Ночь была безветренна и светла из-за стоящей в небе половинки луны и окружающих ее звезд, света которых месяц еще не мог затмить. Черная вода в озере казалась неподвижной от окружающего безмолвия, которое рассеивали крики и песни веселящихся людей с противоположного берега.
На берегу сидели четверо. Были они не то чтобы очень молоды, но и не стары. Головы троих мужчин были открыты, а женщина прятала волосы под черным покрывалом, удерживаемым на голове двумя серебряными заколками. Она была несказанно красива – это можно было видеть даже в полумраке лунной ночи. В лице ее не было ни единого изъяна, тонкая шея плавно переходила в изящные плечи; соски на обнаженных грудях венчали золотые треугольники серег – такие же, только крупнее, покачивались в ушах женщины. Бедра ее оборачивала просторная черная юбка в пол, в темноте трудно было понять, из чего она сшита. Впрочем, странный, на первый взгляд, наряд ее мало отличался от тех, что надевали в эту ночь празднующие.
Первый из мужчин был среднего роста, до середины спины его спускались четыре косы, переплетенные разноцветными лентами; что-то свирепое было в его лице. Второй был смугл, с черными, как смола, глазами и волосами как вороново крыло и весь казался черен и дик. Чем-то эти двое были похожи, но если при взгляде на первого на ум приходили мысли о всемогущих и безжалостных силах природы, то второй больше напоминал хищного зверя.
Третий мужчина был невысок и коренаст, заросшее густой бородой лицо его казалось больше добродушным, чем свирепым. Создавалось впечатление, что из всей четверки он самый миролюбивый.
– Что там за огни? – спросила женщина, указывая рукой на противоположный берег озера.
– Молодежь гуляет, – объяснил бородач. – Праздник же сегодня, жатва окончена, холода наступают. Вот народ и жжет костры, рядится во что пострашнее, пляшет, по гостям ходит, истории жуткие рассказывает…
– Какой нелепый обычай, – передернула плечами женщина.
– Почему нелепый? Вот я, например, слышал давеча такую историю: стояло верстах в двадцати от этого места село, Саагрим звалось, кажется, да не буду врать. Нечасто я там ходил, а все же бывать доводилось – богатое село, красивое, дома все ярко расписаны, любо глядеть. Последний раз как там был – пепелище и черепа человеческие повсюду раскиданы. Кто мог совершить такое, думаю: ни войн в тех краях не случалось, ни мора. Стало мне любопытно, уж как водится, и спросил я одну добрую женщину – у нее внучка из этого селения была, и сама она туда часто наведывалась. Добрая женщина и рассказала мне. Мол, приходит она как-то к внучке, а на той лица нет и вся родня мрачная ходит. Да и деревня словно притихла, будто беды какой ждет. Спросила она, что случилось, отчего тревожатся люди. Внучка и говорит: ветер, мол, западный. Старухе это, понятно, ничего не сказало: ветер западный, ну так что же. Я дальше расспрашиваю, а она головой качает, говорит, как вспомнит, так сразу холодным потом покроется. Уходила она от внучки темнее тучи – то ли слова родных так ее расстроили, то ли общее мрачное настроение деревенских, Бог знает. Не дошла до ворот, как видит: бежит к ней человек, а ее саму словно не замечает, да кричит все: «Сабхати! Сабхати!»
Смотрит: все работу побросали, женщины детей уводят, мужчины дома запирают. Думает: что происходит-то. Дорога впереди пуста – езжай-не хочу, на небе ни облачка. А село будто вымерло и затаилось: тихо-тихо на улице, собаки по конурам попрятались, тявкнуть лишний раз боятся.
Сколько так стояла, не помнит, а помнит только, что через некоторое время услышала какой-то странный гул, будто земля стонет. Был он сначала тихим, неразличимым почти, потом громче стал, будто ближе придвинулся. Слушает дальше и не может понять, что слышит, а на душе уже тревожно становится. Присела старуха за воротами, смотрит на дорогу и видит: словно бы темнее сделалось, будто тучи наползли. Ветер ей песок в лицо начал бросать, сначала едва-едва, потом все злее, будто прогнать ее оттуда хотел, будто злился, что она смотрит куда не велено. Помню, говорит, земля прямо под ней стонать начала и жаром в лицо дохнуло таким, что от кузнечных горнов и то прохладнее веет, брови опалило, и волосы под платком затлели. Открыла глаза: огненный столб вертится перед воротами, и в середине его словно человечье лицо видно – волосы пылающими лентами переплетены и глаза дикой яростью горят, да не рев огня и ветра слышится – смех человеческий…
– Старуха, должно быть, умом тронулась со страху. – Мужчина с четырьмя косами рассмеялся. – Да и ты хорош: такими историями только глупых женщин пугать. Я веселее сказку знаю.
