Эkзaмен

Я сделал два шага назад. Твари вышли на свет костра, одна подбиралась ближе. Главное не промазать. Ревень скоро вернётся, с какой же стороны ждать? Оглянулся. Твари, действуя сообща, обходили огонь справа, я шагнул влево, прицелился. «Только бы не промахнуться» – стучит мысль в голове. По мишеням я всегда стрелял классно! Вдруг почувствовал, как сдавило виски, в глазах появилось туманное облако, что мешало ясно видеть цель.

* * *

– Ты меня понял, малой? – Наставник пристально посмотрел на меня. – И давай без гонора, я знаю, ты справишься, но всякое бывает.

– Да знаю я …

– Ну-ну, знаешь, – кивнул Ревень.

Я молчал, сверлил наставника взглядом. Понимал, спорить с ним гиблое дело.

– Ты буркалами не прожигай, залезешь в землянку и не высовывайся. Вернусь, вместе пойдём.

– Это бред.

– Ты опять? – Ревень покачал головой, а я смотрел на него и мысленно возмущался: «Всё как с пацаном, с малолеткой валандается – полезай в землянку, пистолет почистил, нож взял… Я взрослый уже, сам знаю»!

– Чего сопишь?

– Да ни чё. Я могу постоять за себя, и мы ж решили, что…

– Ты решил. И не чокай. Мне ещё мамке твоей в глаза смотреть, – резко оборвал Ревень. Потом улыбка тронула его губы, и он хлопнул меня по плечу. - Я ж тебе дело говорю, а ты умничаешь. Ладно, всё нормально будет. Через пару часов вернусь.

* * *

Вечер, мало отличавшийся от серого дня, растворился. Ночная тьма наступила быстро и окутала чёрным одеялом. Падал снег. Вокруг тишина. Морозный воздух щекотал ноздри.

Холодно, прямо зуб на зуб не попадал. Накидал ещё веток в костёр, натаскал из землянки. И чего мне там прятаться, придумал тоже. Нет, я, конечно, Ревеня уважал и понимал, но он слишком волнуется за меня.

Сидел возле костра, ковыряя палкой угли, грел руки. Пара часов прошла давно, а Ревеня всё нет. Темнота сгущалась, и не хотелось тушить огонь, лезть в холодную землянку, да, и укрытие не слишком удобное – низкий бревенчатый потолок, стены, наспех зашитые горбылём и от того колючие.

Что я здесь делал, пока не ясно. Ревень вечно учит: «Пора уже мужиком стать, ориентироваться в лесу и, если надо жабку замочить, и не одну». Вот и надо показать, что я готов!

У костра я согрелся, время идёт, а наставник никак не возвращался из посёлка. Вчера он показал на карте заброшенное селение, которое разведчики обнаружили не сразу. Располагалось оно в низине, так заросло за тридцать лет «колючкой», что не сразу и отыскали его. Учитель грозил пальцем в штопаной перчатке и говорил сидеть тихо, не шуметь, а если шатун жабий объявится, в землянке схорониться. Я возмущался, пытался доказывать Ревеню, что справлюсь, у меня ведь есть и нож, и пистолет. «Разве я слабак?» – спрашивал и сам отвечал, ершился, что не дать отпор какому-то мутанту – проявление трусости, и я не тупой чурбан. Ревень качал головой на мои слова, становясь серьёзным, а я продолжал бравировать, обещая воспользоваться оружием по назначению. Наставник кивал моей «храбрости», улыбался, потом легко шлёпнул по затылку, добавляя:

– Каждому своё время. Будь осторожен, барбос, и помни, чему я учу тебя!

– Но… – снова начинал я, видя, как Ревень хмурится. Он уже не настаивал на необходимости спрятаться в землянке. Да и я не стал продолжать, а в голове так и вертелось: «Что ж со мной сделается»?

В посёлке, что Ревень на карте нашёл, давно все вымерли, а припасы есть и о-го-го сколько, рассказывали сталкеры из убежища: консервы всякие и даже лекарства.

