Сеть. Часть 5.

− Так странно смотреть отсюда на звёзды, на небо… − удерживаясь рукой за один из держателей, Ева вглядывалась в темноту иллюминатора.

− Действительно, странно. Мне кажется, я никогда не привыкну к этим пейзажам, и, зная себя, твёрдо уверен, что до глубокой старости они будут сниться мне по ночам, − бултыхаясь в воздухе, Бретт медленно подлетел к девушке.

− Наверно, ты прав, − задумчиво произнесла Ева, – я не знаю…

В её глазах жила загадочная, неясная грусть. Бретт видел её, видел отчётливо, как никто другой. Видел, как во взгляде её, ни с того, ни с сего появлялся туман, лёгкая дымка; тонкие, нежные губы начинали что-то шептать, очень тихо, так что слышала, что говорила, верно, только она сама. Видел как порой, замерев, по много часовона лежала или сидела у себя в каюте, всматриваясь куда-то глубоко в себя. Порой он видел, как она смеялась, улыбалась, но голубые глаза ее, тем не менее, неизменно оставались такими же задумчивыми и печальными.

С секунду Бретт молчал, смотря на повёрнутое к нему в пол-оборота лицо, судорожно думая, как продолжить разговор.

− А кем ты была там, на Земле? – наконец, выдавил он.

Ева пронзительно посмотрела на него:

 – Хирургом в госпитале.

− А я инженером-конструктором и программистом немного.

Девушка, искусственно изобразив заинтересованный жест, вновь направила взгляд к одной из особенно ярких звёзд.

«Дурак! Дурак! Это самый нудный и неудачный вопрос, который я только мог задать».

− Скажи, а ты часто была влюблена?

Удивлённо и вопросительно Ева посмотрела на Бретта, успевшего в тот миг пожалеть, что позволил так неосторожно вырваться своим словам. В груди что-то неприятно ёкнуло.

− Извини, − начал он неуверенно. – Просто твои глаза… какая-то грусть, какая-то тяжесть гнетёт твою душу, мне отчего-то так кажется. Возможно, я ошибаюсь, ошибаюсь сильно…. Я не обижусь, если ты не ответишь мне. Даже если совсем не станешь говорить со мной. Я не обижусь…

Девушка молчала, вновь отвернувшись к иллюминатору. 

Растерянно Бретт тоже взглянул на невероятно яркую и широкую полосу млечного пути и, несильно оттолкнувшись от стены, начал медленно уплывать прочь.

− Я была влюблена по-настоящему лишь однажды. Безумно, преданно, так что при одном виде того человека моя кровь кипела, чувства переполняли меня, я хотела летать…. Не как сейчас, как-то иначе, как летают птицы в небе…

Знаешь, я никому не говорила это, но тогда я испытывала нечто большее, чем любовь или, возможно, это чувство и было любовью, а всё остальное лишь жалким подобием на неё, − она говорила очень тихо, почти не смотря на Бретта, успевшего вновь подлететь к ней и замереть, вслушиваясь в каждое её слово.

− Но что произошло? – нерешительно проговорил он, стараясь сказать ни громче и ни тише Евы.

 − А дальше? Дальше я совершила ошибку, конечно история не терпит сослагательного наклонения, однако я очень часто думала, что бы произошло, если б я не уехала тогда. Даже забавно, моя детская мечта тогда убила реальность и счастье, − она замолчала на секунду, в голове больно застучало, − Прости, это очень тяжело для меня, я говорю сумбурно и, наверное, не смогу объяснить тебе что-то внятно. В те дни, когда ещё я любила, я по своей воле оказалась в жерле войны, по собственной воле. Я была очень молода и полна безумных амбиций и благих намерений, я верила, что мне подвластно всё, я верила, что в моих силах остановить войну, предотвратить ненужные жертвы. Однако реальность тогда жестоко и больно обожгла меня, я увидела, как обезумев, люди способны убивать друг друга, как горят города, как в тёмное небо взлетают огненные снаряды, я многое увидела…

Тогда мне было суждено многое пережить. Я не знаю, что стало с моим сердцем, оно, похоже, превратилось в камень, а душа перестала желать летать…. Всё моё существование тогда преследовало лишь одну цель – выжить. Странное состояние, когда человек перестаёт ощущать всё вокруг и одновременно чувствует всё слишком чётко и остро, − Ева вновь замолчала, закрыв глаза, Бретту на миг показалось, что по её щеке прокатилась слеза, но он не мог этого утверждать.

