Черные клинки. Бывает, просто не везёт

Утро выдалось промозглым и мерзким. Водяная взвесь висела в воздухе густым туманом, сквозь который мутными пятнами просвечивали уличные  фонари. Ноги то и дело попадали в липкие грязевые лужицы, коих было великое множество в молящей о ремонте брусчатке. Серое предрассветное небо никак не могло решить, то ли залить всё это безобразие дождём, то ли оставить как есть.

Лучше, конечно, дождь. Возможно, хотя бы смоет едкий запах гари.

Пулий плотнее укутался в тонкое пальто и завистливо покосился на двух городских стражников в шерстяных плащах с меховыми опушками. С другой стороны, по сравнению с большинством людей, толпившихся поблизости, одет он был вполне неплохо. У многих не было даже нормальных сапог, не говоря уж о шапке и тем более перчатках. И вот ведь беда, знай Пулий, как всё обернётся, тоже повременил бы с покупкой последних. Отвалил целый солид и даже не поторговался. Хотя на тот момент Пулий считал себя хозяином судьбы (а этого она ой как не любит, пора бы и запомнить).

Но как иначе: дела хозяина постоялого двора, у которого Пулий с юных лет работал помощником, шли в гору: редко когда в его гостинице пустовало больше одного номера. В праздник урожая же комнаты выкупали за месяц вперёд, даже с учётом тройной цены. Народ обычно селился приличный — драки случались нечасто, а если и происходили, участники ограничивались выбитыми зубами да сломанными носами (ну, за исключением того раза в прошлом году, когда один из посетителей упал неудачно и шею свернул… но так то случайность — с кем не бывает, не свезло парню).

Вчера Пулий расхрабрился и попросил прибавки к жалованию. Со страху чуть штаны не обмочил, а старик просто улыбнулся в рыжие усы да хлопнул Пулия по плечу своей лапищей. Потом как рассмеётся. Я, говорит, такому парню, как ты, и в два раза больше платить готов (но, правда, жалованье поднял лишь на четверть). Пулий, конечно, всё равно рад без меры был — ладить с женой становилось всё труднее, особенно теперь, как та узнала, что под сердцем дитя носит. Наконец появился повод Лидии рот заткнуть, когда она снова заведётся. На радостях и не устоял — по пути домой купил те перчатки злосчастные. Да ещё и целую корзину всяких вкусностей: свежий хлеб из белой муки, говяжью колбасу, поллибры яблок и большой бутыль Боргийского.

Жена, разумеется, первым делом в ссору пустилась. Транжирой и пустомелей обзывала. А Пулий всё лыбился. Потом, когда рассказал, как хозяина вынудил жалованье поднять, у Лидии настроение улучшилось, конечно. Такой счастливой он её уже с полгода не видел.

Но сегодня утром, когда на работу пришёл, крепко пожалел, что не может набить себе вчерашнему морду. Не растрать он полученное накануне на роскошь — мог бы преспокойно с месяц семью содержать. Два, если ужаться. Теперь же… Теперь у него не было ни малейшей идеи, как быть дальше.

Вместо «Городской норы» дымилась куча обломков. На самом её краю, за спинами стражников, лежали четыре холмика — накрытые брезентом тела. Из-под одного виднелась покрытая старческими пятнами бледная рука. На мизинце покойника блестело кольцо с крупным синим камнем. Чудо, что ещё никто не позарился. Пулий узнал кольцо старика.

Ни капельки не боясь солдат, пепелище облепили беспризорники, которые пытались найти хоть что-нибудь ценное, уцелевшее при пожаре. Когда-то Пулий сам был одним из таких же сопливых мальчишек. С утра просил подаяние возле храма, а в обед воровал у торговцев с рынка, что через два квартала отсюда.

Тем временем одному мальчишке, из-за худобы напоминающему паука, свезло — вытащил из недр бывшей гостиницы блестящую ложку. Из новых, старик выдавал их за серебряные, клал на стол лучшим гостям. Радость парнишки длилась недолго — два других мальчугана, повыше и покрепче, моментально отобрали ценную находку, выменяв её на удар в ухо.

Вокруг, с жаром обсуждая случившееся, толпились зеваки. Кто-то утверждал, что таверну подожгли варвары с севера, кто-то видел гномов-шпионов, а одноглазый оборванец клялся, что здесь случилась битва халду.

— Сам видел, тут настоящая бойня была, — размахивая руками, кричал он, — один маг сражался с двадцатью… нет, тридцатью! Грохот стоял как при грозе, а молнии летали во все стороны…

«Что же тогда соседние постройки уцелели?» — подумал Пулий.

У самого него были собственные догадки насчёт пожара. Неделей раньше Пулий относил старику пачку счетов и, когда открыл дверь в кабинет, увидел, как тот крепко ругался с двумя типами. Их внешность недвусмысленно намекала на весьма востребованную в городе профессию — создавать проблемы другим. Кривые носы, бугристые от шрамов морды, огромные кулаки с почерневшими костяшками… похоже, оба в этой работе преуспели. И, судя по сведённым к горбатым переносицам бровям и оскалившимся редкими зубами ртам, у старика определённо были проблемы.

