Мы сидели на ступеньках крыльца и рассуждали о воротах, которых никогда не видели. Я считала, что ворота серые, и за ними – туман. Сурем говорил – золотые: как мои волосы, как дни, которые ждут нас обоих. Потом он попросил меня принести ему воды, и я пошла к колодцу. Сурем же запахнул плотнее дорожный коричневый плащ, повесил на плечо ножны и отправился за ворота – за наши ворота: обыкновенные, деревянные, мокрые от росы.
Очень хорошо помню, как наливала воду. Каким громким казался плеск в свежей утренней тишине, холодной, как и весь мир вокруг, в который уже потихоньку начинала просачиваться осень: рыжиной - в зелень, наледью облаков - в горизонт. Казалось, тепло в этом мире уже невозможно.
Я подала ему кружку уже на тропе. Всё вокруг было объято покоем: неподвижные берёзы, стрелочки желтеющей осоки, коньки соседских крыш. Было ещё слишком рано, но я знала, что спят в деревне далеко не все, и кто-то наблюдает за нами через забор или окно. Люди в округе уже давно поняли, что идти в Город Магов за бессмертием – занятие бесполезное. Искомого не получишь – только беду в свой дом принесёшь: будешь заколдован навеки, а то и вовсе расстанешься с жизнью. Ворота Города не открываются для таких, как мы, и ни один меч не способен разрушить защитное заклятие, которое, если не врут слухи, каждый житель этого страшного места надевает по утрам, как парадный камзол.
Сурем не слушал увещеваний. Он уверял всех, что нашёл способ пробраться в Город, незаметно прочитать у Живого Камня нужные заклинания – для меня и для него самого – а потом выбраться оттуда безнаказанным. Убеждал, что он всё продумал, и что риск совсем невелик.
- Зато мы не будем стареть, - говорил мне Сурем, - и никогда не умрём.
Он почему-то передумал пить воду. Ушёл, оставив меня стоять на тропе с полной до краёв кружкой в руках.
Наступила осень, принялась лить долгие холодные дожди – на наш дом, на крыльцо, на колодец, на наши простые деревянные ворота. От Сурема не было никаких вестей.
- Наказали его маги, – торжествовали соседи. – Не вернётся никогда твой Сурем.
Однажды я отправилась к Городу Магов. Я начала свой путь пасмурным осенним утром, когда солнце только-только поднялось над горизонтом. Шла по тропе, по бездорожью, по широкому тракту и снова по тропе – только уже чужой, незнакомой, тянувшейся по мёртвым жёлтым полям. Потом долго стояла и смотрела на ворота Города. Они были белыми, все в колючих кристалликах льда, а за ними поднимались каменные башни и острые чёрные шпили, покрытые инеем. Помню, подумала тогда, что волшебство, сотворённое в том месте, где живёт зима, вряд ли будет добрым – ведь не было ещё случая в мире, чтобы в холоде рождалось что-то хорошее. Я стучала в ворота, но никто не отозвался. Это было ожидаемо: маги никогда не отзывались. Те, кто шёл к Живому Камню, никогда не проходили ворот – они перелезали через стену, за что и были наказаны: заколдованы или убиты. Я не сомневалась, что такая же участь постигла моего Сурема.
Я ещё немного постояла, овеваемая ледяным дыханием Города Магов, и вернулась домой.
Время продолжало течь, как течёт на подставленную ладонь холодная родниковая струйка, лишая чувствительности кожу. Ударили первые морозы, ложился на землю и мгновенно умирал невесомый белый пух.
В те дни прибилась к моему двору большая собака с драным ухом. Тощая, слабая, словно кем-то замученная. Я отвела её в дом: накормила, позволила посидеть у тёплой печи. И собака сидела, и смотрела на меня, а я смотрела на собаку. Потом она подошла, ткнулась носом в мои колени. Я погладила жёсткую бурую шерсть, сказала:
- Оставайся, если хочешь.
И собака осталась.
Минуло два необычайно снежных и холодных дня. На третий, когда непогода улеглась, я отправилась к семье, где недавно зарезали одну из коров – хотела купить мяса. Когда я вернулась, собака ждала меня у ворот, сидя в снегу почти неподвижно – и подалась навстречу, стоило мне приблизиться.
- Замёрзнешь, - укоризненно сказала я и потрепала её за ухом.
За спиной раздался неприятно знакомый голос:
- Да ты дурная!
Я обернулась. Дед Триф, который везде и всюду совал свой нос, стоял на тропе в своём неизменном тулупе и видавшей виды шапке-ушанке. Глаза у старого сплетника были вытаращены.
- Это ж волк! – воскликнул он.
Я пожала плечами. Волк так волк; ручной ведь, меня не трогает. Так я и сказала деду Трифу. Тот суеверно поплевал через плечо и боязливо перекрестился, а я ушла в дом, готовить ужин.
Холод на дворе сменился теплом, тепло – снова холодом. Летом в моём саду всё взрывалось цветением и жизнью, чтобы зимою заснуть и пробудиться вновь по весне. Дни мои шли так же, как и прежде, только тоска порой сдавливала сердце, и совсем не хотелось видеть людей.
Одним ясным утром, на изломе очередного лета, я приметила первое румяное яблоко на ветке – и в этот момент вдруг необычайно остро ощутила, как мир вокруг меня рассыпается на кусочки. Каждый этот кусочек был сам по себе: отдельно – яблоко, отдельно – ветка, отдельно – листья с бархатной изнанкой; и никак было не сложить из всей этой чепухи целую картину, наполненную хоть каким-то смыслом. Ещё, помню, мне вдруг пришло в голову, что если я угощу этим яблоком ребёнка из соседнего дома, ребёнок станет несчастным.
