Игрок. Главы 16 и 17

Глава 16

 

Фредди подступает совсем близко, он вытягивает тонкие трёхпалые руки, хватает Арнольда за шею. Вытянутое рыльце, вымазанное красным, протыкает кожу над ключицей. Комар с хлюпающим звуком присасывается, пухлое тельце его трепещет, антенны на лысой голове вытягиваются в струнку.

Человекобык Джонни зачарованно наблюдает, как подельник питается, с мокрых губ его капает тягучая слюна.

Путы на моих локтях дымятся в углях костра, кожу жжёт уже невыносимо. Дёргаю руками, ремень тянется, но никак не рвётся. Мой спутник бледнеет на глазах, и я замечаю, как наливается тревожным красным светом табличка с именем «Арнольд Великолепный» на его груди. Кажется, дело дрянь. Сейчас высосут беднягу досуха, и за меня возьмутся.

Извиваясь, как червяк, переворачиваюсь, поднимаюсь на карачки. Отталкиваюсь от земли связанными ногами, прыгаю рыбкой вперёд и врезаюсь головой в сопящего от жадности Фредди. Эх, семь бед – один диабет. Комар хрюкает от неожиданности, отваливается от своей жертвы. Жало его негодующе раскачивается, с него срываются крупные багровые капли.

 —Ты мне нос погнул! – визжит кровосос. – Бей его, Джонни!

Замечаю на круглом брюхе: «Насекомое. Комар – вождь клина».

Отчаянно дёргаю руками. Слышу хлопок рвущегося ремня. Фредди тянет ко мне ручонки, угрожающе посвистывает трубчатым носом. Не раздумывая, хватаю знатного комара за хобот. Сейчас я тебе его узлом завяжу, кровопийца.

Личико кровососа краснеет, крохотные глазки таращатся в ужасе. За его спиной вдруг вырастает серебристый вихрь. Фредди поднимается в воздух, над ним натужно звенят тонкие прозрачные крылья. Скользкий от крови хобот выскальзывает из моей руки.

Комар с натужным гудением взлетает, вот он уже плывёт надо мной, покачиваясь, как маленький вертолёт. Выхватываю из вороха добычи первый попавшийся меч и швыряю, как метательный нож. Нет. Оружие пролетает в метре от цели, и пропадает в кустах. Правильно говорит красавчик – сила у меня есть. Вот только руки как чужие.

Из кучи награбленного добра высовывается несколько свитков. Удивительно, в этой суматохе они даже не помялись. Прихватываю парочку, сам не знаю, зачем. На крае сознания вертится мысль: почему Джонни ещё не смешал меня с землёй? Наверное, занялся беднягой Арнольдом.

С содроганием представив, как за моей спиной плотоядный бык доедает моего друга, подбираю кинжал и торопливо режу путы на ногах.

На меня падает тень, комар пикирует сверху, вытянув острое жало. Проклятье, кинжал тупой, толстый ремень никак не распадается. Втягиваю голову в плечи и отмахиваюсь свитками, зажатыми в левой руке.

Раздаётся смачный шлепок, низкое гудение крыльев переходит в дребезжащий звон. Кровосос взвизгивает. Крутясь, отлетает назад, и я слышу, как его пухлая тушка впечатывается в ближайший древесный ствол.

Наконец–то. Путы на ногах расползаются. С кинжалом в руке оборачиваюсь к человекобыку. Джонни склонился над опутанным верёвками, как колбаска, Арнольдом, и сосредоточенно жуёт его ногу в сапоге. Тошнотворно скрипят металлические подковки подошвы, с отвислой губы монстра стекает струйка слюны.

Голова моего спутника бессильно покачивается, табличка с громким именем тревожно подмигивает красным.

С кинжалом в одной руке и пачкой свитков в другой бросаюсь к увлечённому жвачкой быку.

Прыжок получается неуклюжим, тело не слушается, ноги – как две деревяшки. Джонни отрывается от своего занятия, поднимает на меня выпученные, в кровяных прожилках, глаза. С маху тычу ему в шею кинжалом. Тупое остриё соскальзывает по бурой коже человекобыка, оставив кривую багровую царапину.

Кинжал брякает о камень, вылетает из руки. Я теряю равновесие, и с разгона падаю прямо в объятия Джонни.

Тот мычит от неожиданности, совсем как его четвероногие родственники. Могучие лапищи стискивают меня, как удав добычу, лицо обдаёт горячим смрадным дыханием плотоядного быка. Перед моими глазами выскакивает сразу несколько табличек. Мигают красные строчки, испуганная блондинка верещит что–то, но я не слышу. 