В какой-то миг Пулий даже хотел заступиться за своего работодателя. Проявить храбрость и доблесть, совершить поступок, которым можно было бы гордиться и рассказывать о нём детям (и как только Создатель допустил, чтобы они появились у такого червяка). Стать между этими монстрами и человеком, которому был обязан всем, человеком, который спас его от нищеты и попрошайничества, человеком, который дал ему шанс (скорее всего не заслуженный)… Однако этот порыв быстро прошёл, и Пулий просто закрыл дверь. А через полчаса (когда громилы убрались из «Городской норы»), он, как ни в чём ни бывало, вернулся в кабинет к старику.

Тот сидел за столом, угрюмый, с пепельного цвета лицом. Левой рукой держался за бок, в правой сжимал добротный кинжал. Дёрнулся было, когда дверь открылась, но, увидев Пулия, осел обратно. Человек поучастливее спросил бы, что за беда случилась, но Пулий предпочёл сделать вид, что ничего не произошло. Старик и сам повода не давал вспоминать, и через пару дней Пулий уже выбросил тех громил из головы… до сегодняшнего утра.

Ведь именно они сейчас, распихивая зевак, направлялись к нему, Пулию.

Со времени беспризорного детства прошли годы, но что-что, а навык определять, когда нужно убегать, спасая свою шкуру, к счастью, никуда не делся. Не тратя времени на глупые попытки спрятаться в толпе или незаметно скрыться, Пулий рванул, не чуя собственных ног.

 

***

 

Пулий шмыгнул в появившуюся щель, едва приоткрылась дверь. Поспешно захлопнул её, с невероятным облегчением повернул в замке ключ, а для верности опустил тяжёлый засов и навалился спиной.

Спасён.

Пусть временно. Пусть ненадолго.

Ощущение безопасности было сродни глотку прохладной воды в пустыне.

Лидия, в одной ночной рубашке, таращилась на него сонными глазами, которые можно было разглядеть даже сквозь закрывшие лицо спутанные волосы. Она часто смотрела на него вот так, словно он был самым большим идиотом в этом идиотском мире (и гораздо чаще, чем хотелось бы, Пулий ловил себя на мысли, что согласен с женой). А вот сейчас она наверняка наморщит свой носик.

Эта её привычка вызывала умиление до женитьбы, но за прошедшие с той поры месяцы утратила изрядную долю шарма. Раньше, морща носик, Лидия ещё и улыбалась — особенно в моменты, когда они вместе строили планы на будущее. Лишившись же компании улыбки, наморщенный нос стал предвестником ссоры. Видимо, оттого что большинство планов превратилось в такой же пепел, как и «Городская нора».

Взгляд Лидии скользнул по вспотевшему лбу, испачканным щекам, опустился на вздымающуюся после долгого бега грудь… и замер на левой руке (на которой уже не было перчатки). Пулий почувствовал, что взгляд жены с удивлённо-раздраженного меняется на пораженно-испуганный.

Он проследил за взглядом и с удивлением увидел, что левая ладонь в крови. Что ж такое произошло? Он совсем не помнил, как поранился. Наверное, это случилось, когда перебегал дорогу прямо перед экипажем. Чтобы не упасть, за сбрую уцепился (но всё равно упал). Там и перчатку потерял (эх, целый солид задарма пропал). Пулий поискал глазами, обо что вытереть руку. Ничего не нашел и вытер о собственные штаны.

Рот Лидии уже приоткрылся. Она собиралась то ли закричать, то ли задать глупый вопрос. Ни то ни другое сейчас было совсем не к месту. Пулий быстро зажал рот жены здоровой рукой. Лидия не сопротивлялась. Может, она и была стервой, но дурой точно не была. Чувство опасности у неё работало как надо. Когда Пулий наконец отнял руку ото рта, жена лишь одними губами прошептала:

— Мы в опасности?

Пулий кивнул и осторожно подошёл к задернутому шторами окну.

Он оторвался от громил два квартала назад. Во всяком случае, думал, что оторвался. Взялся рукой за плотную ткань и тут же передумал раздвигать шторы. Что если оба этих мордоворота сейчас на улице? Стоят прямо за окном и глазеют по сторонам.

Лидия осторожно приблизилась.

— Ну? Чего медлишь?! — громко прошептала она.

Пулий вздрогнул и тут же устыдился.

