Дроиды. Гелиотроп. Роман. Часть 2. Глава 32

02.32


Уррс настиг Айна с наставником на Турнирной Площади. Уррсу потребовался Гелиотроп вот за каким, странным вопросом...
Отто в очередной раз поверил сходу чёрт знает кому и чему.
Принёс, как сорока в гнездо, за одно из колёс Арбы, престранный рассказ о полной разумности давным-давно несуществующих животных. А именно про разговор человека с крысой... И был тааак убедителен!
Пересказчики выдумок стократ убедительнее выдумщиков. Те языком мелят, в пустоту глядя, а следующий человек, кружево выдумки плетя, перед мысленным взором имеет живого человека рассказ. Как не наполниться кружеву плотностью реального Впечатления?..
Уррс осознал, насколько ничего не понимает. Ведь не может быть?.. Отто клялся, что в этот раз не поверил, а сам видел! Ну, сам-то он положим, глоток видел, остальное для переводчика сохранил... Отдал выпить и внимал, не дыша, уши развесив.
– Дикарь его зовут, он не покидает Архи-Сада. Он мне дословно! Смотрел, пил и вслух говорил, что видит, что слышит! Не бывает такого притворства! Зачем бы? Уррс, прошлое не таково, как мы привыкли считать!
Уррс никак не привык считать. Его настоящее интересовало, а особенно – будущее! Из прошлого интересовало: куда Отто руку дел? И почему у него такой вид пришибленный? Из-за руки или как?
Но на важную для друга тему со своими, в дроидской сфере, поговорить согласился немедля.
Вода была с Рынка Ноу Стоп. В общем, это свидетельствовало в пользу неподдельности, нерафинированности Впечатления. Обманные коктейли, конечно, тоже бывают, намешанные, чтоб фантазийное Впечатление, кино или вирту-кино, с реальными событиями переплести, «сквозь-мыслю» называются, но среди ноустопщиков они непопулярны.
Удивившее его Отто Дикарю принёс, потому что язык во Впечатлении звучал неизвестный. Эпоха задолго до эсперанто...
К счастью, она осталась только во Впечатлениях... К сожалению, осталась в них.


Пачули, выслушавший его первым, позвал Халиля, и тот подтвердил: коктейль, но не «через-мыслю». Смешаны нерафинированные Впечатления двух реальных людей, находившихся рядом. Очень дорогая вода, эксклюзив.
Досталась она Отто за обещание перенять эстафету в партии марблс, грозившей игроку в случае поражения сезоном голубиной службы на тех условиях, после каковых обратно в «высшее общество» его бы не скоро приняли. Парень был из касты консультантов-проводников по Краснобаю, а они жуткие снобы. Всячески стараются отдалиться от местных голубей. Но сами-то, на Рынке Мастеров обитая, они-то не мастера, не баи ведь! К голубям ближе всего стоят, от них упорней всего отпихиваются, логично.


Вода содержала Впечатления двоих, не разговаривавших друг с другом.
Тот, на чьё Впечатление пришёлся почти весь, объёмный, грушевидный графин, запретной воды, этот человек лежал на земле, на каменных плитах. Щекой тяжело лежал. Похоже, что с холодного камня не поднимется. Голова его была разбита, он видел тёмную лужицу своей крови.
Человек, наблюдавший чрез решётку, видел кровь в волосах, вывернутые ноги. И крысу, стоящую перед его лицом. Видел как крысу. Серое пятно с длинным, голым хвостом.
Лежащий видел её, как маленького человечка. С носатой, умной мордочкой, с лапками, словно ручки. Глазки бусинки умны, усы двигаются...
Но большей частью он видел себя изнутри, как болит голова, как бегут тропинки воспоминаний...


Поля... Ограда, край их поля. Столбы, жерди перекладин... Коровы, идущие в ворота... Видел издалека ту, соскучившуюся, которая встречает у старых ворот. Пахнет просторным небом, вечерней пылью, начинающей отсыревать в преддверии ночи. Пахнет едой от платка и поцелуя, и любовью от её волос, заплетённых, растрепавшихся, густых... На этом месте он прекращал вспоминать и возвращался к крысе, запаху крови, боли в голове и на черепе...


