Чёрная трава
Если темнота застала кого-то на твоём пороге, нужно его впустить. Таково непреложное правило города Йонсберг.
Катарина тихо, стараясь не разбудить мать, провернула ключ в замке, распахнула дверь.
– Ночь добрая, – поздоровалась она, глотая злой ветер, залетевший с улицы.
– Добрая, – отозвался тот, кого обычай велел впустить и приветить.
Катарина вскинула голову, коронованную двойным венцом из русой косы, монаршим жестом предложила гостю зайти.
Ей не нравился Ларс.
– Что, даже великому тебе в такой ветер по Дорогам не ходится? – спросила она.
Гость снял шляпу.
– Отчего же? Ходится, даже тебя с собой взять подумываю, – ухмыльнулся Ларс, огладив бороду.
– Ясно.
Строго сдвинув брови, Катарина повесила на плечо сумку с травами, снимающими боль при схватках, останавливающими кровотечение. Бросила короткий взгляд за окно, чтобы успокоиться увиденным обманом. Город выглядел как обычно, огоньки мягко мерцали в окнах ближайших домов. Только ветви ясеней, росших вдоль улицы, гнулись под ветром на все стороны, будто состояли из безвольных ниток.
Она никогда не выходила в ночь с таким ветром. И Ларса просто терпеть не могла. Была бы погода получше – прислали бы за Катариной другого водчика. Этот-то небось плату содрал непомерную. Как только вообще согласился на такую заурядную работёнку?..
– Я готова, – с тяжёлым сердцем сказала Катарина.
Ларс надел шляпу, но выходить не спешил. Придержав открытую дверь, через которую внутрь, к теплу, настырно рвался ветер, водчик впервые посмотрел на Катарину строго .
– На Дорогах и всегда опасно, а сегодня – вдесятеро опасней. Ничего не тронь, меня слушай и далеко не отходи, даже если кто позовёт. Особенно, если кто позовёт. Поняла, королевна?
На последнем слове Ларс позволил себе улыбку.
– Дураки меня прозвали, а ты повторяешь, – проворчала Катарина. – Поняла, поняла.
Когда она только познакомилась с Ларсом, его кусачие заигрывания казались приятными. Но скоро Катарина прослышала о том, что этот водчик, лучший из водчиков Йонсберга, водит по Дорогам рекрутов из элитных отрядов. Выбирает маршруты, укрепляющие дух и тело, обостряющие реакцию.
Повитуха Катарина помогает людям появиться на свет, водчик Ларс помогает отправить их в небытие.
Девушка ничего ему не объясняла, ни в чём не убеждала. Просто прекратила обращать внимание. И за статной Катариной, отвергнувшей лучшего из лучших, начала увиваться половина города. И хоть один, хоть кривой и косой, любил бы по-настоящему! Скоро стали шушукаться, что она воротит нос от всякого мужика и строит из себя королевну. Королевна Катарина. Только от Ларса это звучало необидно, будто он не обзывал, а называл.
– Идём. Рядом держись.
Водчик первым вышел за дверь. С порога ещё был виден дом булочницы Вилмы, до которого дюжина шагов, но стоило ступить на мостовую, как привычная улица Йонсберга выстелилась в чужую, незнакомую ночь. И уже не разглядишь соседних домиков, теперь они, точно пропущенные во время сбора урожая вишни на ветках, разбросаны между Дорогами. Куда днём повитуха могла за пять минут добежать, ночью и за час не доберёшься.
Катарина уже не раз проходила по бесконечным Дорогам богов, заменявшим по ночам обычные улицы Йонсберга. Роженице не прикажешь дожидаться утра. Но сегодня было особенно зябко от нехорошего предчувствия и не без причины. Все видели, как лютовал днём ветер, как вплетались в него сверкающие бисерины снежинок. Подобное предзнаменование случалось раз-два в год, не чаще, и тогда даже самые отважные водчики не ступали на Дороги. Кроме Ларса, конечно.
Он, казалось, точно знал, что ждало их двоих в темноте. Шагал твёрдо, смотрел вперёд, изредка поглядывая на спутницу.
Вскоре брусчатку мостовой проглотила вытоптанная прошлогодняя трава, ясени сменились разлапистыми елями, загородившими дом Катарины. Дороги сегодня выглядели мрачнее обычного, но страшного ничего не происходило.
Пока из-под ёлок не выкатился окровавленный козлиный череп. Он лежал прямо на пути Ларса и Катарины, и по мере того, как они приближались, обрастал алым мясом, синюшной кожей, реденькой шерстью. Потом к черепу приросло тело с раздутым животом. Катарине даже поблажилось, что в нём толкнулся детёныш. Брюхатая коза сиротливо заблеяла, на её шее звякнул медный колокольчик. Она побежала к Катарине, шарахнулась девушке за спину. Та, потрясённая, попыталась обернуться, но пальцы Ларса с силой удержали её подбородок.
– Не оглядывайся. Что бы ни почувствовала, что бы ни услышала.
Они пошли дальше. Травинки под ногами ломались с оглушительным хрустом. Когда у Катарины от него начало звенеть в ушах, сзади заплакал ребёнок. Заплакал, захлебнулся кашлем и замолк. Она не обернулась.
На Дороге быстро восстановилась тишина.
– Уже всё? – шёпотом спросила Катарина.
Ларс ничего не успел ответить.
– Катарина, ты платок забыла, – прозвучал тихий голос её матери. И шаги, мелкие, с едва заметным шарканьем – с чужими не спутаешь.
