День рождения

В тот день ничего не предвещало каких-либо необычных происшествий, и уж тем более чудес. Был самый обыкновенный весенний день. Знаете, такое время весной, когда и зима уже распрощалась со всеми до следующего года, но и до лета ещё далеко. Солнце припекает так, что тёплые головные уборы многим не терпится сменить на лёгкие шляпы, а зимнюю тяжёлую обувь — на летние туфли или даже сандалии. Но, как известно, погода весной обманчива, и вот уже те, кто щеголяли вчера в лёгких курточках и тонких брюках, сегодня лежат в постели с температурой или ходят, укутанные в тёплые шарфы, и шмыгают носом. Короче говоря, это был самый обыкновенный день середины апреля. Но только не для Остапа. «А почему? — совершенно справедливо спросите вы. — Чем отличается этот мальчуган от сотни других мальчуганов его возраста?» «А потому, — ответим мы вам, — что завтра ему должно исполниться одиннадцать лет!»

Остап шёл по Парадной улице, одной из самых широких, самых людных и шумных улиц своего городка. Не потому, что ему так уж хотелось по ней пройтись, вдоль красивых фасадов домов, вместе с нарядно одетыми горожанами. И не потому, что другой дороги из школы домой не было — самая короткая дорога проходила чуть в стороне, по нескольким переулкам, и лишь в одном месте пересекала Парадную улицу. Нет, Остапа интересовало совсем другое. Он шёл, заглядывая в лавочки, магазинчики, кондитерские — в общем, всюду, куда зазывали красочные вывески и разноцветные витрины. Ему так хотелось попросить у Феи на день рождения какой-нибудь особенный подарок! Но всё было не то… Что-то Остапу уже дарили на прошлые дни рождения или на Новый год, что-то ему было просто неинтересно, что-то уже не подходило ему по возрасту (например, ему очень понравилась одна говорящая кукла, но он сам себя считал уже слишком взрослым для таких игрушек).

«Ну вот… — думал про себя Остап, выходя из очередной лавки с игрушками и всякими безделушками. — Неужели мне совсем нечего будет попросить у Феи? Завтра мой день… А мама говорит, что желание нужно успеть загадать до полуночи. И что, если я к тому времени не придумаю себе подарок?» В семье Остапа был заведён такой обычай: вечером накануне своего дня рождения мальчик загадывал желание, записывал его на бумажке (до того, как Остап пошёл в школу, желание с его слов записывала мама) и прятал её под подушку. Когда он засыпа́л, мама тихонько доставала записку из-под подушки, стараясь не разбудить Остапа, и на следующее утро, чуть свет, пока именинник ещё спал крепким сном, родители готовили для него подарок. Обычно всё, о чём просил сын, можно было купить здесь же, на Парадной улице, которая находилась совсем рядом с их домом. Конечно, Остап догадывался, что никакой Феи на самом деле не существует, а подарки ему покупают родители. Дело в том, что ещё в прошлом году он узнал от своего товарища по школе (который, правда, был на пару лет старше Остапа), что тот точно так же писал для Феи записки накануне дня рождения, до тех пор пока не получил однажды совсем не тот подарок, о котором просил, а письмо своё случайно нашёл в кабинете отца. Но Остапу всё же не хотелось лишать себя этой красивой сказки и нарушать обычай, так давно заведённый. Это была словно одна из тех невидимых нитей, что навсегда связывали его с детством. Да и радость от подарков всё равно затмевала любое подобное разочарование.

Раз уж это пришлось к слову, расскажем немного о самом Остапе. Это был вполне обыкновенный мальчик, который иногда хватал в школе двойки, но чаще, конечно — пятёрки с четвёрками. Учителя его любили, потому что в школе он вёл себя хорошо, ни с кем не дрался, со взрослыми не пререкался. Мама в нём души не чаяла (он был единственный ребёнок в семье) и, возможно, иногда немного баловала сына. Конечно, ведь Остап и учился неплохо, и старших слушался, и родителям помогал — отчего ж его не баловать? Но однажды произошёл такой случай. Остап так обиделся на отца из-за того, что тот не привёз ему никакого подарка из далёкой поездки в тёплую страну, что убежал из дому поздно вечером и не возвращался несколько часов. Родители очень сильно волновались и ходили искали его по всей округе. А что же он? А он просто забрался на чердак дома и ждал, когда обида немного пройдёт. Конечно, он знал, что родители его ищут и беспокоятся, и ему хотелось спуститься домой, но… обида всё же была сильнее. Ох и попало ему тогда от отца!