— Я что, учу тебя, как нужно готовить похлёбку? — переполнявший тело страх выплеснулся в виде раздражения.— Или, может, указываю, как правильнее штопать платья? — Лидия убрала упавшую на лицо прядь. Нос и вправду был наморщен. — Или как затевать ссоры? Не-е-т. В этих вопросах я полностью доверяю твоим навыкам. Вот и ты постарайся не учить меня, как…

Не позволив Пулию закончить свою тираду, жена оттолкнула его от окна и резко дернула штору в сторону. Подбоченившись, словно бывалая матрона, Лидия принялась изучать улицу. Пулий мысленно выругался и очень осторожно выглянул одним глазом из-за откоса.

Вот господин Тит, пекарь, раскладывает товар на прилавках, ожидая первых покупателей. Придирчиво изучает один рогалик (чуть подгоревший) и бросает его лохматому псу. Пса Пулий тоже знает. Частый гость здесь. Господин Тит зовёт его Блоха, но трактирщик из таверны кварталом ниже по улице (который тоже иногда подкармливает собаку) кличет того Весельчак. Как его настоящее имя, видимо, не знает даже сам пёс, но готов откликаться на любое, которое сулит еду.

Пара волчиц плетётся со стороны дома номер 22 — возвращаются с работы. Одна с синяком на пол-лица — видимо, клиент попался с характером. Мальчишка-газетчик занимает свой пост у фонаря. А вот и фонарщик. Ставит лестницу, карабкается наверх, открывает дверцу каждого уличного фонаря и гасит пламя лампы. В центре города уже с год как поставили гномьи светильники — те зажигаются и гаснут сами (волшебство — не иначе), но в остальных районах фонарщики пока при деле.

Проще говоря, ничего странного (хоть на чуточку страннее обычного) перед домом не происходит. Пожалуй, страшное позади. Можно вернуться к обычной жизни. Впрочем сегодня лучше из дому не выходить. Да и завтра тоже. А к району, где была «Городская нора», Пулий не собирался приближаться ещё минимум лет десять.

Вот только что за жизнь будет теперь — без работы? Хорошо хоть за жильё не нужно платить ещё целый месяц.

— А теперь, любимый, будь добр, выложи наконец, в какую передрягу ты умудрился вляпаться.

Лидия обладала удивительным даром. Обычно она говорила ласково и певуче, напоминая девиц из Святого хора, что пели по выходным и праздникам на главной площади. Но, когда ей хотелось, она умела вложить в голос столько едкого яда, что уши жгло, словно голова оказалась слишком близко к печи, в которой старик пёк свои знаменитые на весь район курники… Эх, не видать теперь ни курников, ни денег, ни…

— Ты меня вообще слушаешь?! — Лидия стукнула в плечо своим кулачком. Удивительно сильно для такой маленькой женской ручки.

Пулий ещё раз выглянул на улицу, теперь уже без опаски, и задернул шторы.

— Да тут и рассказывать нечего, — Пулий хихикнул. Жена лишь сильнее наморщила нос.

Страх уходил, а его место занимал стыд. Придётся признаться, что он теперь без работы, что больше не может содержать семью. Лидии придётся распрощаться с мечтами о ткацкой мастерской, а их сыну (почему-то Пулий был уверен, что у них родится сын) суждено расти в нищете…

— В «Норе» драка случилась, старик меня отправил за стражниками сбегать, — врать было не впервой, он решил, что совесть вполне справится с ещё одной ложью. — Один из задир следом увязался,— а стражников, как назло, и не сыскать, когда те нужны.

Лучше так, чем долго оправдываться и кормить жену обещаниями. В конце концов, отложить проблему на потом — всё равно, что решить её наполовину. Так говаривал отец Пулия… пока ему горло не вскрыли. Отца он немного помнил. Мать же всегда была лишь смутным образом.

Лидия смерила его испытующим взглядом. Выпятила нижнюю губу и сдула прядь волос, снова закрывшую один глаз.

— И что теперь?

Самообладание возвращалось. Пулий прошёл на кухню (для этого потребовалось сделать целых четыре шага) и налил в щербатую чашку воды из кувшина. Выпил залпом.

— Теперь? — Наполнил чашку снова, отпил половину. — Пережду немного, потом обратно в «Нору» пойду. Надеюсь, хотя бы пожар не устроили. — На последней фразе голос дал петуха. Такое бывает, когда случайно ляпнешь правду.

Лидии ответ не понравился. Взгляд с умеренно-презрительного превратился в унизительный.

— Ты негодяй и трус, Пулий! А если в той драке старика ранят? Или, не доведи Создатель, ещё хуже… Что с нами будет, подумал? Ты немедленно пойдёшь за стражниками. Где найдёшь другого дурака, который согласится платить такому лентяю, как ты?

Пулий не знал. Но именно это ему предстояло выяснить в ближайшее время. Вот только едва уснувший страх снова начал беспокойно ворочаться.

 

***

 

Пулий перешёл на другую сторону улицы, стараясь разминуться со слепым попрошайкой. Лишних денег теперь не было, а если не придумать, как их заработать, совсем скоро придётся самому стоять с протянутой рукой. Лучше выкинуть эти мысли из головы. Но легче подумать, чем сделать.

