Африка - за горизонтом мечты.

Тим Робинс тяжело дышал. Жаркое солнце было по-настоящему безжалостным. Запасов воды почти не осталось, а небо дышало горячим дыханием. Впереди раскаленный воздух рисовал миражи на асфальте. Мелкие частицы пыли больно ударяли в лицо. Робинс нацепил старые защитные  очки, которые не раз уже ремонтировал, и направился к машине.

 Он повернул ключ в замке зажигания и посмотрел на унылый пейзаж. Саара, некогда зеленый уголок Испании, стал неузнаваемым. Озеро Эмбальсе де Саара пересохло лет сто назад, когда началась эта всемирная засуха, унесшая жизни нескольких десятков миллионов. Теперь  же это место превратилось в свалку электронного мусора.

 Робинс посмотрел на часы: оставалось всего несколько часов. Руана должна была ждать его у свалки в Грасалеме. Он уныло посмотрел на карту, что выдал ему автомобильный компьютер; теперь в каждом городе значимым местом были не культурное наследие, исторические памятники или просто красивые места, теперь Европейским миром правили свалки.  Люди выживали, словно солдаты на войне, питались чем придется.  Они не имели будущего и как  могли зарабатывали на жизнь. А кому эта жизнь была нужна здесь, в мире, где она перестала быть наивысшей ценностью?

Кому было суждено остаться в живых?

 2151 год стал началом Великой Засухи, когда вода стала дороже золота. Ради нее выживали, убивали и воевали. Кровопролитные войны за воду окончились, по сути, ничем. Америка, покрывшаяся радиоактивными кратерами, с мертвыми городами и малочисленными поселениями выживших после ядерной войны, давно перестала существовать как Государство. Робинсону пришлось нелегко, так как он, покинув Чикаго, только во Флоренции узнал, что его страны больше нет на карте земли. Это была дымящаяся разрушенная Империя, которая не смогла устоять. Она пала жертвой собственных алчных желаний и иллюзий.

   Спустя сто лет мировой порядок настолько изменился, что в это не могли бы поверить историки и аналитики прошлых лет. Несокрушимые державы пали перед лицом засухи, голода, войн и разрухи. Европе повезло больше, как и России, сумевшей отразить ядерное нападение США. Несмотря на то, что в начале двухтысячных годов ей пророчили судьбу сырьевого придатка, Россия смогла подняться после долгих лет экономического кризиса и реформ. Однако и она задыхалась от проблем с голодом и распространения инфекции. Крупная авария в биологическом комплексе унесла много жизней. Мутное облако смерти разнеслось на тысячи километров. Биологический комплекс занимался переработкой  мусорных отходов, из которых производили топливо и газ. На одной из фабрик произошла утечка штамма сибирской язвы, новой наиболее страшной формы, которая превосходила по своей убийственной силе чуму средневековой Европы. После аварии жертв стало еще больше. Лекарств катастрофически не хватало, люди умирали, так и не получив вакцину. Однако правительство России заключило контракт на поставку необходимых медикаментов с Зеленого континента.

   Люди продолжают умирать, и их становится все меньше.

   Робинс отпил немного из фляжки и, набрав код в телефоне, посмотрел, сколько у него осталось монет. Ему с Руаной предстоял долгий путь в порт Тарифы, где им могла улыбнуться удача.

 Чем ближе он подъезжал к Большому пути, тем больше становился гудящий поток машин. Одни надрывно пыхтели и сигналили, другие обреченно плелись в гуще потока. Из раскрытых окон автомобилей вырывались, словно испуганные птицы, крики, все спешили до рассвета пересечь этот путь пыльной дороги, так как ночью тут орудовали многочисленные банды головорезов. Разбойники знали, что этот путь в Тарифу последний шанс для многих. Люди, направляющиеся в порт, везли с собой ценные вещи, деньги и воду.

  Удушливый дым от выхлопных газов делал грязный воздух еще более отвратительным. Робинс закрыл окно, однако не стал включать кондиционер. Необходимо было экономить бензин, так как на подъезде к Тарифе его стоимость становилась просто бешеной. Он включил приемник, чтобы немного отвлечься, и улыбнулся при звуке знакомой музыки. Песня из старого фильма «История любви» стала настоящей классикой. Она навевала приятные воспоминания. Тим закрыл глаза. Руана. Мысли о ней были самым светлым за последние годы в этом аду.

   Тим знал, что на подъезде к городу их будет ждать военизированная охрана. Потом проверка документов, отпечатков пальцев и унизительная процедура досмотра. Дальше собеседование, на котором будет ясно, нужен  ли он Новой Африке, Земле Обетованной, как ее теперь называли.

  В свое время именно  из-за воды на Ближнем Востоке разразились войны. Свои алчные замыслы  Америка и Европа прикрывали войной с мировым терроризмом.  На самом деле их целью была вода в Ливии, которая и стала яблоком раздора. Муарам Каддафи — вождь народа Ливии — собрал лидеров ведущих африканских государств и объявил о строительстве  рукотворной  реки. С конца двадцатого века началось это грандиозное строительство.  Этот проект Рукотворной реки был даже занесен в Книгу рекордов Гиннеса…. Однако тогда мечтам было не суждено сбыться.

