Дроиды. Гелиотроп. Роман. Часть 2. Глава 11

02.11
Не далее как позавчера...
Паж с Буро смотрели бой-кобры в шатре Густава. Правила давно изменены. Теперь это был просто элитный открытый клуб, если можно так сказать «просто» в адрес заведения высшей пробы. Шикарные местоположение, изысканная обстановка участников и публику притягивали соответствующих. Сохранилась плата за вход, впрочем, ничтожная на фоне ставок.
Действовали правила «подкапюшонных» боёв. На мысль о рынке наслаждений нетрудно им навести...


"Подкапюшонных", означает – спрятанных, не для всех, кто снаружи заглянет, а для тех, кто специально знал, куда шёл. Единственный вариант не уединённого и не внутрирыночного, напоказ совершаемого сог-цок в плотском значении слова. Вот где традиционное и для борцов и для любовников масло было дважды уместно!
Боевую, часть, так сказать аперитив, в продолжительности уступала основному блюду. Однако подкапюшонные – поединки, не что-то иное, заканчивающиеся болевым либо удушающим контролем.
Доля доставшаяся борцам зависела от реальной победы. В случае если проигравший соглашался устроить цокки на публику, он получал часть ставок. Схватка могла закончиться на брудершафт, или ничьей, борьба на пирамидке реально утомляет. За ничью никто и не получает ставок, а за цокки на брудершафт – поровну.
Пирамидку ставил третий, назначенный Густавом, человек и снимал при подозрении на становившийся взаимно опасным удушающий захват.
По-прежнему разносили соломки от заведения, зеркало увеличительной линзы дрейфовало на зеркальном, бутылочно-зелёном потолке, раздавалась ненавязчивая музыка, приглушённая теперь, когда не проклятия заглушала, а протяжные стоны, короткие вскрики, чтоб не заглушать совсем... Пурпурный Лал в корне подставки покачивался слегка, напоминая об иных временах, особо Биг-Фазану.
Чёрт знает зачем, ноги регулярно приносили его сюда. Не участвовал, да и не наблюдал особо. За лалом, за маятником мыслей своих наблюдал.


Звездой шатра была девушка! Звали Ярью, в честь удавки – ярь-медянки отододи. Если другое имя имела, никто его не знал. Она притягивала зрителей не красотой форм, гибкая малышка, и не темпераментом, обещавшим многое... А тем, что до сих пор никому не досталась! Её способность коротким броском сомкнуть захват на чужой глотке поражала! Прежде могла и пошутить, выскальзывая, и оглушить хорошей оплеухой! Ждал народ, ждал... кому достанется?.. Половина не меньше всей публики ходила ради неё, в ожидании торжественного момента. Подозревали, хозяйская это, Густава приманка, доход от шатра умножить... Почему нет?.. Кто-то против?
Ярь была блондинка, альбинос с голубыми глазами. Знакомств не заводила. Откуда появлялась, куда улетала? Ради своего прозвища или оттого что природой данное не нравилось ей, в маслах злоупотребляла медным и тёмно-смуглым пигментами. Это не шло ей, не к лицу.
Как-то раз публика поднесла Яри в дар масло «серебро в молоке». Со сливочным, далёким ароматом... Такие дары бывают с подвохом. В масла подмешивают оливку, что-то дурманящее, расслабляющее. Приняла Ярь-кобра его за чистую монету или за вызов, они так и не поняли, походя, приняла. И в тот раз была белая, обнажённая, голубоглазая кошечка сногсшибательна!


В силу морской природы его, тяжело и медленно истребляемых, проблем, Бутон-биг-Надир радостям цокки практически не платил дани, довольствуясь эротически насыщенными гранями бытия, не переступая их искалеченной, всё ещё тяжёлой стопой. Но – иногда...
Обуздывающему голод и холод присущих теней телу, ежесекундно, то есть, обуздывающему, цокки – испытание, ожог... В радость, конечно, но дорого оплаченная радость. В том числе материально. Глядя на себя, он понимал, сколько это стоит, вкупе с молчанием.
Под «капюшон кобры», его зазвали обговорить покупку борца, на месте оценив. Обговорили, оценили, Буро не ушёл, завис. Решил, что раз уж так, то хочет все тридцать три удовольствия. Не услуги цокки нужны ему, а зрелище и то, что позволит расслабиться, морское что-то... Он отправил голубицу разыскать Пажа, обнаружила ею в гостях у Секундной Стрелки, в обществе Злотого, Чумы и несколько бледного Каури. Паж обещал, что заглянет? Вот и заглянул... «Не боись, не укушу». С Каури они мирились. Помирившись же, всей компанией и отправились «под капюшон».


