какими-то давними племенами, имен которых я сейчас не помню, заканчивающийся пространным рассуждением о жестокости детей.
Так была составлена вся книга. Я решил, что это неудавшаяся компиляция различной эзотерики, которая в последнее время пышным цветом расцвела на прилавках книжных магазинов.
Посмотрев на часы, я понял, что засиделся далеко за полночь. Я закрыл манускрипт и пошел спать, забравшись в разогретую женой постель.
На следующее утро я проспал. Позвонил на работу и соврал про недомогание. Снова лег в постель и обнял жену. В зыбкой утренней дреме, мне приснилось, будто где-то рядом плачет ребенок.
С кровати я встал поздно. Чувствовал себя совершенно разбитым, к тому же, у меня на самом деле разболелась голова.
Напоив меня крепким кофе и поцеловав в небритую щеку, моя драгоценная отправилась в поликлинику, а я позавтракал, выкурил сигарету и завалился на диван с хрестоматией Борхеса. Но видимо, душа не лежала к чтению.
Я снова сел за рукопись и открыл ее на том самом месте, где остановился накануне. Перевернув страницу, я увидел ярко раскрашенный букет цветов, занимавший середину разворота. По сторонам от иллюстрации шел текст.
«Рассказывают о цветах…» — прочел я начало.
Здесь говорилось о цветке «шэхиха», дающем наркотическое забвение тем, кто собирает его лунными ночами в месяц дин-дин, и способность слышать голоса духов, собирающим цветы в месяц асуль.
Я зачитался. В какой-то момент мне показалось, что я чувствую запах запретных цветов.
В небе ярко сияла луна, в ее свете покачивались прикрытые бутоны цветов забвения. Далеко впереди, где степь упиралась в темную линию горизонта, покачивались огромные тени, но слепящая луна не давала возможности разглядеть, что же там было. Налетевший внезапно ветер донес далекий детский плач …
Я встрепенулся и открыл глаза. Книга лежала на столе, раскрытая на иллюстрации с красными цветами. Я уснул, склонившись над страницами. Ощущение было такое, будто какая-то часть меня осталась во сне. В тот момент я был абсолютно уверен, что увижу его снова.
Вскоре вернулась жена. Мимоходом сообщив, что все в порядке и в установленный срок я стану папой, ушла на кухню. Я поплелся следом. Мы пообедали и остаток дня провалялись в кровати, придаваясь блаженному ничегонеделанию под старинные испанские романсерро из потрепанного сборника, вперемешку с поцелуями.
Я проснулся среди ночи. Рядом никого не было. Встав с кровати, увидел горящий в кабинете свет. Я встал и вошел в комнату. Жена сидела за столом, в руках держала рукопись. Наверно, она сидела здесь долго — книга была открыта примерно на середине. Она не сразу заметила мое присутствие, увлеклась чтением. Хотя, ей богу не пойму, что там могло ее увлечь. Не саламандры же?
Я стоял и рассматривал ее, будто не видел очень давно. Длинные темные волосы лежали на кружевном шелке рубахи, плотно обтянувшей налившуюся грудь, округлившийся живот, бедра…
— Ты проснулся? — я наконец-то был замечен. — Что это? – она кивком указала на рукопись.
— Так, небольшая подработка. Нужно переписать.
Я подошел и нежно обнял ее за плечи.
— Слушай, как здорово, — сказала она, высвободивщись из соих объятий. — Я давно не читала ничего подобного. Кто написал?
— Не знаю, — честно ответил я. — По-моему, это просто компиляция.
— Хорошая книга. Мне особенно понравилось место об ангелах. Вот послушай. Она перевернула несколько страниц:
«В тот день ангелы пели о совершенстве мира, и только один молчал. Когда же Сидящие на престолах стали спрашивать, отчего он не поет, он сказал им, что Любовь поселилась в мире.
«Что же плохого в том?» -спросили его.