Грудная клетка, притиснутая к волосатой груди человекобыка, вот–вот расплющится. Джонни встаёт на ноги, и встряхивает меня, как собака старый коврик. На мгновение перед глазами мелькает кусочек синего неба, перекошенная морда с оскаленными желтоватыми зубами. Жадно глотаю воздух, тычу в пасть Джонни чудом уцелевшими свитками – они по–прежнему целёхоньки, даже не помялись – и от души выдаю партию крепких слов о монстре, его маме, и прочей родне, дальней и ближней.

Пальцы–сосиски Джонни конвульсивно сжимаются. Если бы я помнил свою жизнь, сейчас бы она вся пронеслась перед глазами. Раскрываю рот в тщетной попытке вдохнуть, и не могу.

Что–то трещит, меня обдаёт жаром, потом раздаётся хлопок и звонкий треск, будто разбили кувшин. Смертельные объятия монстра разжимаются, и я падаю на землю.

Со всхлипом втягиваю в себя воздух. Рёбра болят, саднит горло, но я снова дышу. Кое–как привстаю, поднимаюсь на четвереньки. В груди что–то посвистывает, в глазах плывёт, красная табличка мигает, как будто взбесилась.

Джонни сидит у дерева, прислонившись спиной к стволу, массивные плечи, все в пучках бурой шерсти, поникли, голова свесилась на грудь. Голова?

Нет у него никакой головы. Из мохнатых плеч человекобыка торчит огрызок шеи, похожий на расщеплённый древесный ствол. Между широко раскинутых, мускулистых коровьих ног, заканчивающихся парой увесистых копыт, что–то лежит.

Тупо разглядываю обломки обугленного кувшина, в котором, должно быть, хранили клубничное варенье. Почему–то стенки посудины густо покрыты сажей и пучками кудрявых волос…

Мой желудок скручивает в узел, но внутри пусто. Содрогаясь от бесплодных позывов, пытаюсь отвести глаза от расколотой, обгорелой головы Джонни, и не могу. Пара кривых рогов, один с обломанным кончиком, лежат прямо передо мной. Между ними, как раз посередине, блестит что–то тонкое, длинное, как спица.

Наконец спазмы тошноты сходят на нет. Глубоко вздыхаю, смотрю прояснившимся взглядом на останки. Похоже, котелок нашего монстра взорвался изнутри. Машинально трогаю тонкий блестящий предмет. Тот качнулся, и из ошмётков обгорелой шерсти выглянул заострённый наконечник. Шевельнулось и застыло оперение на другом конце. Стрела.

 —Твою ж мать. Вот так выстрел.

Странно знакомый голос звучит над моей головой.

Переваривая мысль, как стрела могла оказаться в черепе Джонни, медленно поднимаю взгляд. Позади покойника, на верхушке большого серого валуна, стоит тоненькое создание на одной ножке, второй почёсывая лодыжку, и вертит в руках короткий лук.

Стою на четвереньках, рассматриваю лучника. Мишень из меня сейчас – лучше не бывает. Тонкая фигурка в лучах солнца кажется почти прозрачной, кажется, дунь – и улетит.

Невесомое создание спрыгивает с камня, и, неслышно ступая по траве, идёт ко мне. Солнце слепит мне глаза, я вижу только силуэт, да направленный мне в лицо лук с наложенной стрелой.

Маленькие босые ноги переступают по траве, поблескивает наконечник стрелы.

 —Это ты сделал? – в таком знакомом и одновременно чужом голосе слышится удивление.

Стрела описывает многозначительную восьмёрку и застывает, почти уткнувшись мне в лоб.

 —Что сделал? – слова вырываются из горла хриплым карканьем. Назойливая табличка продолжает мигать красным. Моя блондинка уже молчит, видно, отчаялась.

 —Ты разнёс ему башку. Мои стрелы не заряжены магией. Это должен быть ты. Больше некому…

Голос прерывается, и уже другой, который я сразу узнаю, произносит:

 —Сейчас ты медленно положишь лук на землю, и никто не пострадает.

Наконечник стрелы уходит в сторону, щёлкает спущенная тетива. Стрела втыкается в землю, выпустив облачко пыли. Крутясь, передо мной падает флакончик толстого стекла. Во флакончике бултыхается тёмная жидкость.

 —Выпей, – говорит Арнольд. Он стоит рядом, лезвие его кинжала прижато к тонкой шее маленького лучника.

Подбираю флакон, одним глотком выпиваю зелье. В глазах немедленно проясняется, красная табличка мигает в последний раз и исчезает.

 —Лучше бы ты ему ткнул в сердце, – угрюмо говорит лучник, и я наконец узнаю его.

Мокрое платьице облепило тонкую фигурку, из–под копны спутанных волос мигают совиные глаза. Видно, Глазастой Энн пришлось побывать в воде, и это пошло ей на пользу. Бело–розовые щёки, чистая шея, длинные ресницы так и хлопают. Стройные ножки, осиная талия, и волосы не грязно–серые, а пепельные, с серебристым отливом.