  Наконец-то гудящий поток машин поредел, и Робинс направился по пыльной дороге в Грасалему. Старичок «Додж» был сильно разбит и, качаясь по ухабам, кряхтел потрепанной подвеской. Робинс вспоминал встречу с Руаной, которая сама была родом из Новой Африки. Она занималась благотворительной помощью голодающим детям Европы и вместе со своими коллегами как-то пришла ему на помощь, умирающему в ледяной пустыне предгорий Швейцарии. Тогда у него были трудные времена, когда он остался без машины, жилья и денег.

  Потом дружба переросла в нечто большее. Когда-то люди называли это любовью, ну, а сейчас может, просто привязанностью. Робинс не знал, как назвать то чувство, вспыхнувшее между ними.

Руана — красивая голубоглазая мулатка с коротко подстриженными волосами — она стояла у него перед глазами, и воспоминания  о ней придавали ему сил. Робинс даже не рассчитывал, что такая девушка обратит на него внимание и предложит ему шанс начать новую жизнь в Африке, что маняще зовется Землей Обетованной.

  Еще в детстве, до мировой войны, он прочитал на эту тему много страниц в популярных тогда электронных библиотеках Нового Света. Именно те, кто хотел завладеть водными запасами Ливии, начали кампанию против всех ближневосточных стран, в которых начали вспыхивать цветные революции, а потом и гражданские войны. Кого народ считал благодетелями, были низвергнуты со своих пьедесталов в бездонную яму, наполненную кровью, предательством и забвением. Рукотворная река была почти что уничтожена, так и не начав свое течение. Для всего мира Ливия, Египет, Судан, Иран, Ирак, Сирия и другие государства пали на колени под ухмыляющимся армейским ботинком Натовского солдата. На самом же деле, в тайных кругах бывших империй, рождался новый план, по которому строительство рукотворной реки продолжилось под прикрытием Китая, Индии и России. Новые технологии позволили начать, после кровопролитных гражданских войн, новые ветви Рукотворной реки.  России удалось, спустя пятьдесят лет, дать  отпор гниющей Империи Соединенных Штатов. Вместе с Китаем и Индией Россия смогла поставить защитную систему вооружения для охраны тогда еще Черного континента Африка.

 Довольно быстро начались работы. За десять лет строительства водной артерии африканцы смогли обеспечить чистой питьевой водой весь Африканский континент, который начал преображать на глазах. Вначале, когда в центральных регионах Африки стали открываться новые исследовательские базы, институты и лаборатории, туда со всего мира хлынули ученые — изучать феномен Новой Африки. Именно они дали начало роста африканской науки.

  Спустя годы все изменилось, когда Новая Африка стала мировым поставщиком пресной воды для засыхающих от засухи стран. Тысячи добровольцев отправлялись помогать голодающим в разных странах, и, казалось, мир перевернулся с ног на голову. Сотни приезжих, не имеющих африканского гражданства, были изгнаны с территории Земли Обетованной, и тогда началась Великая Война за водные ресурсы, которая закончилась для Америки крахом и опустошением Евразии. Африка, благодаря связям с Российской Империей, смогла поставить на вооружение самые лучшие силы. Ни одна ракета из-за океана не упала на ее зеленые холмы, не окрасила кровавым заревом голубое небо, которое больше не пылало жаром; теперь все стало иначе. Разразившаяся бойня вызвала серию катаклизмов на планете, разбудив спящий сотни лет вулкан Везувий, уничтоживший когда-то картинно известные Помпеи. Он погреб под тоннами лавы и пепла половину южной Италии, никто не смог спастись от разгневанной стихии.

  После сильнейшего землетрясения близ Новой Зеландии добрая часть Австралии ушла под воду. Война оставила мрачное наследие: зараженные радиацией континенты Южной и Северной Америки, вымирающую от голода и засухи Европу, масштабную эпидемию на территории России. Теперь все стремились попасть в  Африку, чтобы спасти свои жалкие никчемные жизни. Белое население  Европы стремительно деградировало, и лишь единицам удавалось попасть на зеленый континент в качестве дешевой рабочей силы.

  Белый человек в Новой Африке никогда не мог учиться, как и работать на «чистой» работе, это было запрещено законом. Белых детей, родившихся на африканской земле, забирали от родителей и отправляли в  детские дома, которые воспитывали солдат для своей многочисленной армии. Рай необходимо было защищать, потому что желающих туда попасть было больше, чем он мог принять. Все, кто не был обременен увечьем, тяжелой болезнью и старостью, стремились оказаться в зеленом Эдеме. Однако чаще всего большинство заявителей возвращались ни с чем. Кладбище близ Тарифы разрасталось, так как люди, верившие в то, что смогут начать новую жизнь и не получившие желаемого, очень часто  пускали себе пулю в лоб прямо в Тарифе.