– Это правда ты? – спросила Катарина, осознавая бесполезность вопроса.
– Ох, запыхалась же я, пока тебя догоняла. Возвращайся скорее. Не люблю быть дома одна. – сухонькая рука матери легла ей на плечо, нежно погладила. – Ну, дочка, возьми платок, да я и пойду обратно.
Ларс схватил Катарину за предплечье, дёрнул, сбрасывая морок. Как ни хотелось ей оглянуться, убедиться, не пошла ли в самом деле мать по какой своей причуде следом за дочерью, Катарина сдержалась. Зашагала быстрее, чтобы оставить позади наваждение Дорог. Но то, что преследовало их с Ларсом, не отставало. Теперь слышалась тяжёлая поступь, натужный скрип стволов, будто неохватное чудище ломилось меж древних елей и гнуло их, точно прутики.
– Не бойся, – спокойным голосом предупредил Ларс, – пока ты не повернёшься, не покажешь ему лицо, он ничего тебе сделать не сможет. Будет шагать следом, пугать, умолять, но из-за спины не выйдет.
– Ему? Это одно существо?
– Одно, – подтвердил водчик, – душеед. Никто его, правда, не видел, а кто видел, уже не расскажет.
– А ты как узнал, что нельзя оборачиваться?
Скрип еловых стволов приблизился настолько, что, казалось, вот-вот навалится на плечи. Не навалился, но деревья по обе стороны дороги начали ломаться и падать. Катарину что-то схватило за пятки, хлестнуло по икрам. Она сдавленно охнула, но шаг не сбавила.
– Хорошо ты держишься, королевна, молодец, – похвалил её Ларс, а про вопрос будто бы забыл. Между ними повисло молчание, разрезаемое посвистом ветра и злыми рыками за спиной.
Катарина пыталась вспомнить момент, когда Ларс стал лучшим. Водчик пришёл в город пятнадцать лет назад, она тогда была ещё девчонкой, и сразу вышел на Дороги. Сначала, как и остальные, ночами водил людей по маршрутам, исцеляющим хвори. Причём таскал своих пациентов в такую погоду, в которую другие водчики только в окно глядели. На опасных тропах, известных ему одному, даже безнадёжные больные выправлялись. В общем, Ларс был лучшим всегда, сразу. Будто изучил все опасности Дорог ещё до того, как впервые на них ступил…
– Как ты узнал? – настойчиво повторила Катарина.
– Когда я в первый раз столкнулся с душеедом, мой спутник обернулся.
Рычание сменилось противным фальцетным хихиканьем. Ели плотнее обступили Дорогу, пошедшую в гору. Вскоре подъём стал таким крутым, что Катарина запыхалась и отстала от Ларса. Мерзкие смешки ползли за ней по пятам.
Чем выше они поднимались, тем больше на Дороге становилось изморози. Во рту появился холодок – будто разжевала пучок мяты или льдинку съел. Катарина оскользнулась на обледеневшей кочке и кубарем покатилась вниз.
– Ларс! – крикнула она, ухватившись за пучок длинной чёрной травы.
Мир скакнул вверх, и у неё перехватило дыхание. Из земли вытягивалась не трава, а лошадиная грива, шея, целый конь… И Катарина оказалась на нём верхом. Конь перебрал ногами, и душеед за спиной испуганно захныкал. Она увидела, как Ларс, который сказал, что ни в коем случае нельзя оборачиваться, обернулся.
Катарина так и не узнала, что бывает с теми, кто оглянулся на душееда. Чёрный конь взбрыкнул, помчался прочь. Сонные, неповоротливые ели уступали ему дорогу. Вокруг коня и Катарины завилась спиралями метель, и лезвия снежинок были настолько холодными, что казалось, будто, коснувшись кожи, они обжигают.
За минуту в ельнике намело пуховые сугробы, и Катарина отпустила лошадиную гриву. Упала на снег, кувырнулась и, грянувшись спиной об ель, зажмурилась от боли. Глухой топот копыт стих, а потом вновь зазвучал, уже медленный. Совсем рядом раздалось шумное дыхание.
– Я тебя боюсь, – тихо сказала Катарина и открыла глаза.
Чёрный конь, склонивший к ней большую голову, от звука голоса дёрнулся назад. Фыркнул. У него были глаза слепого – мутновато-белые, без зрачка и радужки. Катарина махнула рукой – конь никак не отреагировал.
Что-то было в нём беспокойное. Даже стоя неподвижно, он вздрагивал всей шкурой, вздувал ноздри. Катарине хотелось, чтобы конь ушёл, потому что уйти сама она бы не отважилась, но животное только вращало незрячими глазами. И назойливый холодок во рту, появившийся ещё на скользком склоне, сводил зубы.
Катарина медленно поднялась, ведя ладонью по шершавому стволу, сделала шаг назад. Конь затанцевал, зло фыркая и взбивая бурунчики снега. Девушка замерла. А потом животное взвилось на дыбы и бешено ударило передними копытами в сугроб. Убьёт, отстранённо, будто не о себе, подумала Катарина. Но конь развернулся, подняв вокруг себя снежную стену, и галопом рванул прочь.
– Катарина! – голос, выкрикнувший её имя, уже не мог принадлежать Ларсу. И всё же это был он.
Девушка увидела водчика, чьё появление вспугнуло коня. Ларс спешил к ней, ловко перебираясь через снежные наносы.