− Ты, наверно, слышал про аварию, случившуюся из-за неисправности только появившейся системы автопилота, про неё много говорили в прессе. Слышал, конечно. Тогда погиб лишь один человек, и специалисты потом оправдывались, что вероятность подобной неисправности была одна на миллиард. Вероятность того, что в той машине оказался именно этот человек, была, наверно, и того меньше…

Я влюблялась и не раз, после всего этого, но то чувство было уникальным, а то, что я испытывала позже была, пожалуй, банальная потребность любить, свойственная всем людям без исключения…

Бретт по-прежнему молчал. Как отчётливо он теперь видел её, её глаза! Он понял всё, всё переплетение эмоций и слов, изложенных столь кротко и в то же время до невозможности полно. Всё его существование казалось ему теперь ничтожным по сравнению с её жизнью, его чувства мелочны по сравнению с её чувствами. То, что ощущал он в ту секунду, в то мгновение сопоставимо было, наверно, лишь только с тем, что, рассказывая, ощущала сама Ева.

− Что ты молчишь? −  произнесла она так же негромко, но уже как-то иначе, − Я открыла тебе свою душу, теперь твоя очередь, тогда мы будем квиты, − повернувшись к нему и, посмотрев особенно задумчиво, очевидно поглощенная воспоминаниями, она чуть заметно улыбнулась, стараясь пересилить то, что творилось внутри неё.

− Я? – протянул Бретт. – Я очень странный субъект, в моей жизни много всего было, я много влюблялся и забывал это чувство, влюбляясь вновь, но единственный раз в своей жизни, я испытал нечто удивительное, чувство влюбленности, сменяемое тоской и грустью, то, что не отступало и не проходило, преследуя и не покидая меня. В той девушке было что-то особенное, то чего не было ни в ком другом, что-то загадочное, таинственное. Я не знаю, что именно привлекало меня в ней: её голос, её черты, её слова? Тогда я твёрдо решил, что это и есть моя судьба и идти дорогой, отличной от неё, глупо и бессмысленно. С того дня, по сути, началась моя жизнь, появился я, тот который сохранился по сей день.

Прошла пара лет. И однажды в солнечный летний день, шляясь по городу в поисках очередного порыва вдохновения, я заметил знакомый силуэт. Она шла, обнимая и целуя в губы абсолютно неизвестного мне человека. Меня тогда будто что-то ударило в грудь, дыхание спёрло, я решил, что ошибся и решил проверить, подойдя к ней. Но, увы, я был прав. В тот день я не стал с ней ругаться, красиво и размашисто нападать с кулаками на того человека, к слову сказать, собой весьма неплохого, я вообще больше не говорил с ней и не видел её больше ни разу.

Поначалу во мне родилась страшная, жуткая злость, ревность, я хотел разбить вдребезги весь мир. Это было вначале, а потом я вдруг с ужасом понял, что то, что я в ней любил, куда-то исчезло, растворилось, всё в ней стало для меня каким-то чужим и обычным, я уже не видел её в своих снах, её образ не дарил мне окрыления, я потерял это чувство. Я потерял любовь, которую лелеял многие годы, я едва не потерял весь мир вокруг. Он начал стремительно и неизбежно превращаться во что-то серое, безликое. Я что-то бесцельно искал, неожиданно найдя эту безликую субстанцию в экспедиции к северным широтам. В качестве электрика я оказался с группой славных бородатых учёных на белой дрейфующей льдине по соседству с большим и пушистым белым медведем.

Пробыв там год, я вновь проснулся. Мир вновь перестал казаться столь дрянным, но я не был влюблён, а ярких эмоций – замечательных заменителей этого высокого чувства – стало катастрофически не хватать. Мир вновь начал стремительно сереть. И вот я здесь…

− В поисках любви или впечатлений, − невесело улыбнулась Ева.

− Именно. Мир отсюда необычен и ярок. Моя душа вновь ликует… и мне это нравится.

*  *  *

Эндрю открыл глаза. Всё вокруг вновь изменилось, вокруг был лишь бескрайний насыщенный тёмно-синий цвет и лёгкий туман.