Лёгкий флёр лакрицы – фирменный запах Цокки-Цокки, просочился с небесного рынка до пункта их следования. Запах на Морской Звезде нераспространённый, для полудроидов ассоциирующийся лишь с цокки. Из-за легендарной Аволь, ещё и с Чудовищами Моря. Кое-кто из разбойников Секундной Стрелки согласился бы: по отвратности – одно к одному!
От начала респектабельного ряда сомнений не оставалось, что за шатёр в его конце... Ну и ор!.. Чего они так вопят?! Как от порыва ветра дрогнули соседние тенты, плотные, расписные...
– За-ме-ча-тель-но... – процедил Злотый.
До скрежета зубовного ненавидел смешение цокки с борьбой, его жизнью, его призванием.
– Давайте, орите сильней... Наконец-то выпинают вас отсюда, хорошо бы и вовсе с Южного.
Выругавшись, свернул на правое крыло.


Снова от Капюшона Кобры тряхнуло весь ряд, криком животным, не утихающим. Низким, звериным, происходящим на одной частоте, из утробы, из древних пластов требухи исходящим. Звериный рёв, финальный. Узким глазом Каури на Чуму стрельнул: чего думаешь? Подразумевая: неужели Ярь всё ж таки оступилась, а мы пропустили такой момент? Чума качнул растрёпанными прядями: не... Сорвало бы шатёр и унесло от их глоток лужёных.
А Буро там, под капюшоном подумал, прикрыв миндалины тёмных, многое повидавших глаз, что тихим-тихим стояло заведение Густава, пока душили и умирали в нём... Никому не мешало. Ветер переменился, и сразу нашлись сразу те, кому помешало... Злотого он понимал, и даже был с ним согласен, презирая смешение жанров. Буро воду Впечатлений предпочитал не коллекционную, не цельную, а рафинированную по темам. Но несоизмеримость развлечений, несправедливость в данном случае задевала его. Шумное соседство, и правда, переставало местным нравиться...
«Под Капюшоном» незнакомый мальчик с крутыми кольцами кудрей отпивался, торопливо надкусывая соломки, вытягивая воду и после каждого глотка смеясь, от усталости и утихающего возбуждения.
Чума рухнул где-то у края, в дальнем ряду и стал ждать следующей цокки-кобры. Каури, почтительно приветствовал Биг-Буро и с Пажом тактично оставил, затесался в круг тянущих соломки. Орали впрямь как ненормальные, к мальчику стоит присмотреться... С плохими намерениями. Если он популярен, то он богат, найдётся чего грабануть... На плотские радости Каури чхать. Ему нравится разбой в небе, не честные гонки и не честная борьба. Погоня, драка, грабёж.


«Под Капюшоном Кобры», и пришло Пажу в голову за тот же самый Цокки-Цокки с Отто поторговаться. Тысячу раз зван, и Буро, под влиянием места, неожиданно попросил ради его туда же ради своего интереса слетать.
Без скупердяйства Паж преподнёс постоянному заказчику до краёв полный кубик свежайшего, вчерашнего придонного льда и поимел от Биг-Буро признательность. Забавно получилось, что и Буро, и он – абсолютно случайные гости в подобного рода заведениях. Ледышки тягая, Буро чувствовал себя как-то уверенней...
За человеческий облик, который во всей полноте мог, сохранив, беречь Биг-Буро этого поставщика сильно уважал, отнёс его к числу людей, осведомлённых выше среднего, но контроля не требующих.
Паж молчун, Буро дипломат, не откровенничая, друг о друге они знали достаточно. Под Капюшоном Кобры слегка разговорились.
Буро похвалил его за редкостную морскую выдержку, Паж комплимент сходу отверг:
– Что ты, Буро, уважаемый, я не ловко выныриваю. День за днём никто бы не смог выныривать полностью к теплу. Я не прогреваюсь. Как-то незачем... А сделать круг от горячих источников к ледяным, это просто привычка...


