Рассказы

Когда мысли миллионов людей входят в резонанс, они превращаются в мощную созидающую силу. Так, после выхода в свет книги Ефремова Туманность Андромеды, где-то в парралельной Вселенной возник мир коммунистического будущего. Но время идет, и без новых читателй этому миру угрожает опасность исчезновения...

— А этот уже был?

Спрашиваю у чего-то осклизлого, бесформенного, развалившегося на креслах.

— Этот… это какой?

— Ну, такой…

— Какой такой?

— Ну… Такой – такой.

В очереди смеются, я и сам над собой посмеиваюсь.

Микросхемы собирались в длинные цепочки, которые затем переплетались подобно нитям ДНК. Образовавшиеся связи формировали электронное ядро, около десятка ядер составляли одну клетку нейронного мозга. И всё это происходило по лёгкому движению руки. Он чувствовал себя Творцом. Как Бог создал человека, плоть от плоти своей, так и он сейчас творил новую жизнь. Приступая к работе, он полностью отдавал себя ей, забывая о той другой, с которой когда-то поклялся быть и в горе, и в радости. Но она постоянно о себе напоминала.

Они расположились в кресле перед камином. Рыжая шерсть слегка щекочет под коленками, а сующийся повсюду хвост тихонько бьёт по голове. Сегодня книгу для чтения выбирает она. Ещё у себя дома, в сундуке на чердаке она нашла сказку «У лукоморья дуб зелёный» и решила спрятать, чтобы младший брат не нашёл. Брата больше нет, нет семьи и дома с пыльным чердаком, но книга осталась. Как память…

Конференц-зал постепенно наполнялся. В кресла, расставленные вокруг овального стола с полированной крышкой, не спеша рассаживались члены Семьи. Были тут и военные, и гражданские чины, одно положение которых (не говоря об уровне власти) вызывало в Моране гордость. Он пока что был обычным ученым, лабораторной крысой, которого даже не пускали на заседания Совета, хотя Морану давно уже исполнилось сто лет. Но результаты этой встречи могли полностью изменить его жизнь.

– Зря ты это так, – неспешно потянул старик, продолжая шевелить угли.

– Как так? – нахмурился рыжий.

– Чертей зовешь. Не к добру.

Далеко не все принцессы хотят выйти замуж по законам жанра — за принца на белом коне. Иногда попадаются и "несознательные" экземпляры, нарушающие традиции.

(Фантастика.)

Император Всея Галактики и Прилегающих Территорий, Мудрый и Непревзойдённый, Великий Упс нежился после утренней реинкарнации в потоках мю и ню излучений, когда в его ауру ворвался голос  Главнокомандующего Непобедимой, Несокрушимой, Миролюбивой Армии Маршалинисимуса Гро.

— Разрешите доложить, Великий, Мудрый, ну и прочее, прочее… — рявкнул посетитель.
Ню и мю излучения задрожали от мощных акустических вибраций, утратив конгливентивные связи между элементами, и Император с грохотом рухнул на пол.
— Прошу прощения, — вытянулся по струнке смущённый Маршалинисимус. – Вызывали?..

Магистраль пустынна: вот уже полчаса, как не встретилось ни одной машины.
— Здесь сворачивай налево, — хрипит с заднего сиденья Лысый.
Я не вижу, где здесь можно свернуть – дорога серой полосой разрезает бесконечный луг.

   Мы нашли эту смотровую площадку в первый день нашего знакомства, и каждый вечер приходим сюда и сидим, наслаждаясь молчанием. Город лежит, как на ладони, простираясь до самого горизонта, расчерченный прямыми линиями дорог. Дома кажутся игрушечными, как на панорамном макете. Солнца не видно за пеленой, но можно последить его движение по тому, как меняется освещение неба. Светило ложится спать, на прощание украшая горизонт малиновым сиянием.

Сенатор Катон был красноречив и многословен. Выступления его напоминали монологи лучших актёров. А в искусстве мимики и жестикуляции даже некоторые служители Мельпомены уступали. Но, так как среди сенаторов театралы не водились, то во время очередного словесного поноса Катона, занимались кто чем – кто читал, кто играл в крестики-нолики, кто ковырял в носу, погрузившись в эротические фантазии о молодой рабыне, купленной вчера совсем недорого на ярмарке.

О хроноперемещениях и стрессовых эмоциях. История одной неудачи. А может наоборот — удачи?

Даже если ты — Привидение, и твой возраст перевалил за несколько веков, еще не поздно вспомнить молодость и тряхнуть стариной.

Пьер в последний раз заглянул в витрину. На залитом бесстрастным лиловым светом пластике вытянулись, каждый в своей колыбели, металлические тела инструментов. Пьер представил, как берёт их по очереди, взвешивает в руке маленькое, совершенное в своей завершённости, изделие, которого до него касались только пальцы мастера-творца и повитухи-укладчика. Каждую пятницу он приходил сюда, прижимался лбом к холодному, гладкому стеклу и замирал, глядя внутрь до боли в глазах.

Он представлял, как пальцы укладчика взяли тщательно обмытое в ультразвуковой ванне тельце, завернули в тончайшую пелёнку обёртки и вложили в колыбель-коробку. И теперь маленькие, тихие создания лежат здесь и ждут. Ждут того, кто вызволит их из томительного сна бездействия.

  За прозрачной триплексовой стеной в дежурном освещении, когда горела одна из пяти ламп, контейнеры выглядели особенно внушительно. Никто из экипажа суб-грузовика «Богомол» не знал, что находилось внутри контейнеров. Никто и не интересовался. В том числе и я. В мои обязанности входило всего лишь обслуживать груз в течение полета от одной р-станции к другой, передавать его заказчику и принимать новый, когда наш капитан заключит соответствующий договор. Не более того.