– Как только тебя считают лучшим? – дрожащим голосом спросила она и улыбнулась. Мятного холодка во рту больше не чувствовалось.
– Я же тебя нашёл, – мягко, почти ласково ответил Ларс. – Идём к твоей роженице, уже недалеко осталось.
Слепой Всадник
Йонсберг покрылся снегом. Казалось, что его дома, не привычные к морозу, била зябкая дрожь.
Катарина пошевелила кочергой алые уголья, уютно потрескивавшие в печи. Мать тихо подошла к теплу, укутала плечи дочери пуховым платком. Катарина вздрогнула.
– Ты его вчера забыла. Не замёрзла с непокрытой-то головой?
– Нет, не волнуйся. Вчера ведь ещё не было холодно.
– Говорят, до того, как люди построили Йонсберг, на землях Дорог лютовали метели. Несладко пришлось первым поселенцам.
Мать села в глубокое кресло, Катарина пристроилась рядом на полу, положила голову ей на колени. Сидеть так сегодня было зябко, но начиналось время историй, слышанных уже тысячу раз. Их рассказывают не для того, чтобы согреть тело, но для того, чтобы согреть душу.
– А почему стало тепло? – спросила Катарина.
Мать привычно пробежалась пальцами по её косе, обвитой вокруг головы, и начала рассказывать.
– Боги увидели, сколь отважны и упорны люди, и решили их вознаградить. Они прогнали холод, оставили им в великий дар Дороги и ушли. Видишь, получить что-то можно, лишь доказав свою смелость. Поэтому и теперь тому, кто ищет на Дорогах исцеления, нужно пройти множество испытаний.
Испытания. Ох, насмотрелась вчера Катарина на эти испытания…
– Расскажи про Коня и Всадника, – попросила она.
– Давным-давно родился незрячий бог – Всадник. И чтобы не плутал он в вечной ночи своей слепоты, ему дарован был брат – Конь. Днями напролёт Конь возил Всадника по Дорогам, а ночами они, утомлённые, засыпали. Так жили братья, пока не дошёл до них слух, что в людских землях появилась девушка, красивее которой не было никого с самого начала времён. Всаднику необоримо захотелось взглянуть на неё, и однажды ночью он украл у Коня глаза, а в глазницы брата вложил свои. Он думал, что вернёт их ещё до зари, и брат ничего не заметит. Но, увидев красавицу, влюбился и остался с ней. Конь же, поняв, что его предали, впал в ярость. Он день и ночь носился по Дорогам, и всяк уступал ему, незрячему, путь. А когда люди построили наш город, и боги ушли, Конь не увидел, куда, и остался совсем один. Покрылись травой курганы детей тех, кто основал Йонсберг, и слепой бог уснул. Так и спит он по сей день, последний бог, оставшийся на Дорогах.
– Конь был чёрным? – спросила Катарина.
Мать тихонько рассмеялась.
– Не знаю. Если желаешь, то он был чёрным. Это ведь легенда. В них вечно всё так, как хотят люди.
– И чаще всё печально и жестоко.
Они посидели молча. Ветер швырнул снежинки в стекло, и те простучали частую дробь.
– А что стало с той красавицей? – спросила Катарина.
– Одной ночью она перерезала горло спящему Всаднику, выпила всю его кровь и жила дольше, чем отмерено смертному.
– Почему ты раньше этого не рассказывала?
– Потому что ты была девочкой, которой нужны истории о любви, – вздохнула мать.
– А теперь что мне нужно?
– Правда.
Катарина промолчала. Она бы и сейчас не отказалась услышать добрую сказку, в конце которой мама скажет, что все жили долго и счастливо, но вместо этого услышала отрывистый стук в дверь. Откроешь – и всё тепло из натопленной комнаты украдёт метель.
Пришёл Ларс. А ведь ещё даже не сумерки. Неужели думает, что один раз провёл её по Дорогам, и теперь может просто так в гости захаживать?
Катарина впустила его, пахнущего снегом.
Мать тихонько поднялась с кресла и, коротко кивнув в ответ на глубокий поклон Ларса, оставила их вдвоём.
– Думаешь, я и днём без тебя не дойду никуда? – Катарина насмешливо изогнула бровь.
– Нет, королевна. Присесть позволишь? – водчик снял свою извечную шляпу и виновато стряхнул с неё на пол холодные капли.
– Проходи.
Ларс бесшумно прошёл в комнату. Катарина величественно удалилась на кухню. Заварила травяной чай. Подождала, пока вспыхнувшие румянцем щёки побледнеют. Так и не дождалась.
– Угощайся, – холодно предложила она, вернувшись в гостиную, разлила ароматный напиток по чашкам.
Поблагодарив Катарину, водчик сделал глоток, с мгновение насладился теплом, а потом решительно отставил чашку. Так начинают серьёзный и неприятный разговор.
– Метель не кончится.
– С чего ты взял?
– Её зовёт Конь. Ты ведь уже поняла, что он – последний бог? Конь спал, и холодные ветреные дни случались лишь изредка, а теперь, когда ты его разбудила… – Ларс произнёс это мягко, не обвиняя. – Пока он, безумный, носится по Дорогам, снег не прекратится.
– Даже когда наступит лето?
– Лето не наступит.
– Ты пришёл сказать, что в этом виновата я?
– Нет, – Ларс вновь взял в руки чашку, грея ладони о её горячие бока. – Я пришёл попросить тебя всё исправить. Вернее, помочь мне исправить.