В знак доверия Буро обратился к нему с просьбой. Решил почему-то, что Паж тут не чужой, а значит и на облачных рынках цокки. Решил, что, как чудовище чудовище, Паж поймёт его... Буро попросил купить для него цокки там, куда прилететь не способен. На раз или как получится. Подходящего человека, чтоб без недоговорок: спокойно, откровенно, дорого...
– Сокки или цокки? – уточнил Паж.
– Да всё равно. Умненькую если, спокойную, можно и сокки... Девушки, тут проблема, они впечатлительные. Ну, ты ж понимаешь, каков я. Пугать никого не хочу. Но танцовщица, к примеру если, то вообще класс.
– А что голуби?
Биг-Буро усмехнулся:
– Воркуют много... Туточки на Южном и гнездятся... Что им потом, клюв затыкать или шею сворачивать?
– Буро, глупость спросил.
– Почему? Нормальный вопрос... Голуби конечно да, они такие, их много, им всё равно... Но мне бы такого, кому не всё равно... Пусть и на раз, но... Не такую дешёвку, ты понял, а кто любит это дело. Кто тамошний, а не тупо здесь продаётся. Купить-то на Южном, что хочешь можно...
Паж пообещал. И забыл. Напрочь!..
На конкретный день не договаривались, но касательно Буро доступная исполнению просьба означает – завтра. На днях – с извинениями...


Кровеносная система крупных земных рынков, когда-то Центрального, теперь Южного – голубиная сеть, была кастой совершенно необходимой и низкой, неуважаемой.
«Проводник» по рядам, выше голубя, это специальный человек. Им, без рекомендации нанятым, может оказаться охотник, разумеется, на лбу не написано, но если нет, то доверие оправдано. Одновременно компас и телохранитель, проводник рискует своей репутацией. А голуби не рискуют, какая у них репутация? Раз проведёт, второй заведёт к торговцу, уговор с голубем имеющему, а в третий раз, перемигнётся с закрытым пологом и хищнику продаст на полпути. Потому им чаще доверяли письма и устные поручения, чем себя.
Глобальная причина, если так подумать, зиждется на ослаблении в почтальонах такой глобальной полудроидской черты, как гордость. Гордыня, гонор, чванство, показушность... Сколь ни уничижительны наименования, а заставляют хранить лицо, спину прямо держать. Когда же становится нетвёрд, не вертикален, погнут несущий штифт, периферия разрегулируется неизбежно. Не философски, а чисто практически.
Человеку из сословий, где все контакты вертятся вокруг: не уронить достоинства, не задеть случайно, подколоть нарочно и так далее, трудно и странно с голубями дружить. Ещё сообразить надо, а как реагировать и какой тон взять с человеком, заведомо поставившим себя в приниженное положение. Как говорить со служкой? Чем решать такие сложные интонационные вопросы, легче отстраниться. Общаться по делу, общепринятыми схемами. Потому вокруг голубей, голубятен слоилось множество ритуалов, церемоний. Потому, зачастую далеко не бедные, голуби обособлены незримой стеной.
Зато ориентировались они великолепно. В рядах, в именах, приметах, прозвищах, отношениях, артефактах, ценах. В услугах, которые можно на Южном Рынке получить, предоставить определённые из которых могли они сами. Охотно, по-быстрому, без энтузиазма, недорого. Дешёвка.
Для тех, кто попал в голуби за долги, не служба, а низость кастового положения была актуальным наказанием. От крупных «голубятен» дистанцировались, как могли, предпочитая откровенно находиться возле шатра кредитора, на корточках сидеть. Если кредитор добрый, позволял в шатре под видом гостя оставаться. Такие пренебрегали охранительной символикой, весьма полезные голубям пёстрые повязки, браслеты, серьги шарики сердоликовые, не носили.


В смысле коллекционерского пристрастия, цокки для полудроидов - страсть не отличающаяся от любой другой. Естественная, длящаяся, сколько ей отмерено, угасающая по разным причинам, по разным возобновляющаяся. Цокки это просто цокки, капля в море их гедонизма. Предмет шуток. Чаще повод, чем цель знакомства. Источник прозвищ, как и Техно, и Рынок Мастеров, и борьба... Как гонки, искусство, коллекционирование.
Для голубей же, искусных и покладистых, цокки, вроде как не увлечённое коллекционирование. Зная цены, моды, они собирают порой незаурядные тематические коллекции Впечатлений и артефактов. Но лишь затем, чтоб при случае выгодно продать. Это оправданно. Отчасти. Ведь купленная целиком, это не совсем коллекция, не твоя коллекция. И купленный на разовое или регулярное цокки – не твой цокки.
Представленная общим планом, жизнь полудроидов вне Собственных Миров довольно слабо проникнута плотским вожделением. Зато с ног до головы – густым эротизмом. Культ физической красоты, в нём блёстки и ароматы: азарта-азарта-азарта! Непрекращающейся игры.
Самый крупный, Цокки-Цокки – рынок от перенаселённости не страдающий. Почему? В нём не хватает игры! От посетителей ломится, когда марблс поединки назначены! Аншлаг, когда на желание играют! Понятно, на какое: то же самое, что в каждый из дней! Словом, ребячливость доминирует во всех областях. И тут голубь может демонстрировать, всё что требуется. Он без слов сообразит: ждут от него победы и доминирования или проигрыша и подчинения. Изобразит, но останется голубем.
Ещё значимый штрих.
Устройство тел, базирующееся на дроидских огоньках и влаге, в сравнении с исходными белковыми телами, гораздо полней открыто сопереживанию.
Когда полудроид говорит: «Я счастлив оттого, что ты счастлив! Мне приятно, когда тебе приятно!» Он имеет в виду не моральное удовлетворение, актуальное чувство. Опять-таки, причём тут продажная горлица.


