1W

Купина

в выпуске 2018/10/25
9 октября 2018 - Михаил Панферов
article13573.jpg

          Тридцать шесть лет назад ты отправился в страну Пунт. Больше я не видела тебя.  Тридцать шесть раз народ обоих царств Кем оплакивал смерть Исет-Ирета и праздновал его воскрешение. Тридцать шесть лет, как один день…  Я уже не та девочка, что была прежде, и красота моя, так восхищавшая тебя когда-то, уже начала увядать, но я до сих пор помню тебя. Помню, мой милый.  Отчего-то, именно сегодня воспоминание о тебе рождает в груди такую сладкую истому…

            Нехешсут стояла на высоком балконе  дворца, и, опершись  на широкий каменный парапет, смотрела вниз, на спящий Хет-Ка-Пта.  Город Белых Стен завораживал какою-то нездешней, призрачной красотой.  Смутно белевшие  в непроглядной  тьме квадратные крыши зданий казались видением, явившимся из подземного царства Сета. Внизу на земле кое-где виднелись рыжеватые сполохи костров. Они горели, превозмогая черноту этой долгой, беззвездной ночи, отпугивали гиен, свободно гулявших по улицам Города.

            Тридцать шесть лет… Уже давно Птафру, да упокоится он в гробнице своей, сделал меня своей женой. Нашей младшей дочери уже шестнадцать, — столько же, сколько было тогда мне. Но тебя я не забуду никогда…

            Тридцать шесть лет… Тридцать шесть лет томительного ожидания, смутных надежд, которые сменялись отчаяньем… Скорее всего твой корабль, по дороге в Пунт потерпел крушение и ты, так и не достигнув своей благородной цели, обрел покой на полях Иалу, но ты по-прежнему живешь в моем сердце…

            Что-то страшное происходит ныне в Кем. Недавно Нил был заражен какой-то красной отравой. От нее передохли в реке все рыбы. Она попала по оросительным каналам на поля и погубила посевы, но меня это не заботит, — я думаю о тебе...

            Твои родители были из племени белых рабов. По приказу Перо-о, едва появившись на свет, ты был приговорен к смерти. Но Тармут, дочь Великого Дома, заступилась за тебя. Она воспитала тебя как сына. Когда ты возмужал, то, несмотря на свое происхождение, сделался главным придворным писцом. Я часто встречала тебя в тронной зале со свитками папируса в руках. Как ты был прекрасен! Ты походил на юного Исет-Ирета!..

            Вот уже несколько суток длится эта странная ночь. Всюду эти отвратительные лягушки, эта назойливая мошкара... Они стали настоящим бедствием.  

На стогнах Города пасутся гиены и даже львы... Только мне это безразлично: я думаю о тебе, и твой Ка глядит в мои глаза.

            Тебя звали Хапи. О, Хапи! Мой возлюбленный Хапи! В одном из покоев дворца, куда с самой постройки не забредала ни одна живая душа, мы виделись с тобой. Наши встречи были коротки, но, о боги, как мне с тобой было хорошо! Мне нравилась твоя необузданная страсть. Тебя никто не наставлял и оставалось лишь удивляться, как дивно и естественно у тебя все получается. Я едва не кричала от боли, но никогда не променяла бы эту боль, эту муку, на какое угодно блаженство.

            А когда уже не оставалось сил, мокрая, будто раб на строительстве гробницы, я сидела у тебя на коленях. Одной рукой ты обнимал меня, а другой гладил мои слипшиеся волосы. Лаская меня, ты рассказывал о древних легендах, которые прочел в манускриптах книгохранилища Великого Дома и о сказочной стране Пунт, где есть блистательный храм Исет-Ирета, который по красоте и величию не сравнится ни с чем во вселенной.

            Там, — говорил ты, — на стене имеется надпись. Ни одному из смертных еще не удалось прочесть ее, ибо ее оставил сам бог.  Тот, кто сумеет прочесть эту надпись, получит ключ к счастью и благоденствию всех народов. Ты так желал этого счастья... Особенно для своего родного племени. Ты был неисправим, но, о, боги, как я любила тебя!

            Наверное, сама великая Сохмет излила свой гнев на землю Кем. Чем прогневили мы богиню?.. Повсюду в городе умирают люди. Странный отвратительный недуг не щадит ни последних рабов, ни семейство самого Перо-о, сын которого уже на полпути к полям Иалу. Болезнь покрывает тело ужасными гнойными язвами: человек терпит тягчайшие страдания и гниет заживо. Впрочем, мне совершенно все равно: я думаю о тебе...

