Дроиды. Гелиотроп. Роман. Часть 2. Глава 24

02.24
Изменившись на посторонний взгляд немножко, внутренне Биг-Буро изменился куда сильней. В смысле и стиля общения, того не замечая за собой.
Он стал куда молчаливей, афористичней. Интерес к артефактам не находил в нём опоры, Буро по-прежнему торговал, консультировал, дарил и принимал дары, но без огонька.
Настолько же редко, насколько и регулярно посещал Мелоди. Танцевал ещё реже, перед каждым визитом туда волнение безрезультатно старался унять. Он распрекрасно мог делать это и прежде: посещать круг искристых, лимонно-жёлтых шаров, под медузами планирующих, расплывающихся светильников. Покачиваться в медленном парном танце мог и не мог, зная каков он, на какой кошмар положит танцовщица, на грудь ему кладя, свою милую руку.
Буро даже стал немного затворником, случалось, не выходил день-два. Якобы химичил там, с тенями, с напитками... На самом деле, сидел, думал...


Комплекс случившихся перемен на популярности Буро в худшую сторону точно не сказался. Пожалуй что, в лучшую. По-прежнему к его поручительству прибегали, – ногами, со всех ног! – и Буро не отказывал в нём. По-прежнему голуби, горлицы, технари и борцы искали его благосклонности, искали службы у него, на него лично.
Обходиться без закрытых одежд с подолом до земли Буро не научился, и без чего-то, пересекающего лоб, чувствовал себя неуютно.


Тогда, в первый раз, налетавшись, напившись, омывшись всеми встречными дождями, к Мелоди повернув, Буро снизился раньше, чем над волнами показался континент...
Туманные Моря дроидов – поблёскивающая дымка вдали...
Белый Дракон летел медленно, потому что всадник то и дело разворачивал его собачью голову, голову большого дога к себе, и глядел, наглядеться не мог. Буро представления не имел, что разговаривают с драконами не такие лишь люди, как Бест, и вслух просто так произнёс:
– Ты вспоминал? Что позову, что увидимся, мог представить, дроид?..
– Я знал, – без подфыркивающего шипения, чистым голосом произнёс дроид, открывая в пасти дога ряды белоснежных, ровных зубов аллигатора.
От-те раз!
– И что ты ещё знаешь? Выкладывай от и до!
Дракон отвернулся и сказал в пространство:
- Мы больше не расстанемся. Мы станем первой расой. Ты и я.


Снизились раньше времени. С этой линии обзора Великое Море, освоенное, ненавидимое вызывало ледяной ужас у Буро. Доверяя своим драконам, самые робкие затворники миров не испытывали такого страха.
Океан был тёмен, его волны вставали и сталкивались.
После всех дождей, скоростей, облаков, чужих рам и прихожих за ними, придирчиво рассмотренных, состояние Буро было ненормально. Ему показалось, что не может быть, чтоб всё было настолько славно, хорошо, удачно. Что единственный день счастья кончился, сейчас он упадёт, и история его жизни выйдет на следующий, тождественный завершившемуся круг... Ужаснулся и потупил соответственно... – немедленно нырнул.
Прошептав:
– Через минуту позову, не сердись...
Сказал и нырнул. Со злости на себя.
Ещё не хватало ему – бояться Великого Моря. Пусть море его боится. Сделал круг, посмотрел в глубину... Высокой волной подброшенный, позвал дракона, и за гриву его поймал с первого раза. До Мелоди успел обсохнуть...


