Возвращение гоблина. Часть 2

 

6

 

Выйти из зоны всегда сложнее, чем войти. Обычно проход для сталкера тщательно расчищается деньгами и связями его куратора или друзей. Можно, конечно, выйти и без чьей бы то ни было помощи, если на той стороне заранее подготовить одежду, транспорт, документы и, конечно же, деньги. Сейчас у меня за периметром было приготовлено всё. Саму зону я покинул по старой партизанской, идущей через топь, тропе, тщательно размеченной вешками моими новыми знакомцами - «краеведами-любителями», «чёрными копателями», Гансом и Баламутом. Деньги и документы в автоматической камере хранения на автовокзале. Был и транспорт - «жигуль», запаркованный во дворе частного дома Ганса. Остаётся только откопать приготовленную одежду и обувь, переодеться, забрать в городе всё остальное и тихо свалить в Киев.

А вот с одеждой как раз и приключился непредвиденный затык. Пакет с вещами прикопан под нависающими над обрывом корнями дерева на берегу неширокой и мелководной старицы. Но на песчаной отмели недалеко от дерева расположился с палаткой и удочками рыбачок, молодой парнишка лет, примерно, восемнадцати. Я, конечно, не постеснялся бы переплыть речушку, подойти и, внаглую, выкопать свои вещи, а если бы тот залупнулся, то и шугануть пацана, но я не понимал, что он здесь делает. Наблюдаю из кустов с противоположного берега старицы за парнем в течение получаса. К рыбалке он относится весьма и весьма прохладно – заброшенные удочки напрочь забыты, попивая пивко и не выпуская из рук смартфона, он в одних плавках развалился в шезлонге под зонтиком. Но больше всего меня смущал тот факт, что я этого паренька уже раньше видел, это он шушукался с барменом, после моего появления в баре Гарринчи. Бог, дай памяти, как же его звали? Ах, да, Румын, кажется. Возможно его появление тут - просто случайность. А возможно и нет, не выставил ли Гарринча своих людей во всех возможных точках моего выхода из зоны?

Неожиданно над обрывом мелькнуло какое-то цветное пятно. Я навел туда оптику винтовки. Оказывается, я тут не единственный наблюдатель. Девушка выглядывает из-за дерева. Симпатичная молоденькая девушка с длинными черными волосами в цветастом коротком сарафанчике, с небольшой сумочкой на ремешке через плечо и тоже со смартфоном. Девушка что-то набрала на смартфоне и стала с интересом наблюдать сверху за парнем в шезлонге. Парень, по-видимому, прочитав отправленное ему сообщение, недовольно сплюнул и кинул свой смартфон на раскладной столик, стоящий возле шезлонга. Девушка наверху, зажимая себе рот рукой, сдавленно захихикала. Значит, цель у паренька не я и не рыбалка. Он хотел провести пикничок с девушкой на берегу реки, а эта стервоза над ним изгаляется. Интересно, что будет дальше, ведь не запросто так она притащилась сюда через лесопосадки аж за пять километров от города? Хотя, какого чёрта, нисколько мне не интересно! Я вымазан с головы до ног чёрной вонючей болотной жижей, которую без порошка и горячей воды навряд ли можно отстирать. В таком виде мне никак нельзя появляться в городе, я не могу уйти без своих вещей.

О, как! А у девчушки серьёзные планы на сегодняшний день – оперевшись о дерево рукой со смартфоном, она другой рукой стащила с себя из-под сарафана трусики. Могу поспорить, что и бюстгальтера, пусть и самого крохотного, на ней тоже нет.

Засунув смартфон и трусики в сумочку, девушка окликнула паренька. Паренёк радостно подскочил и бросился к ней на встречу, та, нарочито стыдливо прижимая подол сарафана рукой, стала спускаться по тропинке, идущей с бугра.

Парень попытался обнять и поцеловать спустившуюся к нему девушку, но та его, упёршись ему руками в грудь, строго осадила. Парень, судя по его лицу, обескураженный холодностью своей подруги, хотел было обидеться, но девушка, мгновенно сменив гнев на милость, подставила ему свои губки для поцелуя. После поцелуя, она ловко выскользнула из объятий парня и направилась к шезлонгу. Чертовка, поощряя и осаживая парня, играется с ним, как кошка с мышкой.

Парень засуетился, из палатки притащил сумку, из речки «выудил» бутылку вина. Разложив складной стульчик, уселся рядом с девушкой. Из сумки он достал пластиковые стаканчики и фрукты, открыв вино, разлил его по стаканчикам. Молодец, хорошо подготовился!

Девушка, потягивая вино и заедая его яблоком, снова стала изображать скромницу, сидела на краешке шезлонга, поминутно поправляя подол сарафана и не давая парню «невзначай» положить руку на свою коленку. Спрашивается, зачем тогда она сняла с себя трусы? Меня уже начинают бесить эти игры!

Парень, между тем, проявляя незаурядное терпение и не забывая подливать вино, продолжал ухаживания за девушкой. По-видимому, вино сделало своё дело, девушка постепенно расслабилась, заливисто хохотала. Потом парень стал настойчиво уговаривать девушку, та кокетливо отнекивалась. Ну, давай же, парень, дожимай, веди её в палатку, а я перейду реку, заберу свои вещи и незаметно уйду по своим делам.

Наконец она согласилась, скинула сандалии и поднялась с шезлонга. Но к моему огорчению, согласилась она не на палатку, а на купание в реке. Голышом, разумеется. Она заставила парня держать перед собой раскрытое махровое полотенце, пока она будет раздеваться. А что ей раздеваться, потянула лямку бантика на шее, и сарафан упал к её ногам.

Моё огорчение резко улетучилось – перед моим взором предстала невероятной красоты загорелая девичья фигурка с белой полоской на спине от лифа и двумя нежно-розывыми полушариями её попки. Девушка развернулась и побежала в воду. Восхитительная картина – плоский животик, кучерявый чёрный лобок и две очаровательной формы розовых груди размера, наверно, третьего, подскакивающие и раскачивающиеся в такт бега. Жаль, что видел я всё это от силы одну-две секунды, девушка с визгом бросилась в воду. Парень тоже не заставил себя долго ждать, бросив полотенце на песок, стянул с себя плавки и, испустив индейский клич, с раскачивающимся из стороны в сторону хозяйством бросился в воду следом за девушкой.

Настроение моё начало портится вновь, время идет, а эти двое продолжают резвиться – плещутся, брызгаются водой, подныривают друг под друга, тискаются, сплетаясь своими голыми телами. Над водой мелькают головы, руки, попки, груди. Вот они уже и на середине речушки. Тут девушка вознамерилась сбежать от парня, поднырнув, поплыла к берегу. Парень не дал ей такой возможности, в несколько мощных гребков он догнал её. Девушка уже достигла мелководья и грациозно выпятив попку и выгнув спину, на четвереньках выходила на берег. И тут он её настиг. Толкнув её в спину, поставил прелестницу на колени и, ухватив её одной рукой за бёдро, а другой за грудь, парень, опустившись на колени, вошел в неё и начал ритмично двигаться. Девушка негромко вскрикнула и попыталась высвободиться, но не тут то было. Парень, ухватив девушку за роскошные длинные волосы, намотал их на свой кулак и продолжил своё дело. Девушка затихла. Сама виновата – «за что боролась, на то и напоролась»!

Впрочем, возможно, и это, с её стороны, была тоже только игра – уже через минуту она, сладострастно вскрикивая, интенсивно двигала своей прелестной попкой навстречу парню в такт его телодвижений.

Я припоминаю десятки форс-мажорных обстоятельств, мешавших выходу из зоны: блуждающие аномалии, монстры, бандиты, военные патрули, но препятствие в виде необузданного траходрома молодой парочки – такое у меня впервые. Вон они, развратники, насладившись близостью, улеглись в обнимку голенькие на пляже. Парень, как кот, наевшийся сметаны, блаженно щурясь, лежит на спине, одной рукой обнимает девушку, другую руку закинул за голову. Девушка положила голову парню на грудь и привалилась к нему бедром. При этом она, зажав в кулачке правой руки обмякшее «достоинство» парня, легонько его тискает, играется с ним, как с сексуальной игрушкой. Видать, ещё не наигралась. Сдается мне, что долго парню без дела валяться на песке не придется.

Нет, я не ханжа, я ничего не имею против сексуальных игр молодёжи. И я не осуждаю этого паря. Сам был молодым, брал тогда и там, когда и где давали. Помнится, был у меня один случай. Застрял я под новый год в аэропорту в Новом Уренгое. От нечего делать пошел в бар, а там народу, яблоку негде упасть. Есть только одно место у барной стойки. Ладно, сижу, выпиваю. Рядом сидит тётка. Ну да, симпатичная, но уже тётка, мне двадцать, а ей далеко за тридцать. Разговорились, то да сё. Вдруг, понимаю, что она меня хочет, да так, что если я её немедленно не возьму, то она меня сама возьмёт, прямо тут, прилюдно. Потащил её в туалет - там занято, кто-то уже любится. Тогда на улицу. А там снег, буран. На ней пуховик, такие же штаны, рейтузы с начёсом, колготки, трусы. Но ничего, справился. В сугробе, под бой курантов. Потом она, правда, призналась, мол, есть такая примета, как встретишь новый год, так его и проведешь, Вот она и загадала.

Так, что мне жаль обламывать подружку парня, но у меня нет времени ждать, когда эта шалунья наиграется. Придётся шугануть этих «развратников» с пляжа. Кругом же полно закрытых деревьями и кустарниками мест. Есть, в конце концов, палатка. Отвернувшись, чтобы не выдать свою лёжку, я довольно громко свистнул. Глянул на парочку. Свист возымел действие – девушка подскочила и завернулась в махровое полотенце, а парень, подобрав плавки, сидя их натягивает. Вот и славненько, мой намёк ими был правильно понят.

Девушка, подобрав свой сарафан, пошла к столику. Бросив сарафан в шезлонг, она взяла в руку початую бутылку вина и отхлебнула прямо из горлышка. Парень поднялся и, прикрыв глаза ладонью, как козырьком, стал подозрительно осматривать противоположный берег. Девушка с бутылкой в руке, покачивая бёдрами, не торопясь направилась к палатке. В отличие от парня она не сильно обеспокоилась. Остановившись у палатки, она повернулась к парню лицом и сделала из бутылки ещё один глоток. Парень, ничего не высмотрев, оглянулся на девушку. Та показала ему бутылку, мол, хочешь? Парень утвердительно кивнул ей в ответ. Тогда эта проказница, отпустив края полотенца, секунду постояв нагишом в эффектной позе и не выпуская из рук бутылки, нырнула в палатку. Умница, девочка, здоровая сексуальная активность этой развратницы мне только на руку!

После того, как парень влез в палатку и застегнул молнию двери, я, выждав пару минут, поднялся и двинулся к воде. Войдя в воду по пояс, я стал разбирать винтовку на части и, стараясь не плескать, топить их в реке. Та же участь постигла и прочую мою «сброю».

Переплыв речку, я вышел на пляж. Невзирая на возню и писки в палатке, прямиком направился к своему дереву. Выкопав свой сверток, глянул на палатку. Девичьи ноги пятками вверх торчат из боковых её окошек, палатка ходит ходуном, охает и стонет. Эх, хорошо быть молодым, а не побитым молью и радиацией сталкерперцем.

 

 

7

 

Наконец-то. Пройдя лесопосадки, сады и огороды, я вышел к окраинам городка Иванков. Надел жилет дворника. Четыре часа дня. Нормально. Ещё минут сорок, и я доберусь до своего «пепелаца» во дворе Ганса. Поменяю грязно-желтый жилет на цивильную ветровку и на машине поеду на автовокзал. Заберу в камере хранения деньги и документы, и прочь из города, а уж на трассе найду какую-нибудь харчевню.

Впрочем, не стоит пороть горячку и, как говаривал Паниковский: «Не следует делать культ из еды». Хотя, нет, это говорил Бендер. А Паниковский жаловался: «Я год в бане не мылся, меня девушки не любят». Я вынул из кармана женские трусики, которые, ради шутки, спёр из сумочки той девчонки. Улыбаясь, воровато понюхал и быстро убрал в карман. К слову сказать, при выходе из зоны у меня у самого всегда ощущение, что я год не мылся, и от бабы с веничком в бане я бы не отказался.

Чёрт с ними, с этими бабами - «Бог терпел и нам велел». Если Ганса дома нет, то брать машину с его двора никак нельзя, мало ли, как отреагируют на это его соседи - разборки в дороге с ДАИ мне совершенно ни к чему. Надо бы произвести разведку. К тому же, стоит пообщаться с Гансом, разузнать обстановку в городе.