Зачем наставник попёрся туда один? Вдвоём было бы лучше. Мне уже почти пятнадцать, а он всё «малой» да «малой». Ревеню, понятное дело, уже под сорок, как моему бате. Пропал он лет пять назад, не вернулся из разведки. Никто больше не слышал о нём.

Мамка надеялась, что отец возвратится, ждала, тихо плакала в подушку, чтобы мы с сестрой не слышали. Мне кажется, она и сейчас верит, что он не погиб, но годы берут своё. Я давно стал взрослым и знаю, что мёртвые не возвращаются, даже если нам очень хочется этого.

Наставник заменил мне отца и многому научил. Он даже внешне напоминал его – такой же мускулистый, с широкими плечами, только батя почти седой был, а у Ревеня русые волосы и россыпь веснушек на круглом лице.

Серым днём хоть и светлее, плотный слой облаков скрывает унылое солнце. Толстая корка льда покрывает болота, а вот передвигаться не особо приятно. Топь похожа на ледяной каток. Острые обледеневшие ветви кустов и травы напоминают лезвия бритвы. Около застывшей воды, словно гигантская корона, громоздится замёрзший камыш. Красивое зрелище, говорит обычно Ревень, а ещё добавляет, что раньше такого не было. Зима приходит внезапно, сразу холод начинается, и остатки осени вмерзают в топь.

После крушения мира нам осталось одно – выживать любой ценой. Жабы на поверхности жрали нас, а мы под землёй в тоннелях, точно в норах, жрали то, что находили снаружи. Старики вспоминали порой о разных вкусностях, о которых мы узнавали лишь по их рассказам.

* * *

Снег падал. Я смотрел на небо, туда, где должны быть звезды, хотя я их никогда не видел. Старшие говорили, что это незабываемое зрелище, и надеялись, что наступит время, и небо вновь станет чистым. Последствия ядерной зимы изменили мир.

Внезапный шорох. Я сжался, словно пружина, оглядываясь на звук ломающихся веток. Засосало под ложечкой. Вытащил пистолет и, прислушавшись, снял с предохранителя. Может, это наставник? Обычно Ревень сигнал подаёт, а тут ничего. Послышалось? Дым костра заполнял воздух, стелился по земле. В землянке я дождусь рассвета в безопасности. В относительной безопасности, усмехнулся про себя. С другой стороны, не учуять жабу-шатуна с болот невозможно.

Вспомнилось вдруг, когда я был восьмилетним пацаном, как мы бежали по тоннелю, уносили ноги со станции. В колонии на одном из перегонов метрополитена расположилась большая община. Под землёй люди укрылись, спасаясь от войны. Мы с сестрой родились на станции и не вдавались в подробности, что стало причиной странных смертей соседей.

Отец в то время работал в лаборатории, был врачом. После катастрофы сложно не только лечить больных людей, но и выяснять, из-за чего вспыхнуло безумие. Помню, как заражённые вопили, что подземелье давно превратило нас в мертвецов. Их называли «смерть несущие», и никакие они не мутанты или зомби, а соскочившие с катушек люди, чуть не погубившие всех в общине. Глава колонии спёкся в самый неподходящий момент. Отец принял единственное правильное решение – увести оставшихся в живых людей подальше от проклятого места.

Мы стали первыми, кто вышел на поверхность после войны. Около тридцати лет люди боялись выбраться на свет, веря, по словам отца, не приборам, а домыслам опасавшегося за свою жизнь вожака колонии.

Отец вывел сорок семь человек по заброшенному туннелю к военной базе. Она стала для нас новым убежищем. Потом он возвращался вместе с Ревенем за медикаментами, рискуя жизнью, понимая, что вместо людей на станции осталось напоминание о них – тени, убеждаясь, что сделал правильный выбор.