  Робинс остановился и, выйдя из машины, увидел девушку в военной форме. Это была Руана. Темнота выползала из-за холмов медленно, словно хищник. С запада доносился едкий запах горевшего мусора на гигантской свалке. Ее горы могли показаться несведущему человеку настоящими каменными  исполинами. С годами ее основание превратилось в гниющий источник инфекции и отравления для речушки, что протекала сквозь горы мусора. Единственная уцелевшая во всей Европейской части Большой Европы река. Черный зловонный ручей, несущий смерть. Тот, кто по неосторожности попадал в  ее  маслянистые воды, умирал в страшных мучениях.

Экологическая катастрофа принесла свои плоды. Все больше стало рождаться детей с различными отклонениями и мутациями. Раньше люди боялись их, уничтожали, ссылали в колонии, но потом поняли, что мутанты могут пригодиться.  Их с охотой покупали работорговцы Новой Африки, где невольничьи рынки считались обыденным явлением. Именно туда Тим и должен был направиться. Он протянул свою руку Руане и, сжав ее пальцы, улыбнулся какой-то вымученной улыбкой.

-  Привет, Тим, — она улыбнулась, показывая красивые ровные зубы.

— Я могу коснуться тебя? — спросил Робинс, зная, что после такого длинного пути должен пройти дезинфекционную очистку.

— Конечно, — Руана протянула к нему руки для объятий, — иди ко мне, я уверена, что ты здоров.

 Она поцеловала его, и Тим почувствовал, как сердце быстро забилось. Ему хотелось жить, впервые за эти месяцы, проведенные в скитаниях по старому свету и, обняв ее, он прижался небритой щекой к ее щеке. Он знал, что еще жив только потому, что она позволяет ему это, ведь было большой удачей встретить черную женщину, которая искренно привяжется к белому.

— Руана, если бы ты знала, что ты для меня значишь, — начал Робинс, опускаясь около ее ног, она, нахмурившись, отвела глаза в сторону, закусила губы и на какое-то мгновение стала какой-то чужой и не преступной.

— Я просила тебя, Тим, ты не мой раб, встань, — она снова посмотрела в его глаза, которые смотрели на нее с собачьей преданностью, — я люблю тебя и мы с тобой совершенно равные люди. Прости, что тебе придется пройти через все то, о чем я тебе рассказывала, но ты же знаешь, что если я тебя куплю как своего  раба, ты будешь волен делать все, как свободный человек. Главное, мы будем вместе, у нас будут дети и неважно, какого цвета у них будет кожа, это будут наши  дети, а не солдаты.

Она заплакала и опустилась рядом с Тимом на землю.

— Я просто спасаю тебя, как могу, молись своему Белому Богу, а я буду молиться Великой Черной Матери Всего.

— Прости, — Робинс обнял ее за плечи, чувствуя стыд и боль в груди, — раньше я не был таким, мне пришлось через столько пройти, ты единственная, кто протянул мне руку помощи. Я привязался к тебе и боюсь до конца поверить в то, что стал равным тебе.

— Тим, я никогда не думала  о том, что кто-то мне должен. Иначе я не помогала бы всем тем людям.

Он сжал ее руку и, поднеся к губам, почувствовал облегчение. Руана улыбнулась и, встав на ноги, помогла ему подняться. Они сели в машину и направились в сторону Химена де ла Фронтера, откуда уже можно было в кратчайший срок добраться до Тарифы.

— А где твоя машина? – спросил Робинс.

— Я ее оставила в миссии, пригодится еще, — Руана взглянула на часы, — нам нужно туда добраться до полуночи. Потом смена меняется, и кто там будет, я не знать могу, не хотелось бы застрять здесь еще на несколько дней.

 Тим прибавил скорости, «Додж», скрипнув подвеской, рванул вперед.

— Машина барахлит? – спросила Руана.

— Ничего, до Тарифы доедем.

— Так хочется домой, — протянула она.

— Устала?

— Немного, здесь очень грязный воздух, но я не жалуюсь.

-Понимаю, — он закурил, — ты, не против?

-Нет, только открой окно.

Выбравшись на более хороший участок дороги, к закату солнца, они уже были в Химена де ла Фронтера. Пустынный пейзаж вызывал слезы даже у камней, что были разбросаны, словно великаном, который играл в какую-то свою очень древнюю игру. Всюду были мусор, путешествующие пластиковые пакеты, гонимые, словно «перекати-поле». Робинса продолжали повергать в ужас трупы людей, которые были повсюду на пустоши вдоль дороги, а также останки птиц и животных, которым осталось лишь забвение и время стать пищей для других хищников, что еще остались здесь.