Будь Пулий настоящим мужчиной, возможно, не оказался бы в такой скверной ситуации — он мог обсудить тот случай со стариком и попытаться вместе найти решение (хотя не исключено и то, что в этом случае среди обугленных брёвен «Норы» сегодня утром нашли бы одним трупом больше). Будь Пулий мужчиной хотя бы наполовину, сейчас он бы пил дома кофе (про который скоро можно будет забыть, учитывая обстоятельства), велев жене заткнуться, а не бродил по городу, думая, где заработать.

Но, несмотря на наличие члена, мужчиной Пулий не был даже наполовину.

Именно так сказала жена под конец их беседы (чего уж там — очередного скандала). До этого она сказала ещё много чего. Что он неудачник. Глупец. Пройдоха. Но последняя фраза задела больше всего.

Неужели простое благоразумие, благодаря которому он выжил на улицах города (сохранив все конечности, что немаловажно), благодаря которому добился всего, что имел (и потерял), приравнивалось к трусости? А если и так, что толку быть мёртвым храбрецом?! У мёртвого всего одна дорога — за Реку. А туда Пулий пока не собирался.

Покуда жив, есть надежда, так? Вот только сейчас легче думалось о том, что жизнь — подлая сволочь. Только и ждёт, пока утратишь бдительность, чтобы пнуть как следует.  Происходящее в этом дрянном мире по большей части начисто лишено здравого смысла и очень много чего перевернуто с ног на голову.

Столица — грязная, беспорядочная и индустриальная. Город пыли, конского навоза и пара. Здесь сотни тысяч бедняков вкалывают за гроши, отдавая здоровье и жизни, чтобы кучка богачей могла наслаждаться благами цивилизации.

Пулий уже прошёлся по ближайшим тавернам и гостиницам. К несчастью, нигде в помощниках не нуждались. Тогда он решил податься в порт. Выбирать можно только из того, что под рукой, а где-то ещё вряд ли удастся по-быстрому найти подработку. Он попытался представить себя в роли грузчика, таскающего по трапу огромные ящики. Картина, нарисованная воображением, не понравилась. Но другого способа выжить и спасти семью в этом городе Пулий не видел.

На следующей улице двое солдат занимались установкой палатки. Офицер — седой мужчина с исполосованным шрамами лицом — сидел за походным столиком. Перед ним лежала большая книга в кожаном переплёте. Он достал из сумки коробку с письменными принадлежностями, стопку желтоватых карточек, похожую на колоду игральных карт, и связку бронзовых жетонов. Ещё двое легионеров раздавали всем прохожим мужчинам листовки. Очередной призывной пункт. И зачем только всё время набирать новых рекрутов, если война закончилась?

Одна листовка досталась и Пулию. Бумага дешёвая, настолько тонкая, что светилась. Читать Пулий не умел, но чёрно-белый рисунок на половину страницы был более чем понятен. Вверху огромная корона перекрывала грозовую тучу; чуть ниже великаны-легионеры (все с одинаковыми суровыми лицами) выстроились в уходящую вдаль шеренгу, а у них из-под ног, словно букашки, во все стороны в ужасе бежали и ползли карлики-варвары с демоническими лицами и рогами.

Пулий хотел было скомкать листовку и бросить на мостовую, но поймал на себе взгляд единственного глаза офицера. Кроме неприятностей этот взгляд ничего не сулил. Пулий аккуратно сложил листовку и сунул её в карман.

Он свернул в боковой переулок, собираясь немного срезать путь.

Перед глазами вновь всплыло лицо Лидии, которая выкрикивала оскорбления. Почему желание угодить и нежелание ввязываться в ссоры и склоки считалось проявлением слабости? Пулий почти не пил спиртное, всё заработанное тратил на семью. Единственное, чего ему хотелось, — держаться подальше от проблем. Неужто большое преступление?

Или мужчиной мог считаться лишь тот, кто минимум раз в неделю напивается до беспамятства, а в плохом настроении поколачивает свою жену?

 «Я — мужчина!» — едва не выкрикнул Пулий вслух. В этот момент ему на голову опустился тёмный мешок. Судя по запаху, раньше в нём держали сушёную рыбу. Затем тьма рассыпалась разноцветными искрами.

 

***

 

Пахло плесенью и сыростью. В темноте звучали голоса. Прямо внутри головы. Один напоминал скрип плохо смазанного колеса у старой телеги. Второй — воронье карканье.

— Идиот! Ты его насмерть зашиб! — прокаркал Ворон.

— Да живой он, живой. Дышит, смотри, — проскрипел Колесо.

— Про старика ты тоже так говорил, — огрызнулся Ворон. Запахло сырым луком, — а обернулось вон как… Ещё и гостиницу спалил.