Из убежища люди изредка выходили наружу, впервые увидев мир. К разрушенным поселениям я бегал уже с Ревенем, когда исчез отец, а в то время мы с сестрой смотрели на лес, падающий снег и искали в тёмном небе звёзды, ненадолго выбираясь в лес под присмотром старших. Глоток воздуха напоминал глоток свободы, и хотелось жить, хотелось построить лучший мир заново.

Дети взрослели рано, чтобы занять место взрослых, и учились выстоять против обезумевших сил природы и тех, кто скрывался в темноте, в заброшенных селениях, в мёртвых городах и между деревьями.

Их прозвали жабами. Это мерзостные твари – полурыбы- полулюди. Тела у них почти, как у человека, кожа серая, склизкая, перепончатые лапы с когтями, а лица вытянутые с водянистыми рыбьими глазами. Рот на полморды, как у жабы, за то их и нарекли так. Пасть полна острых зубов, и ещё они утробно «квакают», мерзко так – куа-куа хр-р-р, потом снова куа-куа.

После войны они появились из болот в зоне заражения. Пытались в коллекторах селиться, но бойцы, охранявшие убежища, защищали нас. Мутанты трусливы, один на один не вступают в схватку. Если их больше – трое-четверо, – то одиночку запросто замочат, а если стая – лезут в убежища, вот тогда приходится туго.

Запах тухлой рыбы, сопровождающий тварь, сразу бьёт в нос, а сейчас ничего. Существо же пряталось между деревьями. Уверен, жаба-шатун рядом, прямо жопой чувствую. Где же Ревень? Лезть в землянку не хотелось. Стрелять тоже… Нет, как вариант я мог в упор выстрелить, но громкий звук привлечёт земляных крыс, которые селятся в этих местах, устраивая норы под корнями. Здоровенные и опасные суки, как и расплодившиеся летом змеи. Хотя в зимние месяцы зубастые гадины в спячке. Холод их тормозит, как говорят разведчики.

Лет сорок назад радиация никому не оставила выбора: на поверхность высунешься, сразу смерть поймаешь, как объясняла мать. «Ежу понятно, - рассуждал я, – что это радиация сделала из людей жаб. Не каждому счастливчику повезло убежище найти». Я чудовищ близко не видел ни разу, и, по разговорам вояк, тварь грохнуть не так сложно, так же, как и человека. «Чего там, пальнул пару раз, и нет жабы», – рассуждал я, зная, что с одной тварью справиться несложно.

Изувеченный мир на поверхности уже не наблюдал за нами, он жаждал добить, стереть нас с лица Земли.

Хруст веток за спиной. Я подскочил, как ужаленный, осмотрелся, подбросив веток в костёр. Лёд скрипнул под лапами мутанта. Свет от огня освещал поляну, но не настолько, чтобы мне удалось разглядеть, кто прячется в темноте. Кинул в костёр ещё ельника. Смолистая хвоя затрещала, пламя разгорелось, рванулось к коричневому небу. В ярком облаке света мелькнула тень.

«Да, сколько их там»?!

Сердце подпрыгнуло, провалилось в живот и забилось в коленках дрожью. Теперь я понимал выражение «душа в пятки ушла». Один на один с шатуном! Да, ни разу я ещё в жабу не стрелял. Это ведь просто, у меня же полная обойма.

Тварь, я уверен, скрывалась между деревьями. Из спячки вылезла и озверела, а голод погнал к людям. Если разведчики жаб убивали, то и я прикончу, чем я хуже них?!

Поднялся и осторожно двинулся к землянке на всякий случай. Мне оставалось наклониться и крышку люка поднять. Он замаскирован еловыми ветками. Прятаться, что ли? Нет? Может, справлюсь один?!

Снег предательски заскрипел под ногами, но и я слышал жабьи шаги отчетливо. Внезапный хруст снега позади заставил спину покрыться мурашками. Я выхватил из костра горящую палку – конец длинный, не обожгусь – и осветил поляну с другой стороны. За мной мелькали тени. Мутанты здесь, по меньшей мере, двое.