Смотрящему из-за решётки человеку не было до него никого дела. Думал про крысу: прогнать, не прогнать? И не прогонял.
Он злился, что люди так бессмысленно живучи, надеялся, что этот, живучий, наконец, умрёт сам. Успеет, что его не придётся достреливать. А придётся, если офицеры успеют приехать до утра. Впрочем, если уже пьяные приедут, он может быть свободен, запинают сами. Досадовал. Не видя лица, знал, что этот – жив. Он лежал не так, как лежат покойники, не как часть земли, тяжело впечатавшись в неё, иначе.
Крыса смотрела спокойно и любопытно. Крыса слушала лежащего, по крайней мере, он так считал. Впрочем, он считал, что говорит, хотя губы не шевелились, ни звука не нарушало тишину.
Себя ли успокаивая, настраивая на дальний путь, исповедуясь ли, он объяснял крысе разницу между живым и мёртвым. Он рассказывал и доказывал ей, что умер давно, а дважды не умирают.
И всю вот эту тошнотворную жесть, ради просьбы Отто, Дикарь, не пробовавший в жизни капли запретного, синхронно переводил вслух. Безостановочно, монотонно, с некоторого момента решив не вникать.


Поля ласкали вечерним светом воспоминаний закатывающиеся глаза. Человек водил рукой, как сломанным крылом, хозяин земли, на неё, и на себя указывая...
«Это ли я? – спрашивал он крысу. – Разве это я? Это – на себя указывал – кусок земли... А земля моя где, где я настоящий? Где дому фундамент поставил... Куда поглядеть свозил её. На пашни, на пастбища. И всё моё, всё... Вот это я. Это был я. А потом оказалось – беги! Да с чего ж беги, куда же беги, когда всё тут моё?.. Я живой был, больше меня было моё завтра. А когда я остался больше, чем завтра, я стал мёртвый. Вокруг стало тесней, чем внутри. Как в петле. Дышать нечем и воздуха не хватает. Два уничтожили. В третий раз дома не поднимал. На пепелище не ставят, а вокруг отрезали, сказали, что не моё. Где ставить? Не ставил, всё равно сожгут. Я думал зачем? Ну, зачем жгут? А так, чтобы не было... У Заречных сожгли, а он и повесился. Бежать? Куда от своей земли бежать? Он и повесился... А я не вешался, так умер. Стал меньше, чем можно. И умер. Теперь не умру. Стану чем-то... Упырём стану, мозги им сосать. Мне всё равно... Речка, речушка наша, куда на ярмарку... Не та, что в болота, широкая, да тинная... Эта ручей узенький, быстрина – Чернушка куда веселей бежит. Прыгает по камням. Она впадает в озеро... Оборонь его звали. Оборону на берегу его когда-то держали. Крепость была, руины по сей день видны, малинник, иван-чай, меня батя мальцом возил. Большое озеро, берег вдали, как полосочка, а в темень и вовсе не видать... Пока оно было, завтра, больше меня, я был живой, и дом, каменный фундамент положить успел. Загадывал, думал про неё, как преступит порог, как хлопотать будет, как на соседский двор глянет... И с соседкой «бла-бла-бла...» У колодца, колодец общий. Повезу её, думал, землю покажу... Как у речки - озеро, Оборонь впереди у нас было, я живой был. Было течь куда. Дышать. А если некуда, то и незачем. Надо было стрелять в них... Или бежать. А мы не стреляли. Люди же, как в них стрелять?.. Поздно... Хороший был фундамент, каменный, наши-то из кирпича были, как у Заречных. А там тёсанного камня есть. Оказалось, купить можно. Я купил, поднимал и кряхтел!.. Любо-дорого, хороший фундамент. Кто-то живёт, кому-то достался, это не сжечь...»
Так он говорил. А затем стало плохо видно. Ночь, офицеры всё же приехали. Тот, кто сквозь решётку заглядывал, угадал, пьяные приехали. Началось то, ради чего, собственно, приносят такую воду в котёл на Ноу Стоп.