— Сто раз уже повторял тебе, Сай, случайно вышло. Припугнуть хотел, а этот дурень старый ножом размахался… ну, я в его же кишки и всадил. Уж лучше ему, чем мне. А потом он дёргаться на полу начал, — Колесо разразился серией коротких скрипов, словно повозка застряла в залитой водой рытвине и никак не могла выбраться. — Ну и лампу сбил… А потом…

— Ладно, ладно, — оборвал его Сай, — буди этого. Не сделаем что поручено, нас с тобой самих на полу дёргаться заставят.

Невидимая сила ухватила за воротник и поставила на ноги. Рывок был таким резким, что показалось, голова вот-вот оторвётся от тела. В тот же миг в висках и затылке вспыхнула боль. Пулий почувствовал, как желудок сводит судорогой и горький комок, обжигая пищевод, рванул наверх. Сдержать его внутри не было никакой возможности.

— Твою мать! Он чуть на меня не наблевал, — голос Сая с трудом прорывался сквозь густой туман в голове.

Рука сзади отпустила, и Пулий грохнулся на четвереньки. До того как он сумел разлепить глаза, его вырвало во второй раз. Всё, на что хватило сил после, — упасть не вперёд (в лужу собственной блевотины), а вбок.

Казалось, что на голову наступила лошадь. Сразу всеми четырьмя ногами. Пол постоянно шатался и пытался провалиться. Глаза удалось приоткрыть, теперь весь мир ярко светился через щель, узкую, как замочная скважина.

— Проклятье! У него губы синеют, — Пулий уже не мог разобрать, чей голос слышит. Светящаяся щель начала кружиться. Его бы вырвало снова, но желудок был пуст.

Гораздо аккуратнее, чем в прошлый раз, рука ухватила Пулия за край одежды и осторожно приподняла. Чья-то тень закрыла собой остальной мир. Незнакомец прислонил к губам нечто похожее на тонкую металлическую трубку с резьбой.

Губы, затем рот, язык и горло обожгло жидким огнём.

Пулий закашлял — лошадь, что стояла на голове, принялась по ней топтаться. Через мгновение желудок согрело приятным теплом. Туман в голове не исчез, но стал менее липким.

Незнакомец влил в рот Пулию ещё один глоток своего ужасно крепкого пойла. Этот прошёл легче. Пулий даже смог ещё немного приоткрыть глаза, расширив щель, сквозь которую смотрел на мир, настолько, что в неё можно было просунуть монету.

Впрочем, смотреть было особенно не на что. Вокруг – стены с выцветшей, местами содранной, местами покрытой чёрной плесенью драпировкой, когда-то тёмно-зелёной, сейчас — преимущественно серо-коричневой. Сквозь неплотно заколоченные окна в комнату проникал дневной свет. Лысый мужчина, с широким, испещренным шрамами лицом; ушами, похожими на лопухи (одно к тому же было порвано); и бесформенным из-за частых переломов носом, держал перед собой маленькую блестящую фляжку.

Лысый попробовал снова приложить горлышко к губам Пулия, но тот отвернулся, тут же разбудив топчущихся по голове лошадей.

— Паренёк, ты подыхать-то не спеши, успеется, — заговорил лысый голосом Сая.

В ответ Пулий лишь громко застонал.

— А коли поможешь нам с дельцем одним, так и вовсе отпустим тебя подобру-поздорову.

Мир вокруг наконец перестал вращаться, а голова, хоть по-прежнему жутко болела, начала чуточку соображать. Громила с фляжкой был одним из тех, кто гнался за Пулием сегодня утром. Второй пока стоял за спиной, но Пулий не сомневался, что и его узнает.

Значит, это они отправили на тот свет старика, «Нору» и счастливую жизнь Пулия. А теперь хотят лишить и несчастной жизни тоже. Сварливая жена и отсутствие работы уже не казались ему такими серьёзными проблемами. Внезапно он осознал, насколько всё же велико различие между жизнью, полной страданий, и обугленными костями, заваленными обгоревшими брёвнами. В такой ситуации Пулий безусловно предпочёл бы первое. Вот только выбор у него был примерно такой же, как у подхваченного ветром листка. Если только срочно что-то не придумать…

— Я помогу, — прошептал Пулий. Собрался с силами и гораздо твёрже повторил: — Помогу.

— Отлично. — Рот Сая растянулся в жуткой улыбке, особенно жуткой оттого, что выражение глаз не изменилось — осталось безжалостнее поножовщины в подворотне.

Рука сзади отпустила, и от неожиданности Пулий едва не упал. Второй бандит вошёл в поле зрения. Колесо был выше Сая, но гораздо уже в плечах. На голове его красовалась шляпа, похожая на те, что носят благородные господа из богатых районов. Только у этой была примята тулья, будто на шляпе кто-то посидел, и с одной стороны растрёпаны поля. В глазах, выглядывающих из-под этой восхитительной раздолбайки, читалась надежда.