Но мы отвлеклись. Итак, подойдя к своему дому, Остап отворил входную дверь, которая вела на большую парадную лестницу. И хотя уже вечерело, огни там не были зажжены. Однако тут же, справа от лестницы, горел в печи огонь (было ещё холодно, и дом иногда протапливали). Печная заслонка была приотворена, и отсветы огня рисовали причудливые узоры на полу и стенах, чуть освещая лестницу. Остап остановился, наблюдая, как заворожённый, за танцем отсветов на стене. И вдруг — вот диво! — из-за печной заслонки выскочил уголёк и полетел прямо в том направлении, где стоял Остап. Долетев почти что до его лица, уголёк вдруг замедлил скорость и словно повис в воздухе. Это происходило так плавно, что казалось, будто время медленно останавливается. Остап пригляделся к угольку и… неожиданно узнал в нём самого настоящего огненного гномика, о котором он читал в одной детской сказке. Гномик-огонёк был размером с фасолинку, а то и меньше, но из-за того, что подлетел чуть не к самому лицу мальчика, Остап смог его хорошо разглядеть. Он был в ниспадающей до самых стоп накидке и с маленькой бородкой, а в руках держал длинную тонкую палочку — настолько тонкую, что даже во́лос, наверное, был толще её. Гномик направил этот прутик к лицу мальчика, поднёс к глазам и слегка коснулся лба. Остап ощутил мягкое, ни с чем не сравнимое тепло, разлившееся по его лицу, а глаза сами закрылись от яркого слепящего света, что исходил от кончика палочки. Когда же Остап смог вновь открыть глаза, никакого гномика уже не было. Но этот волшебный свет будто разлился вокруг, и лестница уже не тонула в темноте, она была ярко освещена, словно днём.

«Вот это да! — думал Остап, поднимаясь по ступеням, — не мерещится ли мне всё это? Может быть, я слишком много сказок читаю?» Однако свет по всей лестнице не мерк, и были вполне отчётливо различимы номерки на дверях.

* * *

— Ну наконец-то, — послышался голос мамы, когда Остап отворил дверь в прихожую. Её голос был радостным, и всё же в нём слышались отголоски давешней тревоги. — Ты почему это так долго?

— Я… Да я просто прогуливался. Я решил пойти через Парадную улицу.

— На витрины опять заглядывался? — голос матери смягчился: она знала, что сын, скорее всего, выбирал себе подарок.

— Да, ты, как всегда, всё знаешь, мама, — улыбнулся Остап. — Сколько же всего можно купить на этой улице! И с каждым годом открывается всё больше и больше магазинов и лавочек!

— Да? Ты так хорошо помнишь, какие магазины там были в прошлом или в позапрошлом году?

— Ну да, конечно же я помню, мам! — Остап прошёл на кухню и занял своё законное место за столом у окна. — Вот например: совсем недавно, когда я там был, я не видел, чтобы кто-нибудь продавал птиц. А сегодня иду — целых два больших магазина с птицами!

— И впрямь больших?

— Ну может, и не очень… Но зато сколько там было попугайчиков, канареек, скворцов! И все такие пёстрые, такие непохожие друг на друга.

— Ты что же, захотел себе попугайчика в подарок? — строго, но с улыбкой спросила мама. — Не вздумай писать об этом Фее!

— Да, я знаю… Папа не одобрит.

— Папа не одобрит, а вот Тешка очень даже одобрит! И при первой же возможности сцапает бедняжку.

Тешкой звали их домашнюю кошку. Она давно уже не была котёнком, но, по-видимому, ей совсем не хотелось взрослеть, и она была такая же игривая, как и несколько лет назад, когда её впервые принесли домой в маленькой корзинке для котят.

Во время ужина Остап поделился с родителями своими переживаниями по поводу подарка.

— Загадай что-нибудь такое… Необычное! — посоветовал отец. — Но только чтобы можно было это исполнить! А то представляешь, как обидно будет: напишешь Фее о своём заветном желании, а она просто-напросто не сможет его выполнить. Тут уж лучше, как говорится, синица в руках.