Липкий пот, пахнущий страхом. Я ощущал этот кислый запах даже через бушлат. Капли стекали по рёбрам и между лопатками. Утробный звук «куа-куа, хр-р» наполнял тишину леса. Во рту сухо и мерзко, кажется, закашляюсь, и горло слипалось. Чёрт. Как пить хочется! Я понимал: они рядом и неотрывно следят за мной. Почему не нападают, чего ждут?

Стало зябко, толстовка промокла насквозь, и даже подбородок подрагивал. Ужасен не облик монстров, страшно, когда не видишь, кто наблюдает за тобой из темноты. Мысль оказаться застигнутым врасплох, со спины, рождает демонов.

В висках застучало. Я ждал этого момента, а теперь ощущал дрожь в руках. Огонь на конце палки еле горел, а я оглянулся, понимая: скрываться в землянке поздно.

Над головой, в обледенелых кронах деревьев, мне слышались ворчание и тяжёлое дыхание. «Мне совсем не страшно, я смогу», – сказал себе.

Поднял лицо, прищуриваясь, выставляя перед собой горящую ветку, еле успевая отскочить. Серая тень бросилась сверху. Их трое, я чётко видел это. Отмахнулся палкой. Огонь погас, оставляя в темноте оранжевые полосы. Жаб не испугало пламя. Они ждут, когда я побегу или не слишком голодны? Дать отпор, я должен сделать это, потому что убегать глупо и опасно! Я говорил Ревеню, что справлюсь… Нет, мне не страшно… Блин!

Отпрыгнув в сторону, увидел, как вторая жаба, припадая на полусогнутые ноги, приближается. Скалилась, зараза, показывая острые зубы.

Они окружали меня, я ощутил, что в открытой схватке выжить невозможно. Неужели бежать – правильный выход? Но что, если Ревень вернётся и не обнаружит меня? Что, если в темноте я наткнусь на ещё одну тварь? Можно подумать, я трушу? Нет. Я пытаюсь сделать правильный выбор, выжить и не подвести наставника. Остаться и убить гадин? Так бы поступил Ревень, так бы сделал отец.

Жабы вели себя странно, не спешили, а словно изучали или лезли мне в мысли. Смахнул пот с лица. Включил фонарь, закреплённый на шапке, яркий луч света ударил в глаза мутантам. Сейчас пальну, медлить нельзя!

Нажал на спусковой крючок. Оглушительный хлопок сбросил снег с кустарника. Если Ревень рядом, это станет для него предупреждением. Отдача сильная, и вой жабы как подтверждение меткости. Мутанта отбросило назад, остальные жабы с рёвом кинулись в мою сторону.

Отступив в сторону, прицелился и… проваливаясь в снег по пояс, потерял равновесие. Почва ушла из-под ног, и меня закружило в снежном сугробе, увлекая вниз. Я покатился, точно куль, набитый тряпками. Сухой снег стал жёстким, попав за воротник и набившись в рот и нос. Чертыхнулся, сплюнул, чуть не задохнулся в снежной пыли, а потом понял, что лежу на дне оврага. Не могу сообразить сразу, глубокий он или нет? К ежам! Поправил шапку, фонарь мигнул и выключился. Пистолет в руке, слава богу, не выронил. Поднялся на ноги. Слегка пошатывало, но вроде цел. Решил выбраться на другую сторону, может, удастся ещё одну тварь уложить.

Затаился и прислушался. Что происходит наверху ямы, там ли жабы? Вниз они не лезли, ждали наверху или направлялись к посёлку? Вытащил из-за пазухи рацию, нужно предупредить Ревеня, что здесь мутанты. Сигнала нет, поднял рацию над головой. Чёрт! Надо выбираться.