— Говорил же, парень знает, где искать, — быстро затараторил Колесо, обращаясь к Саю, но тот оборвал его взмахом руки.

— Вот и славно. — Сай легонько похлопал Пулия по плечу. От этого глаза едва не выпали прямо на пол.

Сай приложился к своей фляжке, встал и прошёлся из одного конца комнаты в другой, затем вернулся на прежнюю позицию. Колесо всё это время обеспокоенно зыркал то на напарника, то на беднягу Пулия, но больше не сказал ни слова. Стало ясно, кто здесь главный.

— Среди вещей твоего господина не попадался ли тебе один необычный предмет? — Сай вытащил из-за пазухи сложенную во много раз бумажку и принялся её разворачивать.

У старика много всякого хлама разного было. Собирал он диковины всякие. Статуэток одних штук пятнадцать хранил. Свитки, книги. Пулий никогда не понимал, зачем нормальному человеку вся эта ерунда. Старик же как-то у постояльца одного за семь солидов амулет купил. Не торгуясь! Даже не серебряный — обычная побрякушка. В детстве Пулий такой и красть не стал бы. Но старик верил во всякую чушь. Неужели одна из таких безделиц и стала причиной всех бед?!

Сай развернул свой лист и показал его Пулию. На листке была нарисована пирамида со странными письменами на одной из граней.

Пулий попытался активней шевелить плавающими в каше мозгами. Возможно, у старика и было нечто подобное, но точно сказать он не мог. К тому же весь этот ненужный хлам сейчас под обломками «Норы», скорее всего превратился в пепел. Вот только Сая и его дружка подобный ответ вряд ли устроит. А значит, нужна ложь. И хорошая.

Пулий прильнул к рисунку, притворился, что тщательно его разглядывает. Тут сквозь панику промелькнуло что-то, мало-мальски смахивавшее на идею.     

— Знаю одно местечко… — Пулий попытался придать голосу уверенность, вместо того чтобы ныть от неутихающей боли в голове, — схрон у него там был. Много всякого старья хранил. Может, и ваша вещица среди них найдётся.

Колесо едва не подпрыгнул от счастья.

— Видишь! Говорил же, что не станет он в гостинице свои ценности держать. Народу куча… и всё такое…

— Заткнись! — коротко рявкнул Сай, и Колесо тут же словно уменьшился в размерах.

— Говори, как найти. — Громила повернулся к Пулию.

Жутко захотелось отлить. Но если сейчас обоссаться, то шансы выжить с ничтожных уменьшатся до нулевых.

— Тут такое дело, парни… — Пулий добавил в голос деловую нотку. Иногда она помогала получить чаевые. Сейчас же на кону стояла ставка гораздо большая, чем пара медяков. К сожалению, ничего лучше в своём арсенале Пулий не имел. — Из-за всей этой истории я работу потерял… Так, может, вы мне чутка за службу приплатите?

От неожиданности Сай поперхнулся. Колесо сдвинул шляпу на затылок и застыл с открытым ртом. Замер и Пулий, чувствуя, как от страха кишки принялись драться между собой.

А затем Сай рассмеялся. Смеялся так долго, что из глаз потекли слезы.

— А ты храбрец, — наконец выдавил из себя амбал, вытирая щёки.

Колесо хихикнул. Пулий его едва не поддержал — такой глупости в свой адрес он ещё не слышал за всю жизнь. — Возможно, я и оставлю тебя в живых. А может, даже дам пару монет. Но попробуй только подумать о том, чтобы меня надуть… — Вместо окончания фразы, Сай сжал в кулаке свою металлическую флягу, превратив её в жалкий блестящий комок. — То же самое сделаю с твоей башкой.

 

***

 

Близился полдень. Солнце едва просвечивало сквозь облака, но серый свет всё равно резал глаза. Голова жутко кружилась. Дождь так и не пошёл, воздух был густой и влажный. Несмотря на прохладу, дышалось с трудом. Пулий расстегнул несколько пуговиц на своём пальто.

В спину упёрлось острие кинжала, а Сай зашептал в ухо:

— Запомни, парень, я проткну тебе лёгкое ещё до того, как ты решишь сделать какую-либо глупость. Знаешь, каково это? Когда тебе протыкают лёгкое.

Пулий предпочёл бы не знать, а заодно чтобы мордоворот заткнулся — от его дыхания жутко несло луком. К горлу опять подкатил комок, но Сай продолжил:

— Ты тонешь. Только не в воде, а в собственной крови. Хочешь испытать на себе?

Пулий не ответил, но бандит и не ждал ответа.

— Ставлю твою шкуру, что не хочешь. Поэтому выбрось из головы любые мысли о побеге, если они случайно там завелись.

Сай ничего не сказал о Колесе, однако Пулий видел, как долговязый перешёл на другую сторону улицы.

— А теперь пошевеливайся. Хочу управиться со всем до темноты.