После ужина Остап ушёл в свою комнату и, сделав уроки, стал думать, что же написать Фее. «На Парадной улице столько всего, — думал он про себя. — Ну просто невозможно выбрать! А ещё труднее выбрать что-то одно…»

И тут на ум Остапу пришла довольно необычная, но, как ему показалось, просто замечательная идея! А что если попросить у Феи, чтобы завтра, всего лишь на один день — день его рождения — вся Парадная улица полностью осталась в распоряжении лишь его одного? «Хотя почему только одна улица? — спросил он сам себя. — Пусть весь город станет на один этот день моим!» Остап замечтался: ему очень хотелось, чтобы в его день рождения все лавочки и магазинчики были открыты и были так же переполнены игрушками, лакомствами, карнавальными костюмами, как сегодня. И чтобы никто-никто ему не мешал! Чтобы нигде не было ни продавцов, ни покупателей, ни прохожих. Вообще никого! Только он один.

И перед тем, как ложиться спать, мальчик написал такую записку:

Дорогая Фея!

Я хочу, чтобы завтра, на мой день рождения, весь город, ну или хотя бы одна Парадная улица, остались полностью только в моём распоряжении! А все люди — и взрослые, и дети, и продавцы, и прохожие — исчезли бы. А лавки все и магазины с их товарами были бы открыты для меня весь день. И чтобы я мог выбирать там всё, что захочу, играть во всё, что захочу, и пробовать любые лакомства, какие захочу! Пожалуйста, Фея, исполни моё желание, я буду тебе очень благодарен! Я очень хорошо себя вёл весь этот год и очень хорошо учился.

Надо сказать, что насчёт хорошего поведения и успеваемости в школе Остап ничуть не преувеличил. Конечно же, он не был вполне уверен в том, что его желание сбудется, но тут он вспомнил про огненного гномика из печки у лестницы. А что, если он вовсе не привиделся ему? Что, если это был самый настоящий волшебный гномик, помогающий Фее исполнять желания? И он, коснувшись лица Остапа своим волшебным прутиком, наложил на него свои чары, благодаря которым любое его желание сбудется. Остап несколько раз перечитал своё послание, положил его под подушку и с улыбкой на лице уснул.

Проснулся Остап от того, что солнечный луч, пробившийся меж неплотно закрытых штор, упал ему на лицо и стал щекотать. Окна были закрыты, но всё же было слышно щебетание птиц — признак приближающегося лета. Остап глянул на часы и… не поверил своим глазам: почти десять часов утра! Выходит, мама его не разбудила! Когда такое было-то в последний раз? Обычно мама его будила за час, а то и больше, до начала занятий. А сегодня уроки с половины девятого! Остап быстро вскочил с кровати, наспех оделся и поглядел на себя в зеркало: его светло-русые, слегка вьющиеся волосы, торчали во все стороны, заспанные глаза будто глядели сквозь непроницаемую пелену. Он, словно умываясь, хорошенько потёр руками лицо, сбросив с себя остатки сна и выбежал из комнаты.

— Мама! Уже десять часов! Почему ты меня не разбудила?

Ответа не было. «Неужели ушла? Не разбудив, ушла?!» Остап заглянул в комнату родителей. Там никого не было, постель была прибрана. Остап подошёл ко входной двери в прихожей — она была незаперта. «Странно, — сказал сам себе Остап. — Закрывать меня не стали… Или думали, что я сам проснусь? Может быть, хоть завтрак мне оставили?» Он пошёл в столовую проверить, не стои́т ли готовый завтрак на столе. Но, к ещё большему его удивлению, никакого завтрака не было. Даже не был заварен чай, а в хлебнице не было свежего хлеба, который мама обычно покупала по утрам. Остап отрезал ломоть от вчерашней, уже зачерствевшей буханки и начал жевать всухомятку.

«Ну уж это никуда не годится! — мысли бешено вертелись в голове Остапа, как юла, цепляясь за что только можно и пытаясь найти оправдание такому поведению родителей. — Хоть бы записку мне оставили!» И вдруг он внезапно всё вспомнил: у него же сегодня день рождения! Его записка для Феи! Он ринулся обратно в свою комнату и заглянул под подушку: там было пусто. «Значит, Фея всё-таки приходила! Или, может быть, мама с папой прочитали её и решили меня разыграть?» Остап кинулся к окну, открыл шторы и посмотрел вниз. На улице никого. И всё же Остап засомневался: «Мимо нашего дома, бывает, и за всё утро только один прохожий пройдёт. Надо скорее бежать на Парадную улицу!» Остап быстро накинул на себя пальто, обулся и стремглав бросился вниз по лестнице.

