Дроиды. Гелиотроп. Роман. Часть 2. Глава 13

02.13

Предыдущий разговор, ещё не самый яркий пример оригинальности ума, подошедшего к краю! Удивительно ли, что Гром предпочитал нового знакомого континентальным и облачным досугам.
Не сумев тогда возразить, распутать словесное кружево, Гром воспринял промежуточный итог в ключе свойственном ему, как поражение. Хоть и спора между ними не произошло. В качестве поражения, следовательно, запомнил и стремился, так или иначе, отыграться.
«Пустышка», как выяснилось, как постоянный смешок, подкашливание, универсальная прибаутка Докстри, прилагаемая к чему угодно. «Пустышка» обнаруживалась после любого «равно», в уравнении любой сложности, от приглашения на Мелоди сплясать, до собственных рассуждений Докстри.
«Пшик» бросал коротко. «Пустышка», презрительно результирующим тоном. А иногда задумчиво, с неопределённой интонацией в голосе, в которой вроде бы даже одобрение проскальзывало, говорил: «Плацебо...» Уважительно.
– Что это? – спросил Гром.
– Это старое понятие. Лекарство, действующее лишь потому, что в него верят. Пустышка, пшик.
– Ты шутишь снова?
– Хех, снова, это ещё когда?
– Да всегда!
Гром возмущённо хлопнул по коленям и окинул сырые своды, облезлой, отсыревшей коробки здания взглядом, взыскуя с них подтверждающих улик. Не обнаружил. Побелка цветов плесени собралась превратиться из лишайников и мха в тропическую растительность. Драпировка стены оторвана и углом висит.
– Хе-хех, Гром, я не понял, про что я шутил?
– Да про то хоть, чтоб счастливым быть - быть счастливым не нужно!
– В чём же шутка? – Докстри смеялся так тихо, словно экономил силы на смехе. – Это первейшее условие!
– Ну-ну... На Краснобае недавно за Марбл-стрит ряд сложился, закоулок короткий «Загадочный». Тебе туда.
– Я оскорблён тобою? Это глупый ряд с дешёвыми фокусами?
– Докстри!.. Нет, ряд реально загадочный: вопросы – ответы. Юморные в том числе. В основном для тех, кто в истории разбирается.
– А почему на Краснобае? Для баев-мастеров-болтовни?
– Ага, точно! – Гром засмеялся. – Просто Южный такой стал... Без проводника лучше не соваться. Зайти – милости просим, но чтобы выйти... Краснобай поспокойней как-то, люди и перебираются.
– Это нехорошо для Южного. А впрочем, за бурей следует штиль.
– И щепки.
– Хех, и щепки.
На том согласились.


Докстри предложил:
– Ну, загадай мне что-нибудь. Не полетим на материк, представим, что мы там.
– О, снова! Первейшее условие быть на Краснобае – на нём не быть!
– Не передёргивай, загадывай.
– Я истории не знаю. А дроидов знаю кое-кого. Дроидское угадаешь?
– Попробую.
– Валяй. Вот, есть у них тихие орбиты. А громкие, есть, исходя из того, как считаешь?
– Хех, в помине нет, – без паузы ответил Докстри.
Ответил правильно.
– А почему?
– Смысла не было бы называть тихие – тихими.
– С тобой скучно!
– С каштанами весело. Завтра твоя очередь.
– Угу. А твоя когда?
– Когда жить надоест, – помолчав, ответил Докстри. – Ты задумывался, что такое сознание?
Гром сроду немного задумывался.