Вглядываясь ему в глаза, перед ним стоял Маркос. Он был в невероятно ярком красном пиджаке и с той же массивной тростью в руке.

− Ты обещал, что всё исчезнет, − говорить было необычайно тяжело, голос Эндрю был тихий, чуть скрипучий.

− Я обещал вызволить тебя из консервной банки, и я держу своё слово, − Маркос, улыбнувшись и глухо постукивая по земле тростью, подошёл чуть ближе.

− Я всё ещё здесь…

− Ты не прав. Ты вновь ошибаешься! Сейчас ты почти полностью отделён от «Сети». В это мгновение ты напоминаешь младенца, у которого вот-вот перережут пуповину. «Сеть» осталась в полусотне миллионов километров от тебя, очень и очень далеко.

Эндрю попытался шагнуть вперёд, но ноги ему не подчинялись.

− Не трать времени зря. Я исчезну через 37 секунд. Я подарил тебе новое тело, скоро ты всё поймёшь сам. Ты скоро проснёшься.

− О чём ты?

− Ты всё увидишь, а пара сотен гигабайт в твоём сознании расскажут всё то, что ты не в силах будешь осознать сам. Судьба приготовила для тебя множество непредсказуемых стечений обстоятельств, поверь мне, я лично знаком с этой эксцентричной особой. Удачи! – едва махнув рукой, Маркос растворился.

Тёмно-синее пространство вокруг начало колебаться, вихрем закручиваясь вокруг Эндрю. Что-то больно обожгло лицо и тело. В глазах снова потемнело.

Синяя масса, словно вода, накрывала его, обтекая вокруг, медленно она застывала, превращаясь в твёрдый, холодный лёд.

Нечётко Эндрю услышал чьи-то голоса, будто бы эхом прокатывались они где-то снаружи ледяного панциря, постепенно усиливаясь и становясь отчётливее, неожиданно он почувствовал чьё-то холодное прикосновение и в ту же секунду мрак перед глазами сменил яркий луч света.

«Опять…» − пронеслось в голове. Он закрыл лицо рукой, неожиданно поняв, что она свободна и более ничем не связана.

− Работает! – послышалось где-то совсем рядом.

«А может быть, это был всё-таки сон? Долгий, затянутый. Может быть все эти люди, говорившие про «Сеть» были лишь плодом моего воображения. Может быть я, наконец, проснулся?» − с уже забытым энтузиазмом начинали его убеждать мысли.

«Сон может закончиться. Лишь открой глаза», − веря себе как никогда ранее, он убрал ладонь от глаз.

Безумно-яркий свет ослепил его, однако теперь глаза быстро привыкали, и вокруг стремительно проявлялась большая комната, уставленная какими-то приборами и заполненная множеством бегающих и суетящихся людей.

− Где я? – прохрипел Эндрю. Голос прозвучал слишком неестественно, создав неимоверный дисбаланс с тем, что он ожидал от себя услышать.

− Видал? Это штуковина интересуется, где она. Видно скоро тостеры на кухне будут возмущаться, что им не нравится интерьер, − громко проскандировал крепкий, широкоплечий парень, с шикарными бакенбардами и крайне короткой стрижкой.

Эндрю приподнялся. Всё вокруг окончательно приняло чёткие очертания. С трудом повернув и опустив голову, он взглянул на себя. Однако вид тела заставил его тотчас отвести от него взгляд: цвет тела напоминал обгоревшее дерево, слегка отдавая зеленоватыми оттенками, кисти рук были изумительно ровные, пальцы прямые, тонкие; члены его тела в целом не отличались массивностью и были неестественно длинны; ступни ног и вовсе напоминали скорее ботинки. Всё тело, плавно переходившее в руки и ноги, было однотипным: ни грудь, ни живот, ни плечи, ни выделялись на нём.

«Что я?»

С трудом встав на ноги, Эндрю тотчас почувствовал неожиданную слабость и вновь рухнул на землю. 

Похожие статьи:

Рассказы → Барбосса Капитана

Рассказы → Унисол XXI века

Рассказы → Сеть. Часть 2.

Рассказы → Они слышали это!

Рассказы → Сеть. Часть 3.