Карабкаться наверх сложно, в темноте всякая хрень мерещилась, снова нажал на кнопку фонарика. Неужели, пока падал, долбанулся? Как же я без него? Постучал по кнопке – не включается. Вот блин! Сунув пистолет в карман, уцепился за скрюченные корни, пытаясь выбраться. Вытащил нож, воткнул в мёрзлую землю, подтянулся… Пыхтел и лез что есть сил. Главное, не скатиться вниз снова.

Твари напомнили о себе хриплым воем. Запугать хотят, сволочи! Уже не так страшно или страх остался на дне оврага? Теперь пора собраться, решаю я, и вопреки холоду, страху и отчаянию прикончить гадин.

Без фонаря плохо. В темноте стрелять наугад бесполезно. Выбравшись на другую сторону, увидел, что жабы ещё возле костра, который освещал лесную прогалину. Я стараюсь сосредоточиться, вспоминая в какой стороне посёлок. Сунув нож в ножны, вытащил из кармана пистолет и постарался как можно дальше пробраться в лес, чтобы жабы не кинулись за мной следом. Не ожидал, что Ревень прав будет. Я не буду трусом – героем быть хочется, но и жить охота.

Снова включил фонарик, и – о чудо! – он загорелся. Там, в овраге, словно какая-то аномалия мешала ему работать. Дал дёру, ощущая приток сил. Надежда, что удастся дойти до посёлка и предупредить Ревеня, заставила собраться. Ответственность даже появилась, нельзя просто сбежать и не поставить наставника в известность. Вернётся он такой, а вместо меня его встретят жабени. Бр-р, не дай бог!

Яростный рык впереди, я замер. Потушил фонарь, прислушался. Тяжёлое дыхание в паре метров. Включил свет. Яркий луч ударил в глаза жабе. Раненная в плечо тварь, оскалив пасть, бросилась на меня. Спустил курок. Осечка! Жаба повалила меня в снег и вцепилась когтистыми лапами в шею. Слизь брызнула в лицо. Прикладывая все силы, постарался отбросить мутанта. Ну и тяжелая жабёха! Ударил тварь пистолетом в морду, передёрнул затвор. Да сдохнешь ли ты?! Кричу и стреляю. Пуля попала в белёсый глаз мутанта. Твою ж мать! Он лопнул, кровь брызнула мне в лицо, а тварь захрипела, хватая меня за плечи. Я палил снова и снова, пока не закончились патроны.

Сбросил с себя убитую жабу. Ну и живучая, гадина! Откатился в сторону, с трудом поднялся, ноги тряслись, меня колотило в ознобе. Соберись, давай, всё путём! Посмотрел на пистолет. Ну зараза, чуть не подвёл! Погладив ствол, перезарядил его.

Перевёл дыхание, достал компас. Восток прямо. Нож на месте, хорошо. В кармане последняя обойма. Вокруг спокойно, и я по-тихому двинулся к посёлку. Надеялся, что твари отстали, прибавил шаг.

Идти сложно, снег глубокий, зачерпнул его ладонью и умыл разгоряченное лицо. Еле пришёл в себя после схватки. Дыхание выровнялось, и я двинулся вперёд. Внезапный хруст наста и ломающихся веток вернул страх. В животе закололо. Позади меня раздался яростный рёв.

Дыхание стало болезненным, холодный воздух оцарапал лёгкие. Я понесся к посёлку. Ну где же Ревень?! Страх быть сожранным придал сил. Главное – не споткнуться за корни или опять не рухнуть в яму.

Образ отца появился перед глазами, он сделал меня сильнее, помог побороть страх.

Я знал, в какой стороне посёлок, и мчался, подгоняемый надеждой, что смогу там связаться с наставником по рации. Пот струился по затылку, шапка сползла на брови. Поправил её быстрым движением. Мешало всё – и бушлат казался громоздким, и ботинки свинцовыми.

Люк коллектора нашего убежища на западе, а посёлок к востоку. Вдруг с Ревенем что-то случилось? Хотя он справится, он же всё умеет.