Катарина молча отпила чая. Не хотелось выведывать у Ларса, как она должна усыпить безумного обозлённого бога.
– Я не смогу сам поймать бога, даже слепого. Дороги принадлежат ему и слушают его. Если Конь не захочет, никто его не догонит, даже не увидит, но он может прийти к тому, кто с ним связан. А ты прикоснулась к богу, королевна. Понимаешь? Он узнал тебя и, хочешь не хочешь, теперь вы связаны. Если выйдешь на Дороги, Конь встретит тебя.
Она сделала несколько медленных глотков. Чай закончился, и Катарине пришлось заговорить:
– И я должна выйти на Дороги, так? И что будет?
– Ты приручишь его, а я смогу поймать и усмирить. Не бойся, если он не убил тебя сразу, то теперь не тронет.
– Успокоил так успокоил, – протянула Катарина.
Предатели и преданные
Ларс вёл Катарину по Дороге, вымощенной гранитными плитами в три человеческих роста длиной. По ним змеилась позёмка.
Катарина ни на секунду не поверила в бескорыстность Ларса. Если наступит вечная зима, то живой город с ремесленными мастерскими, кабаками и госпиталем превратится в унылый перевалочный пункт для тех, кто хочет пройти по Дорогам. Да и желающих, надо думать, поубавится. Будет тогда сладкой жизнь водчика? Ой, вряд ли. Вот он теперь и готов за неё бороться, любыми способами. В то, что Конь не навредит ей, Катарина тоже не особо верила.
– Ещё долго? – спросила она.
Ларс свёл брови, глядя прямо перед собой.
– Почти пришли, видишь? – он указал рукой за поворот Дороги, где призрачно светились обломанные края каменных стен и наполовину раздробленные башни.
Катарина всмотрелась туда, куда указал водчик. На фоне бледно-серых развалин мелькнул отчётливый женский силуэт с волосами до пят.
– Не надо туда! – воскликнула Катарина. – Там смертовласка прошла. Я про этих покойниц слышала. У каждого, кто приблизится, они забирают душу, и та остаётся у них в волосах мучиться.
Ларс беззлобно рассмеялся, будто девушка рассказала детскую страшилку про чудище, живущее под кроватью.
– И ни один мужчина не устоит перед их неземной красотой? – шутливо уточнил он.
– А они и вправду настолько красивы?
– Красивы – вправду, а в остальном и крошки истины нет. Где ты смертовласку заметила? Пойдём к ней, сама всё увидишь.
Катарина обещала, что на Дорогах сделает всё, что прикажет Ларс, поэтому не запротестовала. Но шагать стала медленнее, до рези в глазах вглядываясь в мерцающие серым светом развалины.
– Они очень несчастны, – негромко заговорил Ларс. – Красивы и несчастны, ведь каждую из них когда-то любил бог. Неважно, ответной была любовь или нет, после кончины все они оборачивались смертовласками, потому что чувство бога сильнее желания обычной женщины. Впрочем, многие из них действительно любили своего бога и радовались, что смогут провести с любимым вечность. Только вот боги рано или поздно бросали возлюбленных, и те оставались бродить по Дорогам в одиночестве. Смертовласки так сильно тоскуют, что несчастные, неприкаянные души живых и умерших тянутся к ним и находят покой в их волосах. Вот так-то.
Ларс излагал легенду совсем иначе, чем мама Катарины. Не с отстранённой холодностью рассказчика, а с чувством, вырвавшимся из-под пресса времени. Будто в особенно тёмную ночь ему приснились давно забытые беды.
Закончив историю, водчик ободряюще улыбнулся Катарине, и девушка начала сомневаться, действительно ли слышала в его голосе грусть.
История о том, что даже любовь бога не может длиться вечно. Тут и невозмутимому Ларсу стоило бы погрустить.
Катарина не заметила, когда ровный гранит под ногами сменился хрустящими каменными осколками. Призрачно светящиеся развалины замка вдруг оказались совсем близко, и на стену, давным-давно свалившуюся в ров, взошла женщина. Её гибкий стан обнимало истлевшее платье, а волосы, похожие на чёрные языки ярящегося огня, хлестали воздух. Их движения непостижимым образом вырисовывали контуры человеческих лиц. Лица эти, как и сама женщина, показались Катарине невозможно притягательными. Она пошла вперёд, чтобы коснуться чёрных волос и навек забыть о тревогах. Но от смертовласки повеяло могильным холодом, который не спутаешь с обычным морозом. Очарование распалось.
– Ларс, зачем нам к ней? – прошептала Катарина, не способная оторвать взгляд от прекрасного лица, неподвижного, будто облитого воском.
– Нам и не нужно, я один пойду. А ты иди встречай Коня.
– Куда? – опешила Катарина.
Ларс не ответил. Он устремился к смертовласке и даже не оборачивался. Катарина почувствовала себя обманутой. Как он может просто взять и бросить её? Девушка хотела было окликнуть Ларса, но гордость сдавила горло, не позволив его имени вырваться из груди и коснуться губ.
Уходя, Катарина оглянулась. Увидела, как смертовласка положила ладонь на затылок Ларса, склонила его голову к своему плечу. Она принялась гладить водчика по волосам и что-то приговаривать.
Катарина зашагала назад по гранитной дороге, свернула на развилке, не помня, тем ли путём прошли они с Ларсом. Другую дорожку она всё равно бы не выбрала – злой вой предостерёг её, и знать, кому он принадлежит, девушка не хотела. Даже теперь Катарине казалось, что кто-то смотрит в спину, но, помня прошлую ночь, она не оглядывалась.