            В тот день, в день моей великой печали ты сказал, что корабль уже снаряжен. Ты получил благословение Перо-о и в гавани тебя ждут матросы. Мне хотелось проводить тебя до пристани, но ты запретил: сказал, будто это ни к чему. Лишь обнял меня на прощанье, немного странно — мне показалось испуганно или виновато — поглядел в мои глаза и ушел. Ушел навсегда... Именно таким я и запомнила тебя: смуглым, как чистокровный роме, немного уставшим, но решительным, с губами, сжатыми в тонкую полоску. На тебе было белоснежное льняное схенти. Ты не надел ни парика ни платка и твои отросшие волосы забавно курчавились, походя на маленькие рожки.

            Во дворце в то время ходили слухи, что ты не уехал в Пунт. Ты будто бы бежал в землю Мадиам к людям своего племени. Говорили, будто ты убил какого-то роме, испугался гнева Перо-о и поспешил оставить Город, но я не верю этим сказкам. Мой Хапи! Я знаю, ты не мог обидеть даже мухи.

            А недавно, по дворцу разнеслась еще одна нелепая сплетня. Будто тот бородатый бродяга в пестрой хламиде, который приходил к Великому Дому, требуя  отпустить каких-то рабов и пытаясь устрашить его своей, с позволения сказать, магией... Что тот человек — ты. Ну, не вздор ли?  Да, в тот день я была немного больна: до захода солнца пролежала в своем покое и не могла его видеть. Но, право, как можно допустить, чтобы этот глупый человек был тобой, мой Хапи? Ведь если бы ты и вправду вернулся, то, первым делом, конечно, разыскал бы меня, свою единственную Нехешсут. Ту самую 

           Нехешсут, чей старший сын, (и об этом знают только боги и я), — твой сын...  А рабы? Ну зачем бы тебе их освобождать? Ведь если бы ты вернулся из Пунта с ключом к всеобщему счастью, то и рабы сделались бы счастливыми: счастьем для них стала бы их неволя. И вовсе уж глупо говорить о чудесах. Разве ты жрец, чтобы являть знамения?

            Но все это пустое. Просто, мне сейчас немного грустно и оттого как-то по-особому хорошо. О, Хапи! Твой Ка стоит рядом. Он слышит мои слова... Нет, это ты, ты сам сжимаешь мой стан в кольце своих рук! Я чувствую: ты снова как прежде ласкаешь меня, обжигаешь мое тело поцелуями и шепчешь так сладко: Нехешсут... Моя Нехешсут...

            Ночной воздух пьянил; был по-весеннему свеж.  Гул назойливой мошкары утих, а опалявший все вокруг знойным дыханием ветер вдруг сделался прохладным, ласковым, с чуть слышным запахом нарда. Ветер нежно касался разгоряченного лица Нехешсут, ее тела под легкой тканью калазириса. Мысль, будто он несет страшную заразу, казалась более вздорной, чем идея счастья для всех народов, но...

            Нехешсут знала: уже завтра почти незаметное пятнышко под ее левой грудью потемнеет и слегка увеличится. А послезавтра... впрочем, ей не хотелось об этом думать. Сейчас ей было так хорошо...

***

           Этой ночью Моисею не спалось.  Когда Сепфора задремала, он бесшумно, чтобы ненароком не разбудить жену, поднялся. Вышел из шатра.

           Мадиамская равнина лежала во тьме.  В небе тускло мерцали звезды. Локтях в десяти от шатра чернел в песке большой гладкий валун. Моисей подошел и, тяжело опустившись на камень, поглядел в сторону далеких барханов. Там, невидимый отсюда, должен был выситься Город Белых Стен. Город, который вскормил его подобно заботливой мачехе, но так и не сумел ничему научить. Ибо не Маат вознесла на небо Еноха, не Маат  прославила семя Авраамово...

            — Свершилось по слову твоему, господи, – тихо произнес он. — Вот двенадцать казней, двенадцать  язв твоих излились ныне на царство Египетское. Завтра опять пойду к фараону. Уж теперь он не посмеет, не отпустить народ Израилев из земли Гесем...

            Посвежевший к ночи ветер приятно овевал лицо патриарха, теребя бороду, космы волос и воскрилия его одежд. Моисей улыбался. Но внезапно одно давнее смутное воспоминание омрачило его чело. Казалось, с тех пор как патриарх видел Господа на горе Хорив, он должен был навсегда позабыть о призраках прошлого. Но, увы, память человека иногда оказывается сильнее его воли.