— Идти совсем недалеко, — Пулий попытался говорить как можно бодрее. На самом деле ноги едва передвигались, а по голове лошади теперь носились целыми табунами.

И как он только собирался сбежать от бандитов в таком состоянии? Один — дышал в спину, второй — шёл впереди, то и дело поворачивая голову в их сторону. Но что ещё остаётся? Между верной смертью и попыткой спастись, пусть и безнадёжной, любой выберет второе. Пулий расстегнул ещё пару пуговиц.

К счастью, идти и вправду было недалеко. Заброшенный дом, в котором он очнулся, находился всего в квартале от места, где ему двинули по башке.

Вскоре Пулий увидел знакомый переулок.

— Туда, — он уверенно указал путь.

Сай ухватил пленника за ворот, и нож больно упёрся в спину. Пулий охнул. Их обогнал Колесо и заглянул в переулок. Момент действовать настал.

Пулий рванул вперёд, отрывая две последних пуговицы и оставляя пальто в лапе застывшего Сая. Глубокий вдох холодного воздуха взбодрил, придав так нужных сил. Пулий сложил руки перед собой и со всего маху влетел в Колесо, сбив того с ног. Перепрыгнул через растянувшегося бандита и помчался вперёд.

В узком переулке ему показалось, что стены домов движутся друг навстречу другу и раздавят любого, ставшего на их пути. Черепица с крыш вот-вот посыплется на голову. Пулий расставил руки, став похожим на пьяного канатоходца. Сзади послышались грохот и ругань. Сай споткнулся о поднимающегося Колесо и подарил несколько драгоценных мгновений. Пулий стиснул зубы, превозмогая боль и тошноту, ускорил бег, будто сам ад гнался за ним по пятам. Впрочем, так оно и было.

Переулок казался нескончаемым туннелем из преисподней обратно в мир живых. Когда Пулий выскочил на улицу, топот ног преследователей был уже совсем близко.

Определённо Создатель заслужил молитву.

Солдатская палатка стояла на прежнем месте. Легионер со стопкой листовок повернулся, но, увидев Пулия, быстро потерял интерес. Офицер и остальные солдаты не удостоили его даже взглядом. Чувствуя, как кровь бьёт в виски молотками, Пулий замедлил ход, поравнявшись с призывным пунктом, остановился и наконец позволил себе обернуться.

Оба головореза замерли в десятке шагов. Колесо нерешительно двинулся вперёд, Сай удержал его и улыбнулся. Если бы удав хотел улыбнуться своей жертве, его улыбка была бы похожа на эту. Затем Сай что-то шепнул напарнику. Колесо тоже осклабился, по широкой дуге обошёл призывной пункт и остановился шагах в тридцати дальше по улице.

Теперь Пулий никак не мог вернуться домой, минуя встречу с одним из головорезов. Он посмотрел на прохожих, которые безучастно шли по своим делам — без сомнения, никто из них не станет вмешиваться, даже если Пулия начнут потрошить у всех на виду.

Солдаты?

Вся надежда была на них. Разумеется, головорезы не посмеют напасть в их присутствии, но что делать, когда легионеры уйдут? Следовать за ними, как бездомный щенок?

Пулий отогнал глупые мысли. Армия же создана, чтобы защищать простых граждан, разве нет? Он решительно шагнул к офицеру.

— Гх-м, — Пулий откашлялся.

Ветеран с исполосованным лицом поднял голову. Глаз уставился на Пулия.

— Решил послужить во славу Ангардии, сынок? Побольше бы в наши дни таких парней, — он повернул книгу, — вот, впиши сюда своё имя.

Пулий замер.

— Я не…

Ветеран моргнул.

— Если не умеешь писать, могу сделать это за тебя.

Нехорошее предчувствие заставило волосы на шее встать дыбом. Пулий попытался отогнать его.

— Я не собираюсь вступать в легион… Во всяком случае — пока, — добавил он, видя, как дёрнулась щека под глазной повязкой. — Дело в том, что мне нужна помощь.

Офицер поскреб в седых волосах, редких и сальных, едва прикрывавших белёсый череп.

— И чем же легион может тебе помочь, горожанин?

— Офицер, я…

— Центурион, — грубо перебил ветеран.

Пулий попытался унять шум в ушах.

— Центурион, на меня напали. Вот эти двое, — Пулий поочерёдно указал на Сая и Колесо, так и дежуривших неподалёку, словно пара волков, стерегущих, пока от стада овец отобьётся ягнёнок, — похитили меня и собирались убить.

Центурион даже не посмотрел по сторонам, а единственным признаком, что он вообще слышал Пулия, стало движение брови.

— Сейчас всё в порядке, насколько могу судить. В любом случае, это дело городской стражи.

Нехорошее предчувствие усилилось, наполнило живот свинцом.

— А ночью они же сожгли гостиный двор и убили его хозяина…

Центурион пожал плечами.

— Обратитесь к дознавателям.