Когда Дорога вывела на укрытый снегом пустырь с редкими проталинами, которого девушка раньше точно не видела, она готова была растоптать гордость, страх и броситься обратно к водчику. Пусть смеётся, обнимаясь со смертовлаской, пусть считает трусихой, только бы не оставаться одной на треклятых Дорогах! Катарина развернулась и от увиденного едва не расплакалась.
Позади неё веером расходился десяток тропок. Выбирай любую – на любой и заблудишься.
Ещё и вой, слышанный ею на развилке, вернулся. Только теперь тонко выли со всех дорожек, будто звери перекликались, рассказывая друг дружке о загнанной жертве. Что говорил Ларс? Что Конь просто придёт к ней? Она робко попробовала позвать слепого бога, но голос, будто слабый козлёнок, едва держащийся на ногах, падал в снег, не разносясь дальше пары шагов. Катарина медленно попятилась, не желая повернуться спиной к воющим тропам.
А потом она увидела стаю. Что это были за звери, девушка поняла не сразу. Они неслись по снегу, оставляя за собой волнистый след, и лаяли на десятки голосов. Катарина знала, что нужно бежать, но не могла отвести глаз от уродливых существ. Переднюю часть для них будто отрубили от собак, а вместо задних ног прилепили длинные змеиные хвосты.
Стая неумолимо приближалась к ней, расходясь полукругом, а у Катарины ослабли ноги. И шагу не сделать, устоять бы.
Она шептала имя, и поняла, что зовёт не Ларса. Коня. Ей отчего-то показалось, что человек не спасёт, не вынесет. А бог – бог сможет.
Лай с подвываниями стал оглушительным. Седые пёсьи головы скалились, готовые рвать и терзать. Несколько чудищ начало обходить её сзади, замыкая круг. Но вдруг снег между Катариной и стаей зашипел, пошёл пузырями, точно булькающая в котле каша.
Ближняя тварь провалилась в кипящий снег и завизжала, свариваясь заживо. Шипящая снежная пена полилась по пустырю, заглатывая кровожадную стаю, но Катарина не успела испытать облегчения. Сверкающе-белый кипяток подбирался и к ней. Сейчас она точно так же сварится живьём!
И уже ни Конь, ни Ларс за ней не придут. Если и придут – спасти не успеют. Ногам от наступающего снега стало нестерпимо горячо.
А во рту появился холодок – будто разжевала пучок мяты.
Через бурлящие сугробы к ней нёсся чёрный конь. Вьюга, летящая из-под его копыт, баюкала обезумевший снег, обращая вскипающие пузыри в ледяные полусферы.
Конь остановился пугающе близко, втянул ноздрями запах Катарины. Его слепые глаза беспокойно вращались, шкура вздрагивала, будто он ждал прикосновения раскалённого клейма. И всё же теперь было не так страшно. Ведь он спас. Не для того же, чтоб убить?
Выжившие остатки стаи разочарованно заскулили. Только один осмелился прыгнуть вперёд, зарычал, не желая уступать добычу богу. Порыв ветра ударил и отбросил уродца так, что тот едва смог снова подняться. Другие нападать не решились.
Ещё раз дёрнув ноздрями, Конь подогнул передние ноги и склонил к земле голову. Точно приглашал сесть верхом. Так же он делал для своего предателя-брата?
Катарина не посмела ослушаться. Ведь именно ради встречи с Конём она пришла сюда. Нельзя позволять страху и злости завладеть рассудком, нельзя принимать решения наперекор Ларсу, хоть он и бросил её одну на Дорогах. Она приручит бога.
Борясь с накатывающим ужасом, Катарина положила ладонь на чёрную холку, вплела пальцы в гриву. И как только могла спутать её, мягкую, шёлковую, с травой? Стоило перекинуть ногу через конскую спину, как Конь осторожно поднялся и двинулся через пустырь.
То, как бережно он нёс всадницу теперь, никак не походило на ту первую безумную скачку. Под копытами лопались и хрустели ледяные пузырьки, а стоны метели стали едва ли не ласковым напевом.
Конь вывез Катарину на Дорогу и зашагал неспешно, будто показывал хозяйке её новые владения. Грозные и пугающие, хоть и не опасные для спутницы бога.
Осмелев, всадница погладила Коня по крутой шее и прошептала:
– Пожалуйста, отвези меня домой.
Конь остановился, шумно втянул воздух и, сменив направление, двинулся дальше всё тем же мягким шагом. Вьюга непрестанно танцевала за спиной Катарины, напоминая бесконечный шлейф. Когда на пути слепого бога оказался высокий валун, покрытый заиндевевшим мхом, девушка потянула за гриву вправо, призывая скакуна обогнуть препятствие. Но тот упрямо шёл вперёд. И валун, который с самого сотворения мира никто и ничто не могло сдвинуть, откатился в сторону, точно как в легенде уступая незрячему путь.
Странным образом Катарина успокоилась. Невнятно из-за назойливого холода, сковавшего язык, она сказала:
– Ты хороший.
Сказала почти искренне.
О Ларсе она такого теперь не думала. В голове не укладывалось, что он просто взял и ушёл миловаться со смертовлаской. Мало того, что унизил, так ещё и подверг опасности.
Интересно, расставшись с богом, смертовласка может полюбить обычного человека?