Интересная эта парочка: Ганс и Баламут. Много чего любопытного я узнал из болтовни Балаута и ответных реплик его друга. Ганс, зовут Иваном, школьная кличка Кацап, производная от фамилии Кацапов, рост под метр восемьдесят, худой, как жердь. После окончания школы в армию его не взяли по здоровью, а может быть, как Баламута, он тоже как-то откосил. Зимой трудится истопником в котельной. А летом в городке работы совсем нет. Вот он и подался в «чёрные копатели». Что ещё? Не суетливый, я даже бы сказал – медлительный, но жилистый и выносливый. Увлечения: футбол и мотоциклы. Рассекает в немецкой каске, поэтому на байкерских тусовках его и окрестили Гансом.

Баламут – его полная противоположность. На две головы ниже Ганса, крепко сбит, широк в плечах. Подвижный, как ртуть. Эдакий живчик. Внешностью похож на подросшего «вождя краснокожих» из фильма по О.Генри. Звать - Давид, школьные клички – Дава и Рудик. Почему Рудик? Хрен его знает. Может, из-за цвета волос, а, может, из-за фамилии - Рудман, я не спрашивал. Увлечения: выпить и подраться. Ну, и большой футбол, конечно. Благо – все эти три увлечения можно совмещать. Специальность – боевик.

Начинал Рудик, как обычный футбольный фанат. Но однажды, на одном из матчей в Киеве, местные тиффози заметили паренька, оценили его «искусство» и пригласили к себе в боевую дружину. Дело в том, что Рудик наловчился стрелять из рогатки, что твой Вильгельм Телль. С тридцати шагов, обычной галькой, выпущенной из детской рогатки, сбивает сигарету, поставленную на фильтр вертикально. Несмотря на «детскость» этой забавы, рогатка в его руках – грозное оружие. С той же дистанции стеклянный шарик или стальной от шарикоподшипника, выпущенный из боевой рогатки при попадании в не защищённую шлемом голову, может выбить глаз, пробить череп, если попадет в висок, или отправить в нокаут здоровенного мужика. При этом рогатка не нож и не кастет – оружием не считается. И пронести её можно куда угодно.

Кроме того, переход из обычных хулиганов в «профи» сулил Рудику некоторые материальные выгоды. Выезд на «сессию» давал ему проездные, суточные и дармовую выпивку по окончании. Но этот заработок имел один существенный недостаток – зимой футбольные матчи не проводятся. Зато всегда шумит «Майдан Незалежности», то под оранжевыми, то под малиновыми, то под «евро-жовто-блакитными» знамёнами, так что там «специалисты» всегда нужны. И оплачиваются они гораздо лучше, чем у тиффози.

Если летом Рудик вместе с Гансом занимался «краеведением» по местам боёв второй мировой войны, то зимой он «майданил». А что ему? Родился подо Львовом, жил под Чернобылем, ему что «хохлы», что «москали». Тем более, что и у тех и у других враг всегда один – действующая власть в виде милиции и спецназа.

Так бы и оставался Давид Рудиком, если бы однажды в баре он не попытался сманить на майдан боевиков из «дружины» Гарринчи, а не найдя поддержки и получив только насмешки, устроил драку. Разумеется, Гарринче это не понравилось, и он приказал вышвырнуть из бара этого майданутого баламута и больше в бар не пускать. Так за Давидом и закрепилась кличка Баламут.

И, несмотря на все различия между Гансом и Баламутом, они не просто соседи, «здравствуй-досвидания», а друзья  «не разлей вода».

Ладно, хватит лирики. Надо сосредоточиться, остался заключительный этап выхода из зоны. Вот и улица Вишнёвая, улица Ганса. Улица действительно вишнёвая - с двух сторон обсажена фруктовыми деревьями, преимущественно вишнями и черешнями. Предполагалось, что она будет асфальтирована, но денег у города, видимо, не хватило, поэтому дорога только засыпана укатанной щебёнкой.

Улочка тихая, с редкими прохожими, облаиваемыми дворовыми шавками. На ней в толпе не затеряться – каждый человек на виду. Именно поэтому я и выбрал способ маскировки под дворника. Наблюдая за улицей, можно сколь угодно долго ковыряться в мусорном бачке, никто не обратит на тебя внимания. А если и обратят, то из примет запомнят только жёлтый дворницкий жилет.

Только контейнеры для мусора в частном секторе этого городка не практикуются. Тутошние жители просто выставляют вдоль дороги вёдра с мусором, а мусорщики перегружают содержимое вёдер в проезжающий по улице раз в пару дней мусоровоз. Так что вёдра - не проблема.

Вон и ведро. Перешёл на противоположную сторону улицы. Пустое. Не беда – буду собирать мусор по дороге, благо, мусора тут хватает – вороны навыдёргивали его из вёдер предостаточно.

Собирая мусор и осматриваясь, медленно двигаюсь вдоль улицы. Птички чирикают, дворняжки брешут, детишки копаются в куче песка, подростки катаются на велосипедах. Ничего подозрительного, всё, как обычно. Из нового только траншея, идущая от трансформаторной будки в сторону двора Ганса, и пустая деревянная катушка из-под кабеля. Трое рабочих в синих спецовках ковыряются в траншее почти у самых ворот Ганса. Вернее, один ковыряется, а двое других, сидя в тенёчке дерева, курят. Вовремя я вышел из зоны, даже такими темпами вскрышных работ, работяги через день-два перекопали бы въезд во двор.

Вот и двор Ганса, а вон и моя «ласточка». Молодец Ганс – накрыл, как и обещал, машину брезентовым чехлом. Окна хаты Ганса нараспашку, значит, он дома. Порядок, можно заканчивать маскарад. Дошел до конца квартала и свернул в переулок. Осмотрелся – никого. Зашел за куст шиповника, скинув с себя жилет, затолкал его в ведро. Теперь прямиком к Гансу, уже без ведра, как обычный цивильный «громадянин».

Перейдя улицу, дошел до двора Ганса. Сердце кольнула тревога - мне не понравился быстрый косой взгляд «землекопа». Может, пройти мимо? Скоро конец рабочего дня, рабочие разъедутся по домам.

Да ну, глупости, просто у меня очередной приступ паранойи, двое других рабочих даже не взглянули в мою сторону. Решительно отбросив сомнения, вошел в калитку и, обходя свой «жигуль», направился к дому. Подойдя к крыльцу, оглянулся на лязг калитки. Трое «землекопов», нахально улыбаясь, вошли во двор. Что им надо, может, зашли водички попить? Не обманывай себя, они отрезают тебе путь к отступлению! За спиной заскрипели доски крыльца. Я медленно обернулся, на порог вышли ещё двое в штатском, один молодой, второй примерно моих лет. Оба в одинаковых строгих чёрных костюмах. Лица «каменные», ничего не выражают. Тот, что постарше, держит в опущенной руке пистолет «Форт 12».

Кто это такие, чёрт возьми!? На отморозков Гарринчи они не похожи, а «призраки» из Конторы скопом на охоту не ходят. Значит, это ряженные милицейские опера или Интерпол, или те и другие.

Вот я и дурак, до желтой куртки дворника в качестве маскировки додумался, а сам, как последний лох, купился на синюю рабочую робу, траншею и пустую катушку от кабеля! Не понимаю, на чем же я прокололся? Ясно только одно, что я влип, как кур во щи, уйти от этих пятерых у меня нет ни малейшего шанса.

Впрочем, в чём они меня могут обвинить, у меня же с собой ничего нет. Разве что в краже женских трусов. И то, навряд ли та девчонка будет писать заявление об их пропаже. Тогда что? Сталкерство, связь с Бритвой, похищение падре Николо Джованни, нападение на итальянских туристов, взрыв коттеджа в Сутоморе? Всё шито белыми нитками, и это всё ещё надо будет доказывать в суде коллегии присяжных, причём в присутствии моих адвокатов!

Трусы в кармане - досадно, но ладно, буду утверждать, что это Интерпол мне их на карман подбросил. А вот фальшивые украинский паспорт и права с моей фотографией в бардачке машины и трофейный «Люггер» с патронами в ящике для инструментов - это уже верные статьи, и не где-нибудь в Италии или Черногории, а здесь на Украине. А уж тут люди из службы собственной безопасности моей бывшей Конторы меня точно достанут. От документов и пистолета с моими отпечатками пальцев надо избавляться. Раз Интерпол не решился без меня вскрывать мою машину, надо самому активировать «деструктор мусора», оборудованный мной в салоне.

- Земляк, я по объявлению. Это ты «четвёрку» продаешь? Давай на неё посмотрим, - сказал я мужику в штатском, откидывая полу брезентового чехла с машины. На меня напал столбняк – под брезентом была не моя «ласточка»! Да, ВАЗ-2104, красная, но не моя. У моей стёкла салона тонированные и цвет кузова не такой тёмный. Ничего не понимаю, одно ясно – дела мои с каждой минутой всё хуже и хуже.

Рассмотреть содержимое салона я не успел – один из «землекопов», подойдя ко мне вплотную, ударил меня по руке, брезент закрыл машину.

«А вот это, ты, хлопец, зря»! – подумал я. Прежде чем распускать руки, надо было вначале представиться и документы показать, а теперь «сопротивление властям» мне не предъявить. Сейчас я сотру с его лица наглую ухмылку. Я резко присел и в подкате сбил его с ног. Парень в падении ударился головой о переднюю стойку кузова, упал на землю и затих.

Оба оставшихся «землекопа» бросились ко мне, «штатские» невозмутимо остались стоять на крыльце. А хрен ли им волноваться, в любой момент их «старшой» может меня подстрелить, как куропатку. Ладно, повеселимся напоследок. Я начал крутить финты руками и ногами в стиле пьяного танцора капоэйры. С таким стилем «землекопы» явно никогда не сталкивались, поэтому лезли ко мне напролом. Неудивительно, что уже через две минуты один из них сам налетел подбородком на пятку моей вытянутой ноги, после чего отлетел назад, упал на землю, как тряпичная кукла и остался на ней неподвижно лежать, а второй, не в силах подняться, корчился на земле с выбитой коленной чашечкой.

Добивать молокососа я не стал, просто поднялся во весь рост и повернулся к штатским. «Старшой», сунув пистолет под мышку левой руки, лениво похлопал в ладоши. Я, прижав ладонь правой руки к груди, театрально поклонился. В ответ тот скосил глаза на молодого и коротко кивнул. Молодой, разминая кисти рук, неторопливо спустился ко мне с крыльца. Что ж, потанцуем.

Но танцев, как таковых, не получилось. Молодой, несмотря на все мои потуги, раз за разом наносил мне оскорбительные шлепки и оплеухи. Мастер, ничего не скажешь, к тому же слишком резок и быстр для меня. Ясно, в любой момент он может прекратить бой одним единственным точным ударом, а пока он со мной только играет, как кот с мышкой. Рисуется перед старшим, гадёныш, или того хуже – получает от этого удовольствие. Надо наказать щенка.

- Хватит, хватит, пощады, мы сдаёмсу! – выставив перед собой руки, плаксиво взмолился я.

Молодой самоуверенно подошел ко мне и, то ли спрашивая разрешения, то ли приказа хорошенько треснуть меня, оглянулся на старшего. Примерно этого я от него и ожидал. Схватив паренька за лацкан пиджака, хлёстким ударом я подсёк его левую ногу и дёрнул лацкан на себя. Парень упал на колено, я удушающим приёмом обхватил его шею сзади. Паренёк задёргался, попытался руками разжать мой захват, но силёнок у него явно не хватало, он начал хрипеть. Я сжал ему горло сильней. Я мог бы свернуть ему шею, но я не хотел его убивать, а, только слегка придушив, проучить – нельзя, если ты быстр и ловок, безнаказанно хлестать незнакомых людей по лицу.

К сожалению, «старшой» моих педагогических изысков не понял, саданул меня рукояткой пистолета по затылку. На какую-то секунду я потерял сознание. Придя в себя, осознал, что «старшой» сидит верхом на моей спине, уже заломил мне левую руку за спину и защёлкнул на ней наручник. Нет, сдаваться за «здорово живёшь» я не собирался. Я упёрся правой рукой в землю, пытаясь стряхнуть с себя «старшого». Но тут к его усилиям присоединился немного отдышавшийся молодой. Всё, веселье заканчивается, ещё немного, и они заломят и защёлкнут наручники и на правой руке.

Неожиданно молодой, выпустив мою руку, ткнулся лицом в землю, а перед моими глазами по земле прокатился металлический шарик от подшипника, а ещё через секунду старший рухнул на меня сверху. Неужто Баламут постарался!? Скинув с себя «старшого» я, стоя на четвереньках, огляделся. Точно, Баламут, с рогаткой в руке, бежит от забора ко мне. Следом за ним с битой в руках через забор перемахнул ещё один паренёк.

- Дава, дружище, спасибо. Я уже и не чаял выкрутиться, - сказал я подбежавшему ко мне Баламуту.