Бедняга Дикарь по настойчивым просьбам Отто досмотрел до конца, до дна испил, так сказать.
Отто взывал к нему, знать хотел, что крыса ответила! О, дроиды!..
Дикарь поклялся, что ни слова, небом и морем изгнаннически поклялся! Отто, изредка, глотка не делая, прикасавшийся к воде губами, не поверил ему.
Вероятно, по той причине, что он - полудроид. Дродидская часть не позволяет до предела разувериться в жизни, не позволяет допустить, что может быть всё так беспросветно плохо. А в этом Впечатлении не нашлось решительно никого, от кого исходила бы надежда. Кроме крысы. Значит, она. Она слушала... Поводила усиками... Она что-то ему ответила очень важное!
– Сказала по-крысиному? – допытывался Отто. – Это же не Впечатление безумца! Люди не разговаривают с пустым местом! Значит, она слышала и должна была отвечать! Долго молчала и слушала, это я понял, а затем? Что было затем?
Дикарь, морщась, рассказывал. Да Отто и сам видел: крыса сразу убежала, когда пришли офицеры. Не скоро, но ушли... Темнота и тишина с далёкими пьяными выкриками. Выстрелы. Мутный рассвет озарил картину, который не доживший до утра человек мог быть удовлетворён...
– А дальше?
– Луна дошла до окошка, заглянула. Косой прямоугольник, расчерченный на полу.
– А после?
– Графин кончился.
«А, вот в чём дело! Впечатление не полно! Оно прерывается на самом важном месте. Надо выпросить и разыскать продолжение! Наверняка, крыса сказала что-то важное. Или вообще, звери были дроидами регенерации, и она сказала: «Усни. Я соберу тебя заново. Убежишь к озеру Оборонь, и переплывёшь на тот берег, на свободную землю...» Наверняка, дроиды скрывают что-то обидное для них. Возможно, что долго были зверями? Махонькими, хвостатыми, и теперь стесняются своего прошлого?..»
Идея захватила Отто. Про Пажа он больше думать не мог, навязчивая обида измотала его. А нежность не отпускала, только росла. Проклятье какое-то. Решил, во что бы то ни стало отвлечься. Допытаться в одном коктейле до сути. Историк, хе-хе, с чего только коллекции не начинаются!


Прежде дроидов рыночные люди, конечно, объяснили Отто, что именно он видел. Но доверчивый телёнок именно в этом случае и не поверил! Совсем!
– Отто, – задумчиво спросил его Халиль, – ради выкупа, сколько дней ты видел или слышал, чтоб человек человека на пирамидке продержал? Выкупа или поручителя ожидая?
– Пять дней подряд! – с круглыми глазами отрапортовал телёнок, не в силах тот небывалый, недроидский случай забыть.
– Пять дней... – подтвердил Халиль, он, будучи постарше, превосходящего рекорда не помнил. – И это в свете миллионов лет нас ожидающих, тех из нас, кто над морем не будет гоняться и с Астарты пуляться в небо, пять дней... Человека бывает, встречаешь, и не вериться, что он тот, кто татушку прошил тебе! Он забыл, как иголку в руках держать... Столько собрал марблс, что можно насыпать горку немногим ниже Астарты и кататься с неё... Отто, а тот, кто разговаривал с мышью...
– С крысой, – перебил уже вкусивший самообразования Отто, – есть разница, это разные звери...
– ...ладно, так он имел шанс прожить лет... Несколько десятков. Ну, сто. Вряд ли сто... Знаешь, сколько при этом его продержать могли на пирамидке торга. Без торга. Ну, в плену?
– Тоже пять дней?!
Незамеченный обоими, Паж слушал их под горшком с геранью в отгороженном закутке.
На этом восклицании, – «...как же тебя на Ноу-то занесло, телёнок анисовый?» – желание обнять его до хруста и никогда не отпускать, вышвырнуло Пажа со скамьи и Краснобая прочь.
– Не угадал, – сказал Халиль. – Он мог провести в плену и сезон, и год. И десять и двадцать.
Отто насупился и упрекнул его:
– Халиль, по моему мнению, выдумки, даже страшные должны радовать и веселить. А не наводить тоску. Вот Паж, к примеру... Про бездны у Синих Скал рассказывал, как его чуть не поймали, смехота же! А как поймали ещё смешней! Хотя я-то про море-то понимаю! До колик мы хохотали, вся Арба, помнишь, нет?
Было, редкий случай разговорчивого Пажа.
Халиль развёл руками и поправил очочки на угольных, звёздных очах.