И тут из Катарины будто на секунду вытащили душу, а потом, перекрученную и помятую, вернули обратно, нагрузив вопросом: а Ларс – человек?
Конь остановился, и морозное марево, дрожавшее перед ним, тут же улеглось. В очистившемся воздухе яснее ясного виднелось крыльцо дома Катарины. Конь вновь согнул передние ноги, и девушка соскользнула с его спины.
– Спасибо, – шепнула она и погладила чёрную морду.
Но стоило её руке оказаться в дюйме от белёсого глаза, как Конь встал на дыбы и заржал. Катарина отшатнулась. Между ней и слепым богом выросли ледяные сталагмиты, остриё одного из них замерло в опасной близости от шеи девушки. Катарина забежала в дом, затворила дверь. С улицы донёсся удаляющийся стук конских копыт.
Два гостя
– Стемнело уже. Может, теперь впустишь, королевна?
Пропади оно пропадом, это непреложное правило Йонсберга! Катарина гневно глянула на дверь, за которой с самого утра ждал Ларс. До вечера ведь простоял, что теперь соседи подумают?..
Катарина распахнула дверь. Отступила на шаг, не говоря ни слова. Она понимала, чтобы усмирить Коня, придётся разговаривать с Ларсом, не сегодня, так завтра. Но боги, до чего же она была зла!
Водчик, от которого так и веяло холодом, за день пробравшимся до самого нутра, не прошёл дальше порога. Знал, как виноват.
– Прости, Катарина.
– Нет.
– Понимаю. Но прежде, чем уйти, скажу, что нарочно тебя подверг опасности. Наверное, моё признание тебя не утешит и простить не убедит, но я не смог придумать, как вернее свести вас с Конём.
– Почему не предупредил?
– Разве ты бы тогда испугалась? По-настоящему, так, чтобы он услышал твой страх?
– А ради чего тебе всё это нужно? Ради чего ты готов заставить меня испытать такой ужас и… – Катарина запнулась, сжала кулаки, – унижение?
– Ты знаешь.
– Нет, не знаю! Скажи правду.
– Ох, королевна, – Ларс устало покачал головой. – Я и сам не рад, что тебя на Дорогах оставил. Боялся, вдруг Конь не явится, а ты там одна… Но я бы не рискнул, если бы не видел, какая ты сильная и упрямая. Уж кто-кто, а ты Дорогам не по зубам.
– Не хочешь говорить? Тогда я скажу. Всем известно, ты чуть ли не с первого дня гулял по Дорогам так, будто знал их наизусть. Не умер, оглянувшись на душееда. Тебя привечает смертовласка, которая у обычного человека должна забрать душу. Ты Всадник, Ларс. Спрошу снова – зачем тебе Конь? Или правды не будет, потому что боги вечно лгут?
Водчик улыбнулся ей, точно наивному ребёнку, как делал обычно, когда Катарина выдавала народные россказни за истину.
– Мне лестно сравнение с богом, да и остроту твоего ума не оценить не могу, но ты ошибаешься. К тому же, ты ведь помнишь окончание легенды? Всадник мёртв, а я живой.
– Легенды рассказывают люди. А людям можно верить ещё меньше, чем богам. Я видела своими глазами эту женщину, мёртвую и прекрасную, и она ласкала тебя с любовью. Разве касалась бы она так обычного человека?
– Она моя мать.
Ларс глянул на Катарину с пытливым любопытством. Чего он ждал? Какой реакции? Облегчения, что она застала его не с любовницей, а с матушкой?
– Но и про Всадника ты не совсем ошиблась. Всадник – мой отец.
Если бы Катарина секунду назад не испытывала уверенности в том, что Ларс – бог, такое признание вызвало бы желание спровадить опасного знакомца из дома и впредь обходить стороной. А так она только и сказала:
– Хочешь чаю?
– Спасибо, королевна. – Несмотря на то, что Ларс уже порядочно простоял в тепле, он, казалось, так до конца и не согрелся. – Расскажешь, как встретилась с Конём?
Катарина тронула локоть Ларса, направляя мужчину к кухне. Точно к ней пришёл старый друг, которому домашний уют, тепло и запахи сдобы важнее чопорного приёма в гостиной. Водчик сел за стол, Катарина разлила чай, и, сделав первый глоток, заявила:
– Я всё испортила. Он отвёз меня домой, но на прощание чуть не проткнул мне горло сосулькой.
– И после того, как он проводил тебя к порогу, ты ещё думаешь, что всё испортила? – Ларс ухмыльнулся в бороду. – Как ты себе представляешь богов? Думаешь, им нужны долгие разговоры за чашкой чая? Едва ты его коснулась в первый раз, как он узнал тебя полнее, чем ты сама себя знаешь. Вспомни, что Всаднику хватило лишь одного взгляда на мою мать, чтобы предать брата. Ваша вторая встреча нужна была лишь для того, чтобы убедиться в его привязанности и доверии.
– И что делать теперь? – спросила Катарина, забирая у Ларса чашку, выпитую лишь на треть.
– Приведи его ко мне. И верни, пожалуйста, мой чай.
– Ты же наполовину бог, – Катарина иронично приподняла брови, – значит, и чая с разговорами тебе нужна лишь половина.
– Не слишком ли тебе много – приручить сразу двоих?
– Не слишком ли тебе велика честь – быть прирученным мной? Тем более, ты и не бог даже. – Катарина долила чая, поставила чашку перед Ларсом и тихо сказала: – Знаешь, мне показалось, что не такой уж он и страшный. Просто несчастный совсем. Перепуганный.