«Любовь погубит мир» - ответил он.
Я посмотрел ей через плечо. Текста про ангелов я не нашел. На открытой странице речь шла о периоде спаривания речных лягушек, и о том, что первая половина дня хуже второй, как и начало жизни хуже ее окончания.
Хорошо, что погруженная в текст, она не видела мое лицо.
«Странно, — подумал я. — Очень странно». Хотя, возможно, я просто не заметил, как она перевернула страницу.
— Здорово, правда? — спросила она?
— Да, красиво написано, — неопределенно ответил я. — Пойдем-ка лучше в кровать.
Утром, пока она еще спала, я тихонько вышел из спальни.
Книга лежала на столе, я перевернул несколько страниц, но текста или хотя бы абзаца об ангелах не нашел.
Помню, что смутное беспокойство, поселившееся в моей душе после того как я уснул над изображением цветов, окрепло и не давало мне покоя.
Весь следующий день у меня все валилось из рук. В академию приехала комиссия из министерства, и хотя ее работа не имела отношение к факультету, все были взвинченными и раздраженными.
Ко второй половине дня испортилась погода. Снова зарядил дождь. Зонт я не брал и мне светило вымокнуть до нитки. Уже по дороге к остановке меня обрызгало водой из-под колес проезжавшей машины, что не прибавило настроения. Домой я пришел мокрый, замерший и злой как собака.
К моему удивлению, жена была дома.
Она сидела на кухне и читала рукопись. Рядом на столе дымилась чашка чая.
— Привет, — сказала она, не отрываясь от чтения, когда я вошел. — Есть будешь?
— Буду! – грубо буркнул я, но она этого не заметила, погрузившись в чтение.
Я подхватил со сковороды остатки жареной картошки и примостился на соседнем табурете.
— Ты сегодня не на работе? – спросил я.
— Нет. Решила остаться дома. Погода – дрянь, да и чувствую себя неважно.
Я насторожился. Плохое настроение сменилось беспокойством. Почему-то вспомнился тот странный сон — темные тени на горизонте, плач ребенка.
— Может нужно к врачу? – настороженно спросил я.
Она отложила книгу, аккуратно заложив страницы закладкой. Про себя я отметил, что ей осталось меньше трети, а я не переписал еще и десяти страниц. Неделя на исходе.
— Мы слишком долго ждали, не стоит рисковать… — продолжал я.
— Тебе что, хочется избавиться от меня поскорее! Я же сказала, что с ребенком все в порядке!
— Хорошо- хорошо… Ничего подобного я не имел в виду, — я попытался ее успокоить, но она уже завелась.
— Конечно, я сейчас страшная, толстая! Непривлекательна! Но это твой ребенок — так что, терпи! – она встала со стула, пододвинув мне рукопись. — Правильно здесь написано: «Мужчина - это худшая часть Адама!» Все вы эгоисты!
— Причем здесь эгоизм? – попытался возразить я, но она уже вышла из кухни, попутно хлопнув дверью.
Рукопись осталась лежать на столе. Я раскрыл ее там, где лежала закладка, взглянул на страницу, пробежал глазами. Здесь речь шла о каких-то насекомых, у которых самка убивает партнера прямо в процессе спаривания. Самок рождается мало и самцы выстраиваются в очередь. Идут на смерть ради акта любви.
Я даже не взялся предположить, что же здесь прочла моя жена, но твердо решил избавиться от книги.
Ночью мне приснилась женщина с тугими косами цвета гречишного меда. Теплый ветер прошептал ее имя: "Лилит"…
Она лежала в густой траве, прикрытая лишь струящимся шелком волос и манила меня, а я следовал на этот призыв. Вокруг раскинулся прекрасный сад. Спелые фрукты сгибали ветви к самой земле.
Ее лицо плыло мне навстречу, влажные уста призывно раскрылись, и я заметил белое сверкание острых клыков. Я попытался отстраниться, но неведомая сила влекла меня прямо в ее объятия. А вдалеке, где чудесный сад переходил в голую степь начала мира, на самом горизонте качались огромные тени.