Девчонка повернулась, взглянула на Арнольда, из массы пушистых, подсыхающих на солнце волос вынырнул кончик розового ушка. Острого, кошачьего уха, совсем как у меня.

Энн перевела взгляд на меня. Огромные, немигающие глаза уставились на меня, и я впервые заметил, как сужаются её зрачки. Проклятье. Она тоже эльф.

 —Нужно было вырезать ему сердце, – повторила она, кривя красивые губы. – Это же Аристофан. Мешок золотых, и легендарный доспех в придачу. Что смотришь, красавчик? Убей его.  

 

Глава 17

 

 —Легендарный доспех, говоришь? Мешок золота в придачу? – красавчик окидывает меня оценивающим взглядом.

 —Чтоб меня разорвали когти Эринии, если я вру!

Кинжал отодвигается от горла Энн.

 —Зачем вырезать ему сердце?

 —За него отдельная плата, – эльфийка оживляется, облизывает губы острым язычком. Совиные глаза возбуждённо блестят.

Поднимаюсь на ноги. Зелье помогло, меня больше не шатает.

 —Сколько за сердце? – интересуется Арнольд. 

 —Больше, чем ты сможешь унести.

Всё, хватит. Сейчас они поделят шкуру неубитого Эрнеста.

Перешагиваю через вытянутые ноги мёртвого Джонни. Раздвоённые копыта в ошмётках травы, мускулистые ляжки. Широкая грудь в буйных зарослях шерсти, ничем не прикрытый, брутальный пах. Кровавый обрубок вместо головы.

Склоняюсь над кучей сваленной у костра добычи, не глядя, бросаю взятую на глазок половину добра в свой мешок.

 —Эй, сизарь, ты куда? – насмешливо бросает Энн. – Мы с тобой не закончили!

Легонько толкаю носком сапога обломки черепа Джонни. Оттуда вываливается овальный кусок кости. Мелкими буквами сбоку вьётся надпись, и цифирка в конце.

Подбираю кость. Оборачиваюсь к застывшему с кинжалом в руках Арнольду. Эльфийка смотрит на меня, зрачки её то сужаются, то расширяются, губы растянуты в глумливой гримаске.

 —Я с вами закончил. Прощайте.

 —Эрнест! – это красавчик. Похрипывает от волнения. Конечно – такая добыча уходит. 

Тычу в сладкую парочку выпавшей из быка костью. Энн в испуге отшатывается.   

 —Первому, кто пойдёт за мной, разнесу башку, как Джонни. Видали?

Я блефую, но они верят. Красавчик бледнеет, эльфийка застывает на месте, как статуя девушки с арбалетом.

Разворачиваюсь и ухожу. Топчу сапогами дивные цветы, похожие на маки. Блеф блефом, но между лопаток нестерпимо зудит от ожидания стрелы.

Прохожу мимо тушки комара Фредди. Помятые крылья лежат слюдяной гармошкой, хоботок в засохшей крови уткнулся в землю.

***

Иду, не разбирая дороги. Вскоре цветы пропали, спрятались в густой траве. Теперь на моховых кочках торчат здоровенные грибы. Густые ёлки заслоняют солнечный свет. Ставшее привычным странное спокойствие ушло, перекинулось в ледяную злость. На ходу срываю с гриба шляпку. На шляпке сбоку надпись. Ты хотел учить меня грамоте, Арнольд? Обойдусь без тебя.

Откусываю кусок от шляпки. Перед глазами выскакивает табличка, а мохнатые ёлки вдруг окрашиваются в лиловый цвет. Неожиданно легко подпрыгиваю, и несколько шагов буквально пролетаю над землёй. Ага. Нагибаюсь, и когтем вычерчиваю на ближайшем пне слово с таблички. Буквы получились корявые, но каждая врезается мне в память вместе с царапинами на древесном стволе.

Ещё. Куст с роскошными бутонами не дал ничего. Трава с красным венчиком на конце стебля вызвала тошноту и жжение в ушах. Через секунду я услышал, как оглушительно топают крошечными ножками муравьи, ползая по дохлой гусенице в броске камня отсюда. Эффект прошёл через сто ударов сердца, и всё это время я стоял, зажав уши кулаками и мотая головой. 

Ещё. Жёлтая ромашка – озноб и невероятная, нереальная радость. Прыгаю по поляне, как полоумный. Ещё. Древесный гриб. Чёрная тоска, зелень в глазах, и прозрачные стволы ёлок. Вижу лес насквозь, будто он стеклянный. Жаль, не дальше вытянутой руки.

Каждый раз записываю слова. После стебля папоротника меня затошнило. Стоя на коленях, я трясущейся рукой вывел на земле новое слово.

