Кикимора

~~Под кожаными лаптями весело шуршали сосновые иголки и шишки, а разогретые стройные стволы источали приятный смолистый аромат. Их высокий строй частил и почти смыкался крепостным тыном. Кое-где внизу разлились лужицы солнечного света, с трудом сочившегося сквозь изумрудные кружева сосновых лап. Зеленая мшистая земля была сплошь покрыта влажной сыпью черники, рви не хочу.  
- Смотри, крепче держи, а то ведь разбегутся, стервецы! – воскликнул Борич, указывая пальцем на торока, что болтались у сына на кожаных перевязях. Подвешенные за задние лапы, две пары жирных серых зайцев беспомощно покачивались вниз ушастыми головами.
- Батя, да как же они разбегутся-то? Они же подстреленные! – не по годам басисто прогудел рябой губастый мальчуган по имени Милей, который в свои двенадцать уже вымахал выше отца.
-  Эх, и в кого это ты такой дурень уродился? Даже шуток не смекаешь, весь в рост пошел, точно лук зеленый – в стрелку, - вздохнул отец.
Охота выдалась удачная. В расставленные силки попались четыре косых, вдобавок Борич подстрелил из лука на озере столько уток, что весь был ими обвешан, как какая-нибудь княгиня – монистами, ряснами и бармами. Но солнце уже отяжелело к вечеру и, залоснившись, начало медленно сползать к горизонту. Настало время возвращаться в деревню. Остановившись на тропе, Борич оперся на свою длинную осиновую рогатину и задумчиво пожевал губами.
- Солнце садится, а сегодня еще надобно добычу разделать, - сказал он сыну. – Да и матушка нас твоя, поди, заждалась. Дорогою лесной мы в деревню уже к темноте придем. Знаю я короткую дорогу: тропка через болотину идет, зато в трижды быстрее дома будем. Ты, главное, за мной ступай шаг в шаг, чтобы не провалиться. А так тропа надежная, сам по ней много раз ходил.
- Батя, да ты чего? – воскликнул мальчуган, выпучив круглые голубые глаза. – Неужто не слышал, что на болота лучше носу не казать. Ведь там …
- Чушь! – резко перебил его Борич. – Ты больше слушай россказни деда Бахаря. Он тебе еще и не то набрехает. Если кто-то недавно на болотах с пьяных глаз утоп, а кому-то что-то с таких же глаз померещилось, что теперь и не ходить туда? А где руду доставать кузнецам, а мох для изб и клетей откуда брать, а цаплю где бить? Как ни крути, болота все время обходить не получится. И не бывает никаких болотниц и водяных. Сказки все это, языцами проклятыми придуманные! Тьфу! Ох и дурень ты у меня, и в кого такой?
Вскоре отец с сыном добрались до болота. Высокие густые космы рыжеватой травы перемежались серыми лужами, подернутыми маслянистой пленкой. В уши настойчиво ввинчивался писк насекомых; откуда-то издалека доносились истеричные вопли птиц. Впереди кромка болота поросла, словно юношеским пушком, полупрозрачной полоской ольховника. А вдали и вправду виднелся частокол деревни, слегка приподнятой над пестрыми полями.
- Тут болото-то – одно название. Так что не дрейвь! Зато вон уже и дом виден. Ступай следом! – весело сказал Борич.
Рыхлые кочки, проминаясь под кожаными лаптями и вновь поднимаясь, как на дрожжах, медленно и приглушенно выпускали воздух, будто утомленно вздыхали. Солнце все еще светило довольно ярко, но уже заметно остыло к вечеру, и пронизывающая болотная сырость неприятно скреблась под длинными холщовыми рубахами охотников.
- Постой-ка! – неожиданно выпалил отец и замер, подняв вверх жилистую руку и внимательно всматриваясь в одну из маслянистых луж.
- Батя, ты чаво?
- Чаво, чаво! Ничаво! Видать, почудилось, - раздраженно ответил он.
- Никак болотник? Говорил я, батя, что болота нынче заговорены…
- Да тьфу на тебя, обалдуй! Сколько повторять, что сказки все это? – рявкнул Борич, но на всякий случай несколько раз перекрестился.
Вмиг стало зябко, точно пришла осень, и дыхание закурилось парком. Писк насекомых, кваканье жаб и далекие крики птиц умолкли; тревожная тишина сковала своими цепями все пространство. Только чавкала жижа и плескалась вода под промокшими озябшими ногами. Но вот затянулся едва заметный свист, похожий на то, как ноет вьюга или ураган где-нибудь под кровельными балками. Свист явно исходил снизу, из болота.
- Батя, пойдем назад! Боязно мне, ой как боязно! – едва не плача, взмолился Милей.
-  Куда назад-то, дурень? Мы уж большую часть топи прошли. Вон, видишь кусточки? Там и болоту твоему, заговоренному, конец. Не ной и ступай спокойно! 