Тем временем второй парнишка подбежал к корчащемуся на земле «землекопу» и треснул его по голове битой. А вот это уже лишнее, он и так не мог подняться. Впрочем, у паренька с «землекопами» могли быть свои счёты, например: ему не нравилось, что они перекопали дорогу перед его воротами.

Ладно, чёрт с ним, надо убираться отсюда. Я, стоя на коленях, вынул из наплечной кобуры «старшого» пистолет. Теперь ключ от наручников, я стал шарить по его карманам. А вот и ключ.

Голова моя дёрнулась, тупая боль в затылке:

- Кто это меня на этот раз? Неужто Баламут? - обернуться и посмотреть не успел, земля рванула к моему лицу …

 

 

8

 

Вместе с сознанием вернулась и тупая, ноющая боль в затылке. Голова, будто стянутая обручем, трещит, как с похмелья. Пятой точкой ощущаю, что сижу в металлическом жёстком кресле. Руки безвольно лежат на подлокотниках, словно скованные. В теле слабость, не могу пошевелиться. С трудом разлепил веки. Приглушённый свет сверху, перед глазами всё плывёт. Закрыл глаза, надо посидеть, глубоко подышать носом, немного прийти в себя.

- Пришёл в себя? – откуда-то сверху, должно быть из динамика, раздался ровный с металлическими нотками мужской голос.

Я открыл глаза. Передо мной в чем-то ярко-желтом, тоже в кресле, кто-то сидел. Я присмотрелся. Сразу бросилось в глаза, что его руки и ноги закреплены на подлокотниках и ножках кресла капроновыми стяжками. Голову у спинки удерживает металлический обруч. Страшно знакомое лицо. Батюшки светы – вылитый я, если исключить синяки и кровоподтёки на морде лица и жёлтый дворницкий жилет на груди. Я скосил глаза вниз - и мои руки стянуты стяжками, и на мне точно такой же жилет. Ни хрена не понимаю!

- Чего ты не понимаешь? – спросил тот же голос.

Нет, рассуждая здраво, всё понятно – меня схватили, и сижу я пристёгнутый к креслу в небольшой комнате два на два перед зеркалом во всю стену. А за зеркалом, скорей всего полупрозрачным, находятся «они» - те, кто меня схватил. Однако здравые рассуждения спотыкаются о дворницкий жилет. Откуда он взялся, зачем меня в него обрядили? Хотят дать понять, что меня вели от окраин города или даже от самой реки? Кто, Контора, Интерпол? Или был ещё кто-то третий? Не голозадая же «шалунья» с пляжа? Смешно, да не до смеха. Помнится, сэр Джон рассказывал о сыскарях фармацевтических компаний, мол, суперспецы, как в слежке, так и в маскировке.

- Что конкретно тебе рассказывал сэр Джон?

Вот дела? Я уверен, что ни разу не раскрыл рот, а «голос» спрашивает меня так, как будто я думаю вслух. «Они» меня слушают! Но как? Я всмотрелся  в своё отражение в зеркале. Никаких датчиков на моей голове нет. Правда, от кресла в стену отходит какой-то кабель. Чёрт, я понял – вот отчего так болит голова, мне в затылок, прямо в мозг, вживили шунт, с помощью которого мои мысли и считывают! Надо быть осторожнее в мыслях, никаких кличек и имён. Чёрт, сэра Джона я уже засветил!

- Какие ещё, кроме сэра Джона, клички и имена ты пытаешься скрыть?

- Да пошел ты в жопу, гнида! - в сердцах выпалил я.

- Гнида – яйцо вши, иносказательно – ничтожный, подлый человек. Далее, «в жопу» – вероятно, существительное в направительном падеже «аллатив», группы пространственных падежей в финно-угорских и тюркских языках. Номинатив: жоп - в мужском роде, или жопа - в женском. Средний род семантически не просматривается. Женский род предпочтительней, - выдал динамик голосом Буратино, как при ускоренном воспроизведении, а потом уже нормальным, - Что такое жопа?

О как, слово «жопа» мы не знаем, но какой семантический разбор! Очевидно, что я имею дело не с человеком, иностранцем, плохо владеющим русским, а с какой-то лингвистической машиной - ясное дело, знаний о «жопе» ни у Даля ни у Кирилла с Мефодием не почерпнёшь. Ладно, сегодня я постараюсь обогатить словарный запас этой машины многими перлами русской ненормативной лексики.

- А завтра?

Тварь, эта машина права! На какое-то время меня хватит. А потом что? «Рыба тухнет с головы» - эта машина высушит мой мозг, вначале простыми, вроде бы бессмысленными, вопросами, а потом, отсеяв шелуху, двинется глубже. Ведь, находясь в сознании, я не думать не могу. Хорошо, что эта железка считывает только мысли, а не зрительные образы. Хотя не факт, надо проверить – я мысленно представил попку той «прелестницы».

Вопроса не последовало. Ага, машина чисто лингвистическая - зрительные образы она не воспринимает! Это радует, но мало что дает. Эх, если бы, как сэр Джон, уметь прикрывать свой мозг от ментоскопирования мыслей, или, вообще, уходить в другие аффиноры времени.

- Что такое аффиноры времени?

А действительно, что они для меня? Ничего. Правда, сэр Джон говорил, что обычные люди, без какой-либо подготовки, в стрессовых ситуациях могут уходить в аффиноры. Тому свидетельства выживших в ужасных авиа и автокатастрофах, или рассказы людей, как они видели полёт пуль им в лицо и сумели от них уклониться. Он говорил - все дело в эндорфинах, или в желании выжить, а может быть, наоборот, я не помню. Хочу ли я выжить? Конечно, хочу - эта машина, не выпотрошив мой мозг, живым меня не выпустит. Значит надо постараться! Это как в сексе - главное хотение, адреналин и эндорфины прибудут сами по себе. Я напрягся, сердце заработало, как паровой молот, кресло подо мной заходило ходуном, от напряжения в глазах потемнело – и я вывалился в другую реальность.

 

 

9

 

Другая реальность на поверку оказалась просто реальностью, причём весьма и весьма неприглядной. До сего дня в багажниках машин мне ездить никогда не приходилось, но то, что сейчас я, скрюченный в три погибели, трясусь на ухабах в тёмном и пыльном, пахнущем машинным маслом и бензином, багажнике, не вызывало сомнений. Руки скованы наручниками за спиной. Ощупал, как смог, свою одежду - дворницкого жилета на мне не было. Осторожно потёрся головой о днище багажника. Само собой, никакого шунта в затылке тоже не оказалось, по ощущениям была только большая болючая шишка. Всё ясно: желтый жилет, шунт в голове и лингвистическая машина – плод больной фантазии контуженого мозга.

Единственное, что мозг оценил правильно – это безысходность моего положения. Чёрт, до чего же болит затылок! К гадалке не ходи – это Баламут, сука, вырубил меня, выстрелив из рогатки мне в голову стальным шариком. Скорей всего, он же меня сейчас и везёт в багажнике своей ржавой «копейки». И, судя по размеренному стуку колес, везёт он меня не куда-нибудь, а прямиком по щербатой бетонной дороге в страйк-клуб. Хреновые у меня дела, Гарринча передаст меня мастерам заплечных дел из Конторы, те уж постараются выпытать из меня всё! А потом над тем, что от меня останется, будет суд, суровый, но скорый, разумеется, без лишних буржуазных предрассудков, то есть без адвокатов и присяжных. Исполнение приговора тоже не заставит себя долго ждать – пуля в затылок, яма, а сверху зальют бетоном. Глупо надеяться, что Интерпол и на этот раз сумеет меня вычислить и выручить. И уж совсем смешно рассчитывать, что во мне вдруг, неизвестно откуда проявятся феноменальные «супер» способности Дварфов к перемещению в аффинорах времени. Вот почему я занялся крышкой багажника, пытаясь сорвать замок, выдавив крышку багажника ногами.

И всё же, на чём я лоханулся, где совершил ошибку? Уходя в Зону, я не хотел оставлять свою «ласточку» на какой-нибудь платной стоянке, не хотел светить номера. Решил лучше заплатить Гансу с Баламутом, чтобы те прикрыли машину от посторонних глаз, например, брезентовым чехлом и поохраняли её до моего возвращения. Я был уверен, что уж Ганс с Баламутом меня Конторе не сольют – Ганс побоится признаться Гарринче, что у него есть собственный проход в Зону, и к тому же он водит туда «гостей». За такое, с позволения сказать, «самостийное» кураторство Зоны, можно поплатиться не только здоровьем, но и жизнью. А Баламут не выдаст друга и подельника, и, вообще, он в бар не вхож.

Хорошо, допустим, я недооценил Гарринчу, он, конечно же, мог предложить за мою голову такую сумму, что парни потеряли всё: и страх, и совесть. Но в засаде сидели не они, а менты и Интерпол. Каким образом последние вышли на мою машину?

Положим, как-то вышли и сумели вывезти её со двора, подменив другой, но как им удалось вскрыть машину и обезвредить все мои ловушки?

А вот это ты зря, в Интерполе работают отнюдь не дураки. И вывезти сумели и вскрыть. Значит, у Интерпола теперь на меня есть всё: и фотографии с документов, и отпечатки пальцев, и «потожировые» следы. Даже если мне каким-то чудом удастся вырваться из цепких лап Конторы, то Интерпол меня теперь везде сыщет - в их распоряжении будут полицейские силы всего мира.

Ладно, пусть я – идиот, мало того, что вляпался в засаду, так ещё и затеял бессмысленную драку, но и эти, козлы, тоже хороши - позволили двум сопливым пацанам, вооруженным всего лишь рогаткой и битой, отбить меня у них. И прекрати ты истерить, перестань дёргаться! Ни замок сломать, ни крышку багажника отогнуть у тебя не получится. Хотя «копейка» Баламута и «ржавое корыто», но сделана она была в прошлом веке в СССР, не в пример теперешнему китайскому новоделу, тогда и там на толщине металла не экономили.

Кстати, о Баламуте: получается, что засада во дворе Ганса была двойной. Допустим, что это моя дурацкая выходка спровоцировала Баламута с его дружком впрячься за меня, но то, что они следили за Интерполом – это ясно.

Машина свернула налево, шины зашуршали по гравийке. Выходит, везут меня не в страйк-клуб. А куда? Может быть, в «Охотничий домик» Гарринчи. Эх, хорошо - сауна, холодное пиво с таранькой, девочки! Плохо, что всё это не про мою честь. Но и в плохом можно отыскать хорошее – в «домике», не то, что в страйк-клубе, минимум охраны, от силы два-три человека. Я стал сжимать и разжимать пальцы, стараясь разогнать кровь в затёкших руках. Так, кончики пальцев стали покалывать «иголочки», кровообращение в руках восстанавливается.

Поворот направо, шуршание шин прекратилось, машина затряслась и заскрипела рессорами на ухабах грунтовой дороги. Скорей всего - в «Охотничий домик». Не собирается же Баламут просто вывезти меня в лес, грохнуть и закопать? Это было бы слишком просто. Хотя, не знаю, я уже не понимаю логики событий. В любом случае, мне надо готовиться дать свой последний бой. Для начала, надо выказать противнику свою слабость, обморочное состояние. Для того, чтобы имитировать обморок, надо постараться снизить число сердцебиений примерно до сорока в минуту. Отбросив посторонние мысли, я сосредоточился на дыхательных упражнениях. Напрягая грудину и задерживая дыхание, я стал замедлять сердечный ритм и тем самым уменьшать объем перекачиваемой сердцем крови, благо, в сталкерскую свою бытность, я уже проделывал такие штуки.

Скрипнули тормоза, машина остановилась. Закрякал клаксон. Должно быть, перед воротами. Через минуту машина тронулась и, немного проехав, вновь остановилась. На этот раз двигатель заглох, хлопнули передние двери. Кажись, приехали. Надеюсь, сейчас я получу ответы хотя бы на некоторые свои вопросы.

- Баламут, какого хрена, ты зачем сюда приехал? Я тебе что велел? – раздался раздраженный голос Гарринчи.

- Это ты вон у Костыля спроси, - с вызовом ответил Баламут.

- Шеф, это… В баре сказали, что вы здесь. Мы, это… Взяли Волчару, - ответил незнакомый мне голос.

- Кого вы взяли? - переспросил Гарринча.

- Ну, этого, Бирюка, - ответил незнакомец.

- И где он? – недоумённо спросил Гарринча.

- В багажнике, - ответил всё тот же голос.

- Костя, ты что, совсем охренел?! Я что велел? Я велел перехватить его, если он объявится вблизи дома Ганса, предупредить о засаде. Сказать, что из города ему самому не выбраться, чтобы он сам на меня вышел. А ты что? – сказал Гарринча.

- Так, это... Так получилось… – виновато ответил Костыль.

- Вот я и спрашиваю, как так могло получиться? Баламут, открой багажник, - велел Гарринча.

Вот, оказывается, как! Дела мои не так уж плохи. Однако торопиться «приходить в сознание» пока не следует.