«Напрочь забыл!..» День минул, второй заканчивался. «Оченно плохо, что я оченно забыл... Совсем это невежливо... Отнюдь это неразумно... И как же я так забыл?»
Значит, на Цокки-Цокки возвращаться? Реально никого Паж там не знал. А Отто каждая собака знает, то есть... Получалось вообще здорово: твёрдо отказав ему во встречах на полгода, обосновав, обстоятельства изложив, старый я, тяжело мне, Паж в тот же вечер развернётся и полетит обратно?! Даже на самого Отто не наткнувшись, нет малейшей надежды в тайне сохранить!.. Доказывай потом! Настолько зло и беспричинно обидеть телёнка Паж не мог...
Он постоял в смеркающемся ряду, покрутился, шаг в сторону игровых... Шаг в сторону борцовских...
В пыль, в позёмку раннего тумана уставился...
Хмыкнул...
Усмехнулся...
Ещё шире, совсем широко...
И быстрым шагом отправился в центр Южного Рынка.
Если горячий, насквозь живой Отто искренне хотел продолжения, то и он, подзамёрзший, оправивившийся до среднего морского состояния тоже, не меньше его. Но не мог. Не мог позволить себе. «А море? А лёд, нужный, порой необходимый в Шамании? А яды, безоружным ходить, что ли? Заказчики на рынках?» Без вязкой ледышки за щекой не представлял себя, долгий день казался бесконечным.
«А цокки? А губы, бёдра?.. А как же человеческая, своего требующая, природа?» Тупик на первый взгляд. На второй, очевидно, что партнёр холоднее его не повредит Пажу, но даст скинуть напряжение.


Всё кувырнулось и продолжилось вверх тормашками: Отто не вернулся на Цокки-Цокки. Может, разок занесёт до самого Гранд Падре. На безобманном поле будет проводить день за днём, чтоб отвлечься, чтоб не показалось странным клинчам и друзьям по марблс его внезапное исчезновение... Поднимется на знаковую ступень от марбл-асса к бай-марблс-отто, титулу, возникшему как его имя. От «некуда-себя-девать» Отто возрастёт до настоящего мастера.
А Паж...


В ночи вежливыми, негромкими хлопками Паж нарушил тишину близ шатра Биг-Буро.
Хозяин вышел, огляделся...
– Проблемы, Паж? Что-то нужно от меня?
– Прости Буро, что запамятовал...
От него гадски разило муском. Буро поморщился...
– Извиниться прямо-таки ночью пришёл? Я суров не настолько и срока тебе не назначал. Да, проходи, чего мы тут, в тумане... Что за тряпка на тебе, от чего так разит?
Паж засмеялся, скинул. Но, не желая оставить валяться, чиркнул искрой. Накидка вспыхнула и сразу прогорела.
– Приятель мой из Аромы...
Зашли внутрь.
– Из Арома-Лато? И как эта утончённая группа терпит его... Так с чем ты пришёл?
– Ну... Был я на Цокки, на день выбило...
– Да я уж вижу... Кого-то присмотрел? Без мускуса, надеюсь?
Паж улыбнулся и развёл руками:
– Уже да! К сожалению не танцовщица! Зацени, подойдёт ли?
– Ооо... - сказал Буро. – Оу, дурак же я, дурак. Нашёл, кого о сводничестве просить, ты не тамошний... Мускусный приятель тамошний, да?..
– Анисовый сахарный!
– Оу, лакричный?.. Ты нашёл Аволь?! Ха-ха... Дурак я. Приятно удивлён...


