Спаржа восприятия

Этим жарким летом в гараже папаши Дуга мы, как сказал бы классик американской литературы[1], делали свою вещь. А как сказал бы Дуг, преобразовывали творческие вибрации в чистое психоделическое сознание. Вот он, кстати, Дуг Санчес – чувак с черным хайром почти до пояса и с бородищей как у пирата – хлоп-хлоп по струнам своего баса. Он настоящий гигант духа, хотя иногда гонит так, что вообще никто не врубается. Разве что, под кайфом. Чел за фарфисой[2] – рыжий, с усами подковой – это Лэнни. Главная вещь, которую делает Лэнни Хэммонд – это ищет наш тот самый звук. «Чуваки», – говорит Лэнни, – «если мы найдем тот самый звук – девчонки будут выпрыгивать из штанов». Правда, сомневаюсь я, что Лэнни когда-нибудь этот звук найдет: по ходу его больше прикалывает сам процесс. Вон там, за Дугом и Лэнни, – чувак с баками как у Питера Фонды[3], который наяривает на барабанах, – это Барт Шмулермэн. Единственный из нас, кто учился музыке. Хотел даже в консерваторию, но прочел книжку Тимоти Лири[4] и передумал. Барт врубается в такие штуки, как триоли, синкопы и прочая муть, причем частенько этим кичится. Но мы его не бьем: как-никак он тоже наш брат. Вот эта светленькая крошка с микрофоном, вся в цветочках и феньках, – это наша Грейс Слик[5]: Нэнси Резерфорд зовут эту цыпочку, и она, скажу по секрету, еще никому из нас не дала. Ну, и вот это черный парень с гитарой, похожий на Хендрикса[6], это я: Джонни Хамбэкер. Правда, вместо стратокастера у меня стремное изделие фирмы «Хармони» и играю я хуже, чем «Джаентс»[7] в этом сезоне. Кстати, совсем забыл сказать, кто такие мы. Мы – рок-группа «Спаржа восприятия».

Жарища в гараже невыносимая. Настроение у всех – паршивее некуда. И вот почему: неделю назад Дуг познакомился в баре с одним продюсером из Эл-Эй.[8] Питер Фэйк, кажется, его звали. Само собой, наш Дугги основательно навешал ему лапши, будто «Спарже восприятия» ни «Двери», ни «Лифты»[9] в подметки не годятся, что наша музыка – это прорыв, новое слово и так далее. Дуг – он гнать-то гонит, но уболтать может любого. Вот и этот Фэйк загорелся нас послушать. Наутро ему надо было возвращаться в Эл-Эй, и он оставил Дугу свой адрес в Беверли, чтобы мы прислали ему запись. Сказал: если мы и вправду так круты, нас ждет слава. Когда Дуг нам все это выложил, мы выскочили из гаража и давай его качать, и орать: «Да здравствует мистер Санчес! Наконец-то мистер Санчес сделал что-то путное!».

Никакой записи у нас, конечно, и в помине не было. Мы и песню-то долго не могли выбрать: вся наша трансцендентная вещь вне стен гаража на Черри стрит казалась полной лажей. В конце концов остановились на новой песне Дуга «Неверлэнд». Насчет записи тоже все срослось: приятель Лэнни свел нас со звукооператором студии «Рэйнбоу Эйсид Рекордс». Тот сказал, что за 50 баксов готов записать нам сингл, если мы сыграем с первого дубля. Если нет – будет дороже. Мы уже собирались идти аскать, но тут вмешался Барт. Шмулермэн младший решился на сделку с совестью: ночью позаимствовал кое-что прямо из кассы магазинчика родного папаши, конечно же, побожившись своему Иегове, что все вернет. Теперь, для покорения калифорнийской рок-сцены у нас было все. Вернее, почти все. Не хватало самой малости: уверенности, что мы не облажаемся и не только сыграем песню с первого дубля, но сыграем круто.

В студии нас ждут сегодня к вечеру, и мы репетируем. Буквально из кожи вон лезем, потеем, надрываемся, а выходит лажа. Один Дуг не согласен: говорит, сырой звук – это крик рождающегося в муках бога. Может, оно так и есть, только мне до лампы. По мне, в песне не хватает клевой гитарной партии. Я ее даже слышу у себя в голове, но изобразить своими корявыми пальцами, будь они неладны, не могу. Такая засада. Просто выть хочется: ничего путного мы явно сегодня не запишем, а виноват будет криворукий малыш Джонни. А тут еще эта язва Барт подначивает: «скорее, мол, Вашингтон возьмут красные, чем наш ниггер что-нибудь стоящее слабает». И еще советует, гад: «Джонни, ты же черный – топай на перекресток, продай душу дьяволу, как там принято у твоих соплеменников, метящих в великие блюзмены». Мне хочется его убить тяжелым тупым предметом. Например, изделием фирмы «Хармони». И себя заодно.