Круговорот дел вовлёк его и закружил, сразу в эпицентре событий, главное из которых – Гранд Падре. Слетал, поглядел...
Вскоре Айва заявилась к Буро, про Гала-Галло напомнила ему.
Она шла за поручительством, пришла за советом.
Когда коллекционируешь жульническое и торгуешь им нужен кто-то третий, удостоверяющий покупателю: «Да, это шулерские марблс. Нет, не против тебя». В противном случае остаётся подозрение, что продавец осведомил о части свойств, утаив главное, и набор при встрече с конкретным противником сыграет против своего обладателя. На руку сыграет тому, кому был продана недостающая информация о нём.
Айва же хотела увидеть Гала-Галло... Взглянуть на клуб и на обитателей. Мема спрашивала у Мадлен, та прислала ответ запечатанным самой Айве...
Буро - знакомый и добрый, хитрый и проницательный, отчего не показать? Не посоветоваться?..
Письмо приветливое расприветливое ставило, однако, вопросы... Биг-Буро оно очень не понравилось. Отразилась в нём уважаемая Мадлен, как в зеркале.


– Перечти свиток, Айва, – буркнул он, – это письмо-отказ, но в нём – четыре абзаца, на локоть длины, не считая их каллиграфических завитушек. Зачем? Есть хорошее слово «нет». Полезное очень слово. Подозрение вызывает тот, кто не пользуется им в его лаконичности. Либо для него, либо же для других, но для кого-то непременно бывает нехорошо.
Айва улыбнулась Буро нежно и отрицательно покачала головой.
Он усмехнулся:
– Я редко пользуюсь? Ты это хочешь сказать? Зато – прямо!
Тут и у Густава брови удивлённо поднялись... Но за плечом Буро его не заметил, и развёрнутых возражений не последовало.
– Мадлен мне подруга. Письмо это – враньё.
Густав внимательно перечёл и серьёзно спросил:
– Почему, Буро? Как оно может быть враньём, если это обыкновенный вежливый отказ?
Спросил и хмыкнул, вспомнив Мадлен, её хрипловатый смех, её запредельную грубость.
– Соотнёс, да? – уловил Буро. – Где вежливость, а где Мадлен.
– Ну, поручила он письмо кому-то написать! Андрэ...
– Не...
– Так на что ты ориентируешься? Никакая бумага.
– Понимаешь, Густав, есть фальшь и фальшь. Есть подделка для усложнения на вид. А есть куда худшая, для упрощения... Кое-кто из технарей, не буду вслух говорить кто, поналепляет кнопочек... Шкалы, бегунки сделает для регулировки, а оно не работает ничего! Ну?.. Ну, жулик, конечно. Чтоб продать подороже, круто выглядело бы. Это для чужих, которые больше не придут, а есть враньё для своих... Есть фальшь, когда не накручивают, а убирают, как будто лишнее что. Убирается главное. Выходит непереносимо... Щас сравню... Мимы одеваются в ночь «Вууу!..», в ночь страшных представлений чудовищами Моря, да? Приклеивают лапки, головы лишние... Страшно? Опасно? Ну, если постараются, могут напугать! Особенно, если кое-кто, не буду вслух называть, им настоящие, рабочие пружинки поставит в скрытую механику...
Суприори изучал полку с альбомами, не оборачиваясь...
– Лишнего навертеть, наврать, смешно и глупо, и не так уж опасно. Наоборот, обнимаешь молча, а сам придушить бы хотел. Обнимаешь, чтоб он не прочёл «нет» в кривых глазах. Это тебе не лишнюю голову приклеить, это – снять настоящую... Голову саму. Оу!.. Ты уже настоящее чудовище... Моря... Э, типа, такой я перед тобой весь открытый. Это страшно, да. Безголовых чудовищ и в Великом-то Море мало...
Буро ещё раз полностью раскрутил свиток.
– Видишь, тут ничего нет, кроме того, какая ты, Айва, интересная и особенная. И тут, и тут, и вот тут – в конце. И отказ. Зачем? Уверяю, Айва, некое предложение ты получишь иного толка... Непохожего содержания, когда не ожидаешь. До отказа галло не снисходят. Полученный отказ значит, что тобой заинтересовались. И на прощание: я не советую.