Пулей вылетев на улицу, он чуть было не врезался в стоящий прямо напротив дверей передвижной прилавок мороженщика. Посмотрев вокруг и убедившись, что никого из людей поблизости нет, он заглянул за прилавок. Там было несколько широких лотков, битком набитых самым разным мороженым: и мятным, и фруктовым, и с орехами, и с малиной. Но всё-таки Остап не решился брать мороженое просто так. А вдруг продавец куда-то отошёл? Или пошёл относить кому-нибудь мороженое? Остап быстрым шагом направился к повороту, за которым начинался переулок. Он был узенький, но довольно длинный — пересекал сразу несколько широких улиц и в самом конце упирался в Парадную. Здесь всегда кипела жизнь: кто-то куда-то бежал, кто-то с кем-то встречался, пожилые женщины продавали цветы.

Вот Остап дошёл до угла, повернул, и… никого! Пустой, совершенно пустой переулок! Ни одной женщины с цветами, ни одного бегущего по своим делам служащего. Ни души! Остап шёл по переулку и не верил своим глазам. Было такое ощущение, будто он идёт не по настоящему городу, а среди театральных декораций, будто всё это — тротуары, дома, вывески, витрины — ненастоящее. «Значит, всё-таки сбылось моё желание! И это — мой подарок на день рождения!»

Не дойдя до Парадной улицы всего пару кварталов, Остап зашёл в хлебную лавку — дверь была распахнута настежь. На прилавке лежали буханки свежего хлеба самых разных сортов. Тут же лежал огромный нож, которым лавочник обычно разрезал буханки напополам — для тех, кому целого хлеба было много. «Ух ты! — воскликнул Остап. — Всегда мечтал это сделать: разрезать свежий хлеб этим огромным кинжалом!» Он взял одну буханку ещё тёплого ржаного хлеба, положил её на деревянную доску и, с трудом подняв нож, вознёс его над хлебом и стал опускать. Лезвие было настолько острым, что Остап даже не заметил, как оно вошло в буханку, разрезав её на две равные части. «Вот это да! Как будто масла кусок!»

Тут же, за соседним прилавком, лежало несколько больших подносов с чем-то повкуснее хлеба: тут были и булочки, и ватрушки, и пирожки, и маковые баранки, и какие-то крендельки. Остап, забыв про только что разрезанный им хлеб, переметнулся к соседнему прилавку. Он взял один пирожок — он оказался с капустой; Остап поморщился и положил его обратно. Потом он схватил кусок ягодного пирога и принялся торопливо его есть. Ведь сегодня он ещё совсем не завтракал! Затем Остап набил свои карманы сушками, кренделями, бубликами — словом, всем по чуть-чуть, — и вышел из лавки.

Когда Остап дошёл до Парадной улицы, он тут же обругал сам себя за то, что столько времени потратил зря в какой-то пекарне! Его взору предстала улица, украшенная разноцветными фонарями, с бесконечными маленькими магазинчиками, сувенирными лавками, кондитерскими, все двери которых были открыты настежь. Вдоль улицы стояли прилавки с разной выпечкой, леденцами, мороженым, печёными яблоками, грецкими и кедровыми орехами. И ни души! Остап стоял как заворожённый и не мог до конца поверить в то, что всё это ему не снится.

Для начала он направился в кондитерскую, чтобы впервые в жизни позавтракать так, как это обычно делают взрослые — не спеша, в кафе. Он сел за небольшой столик у окна и выложил из карманов всё, что набрал в хлебной лавке. Затем он подошёл к застеклённому прилавку. Там были разложены пирожные: все виды, какие только бывают, а ещё мармелад, сухофрукты, медовая пастила, орехи, покрытые белоснежной глазурью и много-много всего другого, чего Остап никогда даже в глаза не видывал и не знал, как это называется. Он подошёл к прилавку с обратной стороны и открыл дверцу. Взяв самую большую пустую тарелку, он наполнил её всем, что там было — по одному лакомству с каждого блюда. Потом на другом прилавке Остап увидел большие кувшины, до краёв наполненные самыми разнообразными напитками — прозрачными, ярко-красными, светло-лимонными, розовыми, салатовыми. Это были соки и лимонады. Запах стоял просто невообразимый! Когда Остап начал наливать себе в стакан какой-то лимонад светло-оранжевого цвета, ему в нос ударил до боли знакомый аромат — груша! Это же дюшес! Он не удержался, сразу выпил полстакана и долил себе ещё до краёв. Потом сел за столик у окна и начал откусывать по кусочку от каждого лакомства. «Да… Такого завтрака у меня ещё в жизни не было, — Остап довольно быстро насытился и уже физически не мог ничего есть. — Кому расскажу, что я завтракал совсем один в этой кондитерской и перепробовал все-все-все пирожные, точно не поверят!»