В общем, все меня жестоко стебут, а я готов сквозь землю провалиться. И тут малышка Нэн такая: «Люди, достали! Лучше сообразите чего-нибудь холодненького: жутко пить хочется. Вам нет?» В раскаленном гараже пить, конечно, хотят все до одного. Дуг говорит: «Без проблем!», и пока я скорбно насилую гитару, притаскивает с папашиной кухни почти галлон апельсинового сока. Интуиция у нашей цыпочки Нэн работает, что надо. Ей этот огромный кувшинище сразу кажется подозрительным: «Дуг, говорит, а это точно просто сок?»  Вид у мистера Санчеса самый невинный: «Ну, а ты, мол, а как думаешь, Нэн?» «Никак не думаю», – говорит наша цыпочка, и пускает в мой огород нехилый камешек: «Помнится, когда просто сок был в прошлый раз, Джонни утόпал пешком в Парк, догнался там с кем-то дурью и еле ушел от копов». Но Дуг гарантирует: «Нэн, детка, это просто сок».

Спорить никому не хочется. Хочется пить. Мы быстренько приканчиваем кувшин и продолжаем мучить нашу вещь. С каждым разом получается все хуже: я уже готов и вправду идти на перекресток ловить черта, как вдруг слышу дичайший крик: «Дуг, твою маааать!!!» И тут же в спину мистера Санчеса летят барабанные палочки: «Почему мои ударки сияют, как семисвечник на Хануку?!» Крошка Нэн немедленно взрывается: «Значит, просто сок, да?!» И взгляд у нее как у судьи штата, который выносит приговор подростку с марихуаной. Лэнни тоже: «Дуг, ты долбанный нацист!» Я смотрю на подъемные ворота гаража, а секции, из которых они сделаны, плавно колышутся вправо-влево. И все такое четкое, яркое, как будто я очки надел, и не жарко ни капельки, только во рту суховато. Так и есть: Дугги забабахал в сок лошадиный дозняк кислоты. Мы все глядим на мистера Санчеса как техасские фермеры на нашего волосатого брата, а ему хоть бы что. Сияет, будто бампер у кадиллака и говорит: «Забейте, народ, хорош париться! В таком напряге никакую вещь не сделаешь: это, мол, гасит вибрации и закрывает каналы связи, а надо, чтобы мы расслабились и отпустили. Надо, мол, увидеть звук изнутри – только тогда он станет молекулой чистого Духа и все попрет. А-то когда мы снаружи, получается одна духовная лоботомия…».

Прикол в том, что мы сразу согласились: один черт теперь со всех сторон полнейший облом. Поиграешь тут, когда перед тобой из красно-синего дождика вспучивается Изумрудный город. Да и изумрудная Дороти–Нэнси тоже тут как тут: водит перед лицом рукой вправо – влево, а та оставляет в воздухе яркий размазанный след, что твоя трассирующая пуля.

Не помню, кто предложил идти гулять, но возражений не было. Мысль о палеве перед соседями с Черри стрит, и даже о том, что миссис Крайстхэд наверняка кинется звонить копам, никому и в голову не пришла. Поднимаем мы гаражные ворота и высыпаем всей нашей пестрой волосатой компанией на солнышко. Улица прямо как в мюзикле про Мэри Поппинс, только еще ярче: с синей, красной и зеленой иллюминацией, что твой ночной Вегас. Идем, прикалываемся, перебрасываем друг другу фантомные шарики. Нэнси кричит: «Народ, кто со мной в Диснейлэнд?». Смотрю – и вправду: впереди каменный мост с факелами, а за ним – замок Спящей красавицы.  Мы к замку, а он от нас. Я только раза с пятого воткнул, что мы бегаем туда-сюда по холму возле дома мистера Уилкинса, а вот и он сам – высунулся из окна и орет как резаный: «Вон отсюда, чертовы гомики!!! Совсем с ума посходили!!!»

Все топают куда-то дальше, а я отстаю. Под кислотой такое случается: мыслью ты уже далеко, а тело за тобой просто не поспевает. Думаешь, успел перебежать дорогу, а на самом деле лежишь себе под колесами вон того старенького форда… Не дай бог, конечно. И тут я врубаюсь, что стою на перекрестке Черри стрит и Двадцать пятой авеню, а рядом какой-то зеленый чел. То, что он зеленый ­– это нормально: я, наверно, и сам такой же. Тем более, он вроде как из наших – хайр, рубаха навыпуск, джинсы буткат, а в руке косяк. Только с лицом что-то стремное: сначала я подумал – глаза сверху и снизу, а посередине рот. Потом присмотрелся – физиономия как будто стекает с черепа густой резиновой пастой, а из-под нее еще одна проглядывает – поменьше.  Ухмыляется в черную бороду, и говорит: «О, мир, чувак!»

Я спрашиваю: «Ты кто?» А он ржет и отвечает: «Сатана, естественно. Разве не видишь, что мы на перекрестке тусим?» Во, думаю, попал, и стою туплю. А он: «ну что, говорит, хочешь крутую партию гитары в «Неверлэнде»?» Я ему: «А не гонишь?» А он: «Нафига, брат? Ко мне, говорит, многие из ваших приходили: Хендрикс, например. А теперь на него посмотри! Красавец!» Охренеть, думаю, а самому стремно: «Это значит душу тебе, и договор кровью?» Он меня по плечу хлопает и смотрит этак ласково всеми четырьмя парами глаз: «Не парься, мол, я не такой, я же из ваших – мир, любовь, чувак! Нафига мне твоя душа? я сам против войны во Вьетнаме и за то, чтобы все было в кайф. Просто говори: хочешь или не хочешь?» Еще бы я не хотел! Киваю ему, а он: «на, мол, пыхни». И косяк мне протягивает…    

Что было потом, я помню фигово. Как будто вырубило меня, что твой комбик. Помню только, под вечер мы в полном составе погрузились в кадиллак папаши Дуга и поехали на студию, а Лэнни всю дорогу повторял: «Народ, ущипните меня за задницу, это бомба!»

***

Кстати, ровно через неделю бандероль с нашей пластинкой вернулась обратно. С пометкой, что по указанному адресу никакой Питер Фэйк в Беверли Хиллз не проживает.

***

– Майк, ты понимаешь, что для того, чтобы поменять хоть одну позицию в Топ-500 нужна не просто особая причина, а экстраординарная? – спросил главный.

– Джефри, можно подумать, ты меня плохо знаешь.

Разговор происходил в октябре 20… года в офисе одного из солиднейших музыкальных журналов.

– Ладно, выкладывай, что у тебя там.              

– Собственно, вот. – Майк протянул главному диск-сорокапятку в конверте из крафт-бумаги. Мой приятель недавно купил дом в этих краях дом и обнаружил на чердаке целый склад винтажного винила. Лет шестьдесят назад там была студия.

­– Холмы и долины!? – главный, наконец, обратил внимание на этикетку. – Народная песня в исполнении Люси Литлбёрд? Майк, ты рехнулся?

– Переверни.

Главный недоверчиво перевернул диск и прочел: «Рок-группа «Спаржа восприятия»: «Неверлэнд». Сл. Д. Санчес, муз. Дж. Хамбэкер».

– Гаражный рок?

­– Вроде того. Вот, я оцифровал, – Майк протянул ему флэшку. – Слушай.

– Окей, – вздохнул главный. Без особого энтузиазма подсоединил флешку к компьютеру…          Ровно четыре минуты спустя он сказал:

– Проваливай, Майк, мне надо подумать.

– Само собой, Джефри. – Таким своего шефа журналист, кажется, еще никогда не видел. То, что он был не в себе – пожалуй, слишком мягко сказано…

Минуты три главный сидел неподвижно, обхватив голову руками, а потом отыскал в компьютере файл «500 лучших рок-песен всех времен и народов». Открыл его и долго смотрел на самую первую строчку: «1. Боб Дилан: «Like a Rolling Stone»». Наконец, стер ее и напечатал: «1. Спаржа восприятия: «Neverland»».                                                                                           

Похожие статьи:

Рассказы → Slip Inside This House

Рассказы → Бурёнкин рок

Рассказы → Разговоры

Рассказы → Он всего лишь новый мессия

Рассказы → Глаз