Звенят ключи, крышка багажника с жалобным скрипом открылась.

- Твою мать! Заставь дурака богу молиьтся… Он мне живой был нужен, – вспылил Гарринча.

Кто-то прижал пальцы к моей шее.

- Пульс слабый, но есть. Живой он, дышит, только без сознания. Это Костыль его битой по башке долбанул, - услышал я через некоторое время голос Баламута. Прости друг, Давид, что я на тебя возвел напраслину.

- А лицо ему кто разбил? – спросил Гарринча.

Надо же, в пылу драки я почти не ощутил ударов по лицу, но мой мозг, находясь в полуобморочном состоянии, всё же оценил мой вид и «показал в зеркале» мне моё лицо. Губы разбиты – это точно, я вот только сейчас ощутил во рту привкус крови.

- Он, это… Сам… - начал Костыль.

- Ты что несёшь?! Ты что, за дурака меня держишь?! – возмутился Гарринча.

- Нет, что вы, шеф… Не держу…. Он действительно сам, это… Напал на ментов в засаде… - начал было опять Костыль.

- А ты где был. Я для чего там тебя поставил? – озлился Гарринча.

- Я, это… Безвылазно, трое суток… - начал опять мямлить Костыль.

- Всё, умолкни! Баламут, рассказывай, - сказал Гарринча.

- Я сделал всё, как ты велел. Собрал местную мелкую шпану с велосипедами, показал им фоторобот Бирюка. Пообещал, что первому, кто его увидит и доложит мне, куплю скутер. Пацаны с утра до вечера непрерывно колесили по всем улочкам нашего култука. Но Бирюк каким-то образом средь бела дня прошел к дому Ганса никем не замеченный… - начал рассказывать Баламут.

- Вот, вот. Это… И напал на ментов... - влез Костыль.

- Заткнись, тебе говорю! Баламут, продолжай, - велел Гарринча.

- В засаде было пять архаровцев. Трое в рабочих спецовках копались в траншее возле ворот и двое в штатском в доме Ганса. Как только Бирюк вошел во двор, менты в робах перекрыли ему выход, а люди в штатском вышли из дома, причем, с оружием. Несмотря на это, Бюрюк напал на ментов первым. Устроил там такой махач, вы бы видели! Двоих в робах вырубил сразу, а третьему сломал ногу. Потом он сцепился с молодым из штатских. Молодой оказался из борзых, спец по единоборствам. Но и его Бирюк сбил с ног и захватил сзади шею. И он бы свернул молодому шею, если бы их старший не долбанул его рукояткой пистолета по затылку. Но и после этого штатским никак не удавалось заковать его в наручники. Тогда я говорю, Костылю, мол, надо помочь мужику. Костыль говорит, давай. Ну, я и снял штатских, выстрелив из рогатки им в головы стальными шариками, - рассказал Баламут.

- Ну, а потом? – спросил Гарринча.

- Потом мы перепрыгнули через забор во двор Ганса, где этот дебил вначале загасил битой мента со сломанной ногой, а потом и Бирюка вырубил, - ответил Баламут.

- Костя, будь ласков, объясни, зачем ты это сделал? - вкрадчиво спросил Гарринча.

- Шеф, так я, это… Испугался я. Вы только гляньте на его зверскую рожу. К этому Волчаре и к безоружному было страшно подходить… А тут он вынул из кобуры штатского пистолет. Стал бы он там разбираться… Да он бы положил там всех. Вот я его и… того… успокоил, и в наручники, - более-менее внятно ответил Костыль.

- Ладно, Костя, как говорится, победителей не судят. Сумел перехватить и доставить и, самое главное, хвоста за собой не привёл, молодец, - похвалил Костыля Гарринча.

Сволочь косоглазая, Гарринча! Ему бы заехать битой по башке, вот это было бы ладно. Пора «оживать», я задышал чаще и открыл глаза. Возле багажника стояли Гарринча в дорогом английском халате и Баламут с Костылём. А за их спинами в камуфляжной форме и вооруженные резиновыми дубинками - ещё трое парней, должно быть охранники.

- Шеф, он, того… Очухался. Наручники снять? – спросил Костыль.

- Наручники? Нет, наручники снимать не надо, давай сюда ключ, - сказал Гарринча Костылю и, уже обращаясь ко мне: - Извини, Бирюк, ничего личного. У руководства Конторы к тебе есть ряд вопросов.

Паскуда колченогая, иуда! Вот я нутром чуял, что Гарринче доверять нельзя. Значит, это всё же он пытался Бритву взорвать.

- Берегись, Гарринча, по лезвию бритвы ходишь, - сказал я ему, намекая на то, что мой друг Бритва по-прежнему на свободе.

- Ты даже не представляешь, насколько ты прав. Сам видишь, с какими «волкодавами» приходится дела делать, - ответил Гарринча и уже в сторону Баламута:

- Спокойно, Баламут, не дёргайся. Свою часть уговора я выполню – Ганса выпустят, а насчет него – я тебе ничего не обещал.

Вот оно как! Ганс влип в какую-то историю, а Баламут, оказывается, старался выручить его. Всё понятно, дружба - это святое, я вот тоже вписался в это дело из-за друга.

- Андрей, Петро, вынимайте «дорогого гостя» из багажника, поставьте на ноги. Алексей, обшмонай его - скомандовал Гарринча.

- Чисто, ничего нет, - сказал Алексей обшарив, мои карманы.

- Шеф, это… Вот, были у него в кармане… - сказал Костыль передавая Гарринче женские трусы.

- И зачем ты их забрал? – удивлённо спросил Гарринча, повертев трусы в руках.

- Я думал, это… Что-то важное. Не будет же сталкер просто так с собой женские трусы таскать, - на полном серьёзе ответил Костыль.

- А ну-ка, надень трусы себе на голову. Надень, надень. Ты молодец, Костя, теперь я вижу – это опознавательный знак для «своих», а пароль у «них»: «Трусы на дереве», - в тон ему сказал Гарринча. Охранники и Баламут, сдерживая смех, сдавленно захрюкали. Я, несмотря на всю серьёзность своего положения, тоже не сдержался – «прыснул» смешком. Костыль, смутившись, поспешно стянул со своей головы трусы и сунул их в карман моей куртки.

- Ладно, шутки в сторону. Андрей, Петро, ведите «гостя» в дом, прикуйте наручниками к батарее. Алексей, иди с ними, подстрахуй, а то, не равён час, взбрыкнёт.

Охранники, подхватив меня под локотки, отвели в просторный холл дома и, подбив мне ноги, поставили на колени лицом в угол. После чего расковали мне левую руку, а правую приковали к трубе, идущей к батарее. Как только парни убрали от меня свои руки, я развернулся и сел в угол на пол.

Один из охранников вернулся на улицу к Гарринче, а двое других отошли в противоположный угол холла и уселись там на стулья возле столика с разложенным «шеш-беш», но играть не стали, просто сидели и пялились в телевизор с приглушенным звуком. Минут пять ничего не происходило, потом завёлся мотор «жигуля» и взревел двигатель мотоцикла, и машина с мотоциклом куда-то укатили.

Через пятнадцать минут уже в деловом костюме обычной своей шкандыбающей походкой в холл вошел Гарринча. В руках он принёс две наплечных портупеи с пистолетами «Макаров». Охранники вскочили на ноги. Гарринча, молча, передал им портупеи, те стали неспешно их прилаживать. Потом Гарринча подошел ко мне, склонился надо мной и, делая вид, что осматривает мои наручники, незаметно сунул мне в руку какой-то небольшой металлический предмет. Я ощупал его. Ключ от наручников, вот дела!

- Жду тебя за первым поворотом дороги. Пацанов не покалечь, – тихо, почти одними губами, прошептал Гарринча,

Потом он вернулся к охранникам.

- Парни, слухай сюда. Алексея на мотоцикле я отправил вслед за Баламутом. Они отгонят «копейку» поближе к городу и сожгут её в каком-нибудь овраге. Потом Алексей отвезёт Баламута в страйк-клуб и вернётся сюда. Пока его не будет, в сторожке у ворот посидит Константин. Оружия я ему не даю, а то ещё натворит делов, дуболом. Вся ответственность на вас. С этого - глаз не спускать, одного не оставлять, наручники не снимать. Если начнёт бузить, можете навалять ему пи#дюлей, но только аккуратно, без фанатизму. По голове бить запрещаю. Я же поеду в город, разузнаю обстановку. Если всё будет более-менее тихо, часа через два-три пришлю за ним машину, иначе, посидит тут до утра. Всё, я уехал, - сказал Гарринча и, развернувшись, вышел из холла

На дворе тихо заурчал мотор «мерса» Гарринчи и машина укатила. Охранники, немного постояв, расселись возле «шеш-беш» и стали по очереди метать на доску кости и двигать шашки.

Итак, что делать - вроде ясно, Гарринча всем раздал чёткие инструкции. Я, значит, должен побузить, а мне за это пи#дюлей. Вообще-то, не хотелось бы, с меня на сегодня их и так предостаточно. Но делать нечего, кряхтя и тихо охая, я поднялся. Охранники, занятые игрой, только мельком глянули в мою сторону.

- Эй, служивые, мне бы в туалет по малой нужде, - обратился я к парням.

- Потерпишь. Скоро за тобой приедут, тогда и справишь свою нужду, - отозвался один из них.

- Парни, я серьёзно, очень надо, – выждав пару минут, снова обратился я. В ответ – ноль внимания.

Немного позвенев наручниками, я, повернувшись к охранникам спиной, отстегнул наручники от трубы. Держась рукой за трубу, и прикрывая руку телом, я стал притоптывать, изображая нетерпение.

- Фашисты, суки бендеровские, не могу я больше терпеть, - выдал я охранникам.

Последовали ухмылки и смешки, но игру парни не бросили. Ясно, словесными оскорблениями их не пронять, придётся оскорблять действием. Я, расстегнув левой рукой ширинку, стал отливать прямо в кадку с пластиковой пальмой, стоящей возле батареи. Услышав журчание, один из охранников обернулся ко мне.

- Андрей, ты посмотри, что эта паскуда делает! - обратился он к напарнику.

- Вломи ему хорошенько, Петро, - глянув в мою сторону, ответил тот.

Петро поднялся и, вынимая из петли на поясе резиновую дубинку, вразвалочку пошел ко мне. Не доходя до меня примерно метр, он сделал замах дубинкой, намереваясь врезать мне по плечу. Я сам шагнул к нему навстречу, левой рукой блокировал и отвёл удар дубинки, а кулаком правой руки, усиленным дужкой наручников, саданул ему в солнечное сплетение. Петро, ловя воздух ртом, стал медленно оседать. Прежде чем он успел опуститься на колени, я выхватил у него из кобуры пистолет, снял с предохранителя и нацелил на второго охранника. Тот, с поднятой над доской рукой, замер, видимо соображая, успеет ли он выбросить кости и выхватить из кобуры свой пистолет.

- Даже не думай, мне человека убить, что высморкаться. И с такой дистанции я не промахнусь. Просто положи кости на доску, и руки в гору, - сказал я, взводя курок. Паренёк, поколебавшись, повиновался.

Переступив через лежащего на полу Петро, я пересёк холл. Уперев ствол пистолета в лоб перепуганному парню, я вынул из его наплечной кобуры пистолет. Отступив на пару шагов, я дулом пистолета указал ему опуститься на пол и ползти к батарее в угол. Усевшись на его место, я сунул один пистолет в карман куртки, а второй положил на столик. Освободив свою правую руку от болтающихся на ней наручников и швырнув их через весь холл к ногам охранников, я скомандовал:

- Как там тебя, Андрей? Ну-ка, пристегни себя и своего дружка к батарее.

Парень, ошалело таращась на меня, не пошевелился.

- Не зли меня, два раза повторять не буду, – сказал я, подымаясь и беря со столика пистолет. Парень суетливо подобрал наручники, помог уже пришедшему в себя Петро подползти ближе к батарее и, перекинув наручники через трубу, пристегнул свою и напарника руки.

- Так, молодца. А ты нечего не забыл? Правильно, отстегни с ремня свой ключ от наручников и швырни мне. Вот и ладушки.

Ну, вот и всё, осталось «накостылять» Костылю, и можно заканчивать эти «голодные игры». Впрочем, Костыль может подождать, а вот съесть чего-нибудь не помешает. Я направился к двери, за которой, по моим предположениям, должна быть кухня. И точно, кухня с огромным двухдверным холодильником. Открыл одну дверцу и застыл. Чтоб я так жил, я сглотнул слюну! Чего тут только не было: водка «Хортица» и пиво разных сортов, балыковая нарезка и чищенные спинки тараньки в пластиковых упаковках, консервные банки с печенью трески и крабовым мясом. Посидеть бы, попить пивка, только вот рассиживаться времени совсем нет. Открыл вторую дверку. Сало, мясо, колбаса. Вот это подходяще. Ухватив палку копчёной колбасы, я закрыл дверцы холодильника.