Руана думала о том, что скажет Тиму, когда он узнает, кто она. Она перебирала в руках четки из черного агата и молилась Черной Матери Всего за их с Тимом счастье. Вдали за холмами пылало уходящее солнце ярким сонным заревом. Они ехали вслед за гаснущими лучами,  под дуновение мусорного ветра, который пах смертью и разложением. Робинс выбросил сигарету, и Руана закрыла окно. Яркое зарево полыхало вдали красными цветами. Огонь разгорался все сильнее. Робинс сбросил скорость.

— Какой ужас, ты знаешь, Тим, это сжигают мертвых. Всех, кто прибыл в Тарифу и покончил с собой. Тех, кого унесла болезнь или голод, посмотри, как их много.

— Наверное, когда-нибудь все это закончится, — вздохнул Робинс, — ведь раньше Испания была процветающим зеленым краем, а я даже не помню землю в зелени….  Как это было давно. Перед моими глазами безжизненная пустыня и свалки, которые везде…. Свалки – это мусор с Новой Африки, ты же знаешь об этом, Руана.

— Конечно, — она пожала плечами, — к сожалению, благодаря свалкам люди могут покупать у нас воду. Это нормально.

Робинс сжал пальцами потертый руль «Доджа».

— Вы приезжаете сюда, чтобы лечить наших детей, привозить вашу еду в красивой упаковке, тем не менее, ваши власти покупают белых людей и продают на своих рынках, как скотину!

-Тим, останови машину, — совершенно спокойно попросила Руана. — Ты не понимаешь, что мир изменился, мы все изменились, ваша цивилизация умирает, от нее скоро  не останется и следа.

— Еще сто лет назад кем была ваша Африка? – не выдержал Робинс, боль и обида выплеснулись на ту, которую он полюбил всем сердцем, не зря говорят, что мы обижаем самых близких. – Кем была твоя Африка? Черным континентом нигеров, грязных вонючих рабов! – прокричал Тим и, получив удар в челюсть, удивленно обернулся, взглянув на Руану. «Додж» словно поперхнулся и, взвизгнув колодками, затормозил,- ты с ума сошла?

— Нет, Тим, это не я сошла с ума, — она вытащила из сумочки небольшую бутылочку с водой и сделала глоток, — это с тобой что-то происходит. Что происходит с нами? Я не прошу благодарности, нет, я хочу, чтобы ты понял и перестал злиться. Искать оправдания тому, что было или происходит сейчас. Ты… ты говоришь мне такие вещи, называя моих предков, сумевшими создать этот мир, который вы называете Землей Обетованной, грязными нигерами? Это… я просто… я не могу так… — она выскочила из машины и хлопнула дверцей так, что машина пискнула, словно от боли.

   Робинс смотрел, как она удаляется, и чувствовал, как кошки скребут на душе. Обида и стыд смешались в черную массу боли, она мешала дышать, заполняла глаза слезами.

Ее силуэт был виден на фоне пылающего зарева погребального костра, она шла в его сторону без тени сомнения. Он был зол не на нее, а на тех, кто поставил мир с ног на голову, тех, кто сейчас использует то, что осталось от Европы и Америки в своих интересах. Как они могут вывозить от себя свой мусор за наше право пить их воду, возмущался Робинс, забывая, что его предки поступали так же, как сейчас это делали дети рабов, которым удалось своими руками создать жизнь на умирающем континенте. Он все это знал  и понимал, что не прав в отношении Руаны, тем не менее, дал своей боли вырваться наружу. Робинс вышел из машины и, пнув ногой колесо, выругался.

   Руана шла в полной темноте. Она не стала включать фонарик и брела на свет разгорающегося костра, словно бабочка на огонь. Слезы текли по ее щекам, она понимала, что они настолько разные, что не смогут быть вместе. Любовь. Что они знают о любви в этом расколовшемся мире? Тим всегда будет упрекать черных в том, что белые живут, как проклятые псы, и в том, что черные не хотят впустить к себе всех, не хотят помочь его друзьям.

— Но ведь это невозможно, — сказала она вслух, опустившись на камни, — все, к чему прикасаются белые, разрушается. Я тоже… мое сердце разрывается на части, — она заплакала, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом.

— Малышка! – окликнул ее грубый женский голос. Руана подняла глаза и увидела молодую, очень худую девушку лет двадцати, в одной руке она держала короткоствольный дробовик, в другой фонарь, которым посветила ей в лицо, — ребята, идите сюда, я нашла здесь эту черную сучку!

Руана, вытерев заплаканное лицо, медленно поднялась на ноги, в руке привычно появился пистолет, мгновенно выхваченный из кобуры на поясе.

— Ты же не убьёшь меня, — рассмеялась незнакомка.

Руана слышала, как ее обступают со всех сторон люди в грязных лохмотьях. В их глазах было столько ненависти, они выкрикивали ругательства и оскорбления. На лицах, перепачканных сажей, она видела уродство этого мира, который был жесток не только к пришельцам, но и к своим обитателям. Они начали кидать в нее камни, палки, мусор, из их ртов вырывались слюна и проклятья. Руана не могла себя заставить спустить курок, пока ее не повалил на землю грузный мужчина, пытаясь отобрать пистолет.