Я проснулся в холодном поту, рядом с мирно спящей женой.
Босыми ногами я прошлепал на кухню и заварил кофе. В приоткрытое окно лился серый свет раннего утра. В неизмеримой вышине гасли звезды. Книга лежала на столе. Я точно помнил, что оставил ее раскрытой. Я взглянул на текст, и почувствовал, как на моей голове шевелятся волосы.
Текст изменился. Теперь, вместо рассказа о насекомом, здесь описывалась история грехопадения, и даже на первый взгляд она отличалась от канонического текста, который я знал едва ль не на память.
«И первая жена Адама, была наказана за гордыню…» — было написано там, где ранее был рассказ о жуках.
Я никогда не был сторонником мистики, в любых сверхъестественных явлениях, будь-то сообщения об инопланетянах или рассказы о призраках, всегда искал и находил рациональное объяснение. Но здесь логика отказывалась мне служить.
Не глядя в желтоватые страницы, я захлопнул книгу, и пообещал себе, что сегодня же отдам ее владельцу под любым удобным предлогом.
Остаток ночи я не сомкнул глаз. Ели дождался пока стрелка часов остановилась на восьми и набрал номер с объявления. Мне никто не отвечал, я держал телефон довольно долго. Наконец, приятный женский голос сообщил, что данный номер больше не обслуживается.
Я был ошарашен. С минуту я стоял, не зная, что же делать, потом спохватился и пошел к письменному столу. Здесь я взял лист бумаги и ручку. «Интересная работа» — со всей аккуратностью, на какую только был способен, вывел по центру листа. Потом приписал номер телефона. По дороге на работу я наклеил объявление на столб.
Вечером мне позвонили.
Жене я сказал, что книгу срочно попросили вернуть. Страницы, которые успел переписать, отдал новому переписчику – юноше лет семнадцати, вложив их в середину манускрипта. Сменил номер телефона.
Осенью родился ребенок — здоровый крепкий мальчишка, который по утрам будил дом своим криком.
Спустя какое-то временем история со странной рукописью стала забываться, пока окончательно не вытерлась из моей памяти, оставив лишь смутный отпечаток во снах. Но сны запоминаются редко.
Спустя несколько лет, когда я уже работал над диссертацией посвященной мистическим течениям в средневековом исламе, мне довелось столкнуться с монографией посвященной возникновению суфизма. Монография была старая. Основная идея заключалась в том, что исламский мистицизм стоит рассматривать как ответ народной культуры на жесткий догматизм нового вероучения. Для доказательства данного тезиса автор привлекал большое количество материала. Среди прочего, я нашел упоминание о книгах джинов. Автор монографии вспоминал их в разделе, где рассматривал древний аравийский фольклор и его трансформацию под влиянием новой религии.
Считалось, что книги джинов написаны огнем и каждый читающий их подвержен большой опасности. Эти книги могут выжечь душу человека данную при рождении Творцом, и свести с ума картинами давно минувших эпох, когда земля была царством мятежных исполинов.
Все это напомнило мне давнюю историю с тем манускриптом и породило смутное беспокойство. Я стал чаще присматриваться к себе и своей жене, анализировать давно совершенные поступки и произнесенные слова, пытаясь разглядеть в них следы некой посторонней воли.
Например, я до сих пор не могу объяснить себе, почему тогда не выбросил книгу, не порвал, не сжег, а передал точно так как получил сам. И еще одна мысль не дает мне покоя – о чем прочел в ней тот, кому я передал ее, что он видит во сне, и что стало с ним самим.
Хотя вины за то, что с ним возможно произошло, я не испытываю. В конце концов, все мы эгоисты, все мы худшая часть Адама.
Похожие статьи:
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Потухший костер
Рассказы → Последний полет ворона