Откусив прямо от палки кусок колбасы, я вышел в холл.

- Я так понимаю, парни, девочек сегодня в сауне нет? Ну, тогда я пошел, пока, - сказал я охранникам, прожевав колбасу.

Выйдя из дома и держа в левой руке пистолет, а в правой колбасу, я быстро пересек двор и вошёл в сторожку у ворот. Костыль, увидев меня, вначале опешил, вытаращив глаза, потом сошел с лица, стал белый как мел, потом зачем-то попытался вскочить с кресла. Я легонько треснул его по лбу палкой колбасы. Костыль рухнул в кресло.

- Куда ты собрался, сучёнок? Я тебя теперь, как Тузик грелку…– состроив злобно-садистскую рожу, начал я цедить сквозь зубы заготовленную для Костыля тираду угроз. Начал и осёкся - Костыль с бессмысленным выражением лица и отсутствующим взглядом, безвольно полусидел, полулежал в кресле. На его штанах, в районе ширинки, расплывалось тёмное пятно.

- Твою мать! Не уж-то окочурился?! – отложив на стол колбасу, я приложил пальцы к его шее. Фу-х, живой - славу богу, просто в обмороке. Извини, Гарринча, я лишь хотел его немного постращать. И треснул я его несильно, не собирался я его вырубать или калечить. Скорей всего, это он с переляку лишился чувств.

Хрен с ним, с Костылём. Очухается. Теперь осталось выяснить у Гарринчи, что это за кутерьма тут творится. Забрав палку колбасы, я вышел из двора через калитку сторожки.

 

 

10

 

Вечер в лесу краткий гость, на лес стремительно опускается ночь. В безоблачном небе зажигаются первые звёзды, и где-то там, над горизонтом, должна восходить молодая луна. Толку от неё, вкупе со звёздами, в ночном лесу будет мало, но всё же - хоть что-то, иначе была бы вообще темень – глаз выколи.

Не люблю я лес, в особенности, ночью. Это только волкам ночной лес – дом родной. А я, хоть и кличут меня Бирюк, одинокий дневной «волк» постурбанизма, то есть, заброшенных хуторов, оставленных ПГТ, руин покинутых городов, могильников и аномальных полей. Конечно, в отличие от лесов зоны, в этом лесу мне, вооружённому, опасаться совершенно некого и нечего. Тем более, что двигаюсь я не через бурелом, а по лесной дороге. И даже, если Гарринча где-то там за поворотом меня не ждёт, я сумею уйти достаточно далеко и, тем самым, оторваться от погони. То, что погоня, ночная или утренняя, будет, при любом отношении ко мне Гарринчи, я не сомневался.

А как я сам отношусь к Гарринче? Это, действительно, вопрос. Не знаю! За какие-то полчаса я поменял свое мнение о нём три раза. Одно ясно, Гарринча ведёт какую-то свою игру по своим, пока непонятным мне, правилам, и мне, хочешь - не хочешь, придётся в этой игре участвовать.

Впереди просвет - это грунтовка упирается в гравийную дорогу. Глянул налево, не обманул Гарринча, всего в каких-то двадцати метрах, на обочине дороги припаркован его «мерс». «Габариты» включены, в салоне горит свет. Сам Гарринча, стоя возле открытой дверцы, прикуривает сигарету. Я опустил пистолет и не торопясь пошел к машине. Услышав мои шаги, Гарринча повернулся в мою сторону. Как только я приблизился, Гарринча, невозмутимо глянув на пистолет в моей руке, выкинул недокуренную сигарету, приложил палец к своим губам и открыл заднюю дверцу машины, мол, молчи и полезай. Всё ясно, Гарринча по-прежнему возит в своей машине «жучки». Убрав пистолет в карман, я забрался в салон машины и тихо прикрыл за собой дверь. Гарринча уселся на водительское место, нарочито громко хлопнул дверцей, завел двигатель и стронул машину с места.

Едем. Выехали на бетонку. Спрашивается, а куда это мы, собственно, едем? Не в город же? В город мне ехать никак нельзя – опасно. Хотя, какого чёрта, где мне теперь не опасно? Ладно, в город так в город, надеюсь, Гарринча понимает, чем он рискует в случае чего.

Гарринча слегка повернул зеркало заднего вида, время от времени бросает на меня косые взгляды. Впрочем, какие, при его косоглазии, могут быть у него взгляды. Так что и не поймёшь, нервничает он или нет. Я вот лично нервничаю, а когда я нервничаю, мне всегда жрать хочется. Я достал из-за пазухи палку колбасы и принялся её грызть. Взгляд Гарринчи окосел ещё больше, он даже обернулся посмотреть. И что? Ну прихватил палку колбасы, что такого. Чай, не совсем чужие люди, сочтёмся.

Вот зараза! Еда всухомятку не прошла даром, на меня напала икота. Не самая страшная за последнее время напасть, но всё равно неприятно. Гарринча хмыкнул, полез в бардачок и достал для меня бутылочку минералки. Я запил, но икота не унималась, а стала даже громче. Гарринча недовольно скривился и включил музычку. Стараясь побороть икоту, я стал задерживать дыхание.

Так в борьбе с икотой мы и доехали до въезда в город. Тут мне стало не до икоты, на въезде был организован временный милицейский блокпост. Я вынул из карманов оба пистолета. Гарринча покрутил головой, показывая мне глазами, мол, не паникуй.

- Не ссы, Каштанка, я Дубровский, - сказал Гарринча вслух, сбрасывая скорость перед блокпостом. Что он этим хотел сказать? Фамилия у него и действительно Дубровский. И что? Может, он какой депутат, и его машина досмотру не подлежит? Или он анекдот какой вспомнил? Тогда причём тут Каштанка, когда должна быть Маруся? Или это шутка, намек на мой ник? Дошутится, гад, я снял пистолеты с предохранителей.

Гарринча оказался прав, я зря нервничал - ДПСник нетерпеливо махнул палкой, мол, проезжай, не задерживай. Менты проверяли только выезжающие машины, мы спокойно проехали блокпост. Кстати, икота прошла сама собой.

Пятнадцать минут езды по городу, и «мерс» остановился возле ночного супермаркета. Гарринча вынул из кармана связку ключей с брелком и указал на дом на противоположной стороне улицы. Понятно – ключи от квартиры в этом доме. Потом Гарринча показал мне брелок, слегка наклонив его. На брелке был изображен знак зодиака «Рак». Понятно, чего ж не понять – квартира номер 69. Я взял у него ключи. Убрав ключи и пистолеты в карманы куртки, я вышел из машины. Гарринча вышел вслед за мной и, поставив машину на сигнализацию и не сказав ни слова, направился в магазин. Что ж, ясно, накупит продуктов и тем самым обеспечит разумное объяснение цели своей остановки в данном месте. Я развернулся и не торопясь отправился гулять по ночным улочкам города - надо проверить, не прицепилась ли к нам при въезде в город наружка.

Пошатавшись минут сорок и не обнаружив за собой хвоста, я вернулся к дому, на который мне указал Гарринча. Набрал на домофоне цифру 69, никто не откликнулся и дверь мне не открыл. Вот и ладушки, сам открою. Приложив к домофону кодовый ключ, открыл дверь. Так, третий этаж, вот и квартира. Звонить смысла не имело, я и так понимал, что в квартире никого нет. Я открыл дверь своими ключами, вошел в прихожую и включил свет. Закрыв дверь, я обошел квартиру. Двухкомнатная квартира, сквозной проём – это хорошо, есть возможность для отхода через противоположный от входа в дом балкон. Правда, третий этаж, высоковато прыгать, но, даст бог, делать это не придётся. Судя по обстановке, квартира принадлежит женщине, но в прихожей есть большие тапки, а в ванной бритва и мужской халат. Вот и ладненько, можно принять ванну.

Едва я успел после ванной приготовить на кухне чай, как раздался звонок домофона. Положив пистолет в карман халата, я сходил в прихожую, посмотрел на монитор. Пришел Гарринча, он-то мне и нужен. Я впустил Гарринчу в подъезд и открыл входную дверь.

- Извини, тапков я тебе предложить не могу, были одни, и те уже заняты. Проходи на кухню так. Я как раз чай заварил, - сказал я, впуская Гарринчу.

- Так что происходит во вверенном Конторой тебе городе? - спросил я, разливая чай по чашкам.

- Если кратко, то тебя разыскивает Интерпол, - ответил Гарринча, принимая у меня чашку с чаем.

- А тебе-то что с того? У нас с тобой вроде шапочное знакомство, «здравствуй – до свидания», - сказал я.

- Тебя  разыскивают по тому же делу, что и Бритву, - ответил Гарринча.

- И что? – спросил я.

- А то, что Бритва мой друг. Я ему по гроб жизнью обязан. Ты посмотри на меня, я весь искалечен, но я жив. А жив я только потому, что после того, как меня изломала аномалия, это Бритва случайно нашел совсем не знакомого ему человека и на себе вытащил меня из зоны, - ответил Гарринча.

- Ладно, выкладывай всё по порядку. Будешь ещё чая? – спросил я.

- Нет, давай выпьем чего-нибудь покрепче. Достань из холодильника коньяк и лимон, - ответил Гарринча.

- С чего начинать? - спросил он, после того, как я разлил коньяк по фужерам.

- Начни с Ганса, - ответил я.

- Так, вот. Неделю назад, нет, чуть больше недели, ко мне в бар прибежал Баламут. Просил помощи – Ганса замели в ментовку. Я спросил: «За что»? Баламут начал мне гнать какую-то пургу, мол, к Гансу из Киева приехал на машине знакомый. Они вдвоем, прихватив резиновую лодку, ушли на рыбалку. В это время в машине где-то что-то коротнуло, и она загорелась. Баламут, как его сосед, заметил это, вызвал пожарных. Пожарные приехали быстро, но к их приезду салон машины уже выгорел полностью. Огонь пожарные потушили, бензобак не взорвался, но во время тушения рвались патроны. Поэтому на следующий день, когда Ганс вернулся с рыбалки, его забрали в ментовку, а машину со всем её содержимым со двора вывезли.

- Не люблю я Баламута, а вот Ганс мне нравится, - продолжил Гарринча, - Поэтому я позвонил кое-кому, навел справки. Оказалось, что Баламут не врёт, почти не врет. Машину вывезли потому, что в ней нашли сгоревшие останки разнообразной «шпионской» аппаратуры. Я так понимаю, это ты сам салон машины превратил в «мусоросжигатель»?

Я утвердительно кивнул.

- Вот, вот. Я так сразу о тебе и подумал, – сказал Гарринча, закусив коньяк лимончиком, - Кроме того в машине обнаружили трофейный «Люггер» и немецкие ордена и медали времён второй мировой войны. А Ганс с Баламутом – «чёрные копатели». Ну, я поприжал маленько Баламута, он мне про партизанскую тропу и рассказал. Короче, пока Ганс выводил тебя в зону, Баламут решил девчонку на машине покатать, но не на своей развалюхе, а на твоей. Машину он вскрыл, а салон возьми и полыхни сразу в нескольких местах.

Чёрт, вот вроде бы всё предусмотрел, всё рассчитал, а вот о таком даже и подумать не мог. Привык иметь дело с умными людьми и никакой «защиты от дурака» не предусмотрел.

- Баламут - он и есть Баламут. Кстати, это я его так окрестил. Так ты знаешь, он, несмотря на свою заносчивость и драчливость, легко эту кличку принял, по-моему, она ему даже нравится, - сказал Гарринча, как бы в ответ на мои мысли.

- Я заметил, ты своих людей по именам называешь, а этих двоих по кличкам, - сказал я.

- Ты это о Косте, Бирюк? Так Костыль - это не кличка, а прозвище, детское прозвище. Кличку надо заслужить. А уж плохая кличка будет или хорошая – это неважно, что заслужишь, то и будешь носить. И тех, кто кличку заслужил, я называю по кличке, - ответил Гарринча.

- А что там по Интерполу? – спросил я.

- Вот… Менты сработали оперативно. По номерам вычислили хозяина машины, а тот утверждает, что он намедни машину продал. Кому? А хрен его знает кому, во всяком случае, паспортные данные – откровенная фальшивка. Составили фоторобот покупателя и переслали его из Киева к нам. Вот тут-то он и попался на глаза Интерполу. Оказалось, что у них самих есть фоторобот, причём, весьма и весьма похожий на присланный. Вот полюбуйся, - Гарринча вынул из кармана пиджака и передал мне два сложенных вчетверо листочка. Я развернул листы и посмотрел, первый - «не фонтан», весьма расплывчатый, а вот второй вполне сносный для опознания.

- Сам понимаешь, с этого момента Ганса начали колоть по-полной, - продолжил Гарринча, - Уже не на угон машины, как до этого, а на похищении человека и, возможно, в его убийстве.

- А что Ганс? – спросил я.