– Я как-то представил... А если мы – просто тело. Линза. Окуляр. Комната эта старая, пустая. Снаружи её и внутри её, хех – сознание, как вода течёт сквозь дома эти. Свободно течёт. А линза выхватывает кусок, отпускает, и сразу хватает другой... Хех... Пока не сон, или не каштан... Мы всё держим, всё таскаем. Думаем сквозь тело, смотрим сквозь него... А оно, может, всё время на волю хочет...
«Борцы вытянувшие жребий на роковую для них схватку, жизнь проигравшие за стеклянными шариками марблс-мании как-то утешают себя, – подумал Гром. – А так утешает себя шаманиец за шаг до смерти».
Чем-то Гром выдал мысль окрашенную чувством превосходства.
Прочитав её, Докстри позволил себе фамильярность. Не обиделся. Сколько вещей осталось способных его задеть? По числу способных напугать – ноль целых, ноль после запятой... Старший шаманиец развернул младшего за плечо, и сухое лицо в прожилках сиреневатой акварелью рисованных морщин оказалось близко напротив.
– Плохо выразился... Не к тому я, что умирать не страшно, а подумай... Если, как пространство, то – одно... Совсем одно. Как у лунного круга. У всех наших ребят в лунном кругу. И нет нужды в бубнах сопровождения. Нет нужды в словах. На всех – одно. Всюду – одно. Хех, Гром, в протяжённости лет – одно. Ну, скажи, хе-хе, я шутил, если так? Надо ли для счастья быть Восходящим, если ты до сих пор Восходящий? Обязательно ли – во сне?


«Восходящий – еще? Значит, мёртвый – уже?.. Надо ли умирать, если ты уже умер? А избегать смерти?..»
Гром обозрел величие картины в лице Докстри. Поверх неё дождевыми облаками лежали акварельные разводы буксующей регенерации... Сиреневые подчёркнутые скулы... Нет, не годы счастья, и даже не сны об этих годах. Разумеется, худшие, неразрешённые или вовеки неразрешимые моменты всплыли за единый миг.
Стыд пред Селеной...
Змей, башня, плен... Страх, каждодневный выматывающий страх, в котором бы умер, а не сознался.
Из недавнего: Бест над умирающим борцом. «Где была моя голова, когда я взял их на правое крыло?..»
Дёргающееся плечо Мурены, чей шатровый поединок был следующим...
Безмолвно протянутые к ней руки Беста, отказ для неё – дикий позор... И чем рискует она – демоница моря?!
Богатый откуп, данный Биг-Буро...
Мурена со спины, быстрым шагом убегающая с Южного Рынка...


Моменты прошлого вперемешку с моментами... будущего? Провидение или фантазия разыгралась?
Гром увидел себя со стороны, но не тут и не теперь... По колено в мутной, бурлящей воде, сошедшего с лодки, хорошей, устойчивой лодки Докстри, уже не Докстри принадлежащей, а ему. По колено в мути, он бредёт, не хочет найти, боится найти. В комнате, подобной этой, с облезлой драпировкой он находит Докстри. Не может подойти. Не может и не подойти. К этому Докстри, уже не принадлежащему ни себе, ни ему, никому. И бессмысленные пасы, безвредные, однообразные пасы рук подсвеченных изнутри, режут по сердцу как... Отододи, с крюком на конце, промахиваясь, раз за разом... Очень ясно, словно вспомнил, словно оно уже произошло, Гром увидел, как будет ловить его руки, останавливать, сходить с ума от бессилия, шептать, орать уговоры, проклятия в изменившееся лицо. В это лицо. Без ответа.
«На всех одно, на всё одно?.. Загнул шикарно... Но если правда, туда ли мы все плывём? В другую, похоже, сторону. Я попал».
Гром спросил бы, случаются ли в Шамании побратимы, но шаманийцы все побратимы, община. Это он понимал, как и внезапное: Докстри чуть больше ему, чем община, уже так получилось. Сложилось, как обычно, из всяких непобедимых пустяков.


