Глядь – поверх текучих вод лебедь белая плывёт.
А.С. Пушкин
Прозрачное зеркало воды лениво шевельнулось. По его серебристой, с лиловым отливом, поверхности прошла тугая волна. Чья-то горбатая спина безуспешно попыталась продавить его снизу, и вновь ушла на глубину. Тягучая гладь быстро успокоилась, привычно натянула зеркальную мембрану на барабан озера.
Лильен ушёл вниз, в холодную темноту. Бока его, упругие, созданные для скольжения сквозь плотную субстанцию, которую почему-то следовало называть водой, ощутили нарастающее давление глубины. Снизу лениво поднимались, неторопливо проталкиваясь к поверхности, струйки ледяных пузырей.
Он пересёк одну такую струйку. Тугие колобки газа, заключённые в коконы своих оболочек, столкнулись с ним, обжигающе прокатились по коже и, покачиваясь, ушли вверх.
Неровная поверхность дна едва заметно шевелилась. Чернильные протуберанцы вонючего ила поднимались вслед скользящему над ними телу Лильена и медленно растекались клубящимися облаками. Он знал, что если вдохнуть в себя это порождение глубины, можно больше никогда не подняться на поверхность.
Когда-то он часто представлял, как проникает в самую гущу. Как врывается в колышущуюся у дна массу, взрывает её своим телом, потом открывает рот и одним резким вдохом вталкивает в себя взбаламученную чернильную жижу. Он представлял, как медленно опускается, погружаясь в темноту, как она обнимает его, и липкий ил кажется ему в последний миг восхитительно пушистым одеялом.
Он уже давно понял, что никогда так не сделает.
Зеркало, плотной мембраной затянувшее поверху его мир, опять дрогнуло. Будто качнулась крышка огромного люка. Лильен устремился туда, где мембрана казалась особенно тонкой.
Его снова отбросило вниз, он опять поднялся и упрямо заскользил под обманчиво мягким и неумолимо неподатливым зеркалом поверхности, тщетно пытаясь продавить проклятую плёнку. Сбоку и чуть выше, на грани видимости, мерцала жемчужным светом неровная стена берега.
Крышка, плотно закрывавшая его в водоёме, опять лениво качнулась, блеснула в отражённом свете овальным окошком. Он на мгновение отчётливо, как на картинке, увидел поросший травой берег. Густая, пузырчатая трава, плотно облепившая край, в льющемся ниоткуда серебристом свете выглядела мягкой, словно одеяло. Там, где из неё пучками торчали игольчатые перья растений, она казалась бархатно-чёрной, как шкурка мелкого зверька. Острые на концах, длинные пучки листьев были неподвижны.
В пушистой шубе травы, зарывшись в неё лицом, лежал маленький человек. Лильен почему-то был уверен, что существо на берегу именно человек, и это мальчик. Ребёнок лежал тихо, пухлые ножки его утопали в траве, руки расслабленно покоились ладошками вниз, закрывая что-то невидимое глазу.
Он не успел разглядеть его как следует. Ему показалось, что на траву упала тень, длинные иглы травы почернели, обуглились и стали угольно-хрупкими. Потом крышка захлопнулась. Тень, до этого таившаяся в углу немой, застывшей картинки, вдруг двинулась с места, пересекла казавшуюся незыблемой границу берега и двинулась дальше. Чернота миновала край серебряного зеркала воды, накрыла пятачок озера и скользнула внутрь.
В приступе паники Лильен метнулся в сторону. Он увидел, как нечто, бывшее вначале лишь тёмным пятном, внезапно сгустилось. Бесформенная масса уплотнилась, вытянулась вверх, приняв форму гигантских колонн-столбов. Столбы устремились вниз и с тихим плеском вошли в тугую воду, легко проткнув зеркальную плёнку. В воде они разделились на несколько гибких пальцев, которые принялись шарить вокруг, всколыхнув холодные волны.
Озеро показалось Лильену тесным. Почему он раньше этого не замечал? Слепо шарящие в воде столбы, медленно шевеля колонновидными пальцами, неумолимо приближались, процеживая ледяную воду. В неярком свете, льющемся сверху, Лильен уже ясно видел вьющиеся меж гигантских пальцев протуберанцы нитевидных водорослей.
Он ещё раз метнулся туда-сюда сквозь холодную чашу озера. Некуда бежать.