- Ганс в фотороботах владельца машины признал, но это всё, что он признал, хотя прессовали его в КПЗ основательно. Продолжает твердить, что знакомый попросил оставить машину во дворе и показать рыбные места. Где тот сейчас рыбалит, Гансу неизвестно. Никаких немецких орденов и оружия он в глаза не видел. Что за аппаратура была в машине знакомого, он понятия не имеет. Тот ещё «ариец», из такого может выйти отличный сталкер, - ответил Гарринча.

- И что теперь с ним будет? – спросил я.

- А ничего, ровным счётом ничего. Завтра же адвокат вытащит его с нар под подписку о невыезде или под залог. Сегодня менты воочию видели живого и здорового владельца машины, даже имели возможность с ним пообщаться. Так что все обвинения против Ганса беспочвенны, и судебных перспектив дело против него не имеет. А вот Баламут засветился, его теперь придётся прятать. Посмотри в холодильнике, там должна быть ещё бутылка «Хортицы», – ответил Гарринча.

Пока я доставал водку, пока разливал её по рюмкам, Гарринча рассматривал листы с моим фотороботом.

- Понимаешь, когда мне принесли эти листы, и я узнал, что Интерпол тебя разыскивает по тому же делу, что и Бритву, я понял, что я сильно лоханулся. После нашей встречи я сильно струхнул – я подумал, что ты «призрак», и пришел ты из Конторы ко мне, если не по мою душу, то уж с проверкой точно. Поэтому, как только Бес доложил мне, что ты отозвался, и ты в зоне, я тут же отослал донесение в Контору, мол, объявился бывший «покойник», кличут Бирюк, ищет Бритву, ушел в зону. Я не удивился, что практически сразу получил из Конторы директиву: «При выходе Бирюка из зоны – задержать, а при невозможности – ликвидировать». Слыханное ли дело – охотиться на «призрака»! Подумал, пудрят мне мозги, проверку я прошёл, а «призрака» выведут из зоны по другим каналам. Я успокоился, а тут приносят мне твой фоторобот, представляешь моё состояние – подвёл друга, возьмут тебя, могут выйти и на Бритву, - поведал мне Гарринча. Я кивнул и снова разлил водку по рюмкам. Видать у человека наболело, пусть выскажется.

- А тут Интерпол развил бурную деятельность: пригнали во двор Ганса машину – та же марка, тот же цвет, что и у тебя, накрыли её брезентом, переодетые менты роют траншею, а в доме Ганса засада. Но и у меня были развязаны руки, директива из Конторы получена – для твоей «поимки» я мог задействовать все имеющиеся у меня средства и ресурсы. Я организовал дозоры в местах твоего возможного выхода с болот, Баламут привлёк к твоим поискам мелкую шпану на велосипедах, а к самому Баламуту я приставил для контроля Костю, он, конечно, туповат, но исполнителен. Наконец, подготовил эту квартиру – отправил свою подругу в круиз по Средиземному морю.

- Гарринча, скажи, а Румын тоже был в дозоре? – спросил я, вспомнив о женских трусиках в кармане своей куртки.

- Румын? Ромка, что ли? Да, был, а что? – спросил Гарринча.

- Нет, ничего. Видел его на речке, - ответил я, не сумев скрыть усмешки.

Гарринча нахмурился, подозрительно уставившись на меня, замолчал. Вдруг лицо его расплылось в улыбке:

- Трусы, вот откуда у тебя женские трусы! Видать Роман был в дозоре не один, а на пару с девушкой. А ты не удержался, спёр что плохо лежало! Сталкер, одним словом! – заржал Гарринча. Я расхохотался вслед за ним. Выпитая водка давала о себе знать, наступил расслабон.

- Скажешь тоже, сталкер! Просто спорадический приступ клептомании. Но я раскаиваюсь и готов вернуть, просто не знаю как. Может, поможешь? – спросил я. Гарринча зафыркал вслед за мной.

- Нет, уж, избавляйся от них сам, фетишист, если, конечно, сможешь! И смотри, не вздумай случайно их где-нибудь здесь «забыть». Люська моя давно на меня из ревности когти точит, а уж за чужие женские трусы она мне глаза точно выцарапает, – выдал Гарринча, и мы оба закатились безудержным смехом.

- Слушай, а как ты теперь собираешься оправдываться перед Конторой? – спросил я, после того, как мы отсмеялись.

- А у меня теперь всё в ажуре. Я сделал всё в соответствии с директивой из Конторы. И был очень близок к успеху. У меня теперь есть Костик, «Герой», сумевший отбить тебя у ментов и вывезти за город. У меня есть свидетель и его подельник – Баламут. Наконец, у меня есть два «козла отпущения», два «разгильдяя», Андрей и Петро, упустивших тебя. А то, что ты ушел – ничего удивительного, попробуй, удержи такого «волчару». Конторским надо было самим быстрее «репу» чесать, не рассчитывать на желторотых пацанов, а прислать «охотников за головами», - резонно ответил Гарринча.

Лимон кончился, я полез в холодильник, нашел сыр и маринованные огурцы, порезал их, разложил по тарелочкам и поставил на стол.

- Дуракам везёт, - сказал Гарринча, разливая водку по рюмкам, - Представляешь, этот обалдуй, Костик, после нападения на ментов, не только разъезжал по городу с человеком в наручниках в багажнике, он ещё и ментовское табельное оружие прихватил. И никто его не остановил, не проверил.

Я потрогал затылок, шишка ещё болела.

- И всё же, несмотря ни на что, я должен быть признателен этому твоему Костику – один из этих пистолетов я лапал. А теперь у Интерпола по-прежнему, кроме фоторобота, на меня ничего нет. Ни фотографий в паспорте, ни отпечатков пальцев. Свою машину я сжег сам, а ты сжёг машину Баламута - значит, и никаких биологических следов от меня не осталось, ни запахов, ни потожировых, - сказал я.

- Паспорта нет – не беда, «ти ж на украiнськiй мовi розмовляеш»? Для начала «зробiмо» тебе справку «Кримского беженца», а потом с помощью Правого сектора переправим тебя во Львов, там «инши» документы и выправим, - сказал Гарринча.

- На автовокзале в автоматической камере хранения лежит пакет с моими Литовскими паспортом, правами и другими мелочами, - сказал я.

- Отлично! Напишешь номер ячейки и код, я пошлю за пакетом кого-нибудь из своих ребят. Тогда меняем план, слушай. Из Одессы один раз в две недели в ресторан приходит фургон-рефрижератор. Привозит он деликатесы: живых улиток, креветок, устриц и прочее. Но это только прикрытие. В фургоне оборудован тайник для вывоза артефактов зоны. Тайник довольно большой, человек в нём спокойно разместится, правда, в нём довольно холодно. Так вот, ближайший рейс через пять дней. Оденешь термобельё с электроподогревом, и мы тебя переправим в Одессу. Оттуда в Кишинев через Приднестровье. На границе купим соответствующие отметки задним числом, и получится, что ты на Украине был лишь проездом, и ни в какой город Иванков физически заехать не мог. Тогда Интерпол пусть хоть подотрётся твоим фотороботом, - выдал Гарринча.

- Хорошо, брат, на том и порешим, - сказал я, разливая остатки водки по рюмкам.

 

 

11

 

Кишинев, аэропорт. Стою в очереди на регистрацию. До Подгорицы из Кишинёва самолётом можно добраться через Рим, либо через Белгород с пересадкой в Будапеште. Рим меня не устраивал, во-первых, из-за расписания – почти сутки пришлось бы околачиваться в аэропорту, а во-вторых, памятуя прошлую встречу с Ватиканскими спецагентами, в Италию мне соваться вообще не хотелось. Я выбрал Будапешт. Как там пелось в одной замечательной песенке? Что-то, типа: «Глупцы героев строят, бросаются вперёд, нормальные герои всегда идут в обход». Да и по времени выходит почти одно и то же, ну, может, чуть больше.

Очередь движется крайне медленно. Флегматичного вида пожилой усатый пограничник молча принимает паспорта у пассажиров и, меланхолично полистав их и мельком сверив фото с оригиналом, ставит в паспорт штемпель. Сначала я подумал, что ему просто нравится мариновать людей в очереди или ему вообще на них наплевать, но потом я понял – сдерживая очередь, он разумно регулирует количество людей, ожидающих прохода через рамку металлодетектора.

Вот, наконец, подошла и моя очередь, я подал свой паспорт. В чём дело? Меланхолия слетела с лица пограничника. Бросая на меня косые взгляды, он защелкал по клавиатуре своего компьютера. Потом он пододвинул ко мне сканер отпечатков пальцев. Без тени волнения я приложил ладонь правой руки к сканеру. А что мне волноваться? Мой биометрический загранпаспорт самый что ни на есть настоящий, выданный, кстати, на основании моего гражданского паспорта. Тот, в свою очередь, тоже настоящий, выданный взамен утраченному при пожаре в «паспортном столе», во время обмена советских паспортов на литовские. Не знаю, имел ли непосредственное отношение к тому пожару мой тогдашний куратор Мозес Зданевичус по кличке Моисей или вовремя подсуетился, но в результате я, исконный славянин, стал гражданином Литвы по имени Ицхокас Вейденбаумс. Реальный Ицхокас за полгода до того погиб, получив смертельное ранение во время перестрелки контрабандистов с польскими пограничниками, и похоронен где-то в безымянной могиле на польской земле. На момент выдачи паспорта я был уже круглым сиротой, мои «названные» родители, переехавшие на «землю обетованную», к тому моменту, в результате нападения арабов на Израильское поселение в секторе Газа, тоже погибли. Так что засвидетельствовать моё литовское происхождение в паспортном столе пришлось двум свидетелям: раввину Клайпедской синагоги и моему «крёстному отцу», уважаемому бизнесмену и меценату Мозесу Зданевичусу.

Время идет, очередь за мной начинает тихо роптать, а толчея у металлодетектора полностью рассосалась. Удивлённый отсутствием людей в пункте досмотра, молодой парень в таможенной форме, отделившись от группы таможенниц, подошел к пограничнику. Таможенник глянул на меня, потом посмотрел из-за спины пограничника на его монитор, после чего он весь как-то подобрался, как «сеттер, принявший охотничью стойку», глаза его округлились и заблестели, он стал что-то тихо нашёптывать на ухо пограничнику. Интересно, чего он углядел в мониторе?

Чего-чего? Не иначе Интерпол решился-таки выложить в розыск мой фоторобот, мои фальшивые паспортные данные из договора купли-продажи «жигулёнка» и описание моих «подвигов». Что ж, сильный «ход конём», рассчитанный, впрочем, не на сегодня, а на перспективу. Любое обращение к базам Интерпола фиксируется, и с этого момента я автоматически попадаю под их контроль. Но сейчас Интерпол мне, кроме сходства с фотороботом, ничего предъявить не может. В моём ллитовском паспорте нет отметок о пересечении Российских границ, следовательно, эпизод с нападением на «итальянских туристов» ко мне пока привязать не удастся. События в Украинском Иванкове тоже ложатся мимо – согласно пограничным отметкам в паспорте я в это время находился на территории Приднестровской республики.

Таможенник что-то тихо втолковывал пограничнику, но тот отнекивался и отрицательно качал головой. Наконец он пожал плечами, щелкнул отметку в моём паспорте, но паспорт передал не мне, а таможеннику. Тот нагло ухмыльнувшись мне в лицо, указал на рамку металлодетектора. Молодо-зелено, надеется оказаться умнее старого и умудрённого опытом пограничника, хочет подловить меня не на паспорте, а на чём-то другом.

Я прошел к рамке, сложил в лоток свои дорожную сумку, портмоне, наручные часы и то немногое, что было в карманах куртки. Поставив лоток на транспортер рентген-камеры, спокойно прошел рамку. Забрав свои вещи на выходе камеры, глянул на таможенника. Я надеялся увидеть разочарование на его лице, но он по-прежнему хищно ухмылялся. Таможенник, не выпуская из своей руки мой паспорт, указал мне ею на комнату личного досмотра. Я невольно прыснул от смеха, на секунду представив его удивлённое лицо при обыске карманов моей куртки, в случае, если бы я не избавился от женских трусов. Жаль, что избавился, больше ничего другого, хоть как-то отдалённо смахивающего на контрабанду, у меня в карманах не было.

В ответ на мой смешок, таможенник, зло сверкнув глазами, открыл передо мной дверь и сделал приглашающий жест, мол, прошу. Я прошел в дверь. Небольшая комната, стол с креслом и несколько стульев у стены. Я остановился перед столом. Таможенник, вошедший следом за мной, взял один из стульев и поставил его перед столом. Указав мне на стул, сам он обошел стол и уселся в кресло. Странный способ досмотра, он что, решил меня разговорами уболтать на предмет предполагаемой контрабанды? Я сел на предложенный мне стул. Таможенник достал из стола бумажный бланк и ручку, развернув мой паспорт и приготовившись писать, задал свой первый вопрос:

- Кум вэ нумиць? – спросил он меня на молдавском. «Нумиць»? По-моему, он спрашивает, как меня зовут. Ответить или как? Один сезон я отходил в зоне с напарником молдаванином, так что собрать конструкцию типа: «С новым годом, пошел на фиг», я был в состоянии, но поощрять махровый национализм мне совершенно не хотелось.