Грянул выстрел, и она почувствовала, как теплая кровь толстяка брызнула ей в лицо. Выронив оружие и закрыв лицо руками, Руана сжалась в комок от боли, страха и отчаяния.  Она молила Черную Мать Всего, чтобы та поскорее лишила ее сознания, чтобы больше не чувствовать боль и страх. Последнее, что она слышала, это выстрелы и крики, толпа бросилась врассыпную. Знакомые руки подняли ее с земли и прижали к теплой груди, как ребенка. Робинс нежно взял ее на руки и направился в сторону машины.

— Прости меня, Руана, живя в этом аду, мы все постепенно сходим с ума. Прости…

-Тим, — она открыла глаза, — это ты меня прости, каждый из нас… по своему прав, каждый…. И эти люди, что ненавидят нас…. Но, ненависть не рождает ничего хорошего, пройдет время, и вместо ненависти останется только пустота и смерть…

— Все изменится, не скоро, но я думаю, что в нашем мире не все желают смерти черным.

— Забудь, — бросила она, закрывая глаза.

— Хорошо, что они разбежались.

— Они все равно вернуться…

— Не бойся, я смогу тебя защитить,  Руана.

— Зачем я тебе нужна? Зачем все это?

— Ты нужна мне…

— Мы очень разные.

— Я знаю, но… я хочу быть с тобой.

— Я знаю… я тоже.

Он обработал ее раны и, проверив, нет ли переломов и других повреждений,  нажал на кнопку зажигания. Всю дорогу они молчали, а когда прибыли в Тарифу, было уже около двух часов ночи. Они опоздали на корабль, и Робинсу пришлось снять номер в портовом мотеле, который был переполнен мигрантами с разных концов света. Руана быстро приходила в себя, Тим не мог понять, что с ней происходит, раны и ссадины исчезали на глазах, а к утру она выглядела здоровой прежней женщиной, как будто ничего не случилось.

— Тебе это покажется странным, но это новое в медицине, — Руана медленно одевалась, — я давно принимаю капсулы регенеративного действия, которые основаны на нанотехнологии. Маленькие частички успешно отремонтировали меня, — она подошла к зеркалу, — какая жестокость…

-Ты о вчерашнем?

-Да, Тим, — она повернулась к нему. Робинс скользнул взглядом в разрез расстегнутого комбинезона. Ее шелковистая кожа и маленькая упругая грудь. У Робинса все пересохло в горле. — Самое интересное, — продолжила она, застегнув молнию, — что они знали, кто я…  может, это нормально?  Я не знаю. Для меня, по меньшей мере, странно пытаться убить того, кто вчера спасал твоих детей от болезни…

— Руана, я рад, что с тобой все в порядке, — Робинс провел рукой по волосам, на лбу выступил пот. Запах ее духов пьянил и очаровывал. Он протянул руки для объятий, но она как-то странно отстранилась от него. – Прости, я вчера… был неправ…

— Тим, я все понимаю, — Руана посмотрела на него в упор, — сейчас я не могу, здесь, в этом мотеле… я люблю тебя, но … надеюсь, в Африке ты изменишься, сейчас у тебя стресс, я понимаю, здесь ужасно жить и трудно не сойти с ума. Я многое поняла, побывав здесь.

— Что? – Тим не отрывал он нее глаз.

— Я понимаю, что вы такие же люди, и в этом мире необходимо многое изменить. Я согласна с тобой, что свалки убивают то, что не уничтожила война,  и так не может больше продолжаться…  я поговорю с отцом.

— С отцом?

Она закусила нижнюю губу. Молчание.

— Твой отец важная фигура?

Снова безмолвие.

-Иди ко мне, — Руана притянула Тима к своей груди, — здесь есть то, чего нет у  нас в Африке, — она ласково гладила его по щеке, — здесь больше свободы, реальные чувства, настоящая боль, тут нет тотального контроля. Понимаешь, все это помогает удержать Африку, потому что без контроля не будет порядка, а без порядка не будет государства, еще не все люди привыкли к мысли, что только их собственная сознательность сможет сохранить хрупкий мир, созданный предками. Белые люди из твоего мира не понимали это, ты видишь, теперь  вас окружает пустыня.

-Да, — Робинс привлек ее к себе, нежно касаясь губами ее лица: — Я никому не говорил этого, я боялся, — он поцеловал ее в теплые губы, чувствуя, как Руана податлива,  каким горячим стало ее дыхание.

— Я понимаю, Тим, — улыбнулась она, останавливая его, — слова не так важны, как чувства…

Он не дал ей договорить, сжимая ее в своих объятиях.

