Вкус сонного торта изменить нельзя

Алиса сидела на берегу реки. Было жарко-жарко.
- Ах, - вздохнула Алиса, отрываясь от томика Гийома Аполлинера, - как же все банально! Но где же Додо? Он бы показал мне магнитные поля и границы нереальности. Его, к счастью, не смущают такие мелочи, как этические нормы викторианской эпохи.
Синий трюфель вылез из-под земли, стряхнул пыль веков и модных течений и превратился в Гусеницу.
- Доброго тебе междувременья снов, Алиса! – Гусеница улеглась на идеально подстриженный английский газон и закурила трубку. – Какие карты опали с дерева твоего завтрашнего сна?
- Непонятные. То ли надреальные, то ли межреальные. Я хотела, чтобы Додо объяснил мне смысл расклада. Кстати, не знаешь, где он?
- Когда я видела его в ближайший раз, он собирал чайным ситечком растекшиеся часы в пустыне.
- И ты туда же, - покачала головой Алиса. – Зачем мне Батай, когда у меня есть Шалтай и Болтай?
- Зачем иль не при чем? – промолвила Гусеница и, скрывшись в клубах дыма, вынырнула оттуда гордопрофильным бюстом Платона. – Чему же посвятим мы диалог, дитя мое? Бюро исследований открыто, задавай же свои вопросы!
- Скажи, сюрреализм – это литература или живопись? – взяла Алиса первый аккорд на клавишах волн.
- Поэзия, поэзия, дружок! – немедленно педалировал тему любимый зонтик Бретона.
- Ничего подобного! – возмутился муравьед, скатывавший ковер опушки. – Это слоны на пуантах, ходячие башни, летающие крестьяне и взрывающиеся за пять секунд до пробуждения гранаты.
Возмущенный тем, что его не упомянули, ковер немедленно взмахнул цветастыми краями, превратился в бабочку-Аполлона и улетел, оставив муравьеда дожевывать обнажившиеся корни дубов и вязов.
- Неисповедимы пути искусства! – воскликнула Красная Королева, превращаясь в злокозненного Брандашмыга – алого, нечесаного, вооруженного усами-стрелами. – За то, что посмела ты отойти от линейного повествования, порожденного отсутствием фантазии и плагиатом чужих сюжетов, будешь ты погружена в вечное ничто, банальностью именуемое.
И Брандашмыг остановил время на часах, смазанных сливочным маслом, и раскрутил воронку кроличьей норы. В черную дыру постапокалиптических сериалов разом канули играющие на рояле речных волн Шалтай и Болтай, Гусеница с синим мухомором, не успевший отбить пунктир телеграммы Белый Кролик, колода географических карт, связанные вязы, бабочка-Аполлон и Алиса – так и не выпустившая из рук томика Гийома Аполлинера и банки апельсинового варенья.

***
Воркалось...
- Пятница... Как я не люблю пятницу. Особенно ту, которая пятая на неделе. Именно в этот день я всегда обретаю рассудок и не знаю, что с ним делать. Зато он знает: не успев обрестись, будит желание пошалить и попутешествовать.
- Что ты сказал, внутренний голос?
Ох, мама моя, птица Рух! Неужели последнее я, сам того не заметив, проговорил вслух? И кто это там такой, кто принял мой голос за свой? А, в королевский сад, аккурат под стену, по какой-то надобности забрёл прославленный охотник на Снарка, капитан флота его величества и любимый фаворит её величества - Балабол. Ну-с, кто не спрятался (а уж я-то спрятался будь здоров!), я не виноват.
- А почему бы мне не собрать команду и не отправиться бороздить Море Без Островов?
- Ты прав, мой внутренний голос! Надо срочно колотить в колокольчик! Я как старый мерин блуждаю впотьмах без хорошего приключения! Решено!
И он достал из бездонного левого кармана (а у правого, по слухам вообще не было дна) корабельную рынду. От её бряцанья, но пуще и краще - от зычного голоса Балабола, - я чуть опять не свалился со стены. Фатум лишь чуть-чуть пощекотал мне ноздри. Ставки сделаны, клянусь Кэрролом, карты на стол!