Буро склонил голову, положил руку ему на плечо:
– Потерпи меня, Паж. И ты получишь больше, чем рассчитываешь. Жадным меня ещё никто не называл.
– Буро, что ты говоришь, ради дроидского света?.. Два монстра мы, ты и я, за честь мне, за удачу. Странно даже, что мы прежде...
– Твоя правда... А как насчёт тёпленького выпить?
Дженераль, внезапно оказавшийся в котле Ноу Стоп, Паж припомнил на раз. Однозначная провокация, успешная. Теперь ясно чья...
– Буро, ты знаешь, я знаю про ача... Я – нем. У меня нет языка.
– Ты лучше, чем нем, ты умён. И так?
– С удовольствием пригублю рожок... Жаль, что фляжка с Ноу в ответ не порадует тебя...
–Пей вашу дрянь, я не буду, что с того. От Олива сведения, обо мне, никому не нужном, никому не интересном Бедовичке?
Паж рассмеялся:
– От него!
– Длинный же язык чей-то зелёный!.. Укоротить всё никак не соберусь. А добудь-ка мне, Паж, да не затруднит тебя, ножницы специальные, из Ледяного Ада Морских Собак... От злой, зубастой тридакны скелет: верхнюю и нижнюю челюсти!
– Свирепо! Сурово!.. Позволь, Бутон-биг-Надир, мне заступиться за Олива! От имени всего Рынка Ноу Стоп!.. С подношением затрудняюсь, Надир, такое дело... Я не охочусь. И тёпленьким отблагодарить не смогу... Льдом смогу, как всегда.
– Троп предстань перед тобой, я угощаю, хватит торговаться!


Они подходили друг другу, глубоководные твари с разной судьбой, объединённые печатью Великого Моря. Выдающееся уродство Буро не могло смутить Пажа. Туманы ночей не выдадут их встреч. Взаимный холод не задевает...
Паж мог сколько угодно вспоминать анисовые, тёплые губы... Мог свободно поговорить о ласковом телёнке. С кем же, как не с Буро? А он хотел поговорить! Хотел посвятить в курс дел, касательно клинчей, Арбы, вроде бы разрешившегося конфликта с Секундной Стрелкой... Но разбойники ведь они, а Пачули – друг Отто. Хотел о покровительстве для телёнка договориться. Присматривал бы Надир по жизни за ним, и на будущее, если вдруг чего...
Буро понимающе и скептично качал рогатой головой. Всё обещал, ничего не одобряя. Жизненный опыт говорил Биг-Буро: имущественный, сословный, возрастной мезальянс нехорош.


Философствовали, о Шамании говорили.
Как помочь, скажем, Чуме? Или хотя бы, что ему ответить? Паж, многим док, лунный круг постоянно в его мыслях.
– Как представляется тебе, цокки Надир, экстремальные обстоятельства скорей губят отчаянно храброго, одержимого шаманийца, или расчётливого, с прохладцей относящегося к ней?
Надиру не представлялось ни так, ни этак:
– Ох, Паж... Ну, глянем, пораскинь мозгами... Когда ты тормозишь, неуверенность демонстрируешь, якобы делаешь шаг вспять... Ты власти не имеешь сделать его вспять! Нет хода назад по времени. Так куда же? Если в сторону, у времени нет и боков, как толщины нет у тени ро... Шаг в сторону – шаг в другую ситуацию. Остаётся – вверх или вниз. Так Паж? Что мы имеем? Струсив, делаешь шаг вверх. Придавая значимости, ты возводишь на высоту. Ты взращиваешь проблему. Чем дольше, тем выше падать. Если не шугаться, импульс затихнет сам собой... Но ты не позволяешь ему.
– А если не колебаться, а форсировать? И так бывает.
– Подумай по аналогии.
– Шаг вниз.
– Конечно! Это как несогласованность с течением, надежда большую скорость найти на большей глубине. Теряешь, что имел. Если у него есть главенствующий фарватер, следи лишь за тем, чтоб тебя несло не на обочины, а в быстрину. Кто торопит события не получит того, что получил бы плывя по течению, следуя и наблюдая.
– Искусство в том, чтобы оставить всякую технику, все ухищрения...
– Вот!..
– ...и, в конечном счёте, даже не желать...
– Ничего? – встрепенулся Буро.
– Ну, разве, вот этого? – Паж потянул, развязывая, шёлковый кушак.

Похожие статьи:

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 1)