Вой тварей становился все тише. Неужели мне удалось оторваться? Жабы будто не пытались преследовать, но я уверен, они просто играли с добычей. Я чувствовал, что они способны мыслить, хотя все их считали тупыми тварями. Однако теперь я начал в этом сомневаться. В голову снова ворвались туман и голоса, они путали меня, мешали думать. Свет фонаря выдернул из тьмы светлое пятно: впереди пустошь, куда я и бежал, веря, что за ней появится посёлок.

Остановившись, перевел дыхание и попытался связаться с Ревенем, но рация наставника молчала. Дело плохо, тут одно из двух – либо батарее капец, либо с учителем что-то случилось. Не хотелось об этом думать. Нет. Я отбросил плохие мысли. Мама учила: «Не думай о плохом, мысли материализуются».

«Кваканье» жаб, хруст снега и смрад сдохшей рыбы! Я снова мчался. Ветер усилился, бил в спину.

Я еле бежал, проваливаясь по колено. Спасительный посёлок, развалины впереди! Добежал, вот он!

За спиной заснеженное поле, мои следы и твари, несущиеся по пятам. Между домами обледеневшие заросли, они преградили мне путь, как и сосульки, свешивающиеся с крыш. Я упал, поднялся, задыхаясь от ужаса, потому что жабы близко, я чувствовал их.

Лианы цеплялись шипами за штаны и куртку, в какой-то момент я решил, что мне не выбраться из «колючки». С трудом вытащив нож, стал кромсать чёртово растение, шипы впивались в перчатки. Твари догоняли, и нужно успеть выбраться.

Внезапно в глаза ударил свет фонаря.

– Малой, ты?! – Тихий оклик Ревеня дал силы вырваться из зарослей.

С головы слетела шапка с фонарем. Ну и хрен с ней!

– Тут жабы! – крикнул, переводя дыхание. – Их... две!

– Давай сюда! – шипит Ревень. – Отобьёмся!

Я упал, провалившись в яму с чавкающей грязью, чуть не потерял нож, стал отплёвываться от болотной жижи. Ревень схватил меня за воротник. Вытащил, помог подняться.

– Ходу, ходу! Живей!

– Бегу! – хрипло крикнул я, вытирая лицо, забрызганное грязью, и пряча нож в ножны. Пистолет я сжимал крепко, полная обойма грела душу.

– Сколько их?! – спросил Ревень.

– Вроде две, – ответил, переводя дыхание.

– Справимся.

Спрашивать, что делать дальше, глупо, теперь, с наставником нечего бояться. Нёсся за ним, что есть мочи, выхватывая взглядом пятно света от фонаря, прыгавшее на белом снегу, будто бешеный заяц.

Сердце билось, как у загнанного зверя, пульс стучал в висках, тук-тук-тук, твари догоняли, тук-тук, тук-тук, тук-тук...

Отблеск света как манок для жаб. Нам удалось скрыться в развалинах дома. Вокруг темнота и обманчивое чувство безопасности. Мы ненадолго перевели дыхание, а потом снова стали плутать между домами. Я не знал, удастся ли добраться до спасительного убежища живыми или вступим в схватку с тварями.

«Только две жабы, – стучало в голове, – слава богу, не десять». И тут я получил удар в спину. Хорошо, бушлат толстый, не пробила насквозь, гадина. Упал, сдирая костяшки пальцев, подбородком врезался в мёрзлый снег, и боль только придала ярости.

Пистолет отлетел в темноту. Зловонное дыхание около шеи заставило задохнуться от ужаса. Я скинул тварь и попытался выхватить нож. Жаба набросилась на меня снова, не давала добраться до ножен. Ударила лапой, целилась в лицо. Уворачиваясь, скинул её с себя, но тварь зацепила меня. Боль расползлась по щеке.