***
Они всё падали и падали, как пух тополя падает, как бабочки-листья по осени падают, как гусиные перья из перины, что выбивает горничная, как звезды с неба, как рыбы из моря. И не было у черной дыры ни дна, ни покрышки. 
Разлетелся на странички томик Аполлинера, на мелкие стеклянные кусочки - банка варенья, на кометы, планеты и ракеты - Млечный Путь, на горы реки равнины – географические карты. Свернулись клубком котята и змеи, калачиками – сонные детишки, спиралью ДНК – кости кожа мясо. А они все падали и падали.
И наконец – шмяк! – хлопнулись о дно черной-пречерной пещеры. Упругий батут моря Слез подбросил их к самому верху, взмахнув волнами, расплескавшись сладкими брызгами, расстелившись ковром, расшитым морскими звездами и голотуриями.
- Фу на тебя, злоопасный, - сказала Алиса, стряхивая с передничка крошки бисквитов и чашек. – Здесь темно, скользко и противно.
- Здесь страшно! – злобно притопнул лапой злоопасный Брандашмыг. – Бойся бой, страшись страшилок, пугайся пугашек.
- И нисколько не страшно, - вмешалась Синяя Гусеница, устанавливая посреди пещеры мухомор и взбираясь на него, как альпинист на стену с отрицательным градусом. – Кто-нибудь знает, который сейчас час? 
- Время пить чай, - возвестил Белый Кролик, расставляя на столе, накрытом кружевами слов и вычурных фраз, чашки чайник сахарницу молочник. 
- Время безвременья, - проухали Совы и превратились в не то, чем они кажутся.
- Время скучания и чаепочитания, - сообщил Додо и уселся на самый прочный сюжет – литого дерева, точёного серебра с пайетками из толченого стекла.
- Время сна, - промурлыкала Ореховая Соня, уютно устраиваясь на кусочках рафинада.
- Время играть в крокет, - яростно вскричала Герцогиня, помахивая клюшкой и расставляя ворота на поле, выложенном черным мрамором, белым гранитом и пиковыми тузами.
- Время читать про то, что сделал путник, однажды выйдя из леса, - сказала Алиса и уселась на подставленную муравьедом кушетку.
- Время рисовать стихи, - воскликнул Андре Бретон и отрезал Ван Гогу ухо, из которого потекла алая краска, яркая, как пурпурный моллюск, и густая, как артериальная кровь.
Злоопасный Брандашмыг злоопасно зашевелил усами-стрелками часов, и время побежало вперед с безумной скоростью, в конце которой его поджидала глухая стена горизонта событий. Время с размаху хлопнулось о стену, расшибло полчаса и испуганно побежало обратно, но Брандашмыг ловко перехватил его ухватом и запер в настенные часы с кукушкой. Вдвоем времени и кукушке было тесно и обидно, потому что в часах не было ни чая, ни варенья, ни свечей, ни книжек.
- Время строить мир и стену, сюжет и персонажей. Прямых, как оконные стекла и глубоко характерных, как лист фанеры! – грозно провозгласил Брандашмыг, потрясая Стрижающим Мечом.
От страшного крика чайные чашки раскололись на лепестки, книги рассыпались на страницы и буквицы, Синяя Гусеница упала с гриба-дождевика, рассыпавшегося серым прахом, а Ореховая Соня окопалась в кусочках рафинада и забаррикадировалась молочной рекой с кисельными берегами.
- Всё мне подвластно, всем я опасный! – вскричал злоковарный Брандашмыг. – Я – великий в сети уловитель, чудесатых зверей похититель!
И он показал опешившим ферзям и пешкам черепаху дез Эссента, что украшена драгоценными камнями, сверкающими, как солнце в ненастную полночь и звезды ясным днем, упрятанную в медицинскую реторту, - заформалиненную чистым ромом, укрытую пламенными письменами и золотыми листами. А слонам и коням показал он дракона Инь-Ян, что ведет счет дней и ночей всех юг, северов, западов и востоков, и прячет в голове своей сияющий лунный камень, украденный у прекрасной Рейчел. И валетам и дамам, и даже королеве показал он великую Книгу Песка, рассыпанную по пустыням, разлистанную по листьям леса, разлетевшуюся по облакам и тучам.
- Я – владетель и повелитель черно-белой Вселенной! Я – разумный среди всех обезумевших этого и прочих миров! И ныне я зачерню чернилами, закрашу краской, побелю белилами, сотру ластиком всё, что играет, безумствует, смеется, ускользает и выбирается из традиций прямого, единственно-верного смысла.

