Шварк-шварк, шварк-шварк…
Кто-то шаркающей походкой пробирается по темным кривым улочкам. Мимо закрытых ставень, мимо погасших окон, мимо узких высоких дверей.
Ворчат жители:
— Опять этот уродец на улицу выбрался!
— Ни одной ночи от него покоя нет!
— Хоть бы кто его прикончил, что ли! Только как, если он бессмертен?
Шварк-шварк, шварк-шварк…
Тяжело нести большое, грузное тело, тяжело слышать ругань простых обывателей. Так хочется тишины и покоя. Только нет ему покоя. И никогда не будет.
Шварк-шварк, шварк-шварк…
Привычным маршрутом: вдоль берега Влтавы, мимо памятника Моисею, к Староновой синагоге. Там постоять немножко, посмотреть на витражные окна, повспоминать…
… Сегодня здесь свадьба: невеста в строгом наряде, с закрытым лицом, жених в черном. Гости с лицами, приличествующими моменту. Синагога озарена сиянием семисвечников — расставленных на столах, развешанных по стенам. И самый большой (он сам помогал зажигать свечи) – на витых цепях под потолком.
Слабый голос хозяина:
— Ты можешь постоять там, в уголке. Тебя никто не увидит.
Он молча кивает: посмотреть человеческие обряды всегда любопытно. Главное, не выходить на свет, а то все гости в ужасе разбегутся из храма, а кто-нибудь обязательно упадет в обморок.
И тогда к хозяину вечером придут сердитые старейшины с длинными седыми бородами, в черных шляпах. Они будут стоять на пороге, строго качать головами, всплескивать руками:
— Ну как же так, рабби Лёв! Ваше чудовище опять напугало мирных жителей… Конечно-конечно, мы знаем, что с его появлением улицы наши стали безопасны. Нет больше грабителей, обижающих поздних одиноких путников. Сокровища храма ныне под надежной защитой. И даже императорские стражники стараются не заходить в наш квартал после того, как стемнеет. Да-да, мы все знаем, сколько он сделал хорошего для гетто. Но его вид…
И, уже уходя, извиняющимся тоном:
— Вы уж присматривайте за ним, рабби! Следите, чтобы он не попадался на глаза людям.
— Не верь им, — шепчет хозяин, когда они остаются вдвоем в маленьком домике при синагоге. – Ты не чудовище! Ты просто отличаешься от остальных. И не огорчайся так – люди всегда с подозрением относятся к тем, кто не похож на них. Даже если ты делаешь для них добро.
Он кивает, соглашаясь. Хозяину не нужно знать, как ему больно и пусто – там, в глубине глиняного тела, где у людей сердце.
Почему он не такой, как все? Почему все боятся его вида? Даже девушки, которых он спасает от задиристых католических стражников, даже старушки, которых он оберегает от ночных татей – увидев его, сразу бросаются бежать. Или падают в обморок. И тогда приходится идти темными улочками, искать кого-нибудь из людей и чуть ли не насильно тащить на помощь потерявшей сознание жертве. Потому что он сам не знает, как привести ее в чувство, как спросить адрес. И, уж конечно, он не сможет сам проводить женщину до дома.
Рабби Лёв стал уже совсем стареньким, но никогда не забывал вытащить магическую записку изо рта своего любимого творения, чтобы днем оно могло отдохнуть. Это только люди думают, что чудовищу-хранителю квартала не нужен отдых – рабби Лёв знал, что это не так. Да и незачем этому существу бродить днем по улицам.
Но однажды, перед самым рассветом (и это был самый темный рассвет за долгие века существования), когда на небе уже гасли звезды, рабби Лёв, встав на глиняную табуретку, потянулся было к послушно открытому рту чудовища, но неожиданно покачнулся, схватился за сердце и упал.
А безмолвный страж долго еще стоял над неподвижным телом хозяина и расколовшейся табуреткой. Долго-долго.
Сначала он ждал, что рабби встанет, но когда первые посетители уже начали шуметь перед закрытыми зверями синагоги, а учитель Йегуда Лёв бен Бецалель так и не поднялся с пола… тогда чудовище закричало. Впервые за долгие годы.
