Ростом Китти была всего лишь в один дюйм. Наверное, другой такой крошки не было в целом свете.
Поначалу малышка очень радовалась своей миниатюрности: ведь это так удобно — почти так же, как быть невидимой. Можно безнаказанно летать, где хочешь (все равно мама с папой ее постоянно теряют); можно утаскивать самых вкусных насекомых из тарелки старшего братишки; а можно просто тихонечко сидеть где-то в уголке и слушать взрослые разговоры.
Из-за того, что Китти самой маленькой в поселении, ее никто не замечал. Ну или почти никто. Потому что старая, подслеповатая бабушка всегда видела малышку, где бы та ни находилась. И всегда слышала, когда внучка что-то говорила, хотя голосок у нее был – тоньше комариного писка.
Когда Китти немножко подросла, она обнаружила, что быть ну очень маленькой – не такое уж большое удовольствие. Ведь так хочется поиграть с другими детьми, а они не только не замечают тебя, но даже не слышат твоего писка, когда просишь принять их в компанию.
Из-за этого девочка частенько грустила и даже плакала, надеясь, что этого никто не заметит. Но бабушка однажды услышала тихие всхлипывания в темном уголке и долго утешала внучку, глядя ее морщинистым крылом по крошечной головке.
— Не нужно расстраиваться, дорогая. Конечно, когда тебя никто не замечает – это печально. Но ведь я вижу и слышу тебя, хотя мои глаза уже ослабли, да и со слухом плоховато. Поверь, однажды найдется еще кто-то, кто заметит тебя: просто потому, что взглянет с непривычной точки зрения.
— Как это: «с непривычной точки зрения», бабушка?
— Видишь ли, деточка, очень многие вещи могут выглядеть по-разному. Все зависит от того, как посмотреть.
Как и полагается летучей мышке, Китти с семьей жила на чердаке огромной полуразрушенной церкви. Девочке казалось, что старый храм очень красив: потолок, украшенный искусной резьбой, подпирали изящные витые колонны; в окнах были вставлены разноцветные стекла, сквозь которые по ночам лился причудливо окрашенный зеленовато-синий лунный свет; на стенах еще можно было разглядеть фрагменты облупившихся фресок, на которых был виден то лик святого с золотистым нимбом вокруг головы, то благословляющая рука Господа Милосердного, а то и жутковатый кипящий котел, вокруг которого плясали страшные черти с горящими красными глазами и длинными раздвоенными хвостами.
Китти любила рассматривать эти картинки, любила тихонько – так, чтобы не слышно было шелеста крыльев – летать по церкви, пока другие летучие мышата играют в салки, догонялки и прятки. Играют без нее.
Постепенно маленькая мышка привыкла к тому, что никто ее не замечает. Хотя так до конца и не смогла смириться с собственной незаметностью.
А бабушка по-прежнему оставалась единственным связующим звеном между девочкой и остальными крылатыми жильцами старого храма.
Однажды в церковь пришли люди. Семья и соседи Китти испуганно попрятались под самыми дальними стрехами на чердаке. Известно же, что от этих больших неуклюжих созданий, именуемых людьми, слишком много шума. Да и не любят они летучих мышей. Малышка решила, что ее все равно не заметят, поэтому спустилась вниз и уселась на капители центральной колонны.
Люди громко и радостно говорили о том, что старый храм наконец-то будет восстановлен: нашелся, к счастью, богатый и благочестивый человек, который пожелал отреставрировать церковь, чтобы в ней можно было снова проводить службы.
После того, как люди ушли, Китти тихонько взлетела на чердак, чтобы предупредить остальных о грядущих переменах в жизни.
Это был первый раз, когда ее заметили и выслушали. Точнее, выслушали бабушку, которая пересказала слабый писк внучки всем остальным летучим мышам.
После долгого и шумного собрания решено было сменить место обитания: в соседнем городке, на вершине холма стоял старый, заброшенный замок, который был необитаем уже больше ста лет. В его огромных залах хватило бы места всем летучим мышам, жившим в церкви.
Общий перелет назначили на следующую ночь.
Только Китти и бабушка решили остаться на старом месте.
— Зачем я куда-то полечу? – удивилась маленькая мышка. – Меня и здесь никто не видит и не слышит. И на новом месте будет то же самое. Так что я никуда не полечу. А быть одна я уже привыкла.
— Я уже старенькая, — сказала бабушка. – Сил моих крыльев не хватит, чтобы долететь так далеко. Да ведь и я – единственная, кто может общаться с Китти. Поэтому я тоже останусь: что ж ей грустить тут в одиночестве.
Жизнь бабушки и внучки в обновленной церкви текла по-старому: так же тихо, спокойно. Ну или почти так же. Теперь перед каждой службой приходилось улетать с колокольни, куда переселились мышки (зачем им двоим целый огромный чердак). После ремонта туда принесли огромные, гулкие колокола, которые звонили дважды в день. А по праздникам даже трижды. И звон их был таким громким, что тряслись все балки и перекрытия, на которых сидели мышки, и пол, в буквальном смысле слова, уходил у них из-под ног.
Люди же почему-то находили колокольный звон прекрасным и называли его музыкой.