***
- Шалтай! Немедленно спускайся с реи, я устал искать тебя среди такелажа!
Ну вот, опять Шалтай! А я только ухватил за хвост мгновение, в котором сокрыты смыслы всех стихов, которые уже будут написаны и ещё только были. А тут Шляпник... 
- Шалтай, в этом путешествии я совсем забросил работу. А капитану срочно понадобился новый колпак. Он беспокоится, что ещё не околпачен. Ты будешь моим рабочим манекеном. 
- Болванщик, побойся Кэррола! Почему вечно я? Ты же взял с собой Колобка. Пуская отрабатывает. А то как в путешествие - так он первый, а как работать... 
- Твой кузен Колобок — тот ещё крепндель. Дохляк как увидел его, так даже забыл рецепт базельского торта, единственный, что удерживая в памяти Огрызка без когнитивных искажений. 
- Ну а я-то здесь с какого Буджума?
- А с такого, что кузен твой, Хворобьём клюнутый, распевая куплеты о том, как он от всех ушёл, действительно скрылся! Бывший Судья рассказал, что видел его вместе с Пряничным Человечком в одной из кладовок камбуза. 
Вот вечно так! Одним, значит, гульба, а мне опять подставлять голову под фетр и булавки. Вот вернётся Колобок от Пряни... Два брата хлебного дядюшки... И зачем он их высеял в Сусеки? Сей вечное, Шолти... Эти два куска чёрствого теста - воплощение вечности? Почто, о мироздание, ты продолжаешь испытывать меня! 
Пока я предавался размышлениям о хлебе насущном, Шляпник уже раскланивался с розовым кустом и случайно забредшим на палубу Белым Рыцарем. Этот рыцарь Плаксивого Ордена тоже смеет считать себя поэтом! А уж после того, как он таки нашёл себе весёлого слонёнка, спасу от него не стало. Два месяца приставал ко мне с просьбой приличной и не банальной рифмы к слонёнку! Трехтонки, юбчонки, заслонки, шестерёнки и самогонки ему чем-то не глянулись.
Болванщик и этому дурную в мятых латах спел песню про новый колпак для капитана, который, видите ли, затмит своей оригинальностью даже ночной колпак самой Красной Королевы! И дела нет до того, что Король Его Величество даже после бутерброда с маслом не простит Шляпнику адюльтера с головным убором венценосной супруги. Как бы дело опять не закончилось всей королевской армией и ратью...

Сидеть на рее - то ещё удовольствие. Но если хочешь хоть слабого образа трансцедентального уединения для щепотки поэзии, приходится прыгать по вантам и шкотам, выслушивая ругань Тру-Ля-Ля и Тра-Ля-Ля, которых, за неимением других кандидатур, капитан посадил на вёсло. Братья так лихо отбирали его друг у друга, что шхуна развила прямо-таки первую космическую скорость. 
- Шалтай!
Буджум раздери, Болванщик опять меня нашёл. Странный талант и острое зрение у человека, вместо аперитива вдыхающего ртутные пары и запивающего чай формальдегидом. 
- Шалтай! Утренняя примерка заготовки! 
- Незачем так орать, Шляпник. Я и в первый раз прекрасно тебя услышал. 
- Ты всё болтаешь, а работа не движется. Капитан уже справлялся о том, справлен ли ему колпак. И что я скажу? Что мой единственный оставшийся манекен опять сбежал предаваться поэзии? Сам знаешь, после советов Лошади корабль скоро достигнет места, где Море Причаливает К Берегу. И как Балабол сойдёт по трапу без головного убора?! Да его после этого рыбы засмеют! 
- Именно этого мы и ждём, и уже заключили пари и подняли ставки, - над поверхностью воды показался Тунец, а собравшиеся вокруг него окуни и стерлядь согласно загомонили. 
- Вот видишь! Я же говорю - промедление в деле околпачивания смеху подобно. Спускайся и пойдём. 
Легко говорить, трудно сказку сказывать да дело делать. Попробовал бы он при моих габаритах элегантно и быстро спуститься на палубу. Хорошо, Бобер хвостом подвернулся. Я прямо на него и плюхнулся и докатился до дверей камбуза, где продолжали уничтожать запасы ликёра мой кузен Колобок со своим кузеном Пряничным Человечком. Приложив нереалистичные усилия и сглотнув самоидентифицированную слюну, я отправился за Болванщиком. Колпак, колпаком перешибленный, сам себя на себе не пошьётся.