На Ревеня напала вторая гадина. Наставник выстрелил, я слышал точно в тумане глухие хлопки пальбы. Свет фонаря учителя метался в темноте. Жаба кинулась, зарычала, раскрывая пасть. Я выхватил нож и, размахнувшись, всадил в рыхлое тело твари, точно в гнилой овощ, слыша хлюпанье. Липкая слизь брызнула в лицо, жаба истошно завыла, а мне оставалось добить её. Страх исчез вместе с болью. Перчатки в крови, на щеке глубокие царапины. Плевать.

Стащил мокрую шапку, вытер лицо, потом зачерпнул рыхлый снег ладонью, утолил жажду. Он показался мне горячим, дрожь в ногах ушла.

Мутант хрипел, всё тише и смотрел на меня. В глазах твари ужас и боль. Они как будто всё понимают, жаба пошевелила губами и замерла. Двойственное чувство, словно у них и вправду существует разум.

К чертям эти мысли! Отбросил их. Нам удалось отбиться, и это главное. Я впервые смог уничтожить двух гадин!

Туман и голоса угасли, теперь в мыслях снова появилась ясность. Прижавшись к стене, я зажмурился и помотал головой. Задавался вопросом, имеется ли у жаб душа или она есть лишь у человека? Душа. Произнёс про себя, словно пробуя на вкус сочетание букв.

Рука Ревеня на плече вернула в реальность, как и боль в разодранной щеке. Мы живы! Я сделал глубокий выдох и повернулся к учителю.

– Идём, сынок. Мне удалось отыскать ещё один тоннель.

– А жабы? – спросил я.

– Нет, я уже осмотрел там всё, – буднично бросил Ревень, освещая развалины домов.

Опасность на время отступила. Мутанты убиты, мы живы! Дрожь вернулась, то ли от усилившегося мороза, то ли отходняк начался после схватки с жабой. Поднял с грязного снега пистолет, посмотрел в сторону Ревеня, а потом мы ушли прочь.

В середине посёлка наставник без труда нашел люк, и опутанный колючими лианами вход в коллектор впустил нас. Уже спустившись и захлопнув тяжелую дверь, учитель тепло улыбнулся и хлопнул меня по плечу:

– Охренеть, не встать, Лёха, не ожидал от тебя такой прыти!

Мне кажется, он впервые назвал меня по имени. Кивнув в темноту, я шел за Ревенем. Тишина и звук падающих капель нарушали беззвучие тёмного тоннеля. Впереди угадывались очертания наставника, пока он не включил фонарь ярче.

– Знаешь, Ревень, мне кажется, жабы почти как люди, только другие.

– О чем это ты? – Наставник, оборачиваясь, непонимающе посмотрел на меня.

– Может, показалось. – Я пожал плечами, вспоминая тактику тварей и ещё взгляд умирающего существа, наполненный чем-то знакомым, человеческим.

Я знал: теперь нечего опасаться, и скоро мы вернёмся домой.

* * *

Здесь теплее, чем на поверхности. Стащил с потной головы шапку, заталкивая в карман, туда же сунул перчатки, перемазанные слизью жабы. Ревень остановился около массивной двери, обернулся и почему-то плутовато прищурился.

Интересно, чем я так обрадовал его. Неужели наша бойня с жабами так его вдохновила?

Массивная металлическая дверь, как в старом заброшенном метрополитене, напоминала о прошлом. Она медленно отъехала вглубь стены, открывая проход. Там вспыхнул яркий свет: лампы высоко в тоннеле, жёлтое сияние тёплое, приятное. Помню смутно, как пробирались в тоннеле от станции к станции, пока не вышли к военной базе, ставшей нам и другим выжившим убежищем.

– Где мы? – спросил, но, видимо, напрасно, так как Ревень молчал, но я заметил, как он сдерживает улыбку на добродушном веснушчатом лице. На щеках давно не бритая щетина, превращающаяся в бороду, а в карих глазах огонёк.

– Ревень, что ты скрываешь, я же чувствую?

Напомнил себе мальчишку, которым был десять лет назад, когда доставал наставника: «Дядь, а дядь, когда ты меня в лес возьмешь?» – дёргал за рукав и обижался на молчание.