- Здравствуйте, - ответил я по-русски, тем самым предлагая возможный язык дальнейшего общения.

- What is your name? – таможенник повторил свой вопрос на этот раз на английском.

О, как! Русский мы не знаем или не хотим на нём общаться. Ну, извините, тогда так:

- Atvainojiet, es jūs nesaprotu, - ответил я, мол, простите, я вас не понимаю, причём  из вредности ответил не на литовском, а на латышском языке. А что? Я ещё могу выдать с пяток фраз на эстонском и даже на финском. Не хочет говорить по-русски – пусть ищет переводчика, а найдет, тогда я и перейду на литовский язык.

Таможенник, листая мой паспорт и не глядя на меня, молчал. Я его тоже не торопил - не улечу на этом рейсе, улечу на другом. У парня большие полномочия, но в средствах он ограничен – только законные. Очевидно, он ищет, но не находит законного способа моего задержания. Закинув ногу на ногу, я терпеливо жду.

- Как вас зовут? – наконец-то таможенник выдал на чистом русском, даже без акцента, при этом хищная ухмылка сползла с его лица. Понятное дело, первое поражение, пусть и маленькое, кому ж будет приятно.

- Ицхокас Вейденбаумс, - ответил я. Таможенник внёс моё имя в протокольную часть бланка. Ну-ну, пиши. Таможенник задал ещё рад вопросов, наверно, в надежде, подловить меня на незнании собственного паспорта. Я спокойно и обстоятельно отвечал на его вопросы.

- Господин Вейденбаумс, согласно отметкам в вашем паспорте, за короткое время вы пересекли почти пол Европы, нигде особо не задерживаясь, но провели две недели в Приднестровье. Не могли бы вы пояснить цель вашей поездки? - таможенник, наконец, задал стоящий вопрос.

Каков наглец, он что, решил крутить меня на предмет шпионажа или будет оспаривать пограничные отметки! Захотелось ответить: «А какое, собственно, ваше собачье дело»? - но начинать разговор со скандала, конечно же, не следовало.

- Да ради бога, отчего не могу, конечно, могу. Я посетил Бессарабию с целью сбора материала, - начал импровизировать я. Произнося фразы, я нарочито растягивал их на прибалтийский манер.

- Какого материала? - напрягся таможенник.

- Материала? Для книги. Ведете ли, я решил написать книгу о бессарабском периоде в жизни Пушкина. О его путешествии из Кишинёва в Одессу и Измаил. Свой вояж я предпринял с целью собрать воспоминания очевидцев, преданий старины глубокой, так сказать, ну и личных впечатлений, конечно, - ответил я.

- И что, удалось собрать воспоминания очевидцев? – насмешливо спросил таможенник.

- К сожалению, нет. Тоже и с преданьями. Зато личных впечатлений - воз и маленькая тележка, - с серьёзным видом ответил я.

- И какие города и веси вы посетили? – спросил таможенник, не забывая записывать мои ответы в бланк.

- Помните, как у Пушкина: «Цыганы шумною толпою по Бессарабии кочуют». Вот и я вживался в натуру, путешествовал с цыганским табором. Поэтому, где мы кочевали, где мы останавливались – помню весьма и весьма смутно. Захардабурдился, знаете ли, немного, заменжувался, - ответил я.

- Хорошо, но впечатления-то вы помните? - спросил таможенник.

- О, впечатлений масса! Быт, традиции, один фольклор чего стоит:

 

Ай да шатрица рогожитко,

Андэ шатрица чай бидытко,

Ай ту тэрнори, да не ломайся,

Сыр пхэнава дуй лава, собирайся.

 

Ай да-ну, да-ну, да-ной,

Ай да-ну, да-ной…

 

- Ой, простите, ради бога, увлёкся, - делано засмущался я, перестав трясти плечами и выделывать руками воображаемым бубном выкрутасы.

Таможенник, обескураженный тем, что над ним откровенно издеваются, напряжённо молчал.

- Скажите, господин Вейденбаумс, а почему у вас так мало личных вещей: полотенце, запасная пара носков, бритва, зубная щётка, паста, часы и всё? - наконец спросил он.

Пошутить что ли? Сделать заявление, мол, к полотенцу я никакого отношения не имею – это провокация, должно быть, горничная в гостинице мне его в сумку подсунула. Хотя, нет, не стоит, не надо давать повода. А то ведь прицепится, опять начнёт выспрашивать, что за гостиница, в каком городе и так далее.

- А я лёгкий на подъём человек, вот и путешествую налегке. А если вы насчёт «Ролекса», то эти часы я купил в Одессе на малой Арнаутской за смешные деньги, думаю - это контрафакт, поэтому и не стал вносить их в таможенную декларацию.

- А как насчёт фотоаппарата или мобильного телефона? Редко встретишь «путешественника», у которого нет ни того, ни другого, - сказал таможенник.

- Таки был у меня айфон, но цыганёнок хозяина кибитки его у меня выцыганил. А что? Думаю, лучше самому отдарить, нежели украдёт, не так жалко будет, - не моргнув глазом, сочинял я.

- Допустим, вы две недели путешествовали с табором по Пушкинским местам, как вы утверждаете, по Бессарабии, а в Кишинёве вы пробыли меньше суток, хотя Пушкин проживал в Кишинёве довольно продолжительное время. Почему так? – спросил таможенник.

- Вот, именно по этому. Имеется масса мемуаров современников Пушкина о его пребывании в Кишинёве. Тут мало что можно добавить, - ответил я.

- Позвольте спросить, и всё-таки, откуда у вас такой интерес к Пушкину, он ведь вроде русский, а не литовский поэт? – спросил таможенник.

- А корни, исторические корни у него, откуда? – с вызовом спросил я.

- Неужто литовские?! А я слышал, что предок его был из палестинских арабов, - с усмешкой выдал таможенник.

- Ложь, наглая ложь! Пушкин – был гением, а это потому, что предок его действительно был из палестинских, но не арабов, а иудеев! Я ещё напишу об этом книгу! – с горячностью воскликнул я.

- Э… Судя по имени, у вас с Пушкином одинаковые корни, - глупо пошутил таможенник. А вот это он зря, на этом можно сыграть.

- Вначале я думал, что причина этого разговора – банальная шпиономания, на почве сомнительного сходства моего «фэйса» с чьим-то, даже не фото, а фотороботом. А теперь вижу, юдофобия - это единственная причина моего задержания и этого унизительного допроса. Имейте в виду, этот случай вопиющего антисемитизма без последствий я не оставлю, - немного посопев носом, с напускным негодованием воскликнул я.

- Откуда вы знаете о фотороботе? – спросил насторожившийся таможенник.

- Простая дедукция, это же элементарно, «Ватсон». Пограничник вначале задёргался, а потом остыл, таки поставил штамп в паспорт. Спрашивается, а почему? Да потому, что умный, - наглея, ответил я.

Таможенник весь побагровел от злости, еле сдерживаясь, он подсунул мне протокол:

- Напишите: «С моих слов записано верно», подпись и число.

Взяв протокол и пробежав его глазами, я небрежно швырнул его на стол.

- Молодой человек, я расцениваю эту бумажку, как очередную циничную насмешку над собой. Вы предлагаете мне подписать официальную бумагу, написанную на русском языке? - возмутился я.

- Но мы же разговаривали с вами на русском языке, и вы прекрасно говорите по-русски, - изумился таможенник.

- Вы тоже. Но разговаривать – это одно, а бумага – это другое. Да любой мало-мальски уважающий себя литовский адвокат, а не литовских адвокатов у нас просто не бывает, не станет после этого меня защищать. Не знаю, как у вас, а у нас в стране только один государственный язык – литовский. У нас даже собаки лают не так, как России, не «гав-гав», а «гавс-гавс», - с напускным гневом отверг я нелояльное по отношению к стране моего гражданства предложение таможенника.

- Вы хотите, чтобы вам был сделан перевод? - спросил он, глянув на свои наручные часы, - Но тогда вы, однозначно, не успеете на рейс.

Таможенник, блефует, однако. Это у него цейтнот, а не у меня.

- Разумеется, хочу. И встречу с литовским консулом. А уж потом всё, что угодно. Образец почерка, слепки зубов, да хоть тест на беременность, но в присутствии адвоката! - выдал я.

- Счастливого полёта, - неприязненно глядя на меня, сказал таможенник и, вложив билет в мой паспорт, пододвинул его ко мне.

- Мулцумеск, - сдержанно поблагодарил я таможенника по-молдавски.

 

 

12

 

Молитва, ставшая девизом общества «Анонимные алкоголики», звучит примерно так: «Господи! Дай мне силы изменить то, что изменить можно, дай мне терпение принять то, что изменить нельзя, и дай мне мудрость, отличить одно от другого».

Хорошо им, алкоголикам, а в особенности «анонимным». Они хотя бы могут надеяться на дружескую помощь своего небесного куратора. Мне же надеяться было совершенно не на кого. Мало того, мой куратор и друг сам нуждался в моей помощи. И сейчас, пересматривая во второй раз запись камеры видеонаблюдения из моей квартиры, я могу, так сказать, «задним умом» оценить свои поступки за последние сутки на предмет потраченных сил, переизбыток терпения или недостаток мудрости.

Итак, что я мог изменить, а что нет? Я засветился перед Интерполом – это я изменить уже не мог. Кроме того, бронируя авиабилеты до Подгорицы, я засветил свой конечный пункт прибытия и, тем самым, свою официальную квартиру. И судя по времени на записи камеры видеонаблюдения, мой самолёт ещё только шёл на посадку в аэропорту Будапешта, а двое парней в масках-балаклавах уже вскрыли мою квартиру, наскоро, но деликатно, её обшмонали и наставили жучков и камер во всех комнатах. Просматривая запись в первый раз, я удивился поспешности, с которой парни ретировались из квартиры, наткнувшись на камеру, установленную мной. Теперь-то я понимаю, эти парни – это самостоятельная команда ватиканской разведки. Они просто решили, что наткнулись на камеру, установленную их «коллегами» из Интерпола. Интересно, знала ли Марина о двойном видеонаблюдении? Если она не из Интерпола, то должна была знать. Тогда для неё видеозапись благо – отчёт писать не надо. Есть и ещё одно если – если я сам страдаю шизофренией, то Марина вообще ни при чём. Если, если, одни если!

Впервые с Мариной я столкнулся в аэропорту Будапешта. Вернее, эта дамочка, мчавшись, как угорелая, на регистрацию, сама налетела на меня, при этом её дамская чёрная сумочка выпала у неё из рук, и по полу раскатились многочисленные женские мелочи. Даже не глянув на меня, она зло бросила в мою сторону фразу на русском, мол, «Мудила, смотри куда прёшь»! Отставив свой дорожный чемодан, она принялась быстро подбирать свои вещи. Я поднял с пола пару вещиц и, извиняясь в своей «неуклюжести», передал ей тушь для ресниц и упаковку, судя по переплетённым значкам Марса и Венеры, контрацептивов. Дамочка, вполне натурально смутившись, то ли моего знания русского языка, то ли упаковки, быстро забрала у меня свои вещи, сунув их в сумочку и, подхватив свой чемодан, быстро укатила прочь. Сцена, если это была сцена, случайного знакомства, чтобы я её запомнил и при этом ни в чём не заподозрил, была разыграна психологически тонко. Конечно, я её запомнил: дамочка выглядит лет на двадцать восемь, хотя реально ей наверно лет уже тридцать пять. Коротко стриженная невысокая брюнетка с точёной фигуркой. Не сказал бы, что красавица, во всяком случае, миловидная, с каким-то шармом Лейзи Минелли. Маленькие почти без мочек ушки со скромными, но, без сомнений, брюликами. Золотое колечко с камнем побольше на безымянном пальце левой руки. Тонкий аромат дорогих духов. Строгий темно-вишнёвый деловой костюм, состоящий из пиджака и юбки «карандаш» выше колен, странным образом не скрывал, а подчёркивал выдающиеся части её фигуры. Стройные загорелые ноги в чёрных туфлях на высоком каблуке. Короче говоря – обеспеченная, самодовольная «стерва», берущая от жизни всё, что ей захочется. И, разумеется, я тогда её ни в чём не заподозрил, мне было не до неё – совершая провокационные «манёвры», я проверялся на предмет «хвоста».