«Вам нужно поспать» – нежно произносит моя блондинка, и перед глазами выскакивает уже знакомый значок. Восходящее солнце и растопыренная пятерня. Что там говорил красавчик? «У тебя уровень повысился». Вот что он сказал.

Нет, здесь нельзя спать. Кругом ни души, только мухоморы высотой по колено, да причудливой формы обломки скал торчат из земли. Деревья толщиной в два обхвата, и между ними, далеко вперед, что–то блестит, будто осколок синего стекла.  

Крохотное озерцо посреди леса, в прозрачной воде видны камушки. По гладкой поверхности плавают кувшинки необыкновенных размеров.

Обхожу синий пятачок по периметру. С берега в воду плюхается толстая лягушка, торопливо плывёт, загребает лапками. Кувшинки покачиваются на волнах, их стебли лениво колышутся между придонных камней. Похоже, будто кто–то выдавил в глубине леса круглую ямку и наполнил её водой. Если бы я хотел создать идеальное озеро, полное красоты и покоя, оно было бы таким.

Захожу в воду, срываю пару кувшинок. Пытаюсь поймать лягушку, но скользкая тварь проскакивает между пальцев и плюхается в тину. Выхожу на берег, какое–то время стою, смотрю, как по воде расходятся идеальные круги, как колышутся белоснежные кувшинки. Господи, если в твоей вселенной есть рай, пусть там будет такое озеро.

Отворачиваюсь и ухожу. Нельзя стоять на месте, нельзя.

В мешке у меня уже собрался порядочный гербарий. Охапка листьев, цветочный букет, куски коры и парочка грибных шляпок. Вот опять эта трава с красным венчиком. Срываю волокнистый стебель и решительно сую венчик в рот. Заодно отламываю кусок древесного гриба.

Тщательно пережёвываю. Сочетание двух травок даёт неожиданный эффект. Лес вдруг наполняется многоголосым гулом, деревья обретают чёткий контур и становятся плоскими, как куски стекла. Из земли внезапно проступает тропа – узкая полоска, покрытая сетью мелких трещин. Мир окрасился серыми тонами, будто в солнце вставили громадный фильтр из мутного стекла. 

Чувствуя странную лёгкость в голове, ступаю на тропинку. Мохнатые ёлки, обвешанные лохмотьями мха, редеют. Впереди, над открывшейся между тонких осин запрудой блестит золотое солнце.

Пруд в пятнах зелёной ряски, мельничное колесо весело вращается в брызгах хрустальной воды. Прыгает по камням ручей. Серая стена дома в солнечных пятнах. Отсюда дом кажется игрушечным, запруда – блестящей лужицей в зелёной рамке. 

Останавливаюсь, и зачарованно смотрю, как через двор к дому идут трое: человек с рогатым посохом в руке, синекожий эльф и маленькое существо в лохмотьях.

Вот распахивается дверь, на крыльцо выходит толстая старуха в пёстром фартуке, делает приглашающий жест. Двое заходят внутрь. Девочка–оборвыш остаётся во дворе. Едва спутники скрываются в доме, она с ловкостью обезьяны взбирается на забор, оттуда на крышу, и свешивается с карниза.

В какофонию звуков врывается звериный вопль. Распахивается дверь, во двор с крыльца скатывается человек. Посоха уже нет в его руках, лёгкий доспех на груди покрыт оплавленными дырами. Вслед за ним неторопливо выплывает старуха. Нет, уже не старуха. Пёстрый передник лопается, открывает мохнатое брюхо насекомого, из–под задравшегося подола платья лезут суставчатые ноги. Платок слетает с головы, и я с содроганием вижу узкое, хищно красивое лицо паучихи. Она протягивает передние лапы к человеку, и зазубренные лезвия разрывают его пополам.

С воплем выскакивает на ступеньки эльф, взмахивает топором, рубит тварь по вывернутым коленкам. Щёлкает с крыши тетива арбалета, и эльф, со стрелой между глаз, заваливается назад, пропадает в тени дверного проёма. Оттуда слышен хрюкающий звук, стук копыт, слабое жужжание огромного насекомого. Потом синие ноги эльфа, торчащие из двери, дёргаются, и тело втаскивают внутрь. Приглушённый стеной, слышен скрежет клыков по кости, мерзко хлюпает разрываемая плоть.

 —Новичок? – голос за спиной.

Оборачиваюсь. Мгновенный блеск меча, жуткая боль в горле, веер алых брызг. Внезапное, тошное ощущение конца. Вижу своё тело со стороны. Лишённая жизни кукла медленно оседает, ломается в пояснице, падает на землю и застывает в последней судороге. 

 

Похожие статьи:

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Портрет (Часть 2)