Поэтому решил, что лучше буду держать язык за зубами, всё расскажет, как можно будет. Вопросы, вопросы.

Следующая дверь открылась, и из светлого коридора мы попали в зал, забитый необычными механизмами, компьютерами, которые я видел только на старых фотографиях.

Удивление. Потом Ревень кивком указал на стул.

– Сейчас кое-кто придёт поздравить тебя, сынок.

Я плюхнулся в мягкое кресло. Стало жарко, я и расстегнул бушлат. Мысли путались. О каком поздравлении говорил Ревень?

– Новый год скоро, – как бы прочитав мои мысли, сказал наставник, стягивая вязаную шапку, зачесывая пальцами сальные волосы на затылок. – А мы привыкли подарки дарить, и, хоть сейчас это делать сложно, но… – Он замолк на полуслове, добавив: – Жди, сейчас сам всё увидишь.

От нетерпения зудело под лопаткой, и в желудке заскрёбся голод. Вспомнил, что крошки во рту не было с утра. А тут голос знакомый. Знакомый до такой степени, что хотелось то ли плакать, то ли смеяться.

– Чай будешь, Лёх?

Обернулся, боясь разочарования, что предположения могут быть ложными, но нет, он стоял передо мной и, улыбаясь, держал в одной руке металлический чайник, в другой – кружку. Отец! Живой!

Я часто представлял себе нашу встречу, надеясь поначалу, а потом растерял веру и похоронил самого дорогого человека из прошлого. Видел себя бегущим к нему, обнимающим за сильные плечи и плачущим от радости. Сейчас всё так странно, как будто охотник по прозвищу Вепрь и не уходил, покинув убежище и семью.

– У тебя много вопросов, знаю. – Отец налил приятно пахнущий чай в кружку, провёл пальцами по бритой макушке. – Попали с ребятами в засаду, один я живым остался. Спасибо сталкеры одного из убежищ нашли меня, сынок.

Я вытащил из кармана рваную перчатку и поднёс к лицу – кровь, слизь и мерзкий запах ударили в нос. Осмотрел изодранный когтями жабы бушлат, штаны в заплатах и улыбнулся. Коснулся рукой щеки, которая ещё горела от боли. Ничего. «До свадьбы заживёт», - вспомнились слова мамы.

– Долго был в отключке, в коме, а как вернулись силы, сразу вас искать начал. Рад, что ты прошёл первый бой успешно, теперь можно брать тебя на вылазки и сражаться с тварями вместе.

Отец обнял меня, и тепло вернулось, сердце колотилось. Столько вопросов, на которые мне нужно получить ответ. Я закрыл глаза, вдыхая далёкий, забытый, но родной запах.

– Мне многое непонятно, но ты же расскажешь?

– Да, Лёшка, – кивнул батя, – и раз ты справился – первый экзамен сталкера пройден. Отличный подарок к Новому году.

– Твоё возвращение – отличный подарок! – горячо выпалил я, стискивая отца в объятиях, представляя, как обрадуется мама, как будет смеяться сестра. Я знаю, мы далеки от совершенства, но в мире, лишённом радостей, появление долгожданного счастья становится по-настоящему чудесным, прекрасным событием.

– Пап, а ты?.. – На мгновение страх потерять отца снова заставил меня взглянуть в сторону Ревеня. – А с ним ничего больше не случится?

Смех отца стал доказательством, что мои волнения напрасны, героям иногда суждено возвращаться из мёртвых, если у судьбы изменились на их счёт планы.

– Я вернулся, сынок. – Батя перестал смеяться, и я увидел в уголках его глаз блеснувшие слёзы. – Вернулся.

 

Похожие статьи:

Рассказы → Ржавые ленты (Ржавые ленты 1)

Рассказы → Колыбельная

Рассказы → Горгоны

Видео → - Так идите и зарабатывайте!

Рассказы → Молчун и Океан