Посмотрев в окно, за которым было непривычно пустынно, особенно для этого часа, Остап вдруг вспомнил, что не так давно, с родителями, он сидел за этим столиком, пил лимонад и смотрел в то же самое окно, что и сейчас. А за окном была кутерьма, суета, шум-гам, толчея, дети самых разных возрастов, снующие туда-сюда у взрослых под ногами. В самой кондитерской тоже было шумно и суетно — словно на большой перемене в школе! А сейчас — тишина… Лишь лёгкий ветерок на улице насвистывал свою едва слышимую песню. Остапу вдруг сделалось тоскливо и грустно от этой тишины и безлюдья, но тоска эта тут же прошла — нельзя имениннику в свой день грустить! Ему ещё столько всего нужно успеть сегодня сделать!

После кондитерской Остап захотел сразу отправиться в самый большой в городе магазин игрушек. Однако идти до него было довольно далеко, а по дороге ещё столько интересных мест, куда можно было заглянуть! Так что Остап решил оставить магазин на потом. Сначала он зашёл в небольшую лавку с карнавальными костюмами и масками. О, сколько же тут было всего! Остап заходил сюда до этого лишь пару раз, в выходные дни, и там было просто не протолкнуться. А чтобы померить хотя бы один костюм, нужно было долго стоять в очереди, чего папа никогда просто терпеть не мог. Один только раз Остапу купили маску из этого магазина — маску пирата. Она теперь уже стала совсем старой и потрёпанной, но Остап всё равно довольно часто надевал её на Новый год и другие праздники, когда у них дома собирались гости. Зато теперь этот магазин с его доброй сотней костюмов и масок — был весь открыт пред ним. Остап перемерил костюмы, наверное, всех любимых героев: и Кота-в-сапогах, и Волшебника-звездочёта, и Серого волка, и даже Лешего (этот костюм особенно запомнился Остапу — он был сделан из грубой мешковины, каких-то зелёных прутьев, похожих на ветки деревьев, накладной бороды и шляпы, на которой сидела сова — конечно же, ненастоящая, но очень похожая). Масок Остап тоже перемерил уйму, и одну — маску клоуна — решил взять с собой.

Совсем недалеко от этой лавки, через дорогу, был магазинчик с птицами. Остап решил заглянуть и туда. Не успел он подойти к открытым настежь дверям магазинчика, как услышал чириканье попугаев и щебетанье канареек. В огромном (а снаружи и не скажешь!) вытянутом вперёд помещении, на полу и на полках вдоль стен, стояли блестящие клетки.

— Ну, привет! — обратился Остап к попугаю в ближайшей к нему клетке. Попугай был очень крупный, с большим загнутым клювом и с жёлто-зелёным оперением.

— Привет-привет! — ответил попугай.

Потом, немного подождав, он снова заговорил:

— Привет! Как дела?

— Мои дела хорошо. У меня сегодня день рождения!

— Дела хорошо! Петруша — хорошо. Петруша хороший!

Остап понял, что попугайчика, видимо, зовут Петруша, и решил тоже представиться.

— Тебя зовут Петруша? А я — Остап, — промолвил он, глядя попугаю в глаза, словно разговаривал с человеком. — Знаешь такое имя — Ос-та-п?

— Остап! Остап хороший! Петруша хороший! Петруша — попугай.

Теперь только Остап догадался, что попугаи, хоть и умеют разговаривать, но всё же совсем ничего не понимают. «Эх, — подумал он с грустью, — даже попугай не может меня сегодня поздравить с днём рождения. Надо было попросить у Феи, чтобы она хотя бы одного человека оставила в городе, кроме меня… Чтобы хоть с кем-то можно было поговорить». Но Остап довольно быстро отвлёкся от своих грустных мыслей и начал наблюдать за другими птицами. Некоторые попугаи могли вылетать из своих клеток, так как те были незаперты, и, сидя парочками, на полу и на длинных старых комодах, щебетали друг с другом, будто сплетничая. Это очень рассмешило Остапа. Он никогда ещё не видел, чтобы птицы так разговаривали друг с другом — словно старушки на скамейках возле дома. Остап долго наблюдал за ними, а потом принялся рассматривать других птиц — их тут было видимо-невидимо. Он долго не мог решить, какую же птицу ему взять с собой: красивую канарейку или умного скворца? А может быть, смешного попугайчика? Или певчего соловья? В конце концов, Остап, так никого и не выбрав, решил, что ему ни к чему сейчас таскаться с тяжеленной клеткой и что лучше он зайдёт сюда на обратном пути.