Степень осведомлённости Отто, ноустопщика, относительно тюрем вызывает удивление лишь на первый взгляд.
Сцены насилия в запретной воде самоочевидны, а сцены человека находящегося в комнате с бедной, убогой обстановкой тюрьмы – отнюдь. Впечатление же не длится год, не пьют одну чашку десять лет. Сцены с людьми, которых битком набито в комнате с двухэтажными нарами, непонятно что такое. Наоборот его можно понять: скученность признак дружественного места для полудроидов. Вон, на Цокки-Цокки в закутках «черпнувших лодочек» и побольше парней набивается!


Любопытство Отто к жизни зверодроидов не существовавших, быстро подвело его к зверокиборгам. И эти не существовали! Но, до воплощения не дойдя, оставили в мифах и легендах значительный след. Как будущее, которого ждут, ужасаясь и с нетерпением. След этот не был стёрт, так как, Впечатления с ним - сплошь фантазийные: киношки, фестивали ряженых, игрища. А подобное – никогда не запретная вода. Её много.
Но... Эпоха-то в запретное попала едва не целиком. Та самая, предпоследняя. К Шамании Отто подошёл вплотную, не подозревая о том. Загадочное местопребывание Пажа для него не связалось с упоминанием отдалённого облачного рынка, в котором можно больше узнать о предпоследней эпохе.


Тема Шамании всплыла для Отто, дверь Шамании приоткрылась в неожиданном для такого разговора месте. У Гранд Падре.
Никогда не знаешь, где новости поджидают тебя... «Знал бы, соломки бы в уши натыкал!..» – Биг-Буро проворчал, обнаружив, что опоздал пресечь безобразие буквально на пять минут.
Он давно заподозрил, что Астарта, возведённая Суприори и не слушающаяся его, ближе к кибер-механике, чем к скрытой механике. На рынках у клинчей киббайки и прочее некому отнять, дроиды туда не заходят. Но на континенте кибер-штучки Чёрные Драконы изымали, обнаружив. Эту же, проткнувшую небо иглу, мудрено не обнаружить и тени-нюхачу, слепой со всех сторон! Однако драконы возле неё не появлялись.
Карат объяснил феномен так:
– Не придираются оттого, что эту кибер-механику к телу не присобачишь, телохранителям – пустое место она.
– Подозреваю, что присобачишь, – возразил Буро, – ровно на время взлёта. Да что я рассуждаю перед тобой, технарём.
– Биг-Буро, – Карат хотел очередного коктейля и безоглядно льстил, – ты безупречно рассуждаешь! Такому, как ты не надо быть технарём или баем, что бы здравым смыслом любую загадку распутать!
Буро похлопал Большого Фазана с усмешкой по плечу и подмигнул в строну больших песочных часов: к вечеру приходи, днём у меня что-то не смешивается... Днём вдохновение не посещает.


Облачный рынок, на который ступил Буро, едва обретя возможность летать, стал чем-то особенным для него. Притягивал. У Гранд Падре, не играя почти, Буро проводил много времени. Ему было вместе: спокойно, волнительно и радостно, как рядом с Густавом в первый визит... Оглядывался, будто Марика искал у комодо за плечом. Будто Марик покинул земные рынки, но осталась надежда встретить его на облачных.
Густава обошёл мираж подобной надежды. Проводив Буро, к Гранд Падре больше не заявлялся.
Буро опоздал, Отто успел отыграть обещанную партию за воду с крысой, положившей начало его поискам. У кого же выиграл? Кому службу задолжал ноустопщик, отдавший воду запретного Впечатления? Он задолжал Суприори.
Короче обычного выстриженный ёжик его правильной, красивой головы изучал раздражение даже затылком. Суприори уже превратил мысленно этого ноустопщика, проводника по Краснобаю, в шпиона и слугу, и такой облом. На безобманное поле их привела величина ставки. Последний раз, когда мнимый киборг смог позвать Белого Дракона, после Гранд Падре континент принял его и не отпускал.
Отто не знаком Суприори. Технарь опрометчиво запросил отыграться, и Отто сделал его снова, единственной в наличии левой рукой! Привычно подумав: «Жаль Паж не видит меня!» Стрельнул глазами на входящего Буро и затосковал от сияющей роскоши его одежд, царского роста, непобедимой приветливости.