А затем Гром случайно узнал, что «Плацеб», без «о», звали как раз того человека, который Докстри в Шаманию привёл. С него пошло знание, что сахар тут целебен, да ещё простая вода из миров... Но как узнал? Из обронённой случайной фразы!
В степи настало короткое время тюльпанов.
После лунного круга шаманицы разбрелись искать их. Крупные, атласно-алые. Немногочисленные. Ночь расступалась вокруг цветущих островков. Рассвет колыхался, пробивающийся как сквозь завесу непреходящей полуночи.
Тюльпаны указывали, где влага. Не мутная, как над Шамаш. Кристально чистая и вкусная, будто их сахарные запасы, тайнички земли напитали её. Гуляло мнение, что она отодвигает день превращения в светлячка.
Сезона тюльпанов ждали, составили специальный календарь, и по мере приближения его, бродили бескрайней степью всё чаще, с компасами, в тех краях, откуда не видны их развешанные, в дальнюю даль, но не до бесконечности, шлющие лунное сияние бубны.
В кругу остались ленивцы, новенькие, те, кому нечего терять и полудемон, не верящий в целебную силу почвенной воды. В компании неверующих ленивцев пребывали Гром, Паж и Докстри. Они пополняли список, летопись вели того, стрижиного времени, одного театра. Впечатления про него часты и свежи. Про режиссёров речь зашла, про одного конкретного, про то, как уводил из уличного балагана актёров к себе...


– Плацеб был кто? Докстри для Докстри твоего!.. – Вран поклонился ему, не вставая.
Конкретней, подчеркнул:
– Его док-шамаш.
Гром вдумался и похолодел. Уже привыкнув, к тому, что имена тут – актуальные должности, то нифига у них не дружба, а он службе Докстри – объект. Должности же очень разные бывают, двуликие...
Харон – не только проводник. Вран – не только посыльный. Есть оборотная сторона. Тот же Вран делает так, чтоб не распространялись известия. Харон – так, чтоб незваные гости не прошли либо не вышли... А «док»? Чтоб неподходящие люди не задержались? Доктор от неподходящих людей излечивающий Шаманию? И сколько по времени проверяют они новичков? Какие упоминают жернова? И шутки про тузика...
Сам факт сокрытия должности заставил похолодеть. По определению не бывает такое благом. Это не дурной знак, это практически предательство.
Дохнуло предчувствие. Лапа его, коготь его – больше Грома в сотни раз... Куда опустится эта лапа при следующем шаге, не очень важно для неё, но очень – для него.
«Док... Ишь ты, док... Но, черти глубоководные, должность-то какая? И какого чёрта он молчал?!»


Гром внезапно и всерьёз испугался того, кого успел счесть другом. Едва ли не самый отвратный и тоскливый в жизни момент.
У них как раз были планы...
Распахнутые глаза опустив, не слишком сообразительный Гром пытался осмыслить открывшееся ему, прежде чем Докстри скажет: «Ну что, отправились?»


Пророчество Докстри сбылось! «Если тебе нужен будет ответ, ты пойдёшь к Пажу. Если тебе нужна будет помощь, ты пойдёшь к Пажу».
Соскальзывая от сомнения к панике и гневу, Гром обратил вопросительный взгляд именно к нему. С тупой надеждой обратился к нему, на которую заведомо не полагаешься:
– «Док», это приставляют у вас к имени? Ну как «биг» на Южном или «бай»?
Паж в свою очередь вопросительно оглядел круг, по Докстри включительно, остановившись на нём, и сказал:
– А... Ясно... Вы всё-таки решили молчком.
– Да никто ничего не решал, Паж, – юноша в глухой пластик одетый с шеи до ступней, поднял голову и отложил стилус примитивного вирту. – Кому решать-то было, и когда?
Докстри кивнул:
– С прелюдиями хуже получалось.
Вран хмыкнул:
- Что до Шамаш - и скучней! Паж, не ставят прицеп впереди, не лижут патоку перед лунным кругом. Упредить: скоро, мол, каюк? Чему каюк, что кончится-то?
Он и ответил Грому:
– Угадал, «док» – приставка. Но не как на Краснобае, не к богатству, а лицом на свои пятки смотрит...
Докстри потянулся и встал с этим самым, ожидаемым:
– Ну что, отправились?
Гром смотрел на Пажа. Тот кивнул.
– Отправились, – повторил Докстри. – Я тебе там и объясню.