Обнаружив за собой слежку, я несколько успокоился и больше не обращал внимания на окружавших меня людей. Было очевидно, что меня теперь будут вести, передавая с рук на руки, до самой Подгорицы, и никаких осложнений ни с границей, ни с таможней в аэропортах у меня больше не будет. И я был сильно удивлён, увидев знакомую фигурку, дефилирующую в сторону туалета по салону самолёта рейса Будапешт-Белград. На обратной дороге дамочка, увидев меня, слегка улыбнулась.

Видел я её и на посадке на рейс Белград-Подгорица. И уж совсем не удивился, когда она после взлёта, премило улыбаясь, попросила моего соседа, пожилого серба, поменяться с ней местами, мол, хочется поболтать на родном языке с соотечественником. Разумеется, тот ей не отказал, кто ж откажет такой, я же говорю - «стерва».

«Нет, я за вами не слежу, хотя видеть раз за разом такую восхитительную попутчицу – одно удовольствие... Нет, в Будапеште я был проездом, направляюсь домой в Черногорию… Сутоморе – прекрасный курорт… Нет, я направляюсь не туда, я живу в Подгорице... Разрешите представиться - Ицхокас Вейденбаумс… Для друзей и прелестных женщин – просто Изя… Я уроженец Литвы... У вас очаровательные яхонтовые глаза…».

«Ваша лесть вгоняет меня в краску… Марина Акулова… Уроженка Украины. Сейчас живу в Будапеште… У меня небольшой туристический бизнес… Направляюсь в Сутоморе… Решила взять в лизинг небольшой готель».

«Я в прошлом коммивояжер, торговля артефактами... Отошел от дел по причине получения крупного наследства… Ныне – бонвиван и начинающий литератор… Нет, пока у меня нет опубликованных книг, веду переговоры с издателем… О чём пишу? Это пока секрет - боюсь сглазить».

И так далее и тому подобное. Разговор вроде бы ни о чём, обычный трёп попутчиков: комплементы женщине, кокетливые возражения и наводящие вопросы с её стороны. Короче: бла, бла, бла. Только вот, когда много болтаешь, сложно не сболтнуть чего-нибудь лишнего, за что противник мог бы зацепиться. А я почти не сомневался, что рядом со мной противник, серьёзный противник. Вот Марина задала очередной свой вопрос. Ну, тут, пожалуй, ничего опасного, обычное женское любопытство.

«Артефакты? Я торговал старинными китайскими картинами и фарфором… Нет, это на любителя… Я лично никогда не понимал, за что же коллекционеры платят такие деньжищи… Нет, почти ничего... Себе я оставил только пару вещиц, миниатюру на шёлке и склеенную фарфоровую вазу времён династии Мин».

«Династии Мин, это же какой век… Пятнадцатый! Я слышала, что даже разбитая и склеенная старинная китайская ваза – это целое состояние… Как бы я хотела увидеть это чудо… Жаль, не получится».

А вот и момент выбора. Марина явно напрашивалась на приглашение ко мне в гости. Ей зачем-то нужно было попасть в мою квартиру. Я тогда думал, может, наставить жучков (я тогда не знал, что жучки уже наставили) или проверить мою легенду о торговце артефактами? Жучки меня нисколько не страшили, моя официальная квартира – это муляж, я вообще не собирался в ней появляться. Мой «антиквариат» тоже не вызывал опасений. Обе вещицы – искусные подделки, китайцы - большие мастера на такие штуки. Шёлк у миниатюры взаправду настоящий, пятнадцатого века, и красители старые, правда, искусственные, анилиновые, середины девятнадцатого века, но без хроматографа это не проверить. А с вазой и того лучше – донышко с фирменным клеймом и ещё несколько осколков действительно от вазы времён династии Мин, а остальной «новодел» не каждый эксперт на глаз отличит. Так что, выбор был - можно было зазвать Марину в гости или уклониться под каким-нибудь предлогом от посещения моей квартиры. Я выбрал первое.

«Почему не получится? Я приглашаю вас в гости… Ерунда, электрички из Подгорицы до Сутоморе отходят каждый час».

Полчаса уговоров и жеманных отказов, типа: «Домой? К малознакомому мужчине? Как-то неудобно… Никаких приставаний, честно?», и Марина, наконец-то, согласилась задержаться на часок, чтобы взглянуть на мой «антиквариат».

Самолёт в Подгорицу прибыл по расписанию. Дождавшись, когда Марина получит свой чемодан, кликнул такси. Назвал таксисту адрес главпочтамта. Марина никак на это не отреагировала (либо железная выдержка, либо на самом деле не знала моего адреса). У главпочтамта, извинился, мол, надо заскочить на почту, жду письма от своего куратора, литературного агента.

Выйдя из такси, направился к зданию почты. На пороге, украдкой оглянувшись, заметил, что из машины, которая остановилась вслед за такси, выскочил молодой парень и чуть ли ни бегом направился вслед за мной. «Наружка», «хвост»? Странно, а Марина тогда кто? Или её подстраховывают?

На почте было немноголюдно. Встал в очередь к окошечку выдачи корреспонденции. Парень, что зашел вслед за мной, и пристроился сзади меня. Нервничает паренёк, весь извертелся, буквально дышит мне в затылок. Похоже, Интерпол прошляпил вариант с почтой, небось, перелопатили кучу соцсетей и почтовых сервисов, а об обычной почте до востребования на моё имя не додумались.

Дождавшись свой очереди, подал в окошечко свой паспорт. Есть, есть для меня письмо! Значит, я не ошибся – Андрей на свободе, и он прислал мне весточку. Сунув письмо в карман куртки, направился к выходу – как там у Высоцкого: «я не люблю, когда читают письма, заглядывая мне через плечо».

Извинившись перед Мариной за задержку, пообещал компенсировать ожидание шикарным презентом. На вопрос Марины о книге, похвастался, что от издательства получено подтверждение о публикации в ближайшее время моей книги. Тронулись дальше. Недалеко от своего дома попросил водителя сделать остановку возле цветочного магазина. Пока флористка составляла роскошный букет, достал из кармана куртки письмо. Отправлено из Москвы, адрес и имя отправителя мне ничего не говорили. Вскрыл конверт. В конверте ни письма, ни записки, только фотка мужика средних лет в рыбацком костюме на лодке и бумажная обёртка от безопасного лезвия. С обёрткой понятно – вместо подписи, письмо от Бритвы. Стал рассматривать лицо на фотографии. Знакомое лицо, где-то я его видел. Вспомнил! Это же кореш Андрея, Николай из Красновишерска, который помогал нам в заповеднике избавиться от джипа. Вот теперь всё ясно. Андрей добрался до Пермского края. Чтобы найти его, мне надо попасть в Красновишерск и отыскать там Николая. Возможно в Московском адресе улица и номер дома – это подсказка. Конверт с фотокарточкой убрал в карман, избавлюсь от них позже, когда за мной не будет вестись наблюдение – парень, что заходил вслед за мной на почту, заглядывая в окна, крутился подле магазина. Расплатившись за букет, вышел из магазина и, не обращая внимания на слежку, направился к такси. Странные эти существа, женщины, казалось бы, всё у неё есть, что ей ещё надо, к тому же она «на работе», а цветам радуется, как девочка.

Ну ладно, всё это лирика, просто поток воспоминаний. Повторный просмотр записи опять ничего не дал. Марина, находясь в моей квартире, когда я отлучался из гостиной, по карманам, ящикам и шкафам не шарила, никаких жучков не расставляла. Надо признать, что к Интерполу она никакого отношения не имеет. Не подвела под статью об изнасиловании. Не споила клофелином - я сам под утро заснул от усталости. Не придушила, под конец, спящего своим бюстгальтером и не сдала меня тёпленького спецслужбам. Если она не поступила со своим костюмом так же, как Моника Левински со своим платьем, то и к Ватиканской разведке она никакого отношения не имеет. Получается, её действительно интересовал только секс, а я законченный псих.

Левински, Левински? Пожалуй, можно пересмотреть запись на предмет использования костюма ещё раз. Вот мы зашли в квартиру. Пока Марина с восхищением рассматривала мой «антиквариат», я соорудил на журнальном столике небольшой фуршет из шоколада, консервированных ананасов и шампанского.

Для начала выпили за искусство эпохи династии Мин, потом за успех Марининых начинаний в Черногории, потом за мои успехи на литературном поприще. Затем я спохватился, что вначале надо было выпить за знакомство, за которое я предложил выпить на брудершафт. Марина, заливисто смеясь, согласилась. После продолжительного поцелуя она, призывно улыбаясь, расстегнула полы своего пиджака. Пиджак был надет поверх чёрного ажурного бюстгальтера. Я потянулся к Марине, но она отстранила меня и спросила, не найдется ли у меня полотенца для душа.

Полотенце у меня нашлось. В свое время я приложил немало усилий, чтобы эта квартира выглядела жилой. На кухне полный комплект бытовых приборов от микроволновки до соковыжималки. Посуда, вилки ложки – само собой. В прихожей в шкафу-купе плащи, зонт, ботинки. В спальне два комплекта белья. В ванной: электробритва, зубные щётка и паста, гели и шампуни. На сушилке стираные носки, а в корзине для грязного белья ношенные рубашки и пижама. Конечно, я готовился, хотя и не рассчитывал, что всё это когда-нибудь мне может пригодиться.

Так, вот Марина, завернувшись в полотенце, вышла из ванной. Дальше стриптиз, переходящий в домашнее порно. Что за женщина, что вытворяет! Моё участие - это роль второго плана. Перемотаем немного. Так, вот мы, кувыркаясь на паласе, уронили журнальный столик, один из фужеров разбился, и я слегка порезал руку. Вот Марина достала из своей сумочки бинт и пластырь, остановив кровотечение бинтом, заклеила ранку. Вот Марина продолжила моё лечение уже в роли «бесстыжей медсестры». Ещё перемотаем. Вот я ушел на кухню за второй бутылкой шампанского. Марина достала из сумочки губную помаду и подкрасила губки. Стоп, есть! Вот оно то, что я не заметил в предыдущих просмотрах. Убирая губнушку, Марина ловко смахнула с тумбочки в сумочку один из окровавленных бинтиков. Зачем тебе понадобился бинтик, Мариночка?

Зачем ватиканской разведке образец моей крови? Им же не с чем его сравнить. Машину, в багажнике которой меня перевозили, Баламут сжег. Мой коттедж в Сутоморе взорван, а возникший после взрыва пожар окончательно уничтожил все биологические следы. Тогда получается, что Ватикан хочет вначале доказать, что я вообще не Ицхокас. Наверно, постараются отыскать в архивах «мою» медицинскую карточку из детской поликлиники Клайпеды, или эксгумировать останки «моих» родителей в Израиле. Ладно, флаг им в руки. Вот только интересно, зачем Ватиканская разведка избрала такой сложный способ, задействовав, можно сказать, «Никиту»? Могли ведь просто подкараулить где-нибудь в подземном переходе и разбить лицо в кровь. Нет, им зачем-то надо, чтобы я приехал в Сутоморе – Марина, прощаясь, оставила мне номер своего телефона и взяла с меня обещание навестить её в отеле в ближайший уикенд. Наверно, надеются опознать во мне грека Костаса Пападопулоса.

Ну, это уж дудки! Нынче Ицхокас Вейденбаумс, как и Костас Пападопулос почти месяц назад, пропадет без вести. Проводив Марину до такси, я вернулся в квартиру. Зашел в ванную комнату и включил в сеть свою электробритву. При желании, конечно, ею можно было и побриться. Но моя бритва имела и второй режим работы, режим «глушилки». При работе в этом режиме в радиусе пятисот метров в течение получаса не будут работать ни сотовые телефоны, ни беспроводные камеры видеонаблюдения. Включив «глушилку», я вышел на балкон. Отодвинув дано уже открученную панель, я перешёл на балкон квартиры смежного подъезда. Эта квартира принадлежала молодой работающей паре, днём их дома никогда не бывает. Легко вскрыв пластиковый стеклопакет балконного окна, проник в квартиру. В прихожей, глянув в глазок и убедившись, что на площадке никого нет, вышел из квартиры. Закрыл дверь своими ключами, слепки с ключей соседей я сделал, когда совершал дружеский визит вежливости. Спустился по лестнице с седьмого этажа на второй и открыл дверь своей настоящей квартиры, купленной мной на подставное имя. Пусть теперь Интерпол, который, без сомнений, ведет наблюдение за подъездом моего дома, поломает голову, как я ушел, через чердак или через подвал дома. А я перекантуюсь здесь пару-тройку дней. За это время я свяжусь с «принцессой горы Пуэнт-де-Ронс», которая выведет меня на сэра Джона. А потом двину в Россию - мой друг Андрей нуждается в моей помощи. Правда, у меня в запасе больше не осталось справных документов, только фальшивые, а мне предстоит преодолеть чуть ли не десяток границ. Но это не беда, я полжизни прожил по фальшивым документам, а нелегальное пересечение границ – моя специальность.

 

 

(продолжение следует…)

 

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 2)