– Он помог тебе, но не обманывайся. Боги непостоянны. К тому же, ты и сама видишь, что Йонсбергу не выжить, пока Конь ходит по Дорогам. Каких-то два дня минуло, а улицы так замело, что ни пройти, ни проехать, – Ларс сделал большой глоток, будто горячий чай мог растопить снег если не в городе, то хотя бы в его мыслях. – Ты права, у меня есть свой интерес. Но он не более корыстный, чем твой, чем интерес любого из наших соседей. У меня здесь дом, моё ремесло, моя мать, которой нигде больше нет места. Я не желаю замерзнуть насмерть, и бросать город не желаю. Просто хочу жить, как прежде.
– Как ты его усмиришь? – спросила Катарина, уже догадавшись.
– Ещё и поэтому тебе не стоит искать в Коне хорошее и привязываться к нему. Его придётся убить.
– Мне казалось, бога нельзя убить. В легендах один лишь Всадник погибает. Но он влюблён, а все влюблённые уязвимы.
– Всех можно убить, даже богов. Иначе они не ушли бы с Дорог, когда появились люди, – Ларс задумчиво потёр бороду. – Как иронично получилось, правда? Всесильные испугались обычных людей, потому что те могли отобрать у них жизни.
– Почему бы люди непременно стали убивать богов?
– А этим всё обычно и заканчивается, разве нет? Посмотри на нас с тобой.
– Да уж…
Катарина положила для Ларса яблочных пирожков. Ей кусок в горло не лез. “Посмотри на нас…” Противно видеть. Нет, правильно, конечно, убить Коня ради того, чтобы Йонсберг продолжил жить. Предавать вот – совсем неправильно.
– Уж не знаю, как мне после всей этой заварушки оставаться в городе, – вздохнула Катарина, наблюдая, как Ларс смакует пирожок. – Про нас такие сплетни пойдут, что лучше до самой смерти затвориться дома.
– Будто ты к сплетням не привыкла. Знаешь же, всё, что о тебе говорят – из зависти, – водчик отложил надкушенный пирожок и лукаво спросил: – А вот скажи, королевна, чем я тебе не гожусь?
– Может, тем, что у тебя отец бог, и ты мне в пра-пра-пра-прадеды годишься? – засмеялась Катарина.
Ларс тоже засмеялся, по-доброму сощурив глаза. И вдруг их уютный смех смолк, разбитый тяжёлым стуком в дверь. Будто несколько раз по ней грохнули кузнечным молотом. Привкус травяного чая во рту сменился мятным холодком, и Катарина поняла, кто пришёл. Она переглянулась с Ларсом – тот тоже понял.
– Я сам, – остановил водчик встававшую Катарину и пошёл на стук.
За окнами свирепей завыла вьюга, горсти снега так и швыряло в стёкла, в дверь. Не поторопишься открыть – ветром вышибет.
Катарина пошла за Ларсом, из-за его плеча увидела, что на пороге за отворившейся дверью никого нет. Только следы копыт, не заметаемые снегом, уводили на Дороги.
Ларс оглянулся на девушку с победной улыбкой:
– По-прежнему думаешь, что всё испортила?
Последний бог
Следующей ночью Дорога была только одна. Широкая, покрытая чёрным гравием. Снег, ложась на него, тут же таял. В конце этой Дороги маячили светящиеся серые развалины, на которых Катарину ждал Ларс.
Покачиваясь на спине Коня, девушка тщетно пыталась избавиться от тревоги. Вдруг бог догадается, что водчик собрался его… Страшно было даже про себя произнести это слово. Что, если Конь способен подслушать мысли? Убьёт. Сбросит Катарину на землю и размозжит голову копытом.
Ей вспомнилось, как мать на прощание сказала: “Возвращайся скорее. Не люблю быть дома одна”. Ровно те же слова исходили от морока, наведённого душеедом. Уж если создание богов может узнать, что на сердце не у Катарины даже, а у её матери, то бог на такое и подавно способен. Но Конь шёл смирно.
Когда они оказались у развалин, Катарина заметила не только самого Ларса с ножнами на поясе, но и его мать, замершую на краю светящейся стены. За спиной водчика громоздились вёдра. Самые обычные, железные, в которых горожанки таскали воду. А Ларсу они зачем? Возле одного из вёдер лежала толстая смотанная цепь. Но и теперь Конь не забеспокоился. Даже когда Ларс подошёл так близко, что чуткий нос Коня обязан был уловить его запах, не взбрыкнул, не побежал прочь.
– Всё хорошо, – шепнула Катарина. – Я с тобой.
Так говорят смертельно больному, которому собираются дать избавительный яд.
Она соскользнула со спины Коня, положила ладонь на его бархатистую шею. Ларс бесшумно вытащил из ножен кинжал, подал Катарине знак отойти. Она осталась. Со стены на них взирала смертовласка.
Водчик не испытывал колебаний. Он бесшумно шагнул вперёд, и Конь вздохнул. Именно после этого человеческого покорного вздоха Катарина не смогла себе больше врать. Конечно, бог всё знал. И пришёл, ведомый нерассуждающей преданностью. Умрёт, не воспротивившись.
– Ларс, – прошептала Катарина, будто помолилась.
Тот замер, сосредоточенный, настороженный. Катарина не смотрела на водчика – она смотрела ему за спину. Зачем всё же Ларсу вёдра? Не грибы же собирать. В этом лесу после убийства Коня можно собирать лишь одно...