***
- Линейный сюжет – вот основа основ и баз лабазов настоящей и единственно-истинной литературы, - возгласил злоопасный Брандашмыг, злоковарно шевеля усами.
- Нет-нет-нет, - проворчала Синяя Гусеница, выпуская из трубки кубик Рубика и пирамиду Маслоу. Пирамида улетела к глубоким звездам, дымя печной трубой и полыхая еретическим огнем, а кубик Рубика развернулся в ленту Мёбиуса и ковровой дорожкой раскатался от гриба до исполненного мечей черного трона Брандашмыга.
- Сюжет романа должен быть закольцован, а читатель – околдован, - сообщила Гусеница, вытаскивая из-за уха остро заточенный стилус и расчерчивая ленту Мёбиуса на квадратики.
- Итак, здесь у нас глава, в которой герой выходит из густого леса, избежав страшной опасности. А тут – глава, в которой повествуется об охоте на тюленей в океане Соли.
Брандашмыг заерзал на троне, выдернул меч из спинки ножен и попытался вмешаться в творческий процесс, начертив на ленте Мёбиуса строгую прямую от завязки к финалу, но лента капризно фыркнула, выпустила когти и цапнула Брандашмыга за лапу. Стрижающий Меч испуганно моргнул левой гардой и дернулся вправо, опасаясь, что когти покусают и его.
- Продолжим же, - философски заметила Синяя Гусеница, выжимая осьминога в чернильницу. – В этой главе герой встречает свою мать, которую в предыдущей части убил и самолично похоронил в призамковом рву. А сейчас у нас глава о первой любви героини, где она собирает ромашки, розы и нежные чувства.
Под мудрое бормотание Гусеницы лента заполнялась буквами и цифрами, переплеталась, извивалась, подползала все ближе к трону, оборачивалась вокруг него всеми тремя сторонами. Злоковарный Брандашмыг подобрал злоопасные нижние лапы – сначала правую, потом заднюю, - схватил зубами длинный пушистый хвост и, забившись на самую верхушку спинки, опасливо посматривал на колючую проволоку, плющом растущую от потолка до пола пещеры.
- Вот так, - сообщила торжествующая Гусеница и прихлопнула клейкой паутиной края ленты. – А теперь соединяем, закольцовываем и читаем. Нет у сказочки начала, нет у сказочки конца, нарисуем мы скрижали, чтоб читатели стрижали.
- Ну хоть слова, имена и топонимы останутся неизменными, - буркнул Брандашмыг, доставая Большую Королевскую Печать, чтобы припечатать ленту Мёбиуса.
- Не дождешься, - бессмертно-торжествующе улыбнулась улыбка кота Шрёдингера, схлопнулась черной дырой, из которой выпала планета, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся единственным истинным Алефом.
Подбежавший муравьед загнал Алеф в крокетные ворота Вселенной. Алеф ловко пролавировал меж космических струн и пространств и выскользнул на свернувшуюся бесконечностью ленту Мёбиуса.
Разноцветный шарик, мелькая картинками, обливаясь слезами, пылая страстью, рассыпая сухие косточки, мчался по американским горкам вращающейся восьмерки, и буквы становились иероглифами, пиктограммы – узелковым письмом, горы – галактиками, пейзажи – натюрмортами, гробы – звездами, танцующие под закатным солнцем слоны – алмазами, а семафоры под дождем – невидимыми городами, которые рассматривают в книге с деревянными страницами Марко Поло и Кубла Хан.
Злоопасный Брандашмыг изогнулся, как камыш под ветром, и ловко поймал Алеф сачком. Сверкающая Вселенная встрепенулась и рассыпалась в серой паутине звездной пылью, что слетает с крыльев бабочек, утонула в кровавом месиве банальностей и общих мест. Картонная коробка Имаджинариума захлопнулась, погребая игры воображения, танцы образов, шутки Шалтая над Болтаем и Болтая над Шалтаем, домик, который построил Джек, гусиное перо, которым писал письмена на папирусе Менемхет Третий, обломки замков, фантазий, чудес, снов и облаков, кружева мраморных статуй эпохи Возрождения и пышные фруктовые корзины барокко, модернизм модерна и изысканные стилусы мастеров стиля, субстанции и акциденции, девиц – черных и прекрасных, как выстроенные полки со знаменами, запах винограда и звездное небо над головой, трансцендентность и мнимо-себя-сущность, тени на плетени и розы, упавшие на лапы Азора, колос сеятеля Арепо и шестиконечный крест. Мюнгхаузен булькнул и ухнул в Гримпинскую трясину, не дослушав песни павлина, могучий баобаб свернулся ежом и укатился Колобком за границу миров, Ореховая Соня плюхнулась в чашку с какао, а Безумный Шляпник, прервав гавот под фагот Белого Кролика, свалился за кадр кадрили. Алиса испуганно захлопнула крышку рояля, из-под которой посыпались в подставленную загребущую пасть Брандашмыга диезы и бемоли, Ини и Яни, лады и шахматные фигуры, пики и бубны, кубки чаш и десятки динариев.
Всё, что было, есть и будет написано, спето, нарисовано – кистью, ручкой, голосом, мыслью, дыханием на оконном стекле, травинкой на земле, носком туфельки на песке, пеной на водной глади, - всё, всё проваливалось в черную дыру бездонной пасти паровозом рычащего Брандашмыга.