Умный Буро... Мадлен присматривала на континенте в заведение определённого типа управляющего – тоже определённого типа. Чтоб не стеснялся ни своих, ни чужих продать, чтоб не открывался ни тем, ни другим, а ей – полностью, чистой хозяйке. Охотники ищут мясников.
Айву минуло, другому человеку выпадет сомнительная честь, найдёт его Котиничка.


Ровно то сложилось промеж двух демонов: избежавшим морского клейма, и освободившимся от него, ради чего Отто зазвал Пажа на Цокки-Цокки, близкая дружба и полная откровенность! Жизнь несправедлива. Без клейма, отмеченные лишь неизбежной печатью Великого Моря, силой да цветом кожи, да опытом, они имели, что поведать друг другу, вспомнить, чем поделиться...
Паж имел шатёр, в нутре Краснобая, олицетворявший запустение. Видимо, перенёс на него нерасположение к опустевшему Собственному Миру, практически не навещал. Ночевать верхом привык настолько, что это не казалось ему тягостным или странным.
К вечеру Паж бывал проникнут ядом глубоководного льда настолько, что явь если и отличалась от дремоты, то лишь более тусклыми цветами, бессмысленной какофонией звуков, усилившихся до глянцевой резкости, смешавшихся в хлам. А в высоком небе тихо. По крайней мере, там тихо... Ну, неплохо и на Ноу Стоп...
Наступили дни, когда Белому Дракону и ноустопщикам пришлось поскучать без него.
Очищенный, перестроенный, избавившийся от доброй трети хлама, шатёр Биг-Буро стал Пажу пристанищем туманными ночами.
Узнай Отто, умер бы от ревности и обиды, а поближе узнал, так и понял бы, что не к чему ревновать.
Староваты и ленивы для регулярного, бурного цокки, как Отто его себе представлял, демоны пили, шутили, перемывали косточки заметным фигурам Южного Рынка, без азарта катали марблс, и беседовали о всяком разном... Рокировка: языкастый Буро стал более молчаливым, замкнутый Паж обнаружил, сколько накопилось невысказанного.


В мозгах у Пажа впервые за годы и годы прояснилось. Обнаружился повод вслух проговорить, систематизируя, над пустотами подолгу зависая, всю накопившуюся информацию про стрижиный век, что из каштанов извлёк, что их обрывочных картинок вирту.
Буро же рассказал ему, что знал от Беста. Знакомый с Амиго, обязанный ему, в Архи-Саду на эту тему Паж с ним не общался, Амиго всё вытягивал из полудемона, не наоборот. Для шаманийца стрижи - не исторического коллекционирования тема, а Шамания то, о чём за пределами её молчат.
Чем помог Буро...
Слушанием. Взглядом со стороны, сведениями... Терпением к бесконечным уточнениям... Согласием играть в испорченный телефон, что бы в Архи-Саду Паж по-прежнему появлялся ради книг, нечастых майн, не афишируя главный интерес, в крупицах вирту ему перепадающий.


Буро, казалось, любопытства к собеседнику лишён... Сразу не заметная черта, но со временем проступающая. Ею отталкивают сознательно или интригуют невзначай.
Однажды Паж спросил:
– Мой биг-цокки, чем же мне развлечь тебя? Чем угодить?
Буро пал в глубокую задумчивость... Новообретённые дни уединения Буро, что верхом, что в шатре, не содержали, подозреваемой рыночными друзьями, и недругами особо, какой-то тайны. Он прислушивался к себе, он пытался услышать себя... И не слышал большего, чем плавно-летящая-тишина... Внутри его как бы тоже был Белый Дракон, но уже венценосный, без всадника... И летел, отмеряя секунду за секундой взмахами крыльев. Ни цели, ни беспокойства... И это беспокоило! Озадачивало Буро.
Задумавшись, лаская голову своего цокки, запуская пятерню в очень густые, тяжёлые, шёлковые волосы цвета морской волны, приобретённую зелень которых не могла скрыть их природная чернота, Буро ворчал, чтобы совсем не молчать, чтоб не обидеть:
– Развлечь?.. Оу, чем-то ещё?.. Вопрос... Странный...