   На рассвете следующего дня Робинс ступил первый раз на благодатную землю Африки. Свежий воздух и красота окружающей природы заставили на его глаза навернуться слезы. Он до сих пор не мог поверить, что стал частью этого мира, красивого, мудрого и справедливого. Неужели так бывает, и что кроется под маской благоденствия и всеобщей радости? Робинс знал, что никогда не станет своим для этого мира, здесь он всегда будет чужой вещью, принадлежащей черной госпоже. Эти мысли не давали ему покоя, несмотря на то, что он не видел в лицах черных той враждебности, что была  у его собратьев по цвету кожи. Ненависть к непохожим на них, к чужакам, была выращена от самых корней цивилизаций. Бывшие властители мира, где правили деньги, и белые господа ненавидели всех, кто не похож на них. Ненависть  была высечена на камнях и в душах, свинцом и плетью, там, где они поселялись, превращая аборигенов в рабов. Теперь белым людям предстояло почувствовать на себе, что такое рабство. Робинс не мог понять, почему к нему не относятся как к собаке, как к белому рабу, для него все было странно в этом обществе, казалось, напрочь лишенным жестокости.  Люди не могли так измениться, рассуждал он, глядя в яркое небо с белыми облаками. Красочные многоголосые птицы пели на разные голоса, а ласковые волны прибоя рисовали узоры на белоснежном кварцевом песке. Руана всегда пропадала на целый день, Тим очень скучал и чувствовал себя порой ненужным. Руана пыталась объяснить, что иначе не может быть, но ему было сложно перестроиться.

Каждую ночь, засыпая на белоснежных простынях, ему снились грязные просторы пустоши, где он бродил в одиночестве, гонимый мусорным ветром, словно пластиковый пакет «перекати-поле». Он видел тысячи лиц блуждающих в темноте. Люди подходили к нему и, касаясь его, просили о помощи. Мужчины и женщины плакали, показывая ему своих мертвых детей. А вокруг поднимались горы мусора, который, словно ожившая волна, превращался в цунами. Тим бежал вместе с тысячами людьми и не мог никого спасти. Пробуждение. Пот заливает глаза. Сбивчивое дыхание и испуганные глаза Руаны.

— Тебе опять снился кошмар?

-Нет, все в порядке, — отвечал он, ощущая еще тот ужас, что преследовал его с мусорных пустошей умирающей земли.

— Иди ко мне, Тим, — Руана гладила его по мокрым волосам, шептала на ухо какие-то слова. Он не помнил их и словно в забытье проваливался в глубокий сон до утра.

   Однажды она сообщила ему, что ей снова придется поехать в миссию Тарифы. Известие о поездке очень взбудоражило Робинса, и он отчаянно просился отправиться вместе с ней в старый засушливый мир, полный жестокости, ненависти и страха. Руана была очень удивлена, но не смогла отказать ему.

  Морской катер быстро пересек Гибралтарский пролив. Тим смотрел вдаль на серые скалы, некогда покрытые буйной растительностью, и в его сердце что-то сжималось, словно у птицы в золотой клетке, которую везли на свободу. Ступив на израненную землю Тарифы и вдохнув воздух, пропахший гарью, Тим знал, что теперь никогда не станет прежним, там он был чужим. Но теперь он стал здесь чужим среди своих. Он  знал, что уже никогда не станет прежним.

  Весь день они провели в лаборатории миссии, в окрестных городах началась холера, и было необходимо сделать прививки. Необходимые лекарства для пострадавших опаздывали, и Руана была вне себя от гнева.

— Я же просила все привезти к сроку, — она грозно сверкала глазами.

— Да, принцесса, я прошу простить меня, — пытался оправдывать врач миссии.

— Это такие же люди, как и мы.

— Я знаю, — кивал врач, и Робинс видел в его глазах страх и преклонение.

Он закрыл глаза и, сжав губы, глубоко вздохнул.

— Руана, я понимаю, что сейчас не время…

— Прости, но я очень занята…

— Руана, почему ты не сказала мне?

— Не сказала что?

— Ты принцесса?

— Ну да, что в этом особенного? — она непонимающе подняла брови.

— Для меня это многое меняет.

-Тим, не начинай, — бросила она, — поговорим дома, сейчас настоящий аврал.

 Робинс смотрел на Руану и не мог понять, зачем ей все это. В Африке она ни в чем не нуждалась, ее отец… ее отец король.  Зачем ей эта грязь и чужая боль в глазах тех, кто ненавидит тебя, не понимал Тим, но не решался заговорить с Руаной. Почему она ничего не сказала о своем статусе в своей стране? Робинс не понимал, почему она скрыла от него это, что хотела принцесса от него?

Руана вернулась глубоко за полночь. Робинс не спал, притворившись спящим. Он слышал, как она вошла в спальню. Тихо, словно кошка, нырнула под простыню прохладным телом. Обвила его шею своими нежными руками и, коснувшись губами плеча, затихла. Он слышал ее дыхание, которое становилось все более размеренным. Ночь. Запах гари. Здесь ему не снились кошмары. Робинс открыл глаза и, откинув покрывало, поднялся с кровати. Теплый воздух пробежался по волосам, словно лаская и зовя за собой. Он стоял на балконе и смотрел на город, который спал. Изредка мимо отеля проходили группами вооруженные люди. Вот какой-то пьяница тащит за собой проститутку. Она смеется и задирает свое и без того короткое платье. Робинс закурил. Хлопанье крыльев. Он удивленно посмотрел в сторону источника звука и увидел, как на крышу противоположного дома села большая птица. Ему казалось, что она смотрит на него своими большими желтыми глазами. Птица взмахнула крыльями и, тяжело поднявшись, полетела в его сторону. Робинс смотрел на нее и внезапно потерял из виду, а потом ощутил, что ночная гостья рядом. Птица что-то крикнула и, коснувшись его головы крылом, резко взмыла вверх.