Один добрый человек заблудился в горах и бродил до темноты. С наступлением сумерек началась метель, и найти дорогу к дому стало невозможно. Чтобы не замерзнуть насмерть и не уснуть навеки под снежным покровом, человек решил идти всю ночь, пока не найдет пристанище, в котором снегопад не сможет его засыпать. Долго ли он шел, не знаю, но через некоторое время наткнулся на пещеру в горе. Пещера была невысока и неглубока, как раз чтобы устроиться там на ночь и переждать снегопад. Убедившись, что в приглянувшемся ему убежище не живет хищный зверь, человек забрался в пещеру и развел небольшой костер из дров, которые нес из лесу. Метель все еще продолжалась снаружи, изредка снег попадал в пещеру, но таял на пороге, не долетая ни до костра, ни до человека. Путник съел хлебную лепешку – он взял их, уходя из дому, – и запил вином из фляжки на поясе. От тепла и сытости его разморило, и очень скоро человек заснул.
Проснувшись, он не смог определить, день уже или еще ночь. В пещере было темно, только затухающий огонь давал немного света, чтобы можно было видеть стены. Всем, что он видел, и были стены – пещера была похожа на каменный купол, надетый на землю, и входа, за которым шел снегопад, человек не увидел. Он подумал, что все это игры его разума, ослабевшего от холода и всего пережитого. Положив руки на стену, человек пошел вдоль нее, надеясь, что ладони, в отличие от глаз, не обманут его. Но, сколько бы он ни ходил по круглой пещере, не обнаружил ни единой возможности выбраться из нее.
Огонь постепенно затухал, и вскоре человек остался в полной темноте. Он нашел кресало и снова развел костер из остававшихся дров, выпил немного вина, чтобы согреться и прогнать страх, и продолжил искать выход.
Так прошло несколько дней. У путника закончились дрова, а вслед за ними – лепешки и вино. Не стало больше огня, чтобы ему греться. Я был возле этой пещеры несколько лун назад: ее завалило снаружи валунами, наверное, ночью в горах случился обвал. Среди местных ходит легенда, что этот человек, умерший несколько столетий назад, вовсе не умер, а превратился в Хозяина Гор. Он является заблудившимся в горах путникам в виде невысокого бородатого человека, находит для них безопасные укрытия и следит, чтобы их не завалило, как когда-то его самого. Говорят, Хозяин Гор добр и помогает людям, а наказывает только злоумышленников: на них он спускает лавины и обвалы, вынимает камни у них из-под ног и гонит по его следу голодных горных кошек.
– Годная сказка, – засмеялся бородач, довольно кивая. – Получше моей будет.
– Я тоже знаю одну историю, – внезапно произнесла женщина, видимо, решив принять участие в забаве. – Она случилась не так давно в одном из сел, что ниже по Синуре. В том селении внезапно стали пропадать люди. Ни колдуны, ни самые мудрые старики в деревне не могли понять, что крадет их односельчан. Спускается ли с гор неведомое зло, или, может, неизвестная опасность приходит с болота. Думали они долго, выставляли охрану, бывали дни – всякий мужчина в деревне брался за топор или вилы и всю ночь без сна сидел под дверью дома или бродил по улице, которую в такие ночи освещали всеми возможными способами. Ничего не помогало: как ни бдительны были ночью, а утром все равно не досчитывались одного – не мужчины, так женщины или ребенка. Часто вместе с человеком похищали скот, и не по одному барашку. Исчезнуть могло несколько овец, свиньи, куры, а то и дойная корова. Сильна была скорбь людей, а еще сильнее – страх.
Наконец, самый старый и мудрый человек в деревне – уже не помню, как его звали – велел собрать в один большой дом всех жителей и весь скот, чтобы ночью, когда по их души явится неведомый похититель, быть начеку и если не заколоть, так хотя бы увидеть злодея. К наступлению темноты все было сделано как он приказал. Люди затаились в доме старосты и ждали – в ту ночь никто так и не сомкнул глаз.
Когда время перевалило за полночь, люди услыхали, как кто-то скребется в дверь. Селяне были вместе, и их было много, поэтому они почти не боялись. Но дверь так никто и не открыл. Затем наступила недолгая тишина – такая пронзительная, что можно было слышать, как потрескивает огонь в очаге. А потом кто-то поскребся в наглухо запертые ставни.
Еще долго неведомое существо ходило вокруг дома и скреблось негромко во все входы, которые раньше были для него открыты. Страх овладел людьми, только плечо товарища рядом не давало им потерять самообладание. Наконец, тот самый старый и мудрый человек велел мужчинам открыть дверь и выйти во двор с факелами и вилами. Далеко сказал не отходить: враг был хитер, опасен и наверняка нечеловеческой силы.
Семеро мужчин взяли факелы, вооружились вилами и вышли в ночь. Они тут же зашли обратно, и страх на их лицах боролся с изумлением. «Кошки, – сказал один из них. – Там сидят горные кошки».
Хищники сидели под самыми дверями дома и смотрели на них выжидающе и печально, как будто догадались, что люди их перехитрили, и теперь не ждали от этой ночи ничего, кроме голода, и не уходили, наверное, из чистого упрямства.