Они уже плыли, Гром о подозрениях словом не обмолвился.
Докстри болтал:
– Шамания ведь клином сошлась задолго до... Вот этого вот состояния, покоя... Клинчевским полем была... – негромко рассказывал Докстри. – Глянь, как всё порушено. Ещё мало бурлили каштаны, тихо дремали на дне... А сверху клинчи, как придурки носились... Вон, киббайк валяется до сих пор. И воняет до сих пор, надёжно сработано, не поспоришь, глаза б не глядели...
– Ты был латником?! – догадался Гром. – Одним из них, да тут и остался?..
– Был... – не стал отпираться Докстри. – Кем я только не был... Пока каштаны спали на дне... Нет, Гром, я не настолько старый! Но помню, насколько меньше бурлило их, это я застал... Никто не знал про водопад, про луны...
– И как узнали?
– Узнали обыкновенно. Во все щели лезли, куда только могли пролезть. Сверзиться, сверзить кого!.. Они и вокруг бубнов лунных, в ночи, по тюльпанам, по тишине расползлись бы, чтоб драться! Это же клинчи! Это как растения, но жучки вдобавок, жуланы, хех! Пташечки... В хитине, с лапками, с усиками, с киббайком к днищу приросшим... Как плющ, лезет и всё, бьются и всё тут... Дело не в этом... Гром, будет охота, сил у меня самого не хватает уже, укати ты этот киббайк к чёрту и столкни куда-нибудь, где поглубже и помутней!..
Гром кивнул, возвращая его к теме:
– Не в этом, а в чём?
– Шамаш показала себя...
Тихий голос Докстри понизился до торжественности, чтобы без промедления вернуться к иронии:
– Они, если так сказать... Они показали ей лица... Пришлось, хех, Гром!.. Шамаш позволения не спросила! Им всем пришлось открыть ей свои лица. Не любят этого клинчи, представь как, а? Хе-хе...
Гром не интересовался обычаями латников, разделяя к ним общепринятую настороженную неприязнь, с толикой ревности хорошего, но всё же обычного, континентального борца.
– Только ради них Шамаш показала себя? – спросил он. – Речь о каком-то однократном событии?
– Неее... Нет.
– А кому? Тебе в их числе?
– Каждому, кто не прочь. Кто хочет её видеть. А они-то не знали, что не хотят! И так внезапно узнали, хех! Узнали – и бежать!..
– И как с ней увидеться, с Шамаш?
– А ты хочешь?
– А мы не туда плывём?!
Ух, замучил, вокруг да около.
– Тебе бы, Докстри, затейником быть на Рулетки! Загадки загадывать и раздавать призы! Спорю, ты бы от гонок улиточьих, с финального забега всю публику переманил.
– Ты льстишь недроидски, вешний льстец, эфемерный мотылёк Морской Звезды! Но я не сержусь на тебя... – прогудел Докстри сильным, низким голосом клинча.
И настолько сразу устал, столько сил выплеснул, что, засмеявшись, закашлялся, и помолчал пару минут, отложив весло, озирая неприглядный ландшафт затопления, двухэтажную промзону.
Гром решил объясниться:
– Просто, Докстри, это звучало, будто угроза, будто Шамания вытолкнула их, а я... Будто не каждому, а которые досадят, что-то не как надо сделают, открывается, а я...
– ...а ты не собираешься «что-то не так делать» против неё. Пшик, это всё пустое, Гром, хех, всё не про то. Запредельное не мнительно и не мстительно, хех, как сказал... Шамаш запредельна. Но она любит каштаны! Как и все мы, Шамаш – нам сестра! Скоро сам поймёшь, познакомлю вас.

Похожие статьи:

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер