Если выйти из калитки моего участка и, повернув направо немного пройти по переулку, то вы быстро упрётесь в лес, который только с виду покажется непроходимым и запутанным. Смело ступайте по тропинке, ведущей под его своды, и идите прямо и прямо, постепенно забирая направо, пока не выйдете на берег тихой лесной реки. По пути, вам может показаться, что кто-то следит за вами, что вы не одни, но вам не стоит бояться, - вы в безопасности, пока вы на этом берегу.
Течение у реки совсем медленное. Кое-где, кусты разрослись так сильно, что даже узкая байдарка с трудом может пробиться сквозь них по руслу и приходиться вынимать её из воды и обходить такие места по берегу. Каждую весну, после половодья, когда вода спадает, и речка снова становиться мелкой и тихой, на таких кустах остаётся висеть мусор, который воды принесли издалека. Сухие водоросли свисают сверху донизу, образуя подобие зелёного занавеса, за которым вьют свои гнёзда птицы. К середине июня стена становиться сухой и хрупкой и начинает понемногу облетать, а к осени полностью исчезает, чтобы появиться заново следующей весной. За одной из таких стен скрывается небольшой мостик – несколько скользких и почерневших от времени осиновых остовов перекинуто с берега на берег. Такие переправы обычное дело в этих болотистых местах. Их наскоро строят рыбаки и охотники и пользуются ими по многу лет, а после, делают новые, точно такие же. По этим брёвнам, вы можете сравнительно легко перебраться на другую сторону реки, и пойти дальше, в сторону болот, простирающихся на многие километры к востоку. Вскоре, страх окутает вас как предрассветный туман, и все разговоры утихнут сами собой, повинуясь безмолвному величию топей, и вы замрёте в сердце своём, и серый мох будет неотличим от серого неба, и деревья будут свисать с него как сталактиты и птицы парить у ваших ног. Вы заблудитесь в себе словно в бескрайних пустошах и, по возвращению домой, дадите себе слово никогда не возвращаться сюда снова. Но болота позовут вас однажды, и вы не сможете противиться их протяжному, стылому зову.
Нас было трое тем утром. Витьку не пустили родители, и мы отправились без него. Сжимая в руках свои лёгкие бамбуковые удочки и поправляя рюкзаки, в которых лежали фляги с водой, нехитрая снедь и запасные снасти, мы споро прошагали по переулку и спустились к лесу, разрывая последние клочья тумана, который ещё висел, цепляясь за чёрные ветви ольхи. Несмотря на ранний час, было душно. Тяжёлый влажный воздух заболоченного леса обрушился на нас, и мы мигом вспотели и раскраснелись. Тысячи комаров взлетали из-под наших ног и протяжно звенели в неподвижном воздухе, но мы намеренно шли быстро, и они отставали, но их место занимали всё новые и новые потревоженные стаи, и этому не было конца. Мы коротко переговаривались, стараясь сберечь силы, так как не были новичками в этих местах. Мне было почти 13, и я был самым младшим в компании. Кольке и Мишке недавно стукнуло 14, но они не задирали носа, по опыту зная, что если меня раззадорить, то я совершенно теряю голову и дерусь как сумасшедший. Азарт рыбаков горел в наших глазах, когда мы гуськом переходили мостик и шли вперёд, не оглядываясь и не совершая привалов, только изредка прихлёбывая из наших походных фляг, ополаскивая рот и сплёвывая воду наземь. Нашей целью было самое крупное из пяти небольших безымянных озёр лежавших по ту сторону реки, на краю старых торфоразработок. По слухам, там было полно непуганой рыбы, и это был вызов, уступить которому мы не могли.
Выйдя на край болот, мы свернули направо, и пошли по влажному мху, точно по огромному, мягкому, мерно покачивающемуся под нашими ногами водяному матрасу. Утреннее солнце ярко светило в безоблачном небе, и влажные испарения болот дурманили наши головы, как дурманит молодое вино. Комары отстали, но их место заняли огромные слепни, от которых нельзя было убежать, и мы вынуждены были непрерывно обмахиваться ивовыми ветками, ругаясь в полголоса. Я шёл последним, и всю дорогу мне казалось, что кто-то идёт следом за нами. Я несколько раз останавливался и говорил об этом ребятам, но меня поднимали на смех и говорили, что я просто трус. Мы шли дальше, но тревожное чувство преследования не покидало меня. Как выяснилось, я был прав. На подходе к озеру Витька догнал нас. Он был без сумки и без удилища, и сказал, что сбежал из дома через окно второго этажа и бежал всю дорогу. Он не выглядел запыхавшимся, но он был с нами и мы все по достоинству оценили его поступок. Найдя подходящее деревце, совместными усилиями мы срезали его и быстро изготовили ему довольно тяжёлое, но весьма сносное удилище. Я дал ему запасную леску с крючком и грузилом, а у Кольки нашлись лишние поплавки. «Вооружив» его таким образом, мы продолжили наш путь к пяти озёрам вчетвером и вскоре были на месте.
Топкие берега озёр поросли камышом и до чистой воды порой нужно было добираться не один десяток метров, но западный берег пятого озера шёл по песчаной косе, и оттуда можно было закинуть удочки. Пробираясь в камышах мы часто петляли обходя слишком топкие места и теряли друг друга из вида. На одном из таких поворотов, я обернулся и увидел, что Витька стоит неподвижно и смотрит на меня с застывшим лицом, полным ужаса и страдания. Его рот был открыт в немом крике и из глаз катились крупные слёзы. Камыши скрыли его от меня, а через мгновенье я снова увидел его, как ни в чём не бывало пробирающегося по моим следам, держа своё импровизированное удилище высоко над головой, чтобы не зацепить и не оборвать тонкую снасть. Но то ужасное видение прочно засело в моей голове, и я старался не отставать от ребят, почти наступая им на пятки, чем вызывал их раздражение. Чайки метались над нашими головами и кричали что-то с высоты и никак не могли успокоиться. Они пикировали и вновь взмывали ввысь, и их крики гулко отдавались в моей голове. Мне было страшно, потому что я вдруг подумал, что это не мы потревожили их, а кто-то ещё, невидимый нам за стенами камыша, но идущий рядом и отлично заметный с высоты. На косе мы разошлись, чтобы не мешать друг другу, и закинули наши снасти в тёмную воду, остро пахнущую болотом. Клевало плохо и слепни жутко досаждали, и только Колька, к нашей жгучей зависти, таскал окуней одного за другим, и счастливо смеялся, укладывая их в садок. Я поймал только пару средних карасей и на этом клев окончательно затих. Мы пришли слишком поздно, когда солнце уже было высоко, и решили в следующий раз выходить из дома с самым ранним рассветом, почти затемно, чтобы успеть на место до жары. Колька с Мишкой запалили небольшой костёр, а я пошёл за Витькой, который не отзывался на наш зов. Я нашёл его там, где и оставил, на берегу озера с закинутой удочкой, лежавшей в воде у его ног. Он ничего не поймал, потому что неправильно выставил глубину и его поплавок сиротливо лежал на боку, но Витьку, кажется, это совершенно не беспокоило. Он безмятежно смотрел на гладь воды и не видел ничего вокруг. Я тронул его за плечо, и он вздрогнул, поднял из воды удилище и принялся сматывать снасти. Его взгляд был полон такой нечеловеческой тоски, что я снова ощутил страх и поспешил обратно, не дожидаясь его. Мы сытно поели, поделились впечатлениями об увиденном, в который раз с завистью восхитились великолепному улову Кольки и легли в тени приземистых сосен, чтобы переждать жару и двинуться домой после обеда.
Сон быстро сморил всех, кроме меня и Витьки. Мы сидели по разные стороны потухшего костра и молчали. Он был непривычно тих этим днём, не шутил и не пытался меня поддеть или устроить какой-нибудь розыгрыш со спящими ребятами. Он даже не был огорчён тем, что ничего не поймал. В жаркой полудрёме я смотрел на него сквозь ресницы, и мне казалось, что порой его лицо странно гримасничало. Оно словно уродливо искажалось на какие-то считанные мгновенья и приобретало ужасающий вид. Но жар и усталость настолько опьяняли меня, что я пребывал в какой-то полудрёме, притупляющей все мои чувства, и воспринимал всё происходящее как некий сон наяву. Спустя какое-то время Витька лёг на землю и застыл, и я, убаюканный пением камыша, накрыл своё лицо панамой и тоже уснул.