            На мгновение,взгляд Моисея метнулся назад к шатру, где мирно спала Сепфора.  Затем снова оборотился в сторону Города Белых Стен.

            — Нехешсут... — прошептал он неожиданно воскрешенное памятью имя, чувствуя, как прохладная слеза тонкой струйкой сбежала по щеке и скрылась в грозовой туче его бороды...

12 июня 2005 г.

Похожие статьи:

РассказыОбычное дело

РассказыПортрет (Часть 2)

РассказыПортрет (Часть 1)

РассказыПотухший костер

РассказыПоследний полет ворона

Рейтинг: +4 Голосов: 4 1094 просмотра
Нравится
Комментарии (11)
DaraFromChaos # 10 октября 2018 в 00:11 +2
простите, автор, что-то совсем не пошло: и сюжетно, и технически zst

твой Ка глядит в мои глаза
эммм... удав Каа (муж. р.) или твоя "ка"? rofl
DaraFromChaos # 10 октября 2018 в 00:27 +1
сорри, коммент улетел
Михаил, я понимаю, что рассказ старый. вы могли в давние года этого не знать :)))
но чего ж сейчас не исправили?
о "ка" в таком контексте вообще не говорят (о ней в принципе при жизни человека говорили только в форс-мажорных ситуациях). тут уж скорее "ба"
Евгений Вечканов # 10 октября 2018 в 01:26 +3
Имхотеп!
Ой, то есть плюс!
Лубофф, лубофф...
- Кака така лубофф?
- Така лубофф!
В Ебибте и ебибтянах я так глубоко не разбираюсь.
Ка или Ба для меня разницы нет.
Но написано неплохо, на мой взгляд.
Михаил Панферов # 10 октября 2018 в 10:28 +2
Ну... я кагбэ не совсем египтолог (точнее, совсем не): просто всегда любил надевать на своих персонажей маски и помещать в декорации. Точно не помню, какими источниками (кроме, конечно, "Путешествия Баурджеда" Ефремова) пользовался. Кажется, был какой-то ВУЗовский учебник истории др. цивилизаций конца 90-х и там, кажется, было написано, что ка - это двойник, которого любой египтянин видел, включая у себя в голове мысленный образ другого человека. Видимо, источник был не айс, а проверять источники в ту пору у меня особо возможностей не было).
DaraFromChaos # 10 октября 2018 в 11:59 +1
я так и поняла
я ваще-то тоже не египтолог :))))
но это информация из школьной "Истории Древнего Мира" :)))) правда, подозреваю, я чуток пораньше училась, у нас учебники были получше

Женя выше тоже бухтел на занудную меня. с другой стороны, это ошибка того же уровня, что и кхм... труп в кружевных трусах и закончить крещендо :)))))))))))))
(простите, что понимаю всуе текст с таким количеством ляпов glasses )
я всегда за убедительные декорации :)
Михаил Панферов # 11 октября 2018 в 10:24 +1
Знаете, я загуглил это дело: самому интересно стало. И вот: "Иной аспект представления о Ка отразился гл. обр. в памятниках частных лиц. То, что изображение порождает в сознании образ изображенного, было интерпретировано египтянами как явление не психики, а окружающего мира - образ был объективизирован, превращен в самостоятельное существо - «внешнего Ка»".
Михаил Панферов # 11 октября 2018 в 11:15 +1
Когда бог-создатель Хнум на своём гончарном круге придавал форму телу будущего ребёнка, он также делал и Ка ребёнка, имеющего тот же внешний вид: на барельефах и рисунках Ка изображён как двойник человека, которому принадлежит.
Михаил Панферов # 11 октября 2018 в 11:19 +1
Именно об этом я и писал в рассказе.
DaraFromChaos # 11 октября 2018 в 12:19 +1
ох, господи, как же вы спорить любите
и гуглить :))))

речь в рассказе идет о воспоминаниях девушки.
она думает о любимом человеке, об их встречах, чувствах и т.п.
за эмоции и чувства отвечает ба. и никак иначе
ка - это "душа", которая дает жизнь телу. точнее, сама ка и есть жизнь. ну не может чья-то ка при жизни разгуливать отдельно. потому что человек помрэ от этого :)))
Михаил Панферов # 13 октября 2018 в 02:16 +2
Убедили)
Сергей Филипский # 10 октября 2018 в 21:07 +1
Плюс.
Добавить комментарий RSS-лента RSS-лента комментариев