Однажды Китти решила выбраться на празднование Хеллоуина: бабушка рассказывала, что это единственный день в году, когда люди не гоняют с дороги черных котов и не отмахиваются от летучих мышей, а, наоборот, рады им.
Ночные улицы городка были ярко освещены фонарями в виде черепов; вдоль песчаных дорожек стояли тыквы с вставленными внутрь свечками. Возле домов висели пластмассовые скелетики, куклы-ведьмы и, к огромной радости Китти, игрушечные летучие мыши. По улицам бродили дети и подростки, одетые в костюмы зомби, привидений и маньяков-убийц с картонными топорами в руках. Все смеялись, пели песни, гонялись друг за дружкой по темным аллеям, стучались в двери соседей и кричали «trick-or-treat». Выходившие на порог взрослые в таких же чудных костюмах дарили детям печенья и конфеты, после чего малышня радостно бежала к следующему дому.
Китти выбрала дом, входную дверь которого украшала огромная летучая мышь со сверкающими красными глазами, и заглянула в окошко. В празднично украшенной гостиной двое детей играли в настольную игру, сидя на диване.
— Эх, — вздохнула девочка в черном плаще и высокой шляпе с блестящей пряжкой, — черный кот у нас есть. Настоящий. Тыкву папа вырезал – суперскую. И свечку внутрь поставил: страшно, аж жуть! Скелеты – вон они, на стенках висят. А вот летучей мышки нет!
— Точно, — согласился ее братишка. – Настоящая летучая мышь на Хеллоуин – это было бы круто.
Китти обрадовалась: наконец-то она кому-то понадобилась. Она проскользнула в неплотно прикрытое окно и, влетев в комнату, уселась на диване – прямо на игровое поле, по которому дети передвигали синие и красные фишки. Брат с сестрой ее не увидели. Мышка принялась подпрыгивать на ярко раскрашенном поле, размахивать крылышками и пищать. Но ее по-прежнему не замечали.
Поняв тщетность попыток привлечь к себе внимание, маленькая Китти вылетела на улицу. Ей было очень грустно: ведь сегодня — единственный день, точнее, ночь, в году, когда она могла кого-то порадовать своим существованием. Но ее не заметили. Конечно, можно было попытать удачу в других домах. Китти подумалось, что и там ее не увидят и не услышат.
Возвращаться в церковь не хотелось. К тому же бабушка наверняка решила, что внучка будет веселиться на празднике до рассвета, а, значит, старушка уже легла спать. Сделав круг над храмом, Китти свернула к небольшому лесочку, начинавшемуся прямо за церковным кладбищем.
В лесу было тихо и темно. Китти пролетела над мышиными норками на поляне, заглянула в дупло совы в старом дубе, покружила над глубоким озером, а потом уселась на ветке невысокого куста.
Она сидела, наслаждаясь тишиной, светом звезд, отражавшихся в воде озера, теплым ветерком и запахом травы и ночных цветов. Это было так приятно: просто сидеть и ни о чем не думать.
И тут она услышала чьи-то горькие рыдания. Мышка посмотрела по сторонам, но никого не увидела. Она глянула с ветки вниз – но и там никого не было. Но ведь не послышалось же ей! Значит, плакал кто-то очень маленький, меньше, чем сама Китти, раз даже она не смогла его разглядеть.
Китти слетела с ветки и спустилась в высокую пожухлую траву. На земле сидел крошечный мышонок-полёвка. Возможно, никто другой не разглядел бы его, но только не она. Уж она-то знала, как это грустно, когда тебя никто не видит, поэтому привыкла замечать даже самые-пресамые мелочи.
— Что случилось, малыш? – спросила Китти, приземляясь рядышком.
— Мы ходили в город, — начал рассказывать мышонок, всхлипывая. – С мамой и папой, с братиками и сестричками, и с соседями. В городе сегодня столько вкусных тыкв и семечек. Мы так хорошо поели. А потом пошли погулять и полюбоваться ночным озером. А я так устал, что лег и немножко заснул. И вот я проснулся, а все ушли. И я не знаю, как добраться до норки.
— Я знаю, где ваш поселок, — сказала Китти. – И провожу тебя домой. Я буду лететь низко-низко и очень медленно, чтобы ты не потерял меня из виду.
— Неее, не потеряю. Ты ведь такая большая.
Когда они добрались до норки, уже светало. У Китти слипались глаза, но она довела мышонка до самой двери. Родители, которые уж было решили, что малыша съела сова или он ненароком утонул в озере, бросились обнимать сынишку.
— Как ты нашел дорогу домой? – спросила мама-мышь.
— Меня проводила Китти.
— Кто это, Китти?
— Разве вы не видите: вон же она, сидит на ветке.
— Нет, — хором ответили родители. – Мы никого не видим.
Китти хотела было пропищать «Я тут!», но подумала, что раз ее опять не видят, значит, и не услышат тоже. Поэтому она промолчала.
— А как выглядит Китти? – поинтересовался папа-мышь.
— Она очень красивая. У нее черная шерстка и большущие глаза, которые светятся в темноте. Китти похожа на мышку, только с крыльями. И она умеет летать.
Мама улыбнулась и погладила малыша по голове.
— Наверное, это ангел указал тебе дорогу к дому.
Похожие статьи:
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Потухший костер
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Портрет (Часть 2)