Всадник

- Да погнали! Чего мнешься? – Саня нетерпеливо пинает педаль велика. Прям как Проня, конь с фермы, он так же постукивает копытом, когда надоест ему в стойле и хочется побегать.
- Думаешь, успеем?
- Да как два пальца об асфальт! Магазин только через полчаса закрывается, а нам пути – минут двадцать. Я бы и один сгонял, но меня бабка тогда проклянет и родакам нажалуется.
Да, бабуля у Сани грозная. Ей никто в нашей деревне слова дурного не скажет. Все с ней на «вы», чуть ли не с поклоном, кроме моего бати. Перед ним она – сама доброта и ласка. Я даже спросил его однажды, мол, в средневековье священники ведьм сжигали на кострах, а чего он-то с этой ведьмой любезничает? А батя брови сдвинул, сказал: «Никакая она не ведьма, просто жизнь трудная у женщины сложилась – это во-первых. А во-вторых, я наместник Бога на земле, поэтому все его творения любить обязан, а не судить, и тем более не жечь на кострах. А ты прекращай паскудные книжки читать и повторять сплетни». Вот так.
- А ты мобильник её спрячь, тогда она до завтра наябедничать твоим не сможет, а завтра ты мобилу её найди, и на радостях бабуля жаловаться передумает, - кидает идею Севка.
- Не, ну ты чё предлагаешь? Это уж слишком. И вообще, вам чего, впадлу со мной до магазина прокатиться?
Не, нам не в падлу. Все равно в карты играть надоело, костер еще рано разводить (в темноте интересней), да и вообще дел как таковых нету. Лень просто.
- Андрюх, ну поехали со мной? Пусть эти,- Саня машет в сторону Севки и меня рукой, - тухнут тут, а мы промчимся, а?
Саня самый младший в нашей компании. Ему строго запретили в одиночку от деревни уезжать. Вот и конючит. А всего-то и надо в магазине батареек купить для фонарика. Чтоб ночью читать под одеялом (под лампой нельзя, потому что бабушке её свет спать мешает). Будто днем с книжкой время провести невозможно. Хотя, чего уж там, я и сам грешен. Читаю ночью. Только не те книги, что батины, конечно, а так, всякую фантастику или детективы, что в библиотеке в селе соседнем можно взять. 
- Да, легко, Санек! Надоело в шалаше сидеть, - Андрюха поднимает свой велик из травы, выкатывает на тропу.
- Да и мы тогда поедем. Чего сидеть-то? Правда, Сев? – тоже выгоняю свой велосипед на тропинку, и Севка со вздохом следом. 
- Погнали тогда. Время-то поджимает.

В нашей деревне магазина нету, есть он в селе. Дорогу туда батя называет «четыре печати». А все потому, что однажды решили к нашей деревне сделать вместо грунтовки нормальный асфальтированный путь. Начали от села. Все как надо: слой песка, потом щебня, потом асфальт. Только чем дальше от села, тем тоньше асфальт. Глядишь, а его уже и нету, а под колесами – щебень. И с щебнем так же, все его меньше и меньше, все больше земли с песком, и на пол пути превращается новая дорога в старую грунтовку: колея на колее, яма на яме. Я батю спросил, печати-то здесь к чему? А он мне в руки книжку: «Откровения Иоанна Богослова». Открывай, говорит, шестую главу, читай вот тут.
«И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырёх животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить» 
Это, говорит батя, депутат на белом мерседесе приехал смотреть, как строят дорогу. Там, где он в обратную сторону к селу повернул, асфальт и закончился. Читай дальше.
«И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».
А это, продолжает батя, глава района приезжал проверять строительство. Где он к селу повернул, закончилась щебенка. Читай дальше.
«И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей». 
Тут уж я сам догадался, что это про начальника дорожных работников.
«И когда Он снял четвёртую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть».
Тут и вовсе понятно, потому что дорога как таковая еще на подходе к окраине деревенской умерла, а внутри деревни неизвестно из чего состоит: где кирпич битый, где шифера куски, где мусор непонятный. Только Проня, а он и в самом деле «конь бледный», может по осени из деревни без потерь выбраться. Батя книгу мне на стол положил и сказал, чтоб почитал я, потому что всё в этой книге - правда про все события во всех временах. С того дня все время проверяю, не ошибся ли отец, и всегда получается, что в самом деле история из этой книги к любым событиям подходит. Вот сейчас мы только от деревни отъехали. Андрюха первым едет, потому что у него велик – двухподвес, самое то по кочкам. Рама велосипедная грязью присохшей заляпана, значит, Андрюха – всадник на бледном коне и имя ему «смерть». А это и в самом деле так. Неуклюжий он. Его мать по дому даже не просит ни о чем. Скажет воды принести – он ведро в колодце утопит. Попросит грядку прополоть – так он все перетопчет, и нужное, и ненужное. И во всем так. Мы его по этой причине от строительства шалаша даже отстранили почти, иначе не построили бы.
- Поднажмем?
- Не, время есть еще. До щебня спешить не будем, а то опять кто-нибудь колесо пробьет, - Санька выдвигается чуть вперед, лихо объезжая ямы. У него тоже двухподвес, только задняя пружина работает плохо, временами скрипит отвратно. Рама велосипедная – черная, да и Санька черноволосый. Так, а с чего ему быть блондином, если мать с отцом цыганских кровей? Вот уж он гордится этим. А почему – мне не понятно. Такой вот всадник на вороном коне. И характером похож. Все у Санька посчитано-расчитано: и деньги, и время, и выгода, и убытки.
На щебне я вперед нашей компании вылетаю. Велик у меня старый, без всяких наворотов, называется «Кама». Рама, где местами краска еще осталась, красная. Значит быть мне всадником на рыжем коне. Только характер мой, не знаю, подходит ли для этой роли. Да, драться-то я люблю. Только бы повод найти, чтоб кулаками помахать. Конечно, война если вдруг будет, пойду деревню свою защищать обязательно. А сейчас главное, чтоб конь мой не развалился. Ну, если что, батя починить-то поможет. Он велосипеды очень уважает. Самый, говорит, честный перед Богом транспорт. И божью тварь упряжью не мучаешь, и воздух бензином не засоряешь, ну и своим трудом едешь, не за чужой пот. У него велосипед «Салют» называется. Покруче моего. Только батя сказал, что все равно мне завидует. Я удивился – чему тут завидовать. А он мне: «Я же в рясе еду, из-за этого не имею права всадником апокалипсиса себя представлять. Грешно». Откуда узнал? Непонятно.
- А теперь жмем!
 По асфальту как не промчаться?  Конечно, крутим педали во всю. Только по такой дороге нам за Севкой не угнаться. Хоть велосипед его не белый, но сам Севка -белобрысый - жуть. Как бумаги лист. Летит впереди всех, гонит своего коня скоростного на полную катушку белый всадник, а мы за ним, позабыв про все. Только ветер свищет и радостно.

Успели за пять минут до закрытия. У магазина Санька бросает кое-как свой транспорт, пулей влетает внутрь. А мы садимся на скамейку у входа. Ждем. Ждем.
Выходит. В руках вместо батареек четыре эскимо.
- Я тут подумал дорогой. Почитать я и днем могу. А на мороженое когда я еще бабулю разведу, верно?
Вот вам и «конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей».  Выходит, ошибся батя? Или я чего-то не так понял в той книге? Надо будет еще разок прочитать. А за эскимо - спасибо, Санек.