***
- Вот она, финальная точка нашего путешествия, исходящая из финишной кривой наших судеб! 
Балабол в новом колпаке, который вручили ему намедни я и Болванщик, выглядел как Наполеон, Юлий Цезарь, Александр Суворов и Нил Армстронг одновременно. Рыбы, во главе с Тунцом, были разочарованы, а Место, Где Море Причалило К Берегу, оказалось странным. Песок недвижно сверкал в воздухе, сквозь него проглядывали недовысказанные поэтические образы. Горы оказались перевёрнуты вниз вершинами, а деревья... Да что деревья! Я увидел любимую городскую стену, которую кто-то посмел уронить, и вот её, в отличие от меня, не смогла бы собрать вся королевская армия и вся королевская рать. 
- Мой капитан, где мы и что это? - Бильярдный Маэстро оглаживал пожарный багор, что заменял ему кий, и настороженно оглядывался вокруг.
- Гендальф, старая метёлка! - Балабол вытащил из правого кармана, у которого вообще нет дна, неопрятного старика, а из нового колпака — охапку перьев, волшебных палочек, посохов и даже один палантир. - Ты обещал, что расскажешь всем нам и каждому встречному о нашем предназначении, когда мы достигнем места!
Старик встрепенулся, обернулся большим филином, и, клюнув Билетёра в темя, свернулся спиралью Золотого сечения, и запустил застывшее-нечто-в-месте-где-все-мы-очутились.
Из-за дуба, который сам из себя извлекал корень, появился злоужасный Брандашмыг. Он оглядел команду «Шарька» и гневно встопорщил усы-стрелки.
- Я ждал вас во время позавчерашней недели, не раньше! Вы опять всё портите!
И злоковарно принялся вдыхать пространство-и-время в себя.
Мы, то есть я, Шалтай, он же Болтай, Шляпник, Бобёр, Бильярдный Маэстро, Огрызок, Колобок, Пряник, Билетёр и все-все-все начали швырять в пасть Брандешмыга магические предметы, что без устали выпадали из колпака Балабола. В бездонной, как карман капитана, пасти сгинули Кольцо Всевластья, Бузинная Палочка, Камень Исполнения Желаний, Золотой Ключик и многое другое. Некоторые, особо крупные предметы, Брандашмыг обращал в пыль Стрижающим Мечом. Небесная ось накренилась, и время-когда-нужно-пить-чай всё никак не могло закончиться, а, значит, и битва наша длилась и длилась.
- Эй, страхоопасный! - вскричал Огрызок. - Испробуй базельского торта!
И отважно метнул во врага нечто воздушное с густой шапкой взбитого шоколада. Брандашмыг заглотил торт и довольно рыкнул. Сильные руки Балабола воздели меня на воздуси и я полетел. Прямо в пасть Брандашмыгу. А за мной многоголосой рекой с развёрнутыми знамёнами с примкнутыми к сёдлам собачьими головами и мётлами, устремилась вся королевская конница и вся королевская рать. Последнее, что я увидел, прежде чем стрела Зенона достигла цели, - изумлённо лупающие блюдца Брандашмыговых лупёшек и измазанную липким шоколадом пасть...
- Кто ж знал, что получится, - услышал я через мгновение-которое-вечности-подобно голос капитана. - Болванщик, твой хитрый план оказался настолько хитромудрым!
Мое могучее и могущее тело прочно запечатало пасть Брандашмыга, раздувшегося от натуги, как переевший гелия воздушный шарик.
- Вот поэтому на ноль делить нельзя! - успел крикнуть я перед тем, как ужасоподобный страхоопас лопнул от натуги, запустив на третьей космической усы-стрелки в разные стороны.