Со дна неторопливо поднялась очередная струйка пузырьков. Всколыхнула мягкий, такой пушистый отсюда, сверху, густой ил.
Невидимая волна прошла по воде и толкнула его в бок. Он закачался, глядя, как округлые, отливающие неживым блеском, колонны идут прямо к нему, как судорожно извиваются пойманные ими в плен нитевидные водоросли. Почему-то эти пальцы избегали касаться ила, и прочерчивали воду над самым дном.
Он ещё раз взглянул вверх, туда, где в зеркальном отражении покачивался маленький обнаженный человек на серебристом ковре травы. Полоса тени уже коснулась его. Почему-то зрелище это показалось Лильену непереносимым. Он перевернулся вниз головой, взмахнул плавниками и с силой толкнул себя в густой донный ил.
Клубы ила, мягкие и густые, обхватили его, сдавили бока. Он погружался, не пытаясь вырваться, ощущая жжение на коже от пробегающих по спине завихрений горячей грязи. Он понял, что зажмурился, когда нырял, и открыл глаза. Ил, чёрный, крутящийся мелкими воронками, слабо светился, и это сияние всё разгоралось. Лильен потянулся туда, где сияние казалось ярче всего, и непроизвольно вдохнул. Рот его открылся, густая взвесь донной грязи хлынула в горло. Лёгкие судорожно расправились, принимая в себя жгучую жидкость. Сияние клубящегося вокруг него ила стало вовсе нестерпимым.
Он сильно вздрогнул и открыл глаза.
Чёрно-белая мозаика внутреннего мира дрогнула и распалась, рассыпала ромбы шелестящих лепестков на пол. Серебристое сияние исчезло, обернулось голубым прямоугольником окна, нежной зеленью стен и лиловым светом лампы под стерильно-белым потолком. Нависшие над ним руки с растопыренными пальцами испуганно отдёрнулись, овальная тень лица отпрянула, взглянула на него чёрными дырками зрачков.
— Я должна, — бормотал силуэт над ним, тяжело раскачиваясь и хрустя пальцами. – Должна.
— Мадлен, что ты делаешь?
Женщина вздрогнула и обернулась. Глаза её, обведённые голубой тенью, часто моргали.
— Я больше не могу, Ив. Так не может больше продолжаться!
Ив подошла, погладила мужа по холодной щеке:
— Пока он жив, ты к нему не прикоснёшься, Мадлен.
— Это жизнь овоща, Ив. А ведь это ты виновата. Ты потащила Марка кататься на яхте в такую погоду!
— Ты сказала, он любит острые ощущения.
Мадлен посмотрела на тело брата, и встретила его взгляд. Внимательный, изучающий. Как в детстве, когда он смотрел на неё своими голубыми, широко распахнутыми глазами, а она раскачивала его на качелях, всё выше и выше, а Марк молча цеплялся за сиденье пухлыми пальчиками. Ведь она пригрозила ему, что сбросит его на камни, если он закричит. Мадлен так хотелось, чтобы он хоть раз заплакал. Хоть раз попросил пощады. Но он никогда не просил.
Он глубоко вздохнул. Лёгкие горели, впервые за долгое время самостоятельно вбирая в себя воздух. Глаза слезились, силуэт женщины над ним расплывался, покачивался диковинными песочными часами.
Ив ахнула, опустилась на колени, прижалась щекой к руке. Её влажное от слёз, горячее лицо обожгло ему ладонь.
— Ты проснулся… Наконец-то! Всё хорошо, дорогой. Теперь всё будет хорошо.
Он видел её густые, пушистые волосы, стянутые на затылке в тугой пучок. Картину в раме над на стене над её головой. Фигуру Мадлен, застывшую рядом со стиснутыми у груди руками и сжатым в нитку, сухим ртом.
Их глаза встретились. Мадлен вздрогнула, отступила на шаг. В её зрачках отразилась чернота его глаз, и она еле слышно вскрикнула.
«Да. Теперь всё будет как надо» — сказал голос в его голове.
Марк медленно поднял руку, нащупав пока ещё непослушными пальцами пушистый пучок волос на голове Ив, не отрывая взгляд от белого лица Мадлен.
«Да, родная. Я проснулся».
Похожие статьи:
Рассказы → Клевый клев
Рассказы → Крогг
Рассказы → Мы будем вас ждать (Стандартная вариация) [18+]
Рассказы → Анюта
Рассказы → Бездна Возрожденная