Пулий не мог поверить услышанному и выражению (вернее полным его отсутствием), с которым этот человек, присягнувший защищать Империю ценой собственной жизни, говорил. Гнев перед несправедливостью отодвинул боль на задний план. Даже тошнота отступила.

Пулий в ярости ударил кулаками по столу.

— Но разве легионы не должны защищать граждан Ангардии.

Ноздри центуриона раздулись подобно кузнечным мехам. Единственный глаз налился кровью. Ветеран встал, нависая над Пулием сказочным великаном. Злым великаном из сказки с плохим концом. Той, в которой слишком уверенного в себе мальчика поймали и съели.

— Ты, сосунок, не смей указывать мне, что я должен и кому. Ты обязан мне каждым днём своей жалкой жизни. То, что ты ходишь на двух ногах, ешь хлеб, а не вонючие помои, спишь в своей мягкой постельке, а не в выгребной яме — за это и многое другое мне пришлось заплатить вот чем — центурион поднял повязку, закрывавшую глаз и оскалился.

Вернее, оскалилась половина его лица. Вторая, исполосованная рубцами, сжалась и перекрутилась. Но страшнее всего был глаз. Точнее, дыра, оставшаяся вместо него. Внутри виднелось что-то мягкое и розовое, похожее на фруктовое пюре.

Пулий отшатнулся и плюхнулся на задницу. Он был рад, что уже выблевал всё, что мог, так как весь мир опять завертелся. На спине вмиг выступил едкий пот — пот страха. Сердце провалилось куда-то ещё глубже, чем за весь минувший день.

— Если тебя подожгут у всех на виду, я, может, и помочусь на тебя, чтобы загасить пламя, а до тех пор — либо вписывай себя в книгу, либо проваливай!

Центурион опустился на своё место.

Мысли бесполезно копошились в голове, пытаясь соотнести реальный мир с ожиданиями. В жизни полным-полно исходов хуже, чем те, что ты представляешь. Они-то по большей части и случаются. Почему, стоит решить одну трудность, на её место тут же приходит новая, в разы труднее предыдущей.

Пулий посмотрел на своих преследователей. Те, естественно, никуда не исчезли магическим образом. Он поднял взгляд на центуриона и стол, за которым тот сидел.

Кряхтя, Пулий встал на ноги и, пошатываясь, вновь подошёл к центуриону.

Когда за тобой гонятся убийцы, выбор становится не слишком-то широким.

Ветеран снова поднял голову и уставился на Пулия. Вокруг здорового глаза образовалась сетка глубоких, словно вырубленных зубилом морщин.

— Решил послужить во славу Ангардии, сынок? — вся злоба из его голоса без следа испарилась. — Знал, что ты передумаешь. Побольше бы в наши дни таких парней, — он повернул книгу, — вот, впиши сюда своё имя. А если не умеешь, могу сделать это за тебя.

 

***

 

Первые капли дождя, крупные, как ягоды ежевики, упали на палубу и причал сразу после рассвета. Совсем скоро дождь перешёл в ливень. Через час с неба лилось сплошным потоком, таким плотным, что попавшему под него казалось: он купается в водопаде. В довесок, ветер яростно хлестал всей этой водой по лицу. Рулевой, пытаясь убрать со лба слипшиеся волосы, что-то кричал матросам, которые возились со снастями. Пулий, мокрый до самого исподнего и продрогший, смотрел на мрачную завесу хмури над удаляющимся городом, которая как нельзя лучше соответствовала его настрою. И всё же никак не мог заставить себя спуститься вниз, в душное тепло трюма.

Начиналась совершенно иная жизнь — во всех смыслах и отношениях, но осознать и принять новые реалии этого мира никак не удавалось. Вчера он злился на Лидию с её наморщенным носиком и саркастичной полуулыбкой, которая так раздражала. Сегодня он с ужасом осознал, что скучает по этой улыбке. Улыбке, которую не суждено увидеть следующие десять лет. Какой она будет, когда Пулий вернётся? Сколько морщинок появится вокруг рта и глаз?

И суждено ли ему вообще вернуться?

Пулий посмотрел на жетон в своей руке. Очередной дерьмовый приз на паршивой ярмарке жизни. Вряд ли стоило удивляться тому, что когда пришла очередь тянуть жребий, среди всех кусочков металла, болтавшихся в шлеме, достался именно этот… И всё же бессильная злоба душила, царапала когтями грудину изнутри. Злоба на старика, своим дурацким увлечением угробившего и себя и, похоже, Пулия; на головорезов: спасаясь от них, пришлось вступить в легион; на проклятого одноглазого центуриона, который оскалился, увидев цифру «13» на жетоне. А затем произнёс лишь одно слово, заставившее сжаться все внутренности.

«Север».

Похожие статьи:

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Черные клинки. Слово чести

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Черные клинки. Подарок судьбы

Рассказы → Потухший костер