Не знаю как, но мы проспали долго и, поднявшись, стали спешно собираться, обвиняя друг друга в том, что никто не остался стоять «на часах». Было около шести, когда мы, наконец, двинулись в обратный путь, и все торопились, понимая, что и так слишком задержались, и что нас обязательно буду ругать дома. Только Витька не волновался, хотя ему должно было бы достаться больше других за его побег. Распаренные за день болота пахли горячим мхом и гнилой древесиной. Слепни снова зверствовали, но мы уже привыкли к ним и почти не обращали на них внимания, упорно вышагивая по мягкому покрывалу мха. Когда розовая мгла начинала окутывать небо, мы свернули в лес и, немного поплутав, вышли к реке и двинулись вдоль её берега в сторону переправы. Полумрак леса оживил наши силы, но странное дело, мы шли молча, словно что-то нехорошее было разлито в воздухе и ощущалось всеми как ощущается душное предчувствие скорой грозы. Подгоняемые неясным страхом, мы незаметно ускоряли свой шаг и вот уже почти бежали вдоль змеящегося русла, и наши двойники скользили в чёрной воде слева от нас, и мне всё казалось, что один из них бежит как-то не так, словно забывая вовремя переставлять ноги, и волосы шевелились на моей голове. После долгого перехода всех мучила жажда, но вода в наших флягах давно закончилась. На одном из поворотов, Мишка не выдержал и, спустившись к самому берегу, опустился на четвереньки и стал пить воду прямо из речки, не зачерпывая, по-звериному. Мы последовали его примеру, и пили долго и жадно, всё, кроме Витьки, который тоже опустился на четвереньки, но не пил, а с изумлением смотрел в воду, которая неспешно текла перед его глазами. Напившись воды, мы тревожно огляделись, точно и вправду были дикими зверьми и продолжили свой нервный бег. Первым через мостик перебежал Мишка. Следом за ним протопал я и, тяжело дыша, остановился подле него. Следующим был Витька, а Колька, обременённый своим уловом, бежал последним, пыхтя от усталости. Но у самого мостика Витька вдруг застыл, и словно очнувшись ото сна, с изумлением огляделся вокруг. Нетерпеливый Колька обогнул его, слегка задев плечом, и перебежал к нам. Но Витька всё медлил, осматривая свои руки и мостик и нас на противоположном берегу, а потом и вовсе отступил назад и замер неподвижно. Мы позвали его, но он промолчал, а потом, его лицо неожиданно потемнело и рот растёкся в кошмарном крике, точь в точь, как тогда, утром, в камышах. Он кричал с надрывом, с ужасом, со смертной болью в глазах, но совершенно беззвучно, точно в немом кино, и этот крик ударил по нам точно порыв ветра. Побросав удочки, мы бросились бежать сломя голову, не помня себя от страха, лишь чувствуя как этой тугой, жгучий, неимоверной силы ветер бьёт и бьёт в наши спины, словно прогоняя прочь.
Мы вылетели из леса на переулок и разом оказались в гуще людей. Наше появление вызвало странное оживление, словно все дачи давно поджидали нас здесь. Но мы не обратили на это внимание и захлёбываясь и перебивая друг друга стали кричать, что с Витькой что-то случилось, что он остался в лесу и что ему срочно нужна помощь. В гробовой тишине мы кричали и не понимали, почему люди смотрят на нас как на прокажённых. И тут я заметил Витькиного отца. Его высохшее, помертвевшее лицо с глубоко запавшими глазами в чёрных кругах глазниц уставилось на меня точно лицо мертвеца, и я вдруг понял, клянусь вам, я всё понял в тот ужасающий миг и застыл онемевший и похолодевший, словно сама смерть, проходя мимо, коснулась меня мимоходом.
Тем утром, вскоре после нашего ухода, Витька, страстно желавший попасть на озеро, но запертый дома родителями, выбрался из окна второго этажа и хотел спрыгнуть с него на землю, но оступился и упал вниз, напоровшись спиной на торчавший из земли сухой обломанный колышек, который пробил его насквозь. На его безумные крики сбежалась вся округа, но помочь ему не смогли, и когда он догнал нас, там, за рекой, он был уже мёртв, и его тело везли в больницу.
Похожие статьи:
Рассказы → Бездна Возрожденная
Рассказы → Анюта
Рассказы → Клевый клев
Рассказы → Мы будем вас ждать (Стандартная вариация) [18+]
Рассказы → Крогг