Остап вышел и направился в сторону магазина игрушек. Теперь идти до него оставалось уже совсем недолго. Вход в магазин был угловой. Высоченные стеклянные двери с металлическими поручнями, украшенными вензелями, сами отворились, как только Остап к ним приблизился. «Вот диво! Они сами меня пропускают!» — воскликнул он с удивлением. Магазин был двухэтажный, и широкая лестница наверх начиналась сразу напротив дверей. Но Остап не стал по ней подниматься, а повернул направо. Там, за другими дверьми, которые открылись так же, как и первые, был длинный-предлинный зал, в котором на бесчисленных стеллажах были расставлены рядами самые разнообразные игрушки. Тут было всё на любой вкус: и солдатики, и мягкие игрушки, и заводные куклы, и наборы для моделирования кораблей, и разные командные игры, и железные дороги, и деревянные конструкторы, из которых можно было построить целый город. Остап медленно шёл вдоль длинных стеллажей, останавливаясь возле каждой полки. Никто ему ничего не запрещал, никто его никуда не торопил. Никто не говорил ему: «Мальчик, эту игрушку трогать нельзя! Либо покупай, либо положи на место». Другие ребята не загораживали ему витрины своими спинами и не мешали разглядывать и любоваться всем, что там продавалось.

Наигравшись вдоволь на первом этаже, Остап решил подняться наверх. Он никогда раньше не был на втором этаже этого магазина, потому что мама ему всегда говорила, что там — товары для детей постарше, сложные игры, вроде шахмат, конструкторы, головоломки и много-много книг. Да и народу там всегда была тьма. Зато теперь — ни души! Поднимаясь по лестнице, Остап разглядывал разноцветную мозаику на стенах: здесь были изображены многочисленные сказочные персонажи, включая тех, которых он видел впервые и совсем не знал, из каких они сказок. Когда Остап подошёл к прилавку с головоломками и всевозможными играми, он вспомнил, как отец учил его играть в шахматы. Без труда отыскав нужную полку, Остап выбрал самый красивый набор шахмат: выточенные из дерева, высокие фигурки, которые, если поднести их близко-близко к глазам, поражали своей филигранной резьбой. Здесь и величавая королева, и конь, вставший на дыбы — как живой, и тура, напоминающая по форме древнюю крепостную башню. Остап расставил все фигурки по местам, как учил его отец, и начал играть сам с собой. Пешка — пешка, пешка — конь, конь — пешка, слон — конь… Срубив лишь пару белых пешек и одного чёрного коня, Остап понял, что ему скучно играть против самого себя. Он вдруг подумал, как было бы чудесно, если бы дома его ждали мама с папой. Или хотя бы кто-нибудь из друзей пришёл к нему в гости: вот бы они тогда здорово поиграли вместе! Но, вспомнив, что дома его никто не ждёт, и никого из друзей ему сейчас не встретить, Остап загрустил. Он открыл сумку, которую до отказа набил разными игрушками, пока был на первом этаже, и спросил у себя вслух: «И зачем мне всё это? Что мне с этим делать, если я совсем один, во всём городе? Да ещё и на свой собственный день рождения…» Он оставил сумку в магазине, потому что, хоть там и было множество ценных и давно желанных им игрушек, сумка была слишком тяжёлая, чтобы нести её до самого дома. Да и играть в одиночестве во все эти игры ему совершенно не хотелось. И Остап помчался вниз по лестнице, касаясь пальцами мозаики на стенах.

Он бежал мимо открытых дверей, которые теперь совсем его не манили; мимо магазина с птицами, откуда слышались нескончаемые соловьиные трели; мимо карнавальных костюмов, смешных и страшных масок; мимо крошечных деревянных лошадок и огромных плюшевых собак. Вдруг, перебегая через один перекрёсток, он вспомнил, что где-то здесь, на этой улице, живёт его школьный друг, Эрик. Остап вспомнил, как они вместе играли в прятки, как убегали от взрослых, представляя, что те — пришельцы из таинственного царства, которым нельзя попадаться на глаза. «Вот бы Эрика сюда!» — сказал Остап, и волна тоски нахлынула на него, едва не заставив расплакаться.