Странное и страшное ощущение длилось всего с полминуты. Потом сердце перестало болеть, и мир снова обрёл смысл, и я сорвала яблоко.
Внезапные тревоги ещё не раз посещали меня, но я довольно скоро перестала обращать на них внимание – до тех пор, пока они не пропали совсем. Я начинала чувствовать, что время во мне словно остановилось, застыло; побелело, как белеет с первыми заморозками роса. И я ходила по безудержно живущему саду, со своим белым временем внутри, и со мною ходил мой бурый волк. Я делала мелкие дела, собирала урожаи, и раз за разом вставало над горизонтом солнце, чтобы снова и снова спрятаться на западе, и шёл за годом год.
***
- Тётя, тётя, а вы правда ведьма?
Я поставила на землю полную яблок корзинку, выпрямилась.
Пацанёнок лет восьми смотрел на нас с волком поверх забора, привстав на цыпочки. Его глаза казались чёрными угольками на белом лице. Отчаянный мальчишка – явно ведь боится, но голос не дрожит.
- Так говорят в деревне, – кивнула я. – Чего хотел?
- А вы знаете, как пройти в Город Магов? – выпалил мальчишка.
Я усмехнулась.
- Зачем тебе туда?
- Говорят, там есть один камень, он на главной площади лежит – если правильное заклинание возле него прочитаешь и своё имя назовёшь, то будешь жить вечно!
Мой волк едва слышно фыркнул.
- Все уже давным-давно знают, что это бесполезно, – сказала я. – Маги не любят гостей. Все, кто пытался пробраться к Живому Камню, были подвергнуты страшному проклятью. Многие из них мертвы.
- И что, никто не успел сказать у камня волшебных слов? – Чёрные глаза мальчишки стали ещё больше. Страха в них почти не осталось, зато прибавилось любопытства.
- Почему же, был такой. В нашей деревне жил. Он смог пробраться туда, смог дойти до камня и прочитать нужное заклинание. Даже два. А потом маги схватили его и заколдовали.
- А вы это откуда знаете? – шёпотом спросил мальчишка.
- Я всё знаю, я же ведьма, – ответила я, тоже шёпотом. И улыбнулась. - Хочешь яблочко?
Незваный черноглазый гость, повеселевший от моего заговорщицкого тона, с готовностью кивнул. Его семья, судя по всему, только недавно поселилась в нашей деревне. Мальчик уже успел наслушаться легенд от местных старожилов – про Город Магов, про ведьму... а вот о том, что у этой ведьмы лучше не брать яблок, ему, видимо, никто не сказал. А может сказал, но мальчик не воспринял предупреждение всерьёз. В самом деле, кто будет внимать смешным запретам стариков? Никто, кроме этих развалин, уже не помнит имени Сурема – последнего из ушедших за бессмертием. Да и Город Магов считается сказкой, в которую только дети и верят – на свою беду. За эти десятилетия у меня не сошло золото с волос, моё лицо не избороздили морщины. Глядя на меня, ни один нормальный человек не поверит, что я старше многих из тех, чьи внуки уже бегают на речку за раками и без взрослых ходят по грибы в лес. Подумаешь, что там болтают выжившие из ума стариканы!
Я взяла из корзинки самое красивое яблочко и подошла к забору.
Мальчик принял угощение – и тут же вздрогнул, даже отшатнулся немножко. Это было вполне ожидаемо. Я – зима, кусок льда в сердце лета, прикосновения моих белых пальцев никогда не будут приятными.
- Спасибо. – Мальчик оказался вежливый.
- Не за что, мой хороший. – Я улыбнулась ещё шире. – Иди. До Города Магов путь неблизкий и трудный, но я уверена, ты справишься. Ступай по тропе прочь из деревни, а когда тропа исчезнет, ступай по бездорожью. Как дойдёшь до широкого тракта, сверни налево и иди до тех пор, пока не увидишь большие белые ворота, а за ними – чёрные крыши и шпили, покрытые инеем. Это и есть Город Магов. Будь осторожен – а я буду верить, что всё у тебя получится.
Мальчик кивнул, ошарашенный, и отправился прочь, сосредоточенно морща гладкий лобик. Губы его шевелились, повторяя указанные мною вехи пути.
Ничего, малой, не заблудишься. Была бы у тебя удача, то, может, и заблудился бы, и вышел к людям – обычным, не магам. Но с моим яблоком – никаких шансов.
Я вернулась к корзинке и сидевшему возле неё волку.
- Не смотри на меня так укоризненно, – сказала я ему. – Я не виновата, что люблю наблюдать, как чья-то глупость ломает несколько жизней. И пусть это глупость ребёнка, что же с того?.. Я ведь всё ещё немножко человек. Мне нужно иногда чувствовать… удовлетворение. И не так уж важно, за чей счёт… - Я вздохнула. – Между прочим, далеко не все умнеют с возрастом. Ты-то не поумнел. А помнишь, как я умоляла тебя туда не ходить, помнишь?..
Волк понуро опустил голову, с человеческой тоской глядя на яблоки. Те были, как на подбор: румяные, гладенькие, ни одного червивого. Мы оба знали, что такими они и останутся. Красивые, не тронутые гнилью, никому не нужные, они будут лежать в подполе вместе с яблоками прошлых лет – восход за восходом, закат за закатом, до скончания веков.
- Ладно, пустое.
Я взяла корзину, и мы с волком побрели по дорожке к дому.
Похожие статьи:
Рассказы → Фрагмент апокрифического евангелия
Видео → Где наша не пропадала.
Рассказы → Потухший костер
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Портрет (Часть 2)
В черновике))
Ых((