Суприори, обрадованный лёгкой к отдаче ставкой, рассказывал Отто, что знал про рынок Шаманию. Про засоленную историю кибер-механики. Рассказывал, названия «Шамании» не произнося. За отдельную цену, будто нехотя Суприори согласится найти для Отто «к этому рынку» голубя, проводника. Назовёшь заранее, попросит кого-нибудь другого. Болтать будет, а шаманийцы этого не любят. Молчком – тише и выгодней. Надёжней и безопасней... Вряд ли, зайдя, Отто выйдет обратно... Да и что значит, зайдя? Когда Харон не встречает человека направляющим зовом лунного бубна, притяжение рынка в лепёшку разобьёт незваного посетителя об раму.
К рассказу Суприори Отто проникся полным доверием и по характеру своему, и по причине явного совпадения. Выпитые им соломки эпохи стрижей, содержавшие уличные представления, принадлежали, как Впечатления, жертвам стрижей и обрывались резко, одинаково: непередаваемым, круговым чувством в горле и по шее, и звуком... «Ййи-ююю... Фьюить!..»
– Что же ты хочешь за сопровождение? – спросил Отто. – Или сыграем в третий раз, на эту услугу?
Мрачный Суприори повеселел:
– Хватит с меня!
– Тогда говори цену.
– Мммм... – Суприори огляделся, будто ассоциаций ища, подсказки у места. – За комплект неприрученных птенцов!


Он назначил очень высокую цену. Эти марблс нужны ему не как игровая фишка. Как ролики для кибер-начинки Астарты. Но отчасти запредельно высокая цена служила успокоению совести: парнишка наверняка не найдёт.
Отто усмехнулся, вынул кисет и протянул...
Вместо того чтоб обрадоваться, Суприори похолодел, став ещё мрачней. Преображённая Астарта и судьба, ждущая марбл-асса, предстали в одной картине. «Чёрт, на вираже попутный ветер встречного страшней!»
Взял. Рассмотрел пристально, удивления не скрывая.
– Цыпа-цыпа!.. – позвал их, стеклянно гремевшие в кисете. – Цыпа-днеш, беленькие!..
Кивнул. Обговорили день.
Взгляд Биг-Буро от входной рамы был тяжёл и тёмен, как обсидиан подземелий.


Зачем же Суприори, к Гранд Падре залетевшему случайно, не игроку, технарю комплект неприрученных цып, чья суть не легла доверчиво и окончательно в чью-то правую руку, не потратила её на установление нерушимой связи? Затем, что Астарта до сей поры, кого хотела – казнила, кого хотела – миловала, от инженера, воздвигшего стелу, её выбор не зависел никак... А инженер хотел, чтоб зависел. От его правой руки. Какие открываются перспективы...


Перспективы открылись.
Зачин... Было два богатея на Южном, что ссорились постоянно. И вдруг один из них на Астарте погиб... Ну, что, бывает... А Суприори, снова удивив рынок, купил у второго такое, что обычно не продают... У бессменного держателя места, купил его «уголок белых писем», откуда разлетались эти прощальные лепестки. Пустяшная, кажется точка... Однако прилежала к ней крупнейшая на Южном Рынке голубятня-сокки, и принадлежала ей, как точка, как земля, чей лабиринт простирался, охватывая сектор задворок, до самой рыночной стены. Дальняя голубятня от шатра Бутон-биг-Надира. Ближняя, элитная, стояла к нему почти вплотную и была невелика. А эта – к игровым рядам вплотную, между ними и правым борцовским крылом. Двух и даже трёхэтажные, тесно стоящие голубиные шатры, в которых не торгуют. «Салоны» по периметру, а вызвать птичку можно через «внутреннего голубя», хорошо знающего обитательниц.
Так Суприори стал тем, чем Буро предлагал заделаться Отто, впрочем, ненадолго...


Высоко над Синими Скалами, на пустой Турнирной Площади зеленоглазый дроид-конструктор крутил боевой шест в руке, между пальцами пропуская, улыбался Айну: сейчас притупим, нетерпеливые же почемучки эти уроборосы... – и рассеяно повторял юному дракону общеизвестное...
Зверодроиды – глупости, зверокиборги – человеческие глупости... Пёс был, да когда это было. Морская Звезда ещё не взорвалась, луна ещё светила.

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Обычное дело