Это был крик боли и отчаяния, призыв о помощи. Но был он так страшен, что люди разбежались и попрятались в домах, накрепко закрыв двери и окна.
И только вечером рискнули вернуться, чтобы обнаружить на полу синагоги тело мертвого рабби.
Творение же никто больше никогда не видел. Думали даже, что и оно умерло, когда растворилась с течением времени сила магии, поддерживавшая жизнь в глиняном теле. А кто-то решил, что глиняные осколки на полу – это и есть тело чудовища, погибшего одновременно с хозяином.
Куски глины выставили в синагоге, чтобы все могли смотреть, восхищаться мастерством почившего учителя и ужасаться мощи волшебства, вдохнувшей жизнь в кусок земли.
Прошло несколько недель, а, может быть, месяцев, и жители еврейского гетто снова стали слышать по ночам тяжелые шаги.
Шварк-шварк, шварк-шварк…
Где бы ни пряталось чудовище днем, ночью оно по-прежнему выходило на охрану квартала. Привычным путем: вдоль берега реки Влтавы, по темным улочкам к Староновой синагоге. Постоять возле закрытых дверей и повернуть обратно.
Маршрут жутковатого стража жители выучили назубок: проследить путь было несложно, утром его было четко видно по маленьким кусочкам глины, осыпавшимся с могучего тела.
Обитатели квартала надеялись, что со временем существо все-таки окончательно рассыплется в прах, но шли годы, века, а ему ничего не делалось. Все так же выходило оно на свою ночную работу, все так же оставляло глиняные следы за собой. Но, видимо, слишком сильным было волшебство и поистине велико умение покойного рабби Лёва: чудовище оказалось бессмертным.
Шварк-шварк, шварк-шварк…
…Туристы… вот они-то единственные, кто не боится его… Конечно, поначалу тоже замирают в ужасе, а потом хватаются за фотоаппараты, телефоны, чтобы быстренько сделать фотку. Кто-то даже пытается обнять его, чтобы запечатлеться на память вместе.
Но ему нет дела до туристов, ему нужно идти дальше.
Шварк-шварк, шварк-шварк…
— Хорошо, хоть днем не вылезает из своей норы, уродец проклятый!
— А ночью, думаешь, лучше? Детей своим топотом пугает! Никакого покоя от него нет!
… Шварк-шварк, шварк-шварк…
Покой. Это волшебное слово – П-О-К-О-Й.
Как же он устал…
Столько веков бродить по городу, слышать ругань вполголоса из-за закрытых ставень, пугать редких прохожих. А больше всего он устал стоять перед вечно закрытыми дверями синагоги и ждать, когда они, наконец, откроются. И на пороге будет стоять старенький рабби Лёв – его любимый, всепонимающий хозяин.
И рабби пригласит его внутрь, встанет на табуреточку… а если учителю тяжело будет это сделать, то верный слуга сам наклонится, чтобы хозяину было легче стереть одну букву, написанную на глиняном лбу. Только одну. И тогда наступит покой. И та темнота и тишина, которые (он точно это знает) окружают учителя уже много веков в темной, сырой могиле, больше не будут разделять их. Потому что они будут вместе.
Существо уверено: никогда и никому еще не удавалось преодолеть границу, за которую ушел почтенный рабби. А значит, никогда ему и не вернуться. И им с хозяином не суждено встретиться: ни по ту сторону границы, ни по эту.
Чудеса невозможны – в этом творение не сомневается. Ибо так однажды сказал рабби Лёв, а он не мог ошибиться.
Шварк-шварк, шварк-шварк…
Похожие статьи:
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Потухший костер
Очень долго туда хотела вернуться из СССР... Мечтаю вновь побывать... Природа, замки, городишки... Все очень интересно, красиво, если пристально не присматриваться, климат хороший. 
И легенды, легенды... Они похожи на правду, когда оказываешься там и видишь эти камни, стены, места, о которых ходят слухи... И все это при условии, что современные гаджеты и иже с ними не обошли и эту интересную страну! 
Отношения голема и его создателя напомнили "Отягощённые злом" Стругацких. Там, где Иуда рассказывал о рабби. Плюсик от меня 
А ещё что идея взята от О.Ларионовой - это уже другой товарисч сказал. Самое смешное, что я Ларионову вообще не читала 