Спустя несколько недель, когда у них выдался свободный вечер, Руана приготовила ужин и накрыла стол на террасе  дома, который они снимали в Грасалеме. Она стояла в красивом белоснежном платье, которое было из простого тонкого материала, очертания ее  гибкого тела угадывались в свете фонариков, расположенных по краям террасы, и Тим, улыбнувшись, притянул ее к себе.

— С тобой невозможно, — он поцеловал ее в губы, — я не могу без тебя, принцесса, но и возвращаться в Африку не хочу.

Руана удивленно вскинув брови, поставила бокал с вином на стол и, как-то осунувшись, опустилась в кресло.

— Дело в том, что я принцесса?

— Нет.

— Тогда в чем? Ты уже не любишь меня?

— Руана, я как тот зверь, выросший на воле, которого заперли в клетку, мечтающий о свободе. Пусть  мне будет голодно, пусть я буду умирать от жажды, но здесь у меня есть  свобода и желание что-то изменить. Пойми, вместе мы сможем…. Я уверен, что твоей стране удобно, чтобы весь мир был в руинах, как было раньше выгодно другим странам. Я понимаю, что это неправильно, и если ты уйдешь, я приму твой выбор и буду надеяться, что мы, возможно, когда-нибудь увидимся снова.

— Ты знаешь, я не могу остаться?

— Но ты же принцесса.

— Это все чушь, — она отвернулась, — я просто дочь своего отца.

— Разве твой отец не может все это прекратить?

— Прекратить что?!

— Уничтожение всего живого!

-Тим, — Руана резко поднявшись, взяла его за руки и, прижав к своему животу, прошептала, — ему ты тоже будешь рассказывать о свободе? А когда твой ребенок будет знать, что его отец никчемный белый, который заставил его мать страдать…

-Руана, прости, но это эмоции…. Подумай, мы любим друг друга, но нам невыносимо друг с другом, мы раним друг друга с мазохистским наслаждением, забывая все и снова ложась в одну постель. Потому что любовь все прощает, потому что у любви нет разного цвета кожи.

— Тим, я понимаю, но я не могу…

— Оставайся.

-Нет, — она покачала головой, — я не смогу здесь… и, тем более, ребенок…

— Поэтому я и прошу тебя остаться, Руана, я не отказываюсь от тебя, мне чужд твой приторный нарисованный мир, я не хочу его. Это эгоизм, по-твоему? Зачем ты здесь, зачем спасаешь умирающих, когда ваша страна делает все, чтобы эти люди страдали. Продлевая им жизнь в своей миссии, ты словно ковыряешься в кровавой ране, которая все равно кровоточит, и ты знаешь, что человек все равно умрет, только страдания его будут еще мучительнее.

— Я не задумывалась об этом, — Руана обняла Тима с такой страстью, словно прощалась с ним навсегда, — ты знаешь, кто я, — она немного помолчала и продолжила, — я принцесса, дочь короля Африки, поэтому я здесь, но и поэтому я должна вернуться  домой.

— Не вижу связи, — усмехнулся Тим, — я думал, ты выберешь свободу, и наша любовь гораздо важнее всего того, что ты делаешь здесь. Люди все равно будут умирать, если не изменить порядок вещей, происходящих здесь… да и по ту сторону Гибралтара. За годы, прожитые в мире, полном ненависти, возможно, мое  сердце очерствело и стало  похожим на камень. Но тебя я люблю, в этом ты можешь не сомневаться. Еще больше я хочу изменить этот мир, который похож на зловонную яму, где все рано или поздно умирает.

Руана с болью смотрела на него, понимая, что сделала роковую ошибку.

— Я не могу остаться, если ты любишь, то мы уедем отсюда, наши дети не должны увидеть этот мир…

— Если, если, — уронил Робинс, — думаешь, мне легко? — Он налил себе вина и, выпив залпом бокал, посмотрел на Руану — Уезжай и никогда не возвращайся, только так мы сможем справиться со всем этим. Я буду помнить тебя как самое лучшее, что было в моей жизни.

— Я тоже, — прошептала Руана одними губами.

  Они сидели в разных углах комнаты и долго смотрели  друг на друга, словно пытаясь запомнить черты каждого так, чтобы они впечатались в память навсегда. Когда стало темно, они не включали свет, а лишь взялись за руки, так и уснув в объятиях друг друга.