Старый мудрый человек велел мужчинам взять камни, вилы и топоры, ножи и плетки – что у кого есть – и прогнать кошек прочь, да не жалеть, чтобы им долго еще не вздумалось в человеческом поселении бесчинствовать.
В ту ночь зарубили много кошек. Большая часть убежала, но десятки пушистых тел остались лежать, изломанные и изрубленные, на улице до рассвета. С первыми петухами их собрали на телегу, повезли за село и спалили на большом костре. Впрочем, сельчане недолго любовались делом рук своих: прибежала молодая женщина, одна из тех несчастных, у которых украли детей, и кричала что-то несусветное, мол, раненая кошка, прятавшаяся у нее за домом от всеобщей бойни, обернулась человеком и сейчас истекает кровью у ее порога.
Услышав это, половина крестьян бросила костер и отправилась к дому несчастной. И точно: прислонясь спиной к окровавленной двери, полусидел-полулежал черноволосый мужчина – хозяйка дома сказала, что у кошки была черная шерсть. Он еще дышал, но сознание уже покидало его, и на голоса людей он почти не отзывался.
Кошки кошками, но сейчас перед ними лежал такой же человек, как они сами, и оставить его умирать селяне не смогли. Они выхаживали его шесть дней, а на седьмой, когда он в силах был понимать и говорить, к нему пришел старый мудрый человек. Никто не знает, о чем они вели беседу, только с тех пор, говорят, горные кошки больше не ходят в то село, а черный человек исчез – и больше в деревне его не видали.
Повисло неловкое молчание. Темноволосый мужчина с диковатым, словно бы звериным лицом глядел на женщину мрачно и зло.
– Хороша твоя история, сестрица, – наконец произнес он, – и правдоподобна на удивление. Не знай я, как все было на самом деле, поверил бы как дите малое. Но послушайте, я тоже знаю одну историю. Она случилась в другом селении, неподалеку от того, о котором говорила сестрица, и там тоже стали пропадать люди. Только по большей части это были мужчины и мальчишки, едва достигшие переходного возраста. Исчезло и две девицы, но из тех несчастных, которые пошли за своими возлюбленными и, как водится, не вернулись. Никто не проникал в селение и не крал людей, а бывало так: соберутся мужчины лес валить, а возвратятся без одного-двух. Или уйдет охотник дичь стрелять – и сгинет. Хозяином тех мест был Эсмо из народа войхола, делами своих крестьян он обычно не занимался, но отношения с ними имел хорошие, и, когда из того села пришли к нему на поклон, решил сам выехать и посмотреть, что случается с людьми в его лесу. Бывший воин-наемник, как многие мужчины его народа, он вооружился, взял с собой десять человек с топорами и ушел в лес по той тропинке, по которой ходили пропавшие крестьяне.
Зашли они не то чтобы глубоко, но и не близко, как вдруг один из крестьян показывает под дерево и бормочет что-то непонятное. Посмотрел Эсмо: под деревом словно бы мертвое тело лежит, женское. Руки травой опутаны, по груди и животу лоза вьется, а ноги древесными корнями схвачены, словно земля силится тело в себя затянуть. Да только ни следов разложения на этом теле нет, ни трупной бледности. Щеки ярким румянцем горят, волосы нежнее шелка, только глаза закрыты и члены неподвижны. Странно это все показалось Эсмо, присел он над женщиной и осторожно потрогал ее плечо – оно теплым было, как у живого человека. Может, сознание потеряла или заснула, подумал Эсмо и плеснул ей в лицо холодной воды из фляги. Женщина открыла глаза, и чудесным образом травы и лозы, опутывавшие ее, стали убираться обратно в землю. Только тогда стало возможно видеть, как она красива, и у Эсмо перехватило дыхание от чего-то неземного и жуткого, не по силам и не по разумению человеку. «Откуда ты родом, прекрасное создание? – спросил он. – Уж не пришла ли ты из недр земли нам на погибель?»
Прекрасное создание глядело на него испытующе и безмятежно, а когда начало говорить, голос его звучал как весенняя капель, как грохот водопада, как стон расходящихся пластов земной тверди…
– Ну хватит! – возмущенно воскликнула женщина. – Что за бредовая история, право слово. Можно ли было придумать нечто более нелепое. – Она горящими глазами уставилась на ухмыляющегося рассказчика, будто говоря: ни слова больше.
Ее возмущение было так велико, что мужчины не выдержали и расхохотались. Громким мяукающим смехом заливался черноглазый человек, бородач грохотал басом, словно катящиеся с гор камни; вой огня и ветра слышался в смехе мужчины с четырьмя косами. Поняв, что никто не собирается долее говорить, женщина рассмеялась тоже – весенней капелью, грохотом водопада, стоном расходящихся пластов земной тверди…
Похожие статьи:
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Потухший костер
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Обычное дело