– Ларс, твой отец уже украл у него глаза. Остановись.
Неужели теперь сын заберёт последнее, что останется от бога? Катарину замутило. Она не хотела думать, что Ларс на такое способен. Но ведь его мать выпила кровь убитого Всадника. И она, смертная, получила несколько веков бесценной жизни… А что получит сын бога?
– Вспомни, зачем ты его привела, – ответил Ларс мягко. Убийцы говорят совсем не так. Но Катарина не могла верить его словам безоговорочно, так, как Конь верил ей. Водчик опустил руку с кинжалом. – Его кровь сделает меня богом. Не буду лгать, я хочу этого не меньше, чем спасения города. А ты? Ты можешь предпочесть безумного Коня всему Йонсбергу, своей матери? Мне? Катарина, ты ведь знаешь, что всегда мне нравилась, что я не мог выбрать другую. Только лучшую. Вспомни, что делает любовь бога? Если я стану богом, то и ты будешь вечной. Будешь со мной. Я никогда тебя не оставлю.
Катарина захотела крикнуть Коню: “Беги!” Но ещё сильнее она желала, чтобы Ларс передумал. Чтобы доказал – Катарина всегда ошибалась, его можно любить, его есть за что любить. Иначе всё пропало. С кем ещё она может быть счастлива? Вправду счастлива.
– Ты ещё не стал богом, а так часто врёшь мне. По легендам, в землях Дорог стало тепло после того, как Конь уснул. Когда он бодрствовал, зимы были суровыми. Но лето наступало. И если он останется жив, город не исчезнет. Исчезнешь только ты, когда догорит половина божественной крови, что по рождению досталась тебе от отца. Так ведь, Ларс? Хочешь жить вечно – придётся вместе с Конём убить и меня. Иначе я просто велю ему бежать.
Катарина выступила вперёд, заслоняя слепого бога. Бедный, бедный, как же истерзала тебя тоска по душе, которая была бы рядом и грела. Ты уже готов принять смерть, лишь бы не оставаться одному.
А ты, Ларс? Готов остаться один? Катарина не верила. Она стояла прямо, гордо вознеся голову к тёмному небу Дорог.
Ларс подошёл к ней так близко, как не позволял себе раньше.
– Заставляешь выбрать?
Водчик взглянул ей в глаза сверху вниз. Катарина замерла, гадая, что он решил. Ларс сказал только:
– А могла получить всё.
Катарина не заметила, как метнулась его рука. Почувствовала только, как что-то ударило в грудь. Ведь он не мог? Не мог же?
Ларс глядел, как она, сражённая его ударом, падает. Глядел без торжества, без холодной уверенности в своей правоте. Будто тело само сделало должное, а человек внутри с ужасом смотрел на содеянное.
Но ужас этот продлился лишь мгновение. Ларс вырвал кинжал из мёртвой груди Катарины и ринулся к Коню. Взвившаяся метель ударила водчика, отбросила назад, не подпуская ни к богу, ни к лежащей на земле девушке. Конь бешено закружил рядом с телом, готовый охранять её вечность.
Ларс рывком поднялся, снова двинулся к Коню, рубя метущий снег, точно заросли дикой ежевики. Обычный человек и на ногах бы не удержался, но полубог упрямо шёл к цели. За свирепым воем вьюги Конь не слышал водчика, не знал, что тот уже совсем близко. Ларс рванулся вперёд, ухватил безумного бога за гриву и в своём триумфе не заметил, что убитая Катарина поднялась на ноги.
Её русая коса расплеталась, окрашиваясь в чёрный. Со стены закричала мать Ларса, но отчаянное предостережение не сделало руку убийцы проворнее. Он так и не успел вскрыть горло Коню. Катарина метнулась к ним, набросила на слепого бога волосы. Чёрные локоны окутали, как попона. Конь пошатнулся, будто на спину легла неподъёмная тяжесть, и упал. Упал раньше, чем кинжал Ларса вошёл в его горло.
Волосы Катарины хлестнули по ветру, и в их изгибах проступили очертания бегущего коня. Она, мёртвая, испытала такое тепло, какого никогда не чувствовала при жизни. Душа Коня, не познавшая ужаса смерти, была спокойна. Он больше не останется один, никогда.
Ларс возвышался над мёртвым богом с занесённым кинжалом, но смотрел не на чёрное тело, а на Катарину, обратившуюся смертовлаской. Будто теперь, получив желаемое, он понял, что выбрал неправильно. Одна лишь его мать ликовала, стоя на стене, точно предводительница победившей армии.
Катарина огладила волосы. Жаль, Коню нельзя зажать ладонями уши. Хотя он всё равно простит ей вопрос. Ненужный, полный бессмысленной надежды. Она спросила Ларса:
– Я стала такой из-за того, что меня полюбил ты?
Ларс опустил глаза и промолчал. Неужели нужно было умереть, чтобы он прекратил её обманывать?
Катарина не осталась. Не хотела смотреть, как водчик волочёт тело Коня к неохватной ели, подвешивает за задние ноги, взрезает горло. Как собирает в вёдра кровь мёртвого бога.
“До чего горько”, – уходя, укололась Катарина о собственную мысль. “Всё хорошо, – услышала в ответ её душа, – я с тобой”.
Так говорят человеку, которого будут любить вечно.
Похожие статьи:
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Потухший костер
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Последний полет ворона