  Когда Робинс проснется, ее уже не будет рядом… Только легкий аромат ее духов, пустота, с которой он будет жить все эти годы, пытаясь что-то изменить, что-то забыть, а что-то построить заново.

  Спустя много лет он перебрался в Индию, где продолжил делать то, ради чего остался, а именно вернуть былой облик тому, что стало вызовом,  что стало предсмертным кашлем старой эпохи. У него было много сторонников, и Робинс радовался, что смог сделать свой мир немного лучше и чище. Отчаяние больше не бродило по пустынным городам, свалки больше не заполоняли городские площади, хотя от них  не удалось избавиться окончательно, но их стало в разы меньше. Робинс нашел людей, способных думать и предпринимать важные решения. Их становилось все больше, израненная империя начала подавать признаки жизни. Однако это уже была совершенно другая страна, в совершенно непохожей на прежние эпохе.  Страны объединялись, позабыв о распрях и границах, о своих амбициях, о том, как пахнут деньги и чем люди платят за свою жизнь.

 Иногда на закате он сидел на  балконе своего дома в Мумбае и вспоминал ту единственную, что оставила глубокий шрам в его сердце, когда оно было ожесточено испытаниями, выпавшими на его долю и окружающего мира. Порой Робинс ловил себя на мысли, что ищет Руану в толпе темнокожих девушек, понимая то, что она давно уже стала другой.

Спустя 15 лет____________________________________________________________

— Мама, когда мы отправимся в другой мир? — спросила Калисто. — Я ведь уже достаточно взрослая.

Руана, улыбнувшись, посмотрела в глаза дочери, они были совсем как у отца. Она знала, что он многого добился, стал уважаемым человеком. Его мечта почти осуществилась.  Тим Робинс положил начало так называемому «отмыванию городов от свалок и смерти». Руана, улыбнувшись, взяла фотографию, где они с Тимом стояла на озере Чад, когда они были еще такими молодыми, нетерпеливыми, не готовыми уступать друг другу.

— Мама, ты всегда смотришь на это фото, а потом плачешь, — Калисто взяла фотографию из рук матери и, посмотрев на нее, поставила на стол. — Мне кажется, папа любит нас, просто ты сама не хочешь признать и понять, какие вы разные.

— Ты говоришь как он, — грустно улыбнулась Руана, — я уверена, что любит и жалеет о том, что тогда мне пришлось уехать. Через несколько дней я и твой дедушка отправляемся в Мумбае, это в Индии, если хочешь, можешь поехать с нами.

— Но там не опасно?

-Нет, что ты, тот мир стал намного лучше, за пятнадцать лет многое изменилось, мир залечивает свои раны очень быстро, и теперь, думаю, все изменится, потому что люди… сами изменились, понимаешь, Калисто?

— Понимаю, — девочка опустила глаза, — мне немного страшно, я же никогда не покидала пределы Африки, но я многое  читала о том, что нас не любят в том мире.

-Не думай об этом, — Руана погладила дочь по голове, — все будет хорошо.

   Они любили закат на бухте Бэк–Бей и весь вечер наблюдали, как солнце медленно тает на горизонте. Его золотистые лучи становились пурпурными, купаясь в теплой воде Аравийского моря.

Калисто отпила из своей чашки и с улыбкой рассказывала матери, как сегодня она каталась на огромных животных.

— Я думала, что слоны уже давно вымерли, это так здорово, что они до сих пор живы.

   Робинс услышал задорный смех девочки и подумал, оглядываясь назад, что его дочери или сыну могло быть столько же лет. А женщина, сидевшая к нему спиной, могла быть его любимой Руаной, от которой он отказался ради свободы, ради своих целей, ради чего? Он расплатился с барменом и направился к ступенькам, ведущим к пляжу бухты. Немного замешкавшись, он остановился возле перил, какое-то странное чувство заставило его обернуться и посмотреть на женщину, живо разговаривающую с девочкой. Робинс почувствовал, как земля уходит из-под ног, он схватился за перила и попытался прийти в себя.

— А ты ни сколько не изменилась, — пробормотал он, глядя на нее.

Руана посмотрела на него и их глаза встретились. Морщинки прорезали кожу возле глаз. Седина припорошила почти что всю голову, но это был он. Она улыбалась, вспоминая прошлое, которое так и не стало их настоящим. Робинс посмотрел на девочку и увидел в ее глазах свое отражение.

-Тим, — прошептала она и, посмотрев на дочь, направилась к нему. Они взялись за руки, не веря, что эта встреча оказалась возможной.  Они просто молчали и смотрели друг на друга. — Тим…

-Руана…

 -Тим….  Ведь только любовь долго терпит, милосердствует, — она нежно сжала его пальцы в своих ладонях.

— Только любовь не завидует, не превозносится, не гордится, — тихо продолжил он.

— Она не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, — прошептала Руана, — любовь не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит…

Похожие статьи:

Рассказы → Маша фром Раша

Рассказы → Лийка

Рассказы → Они слышали это!

Рассказы → "Л"

Рассказы → Она нас