***
Поверженный в прах земной и твердь небесную, пал злоковарный Брандашмыг, рассыпался на обломки, осколки и косточки. И из карманов его выпали бесконечные Вселенные, резиновые утки, игрушки «уйди-уйди», хулахупы и йо-йо, слова и образы, квантовые струны и крошечное зернышко Алефа.
Рухнуло на землю зернышко, сотряслось дно пещеры и Место, Где Море Причалило К Берегу, и выросло огромное лабиринтное дерево, на ветвях которого фонари заплетались в калачи, листья складывались веером лестниц Эшера, меж ветвей порхали лучистые паутинки-ризомы, с цветов сыпались на землю капельки росы, сама себя претворяющей в вино, а плоды погромыхивали маракасами, наполненными буквами и цифрами, знаками препинания и препинательными спотыками, картинками-пиктограммами и графиками динамического развития сюжета. Дерево-лабиринт поднималось все выше и ниже, уходя корнями в бесконечность космоса, а ветвями – в ядро Земли, разрасталось садом расходящихся тропок, где в каждой беседке прячется музыкальная шкатулка, а под каждым листком – синий мухомор с Синей Гусеницей. Увеселенный весной, разлетевшийся летом, осененный осенью и приземленный зимой, распространился древосад на все триста шестьдесят пять сторон света и тьмы.
Алиса села за клавикорды и заиграла ричеркар Ричарда Карра. Музыка стала ветром, а ноты – птицами; бутоны чайных чашек распустились розами и лилиями; оболваненные болванки натянули на глаз алмаз высокие цилиндры, пузатые котелки и изукрашенные барочные корабли прекрасных дам былых времен и пустились в пляс. Белый Кролик смазал маслом часы и пристегнул их к жилетному кармашку, где уже пряталось Кольцо Всевластия. Шалтай болтал с Болтаем, а Болтай шатал Шалтая. Даже Ореховая Соня проснулась и разлистала книгу Гийома Аполлинера, страницы которой растекались реками, шелестели дубравами, вышивали траву на равнинах и вечные снега на горных вершинах, а строки извивались, как гады морские, и сворачивались во флаконы духов маленькой Жанны Французской и прекрасных Флоры и Фауны Амор.
Злоповерженного Брандашмыга решено было использовать как антропоморфный шкаф для картин-ловушек, поэтому муравьед подобрал безвременно почившие усы-стрелки, сделал из них кисточки и принялся рисовать на географических картах сон, который снился Дали за пять секунд до пробуждения, вызванного полетом пчелы над искушаемым Святым Антонием.

Похожие статьи:

Рассказы → Оркаизация

Рассказы → Личина

Рассказы → Нереальность (квест) [Сценарий игры об Ином Мире и Децербере]

Рассказы → Роман "Три фальшивых цветка Нереальности" (Треки 1 - 5)

Рассказы → Фантастические стихи на рус. и англ. (со звуковым сопровождением)