И всё же Остап сумел сдержать свои слёзы. Он вдруг вспомнил, что в доме, в котором живёт Эрик, на первом этаже находится кукольный театр. Остап поглядел в обе стороны и, заметив знакомые резные двери, двинулся к ним. Подойдя к театру, он подумал: «А почему бы мне не зайти сюда? Вдруг там кто-нибудь есть?»

Двери в кукольный театр легко открылись. Зайдя внутрь, Остап увидел на сцене кукол. Освещение и декорации — всё было как обычно, но ни одна кукла не двигалась. Одни были подвешены на верёвочках, другие сидели, опёршись о декорации. Наверное, зайди он сюда на полчаса раньше, он не преминул бы подняться на подмостки и попробовать себя в роли кукловода. Однако теперь он лишь грустными глазами посмотрел на этот недвижимый игрушечный мир и тут же вышел из театра, чувствуя внутри себя какую-то пустоту и вновь накатывающую тоску.

Найдя вход на лестницу Эрика, Остап вошёл внутрь и, поднявшись на третий этаж, нашёл нужную дверь. Постучавшись и не дождавшись ответа, он решил войти, тем более что дверь оказалась незаперта. «Эрик! — крикнул он, прежде чем переступить порог. — Кто-нибудь здесь есть?» Конечно же, ответом ему была лишь тишина. Остап прошёл по коридору, заглянул в комнаты: всюду всё было прибрано, и нигде ни единого признака того, что кто-нибудь был здесь недавно. Глазу было совершенно не за что зацепиться. «И где же всех вас носит?» — сказал вслух Остап и вышел на лестницу, затворив за собой дверь. Его обуревало море самых разных чувств: и обиды, и досады, и печали, и беспомощности.

Без особой надежды встретить хоть одну живую душу, Остап побрёл в сторону дома. «Как же мне всё вернуть? — спрашивал он себя. — Я никогда не хотел себе такого дня рождения! Я бы всё отдал, чтоб здесь оказался сейчас хоть кого-нибудь из моих близких. Хотя бы кто-нибудь из друзей!» И тут ему в голову пришла страшная мысль: а что, если он навсегда останется один в этом пустом мире? Что, если он повзрослеет, состарится и умрёт здесь в одиночестве? Что, если волшебство, подействовавшее один раз по его желанию, теперь будет бессильно? В каждом ресторане для него всегда будет готовая еда, в киосках — свежие газеты, в магазинах — новые игрушки, новая одежда… Но при всём при этом ни одного живого человека! Тут Остап потерял последний контроль над собой и бросился бежать к своему дому. Он плакал, нет — ревел навзрыд. Он не чувствовал своих ног, и лишь лихорадочное биение его сердца прорывало своим ритмом плотное покрывало тишины и пустоты, окружавшее его.

Когда Остап открыл дверь на лестницу, первое, что бросилось ему в глаза — это полыхающий в печи огонь. Он совершенно не мог вспомнить, была ли затоплена печь, когда он спускался утром. Да и как он мог заметить это тогда? Подойдя к печи, он чуть приоткрыл заслонку и стал так же, как и вчера, смотреть на жёлто-красные языки пламени: танцуя, они рвались наружу, словно хотели сбежать от сковавших их печных стен. Огонь был жаркий — печь явно была затоплена совсем недавно. «А что, если я снова увижу огненного гномика? — подумалось Остапу. — Может быть, он сможет просто отменить моё желание?» Остап начал пристально смотреть на огненные языки и, наверное, меньше чем через минуту заметил, как и вчерашним вечером, довольно крупный уголёк, который вылетел из камина. Время словно начало останавливаться — мгновения превращались в секунды, секунды — в минуты, и вот, наконец, этот уголёк, медленно сбавляя скорость, остановился в полуметре от лица Остапа. И вот он вновь обратился маленьким гномиком, переливающимся алыми, ярко-оранжевыми и жёлтыми огоньками.

«Гномик! Подожди, не исчезай, — позвал его Остап. — Прошу тебя, отмени моё желание! Мне не нужны никакие игрушки, никакие лакомства, никакие магазины! Мне нужны только мама и папа! Мне нужны мои друзья! Верни их, пожалуйста…» Гномик, казалось, выслушал его внимательно и теперь раздумывал над его словами. «Нет ничего хуже, чем день рождения в одиночестве! — едва сдерживая слёзы, бормотал Остап. — Если можешь, гномик, исполни моё желание! Мне ничего больше не нужно». И маленький гномик, подняв свою тоненькую огненно-жёлтую палочку, коснулся ею лица Остапа так же, как вчера, и исчез.