Колени Буро пахли муском, да и весь он, и Паж уже начал привыкать к этому тяжёлому аромату.
Преображение Биг-Буро поразило осведомлённых о нём, а таковых – раз, два и обчёлся. Обстоятельства же знал только Паж, раз и навсегда пришибленный, пусть ненавязчивой, в общем-то, и не проговорённой, но очевидной благодарностью Биг-Буро размером с Великое Море. Паж постоянно пытался вернуть как-то эту признательность ему, незаслуженную, случайную, чтобы сравнять счёт.
– Развлечься?.. Слышал ты, мой Або, в Архи-Саду от кого-нибудь, из книжек не вылезающего, старую присказку: кабы молодость знала, кабы старость могла? От Амаранта, Беста друга? Повторяет, оу, ха-ха, изгнанник и старость, подумать только, вот уж, что ему не грозит... Я бы повторил, да по праву, но для нас это не работает... Я порядком знаю, и всё могу. Всё что захочу... – Буро помолчал, и голос его оживился скрытой насмешкой, обращённой на себя. – Кроме одного: я не могу заставить себя захотеть!
Паж поднял лицо, встряхнулся, волосы разметав: «Да, Буро, заметно...»
– Наскучило? Я нечуток? – спросил он с двусмысленностью в одной приподнятой брови.
– Оу, ха-ха-же, нет!
И Буро, – велика сила привычки, – в очередной раз осознал, что не обязательно ему на кресле высоком сидеть! Легко гнутся ноги, нет нужды голову безрогую на что-то опирать. На ковёр скользнул вниз, к своему цокки в объятия.
Попытался исправиться:
– Про всё я сразу, кроме, конечно... А так – в целом... Вообрази: цацки и люди, облака и Впечатления, Морская Звезда и море проклятое это, превосходящее сушу во столько раз, что не вообразить... Мне думается иногда Паж, Великое Море, есть самая наибольшая вещь во вселенной, больше чем сама вселенная, в том смысле, что она-то пустая, но не Великое море. Оно больше её планет, облачных миров, всех дроидов, всей их сферы... О чём я, не о том... Вообразил? Вещи самого несхожего размера. А для меня они как пострижены, как на Техно стригутся ёжиком, всё вровень, понимаешь меня?
– И люди? – спросил Паж.
Не совсем про людей он спросил...


Да, в конкретном пункте, преображённого Буро ждал крупный облом.
Он надеялся, что пристрастие ача уйдёт вместе с тенями. Надеялся, ждал, боялся... Боялся.
Как бы, да не так! Надеждам и сомнениям его осуществиться было не суждено.
Буро повторял, правду говорил: всё вровень, как постриженное. Летая, и запираясь на день, на два он не признавался себе, что нарушает покой одна только мысль... Тяга. Знакомая, увы, более чем понятная. Его привычки остались при нём. До глубины пробирает то же, что и всегда... Дженераль.
Буро вздохнул глубоко, тяжко, и хищная улыбка успела разойтись, неудержимая, как круги на воде, раньше, чем закончился вздох. Со своей натурой бросил спорить.
– И люди, оу... Або-цокки мой, позволь, угощу? Ты чуток, более чем, действительно, мне не отвлечься. Сделаем пару глотков? И продолжим.
Сделали.
Пажа Буро угощал всё время готовым, при нём не охотился, но однажды туманная ночь Южного Рынка столкнула их со старой подругой Биг-Буро...
На огонёк, на свет пирамидки, без предупреждения, без приглашения зашла Котиничка. Женщина в Красном пришла незваная, но не с пустыми руками. Устроенный морской демоницей пир запомнился континентальным демонам надолго.

Похожие статьи:

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Обычное дело