Призрачные, едва заметные струйки зеленоватого дыма забили прямо из земли и мутных разливов, стремительно загустевая и расползаясь по всему болоту сплошным зеленым туманом. Словно вылетающие из костра искорки, какие-то святящиеся крохотные точки вихрились и растворялись в этой странной пелене. Милей застыл на месте, беззвучно  молясь. Теперь страх овладел и Боричем: чего только ни повидал на своем веку матерый лесовик, но с такой чертовщиной еще не сталкивался.
Внезапно какой-то силуэт вырос на их пути.
- Ты кто?
Ответа не последовало…
- Кто, спрашиваю тебя? Чего тута позабыла? – снова спросил Борич.
Милей робко выглядывал из-за отцовской спины. Разведя свои костлявые руки в стороны, по колено в гнилой воде стояла старуха в изодранных грязных лохмотьях. Лица ее было не разобрать, на голове топорщились редкие седые волосенки, а худобой она походила на саму смерть. Старуха стояла неподвижно, как столб.
- Никак кикимора болотная? – грешным делом подумал Борич и медленно двинулся вперед, выставив перед собой рогатину. От страха он едва переставлял ноги.
Сын шагал следом, положив руку на свое чрево, которое норовило обратиться в воду.  
- Эка невидаль! – воскликнул Борич, подойдя ближе.
Перед ним из воды поднимался обрубок березового ствола: две длинные ветви выпирали в разные стороны, подобно распростертым рукам, а верхушка поросла белым мхом да поганками. 
Лесовик облегченно выдохнул и положил рогатину себе на плечо.
- Причудится же такое!
- Батя, обернись! – завопил Милей.
Взявшись ниоткуда, та самая старуха молниеносно набросилась на Борича сзади. Повиснув на его широких плечах, она насмерть вцепилась когтистыми руками ему в горло.
- Батя!
Охотник не растерялся: схватил ее за голову и ловко перебросил через себя. Старуха ушла под воду, но ее костлявые руки, вывернувшись с жутким хрустом, продолжали сдавливать ему горло.
- Милей, подсоби! – прохрипел он сыну.
Лицо Борича уже стало пунцовым, густая борода шевелилась от гримас, а губы посинели. Наконец опомнившись, мальчишка подобрал из воды рогатину, что обронил его отец, и с размаху всадил ее в старческое тело. По воде тут же расползлось темное кровавое пятно. Кривые черные пальцы «кикиморы» разжались, руки ее сникли, как увядшие травины. Поднявшись с колен, Борич как ошпаренный отскочил в сторону. Несколько мгновений он оставался на месте, отплевываясь и жадно глотая воздух сквозь хрипы и кашель. Разгоряченный и раскрасневшийся, он расстегнул ремешки, снял с себя перевязь, торока с дичью и протянул их сыну.    
- Сын, ты молодец! Кабы не ты... – наконец прохрипел он.
Она всплыла на поверхность. Сквозь лохмотья виднелись выпирающие ребра и сморщенная грудь. Мертвенную кожу старухи облепила корка из гнилостных язв и присохшей грязи. Отвратительное лицо, словно резьбой, было покрыто глубокими морщинами, шрамами и рытвинами, а лишенный губ рот с парой гнилых черных зубов зиял темной норой.
- Батя, человек ли это? Может, и впрямь кикимора? -  спросил Милей сквозь слезы.
Борич ничего не ответил. Стоило ему схватиться за рогатину, которая осталась торчать из тела старухи, как глаза ее вновь открылись, блеснув мутным лунным светом. Борич вскрикнул и попятился назад.
Она сама вытащила из своего живота рогатину и откинула ее в сторону, потом все с тем же невыносимым хрустом, не прибегая к помощи рук и неестественно выгибаясь назад, поднялась на ноги. Старуха прошамкала что-то своим безгубым ртом, оскалилась и, хромая, поковыляла прочь, чавкая гнилой водой. Через мгновение она растворилась в густой зеленой мути.
Туман начал быстро таять, свист болота – затихать. Когда мгла окончательно рассеялась, уже опустилась ночь. Круглая небольшая луна казалась жемчужной пуговицей – расстегни ее, и иссини-черный, усыпанный бисером звезд атлас соскользнет с небесных плеч и накроет землю. Вокруг снова загалдели жабы, завопили где-то далеко истеричные птицы, и в лунном свете перед Боричем и Милеем опять предстал торчащий из болота обрубок березового ствола с распростертыми «руками». Но ровным счетом ничего вокруг не напоминало о «кикиморе», будто бы и вовсе не было ее.
- Б…б.. батя, я, кажись, портки осквернил.
- И в кого ты у меня такой? – прохрипел в ответ Борич и обнял дрожащего от страха, холода и сырости сына.

Похожие статьи:

Рассказы → Волчьи стрелы. Глава 4. Жертва

Рассказы → Волчьи стрелы. Глава 3. Злая твердыня

Рассказы → Три ступени

Рассказы → Волчьи стрелы. Глава 2. Пир

Рассказы → Волчьи стрелы. Глава 1. Незнакомец