Остап пришёл в себя не раньше чем через минуту и стал подниматься наверх по ступеням. День подходил к концу, и на лестнице было уже совсем темно. Он вошёл домой. Его сердце бешено заколотилось. Он ощущал сильное волнение: ему казалось, что если и сейчас дом окажется пустым, то он просто обречён остаться здесь навсегда в одиночестве. Он думал, что если гномик способен был всё вернуть на свои места, то должен был сделать это сразу, сию же минуту. Однако всё было точно так же, как и утром — никого, никаких признаков того, что здесь сегодня кто-нибудь был. Войдя в свою комнату, Остап зажёг свет, чтобы было не так страшно, и стал ждать. Он думал, что вот-вот вернётся мама, постучит в его дверь. Или Тешка прибежит к нему ластиться, как это обычно бывало, когда он возвращался со школы. Но всё было тихо… На улице было темно и тоже тихо — даже ветер как будто бы уснул, а деревья стояли совершенно неподвижно, словно декорации в театре. И Остап сидел, так же неподвижно, на своей кровати в тишине, при тусклом свете лампы. Он вспоминал свои прошлые дни рождения: и как мама испекла ему огромный пирог, которым он угощал всех своих друзей; и как дедушка подарил ему наручные часы, самые настоящие, как у взрослых (и как он хвастался ими в своём классе, где настоящих часов почти ни у кого ещё не было); и как папа купил ему большой альбом для рисования и набор из тридцати разноцветных ярких толстых карандашей, а потом на следующий год принёс ему школьный портфель, такой, как он давно мечтал — с тремя отделами и множеством маленьких кармашков. Так он и просидел до позднего вечера, пока не начал клевать носом и не уснул прямо в одежде, на неразобранной постели.

— Сынок, просыпайся! С днём рождения! — это был голос мамы. Остап быстро открыл глаза: он лежал в пижаме, укрытый своим любимым клетчатым одеялом.

— Мама! Это ты? Где ты? — Остап подскочил с кровати и мигом бросился к дверям.

— Здесь я, где же ещё, — засмеялась мама, появившись в коридоре. — Ты чего это так разволновался?

— Мама, мне такой страшный сон приснился… Как будто я проснулся, а во всём городе нет ни души! Представляешь? Это был мой день рождения…

— А ты разве забыл? У тебя ведь сегодня день рождения. Давай скорее собирайся в школу, а вечером будут гости и подарки!

— Нет, я не забыл! Конечно, не забыл! Но мне никакие подарки больше не нужны! Главное, чтобы вы были со мною. В этот день и всегда!

— Что это с тобой? — удивлённо посмотрела на него мама, но не стала больше ничего расспрашивать и пошла накрывать на стол к завтраку.

* * *

Остап, когда спустился по лестнице, первым делом подошёл к печке. Огня в нём не было, но угли ещё тлели. «Спасибо тебе, огонёк, — обратился он к тлеющим углям. — Спасибо, что дважды исполнил мои желания. Больше, я думаю, мне не придётся у тебя ничего просить». Он вышел на улицу и направился к школе. Как никогда он был рад увидеть своих друзей-одноклассников: и Эрика, и Германа, и даже Адриана, с которым он поссорился накануне из-за какой-то чепухи.

После уроков Остап позвал к себе на день рождения своих лучших друзей. Был чудесный вечер, мама приготовила уйму разных угощений. Подарки все были как на подбор. А в своей комнате, когда именинник вернулся из школы, он нашёл подарок от Феи — настоящий детский телескоп!

— Ну что, угадала Фея? — улыбаясь, спросил его отец.

Остап не знал, что и ответить. Действительно, он вспомнил, как ещё в прошлом году, после экскурсии в обсерваторию, он решил, что обязательно попросит в подарок на свой следующий день рождения настоящий телескоп. Но как он мог забыть об этом? Может быть, и не было никакого письма для Феи с просьбой о том, чтобы весь город опустел? Может быть, это ему тоже приснилось? Для Остапа это так и осталось загадкой.

Последние часы вечера именинник провёл с друзьями, играя в настольные игры и наблюдая в телескоп за звёздами и луной. И лишь когда ложился спать, он вспомнил свой грустный день рождения — тот, что ему приснился, — и мысленно поблагодарил ещё раз волшебного гномика за то, что тот вернул ему самое по-настоящему дорогое, что было в его жизни — маму, папу и друзей.

С-Петербург, декабрь 2018 г.

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Обычное дело