Соло Богини Луны Фрагмент 2 Часть 2

 

 

  Таким  образом,  видя  полное  нежелание  Аделины  идти  на  откровенный  разговор,  я  решил  выведать  у  неё  правду  с  помощью  одного  способа, к  которому  прибегал  лишь  в  крайних,  исключительных  ситуациях.  Правда,  способ  этот  нельзя  было назвать  ни  надёжным,  ни  проверенным;  в  некотором  смысле  он  мог  даже  считаться  опасным -  но  ничего  другого  мне  не  оставалось…

 

  Где-то  примерно  лет  пять  тому  назад,  уже  начав  серьёзно  заниматься  музыкой,  я  неожиданно   увлёкся  экстрасенсорикой,  течением  в  то  время  очень  модным  среди  молодёжи  и  во  многих  отношениях  притягательным.  На  какое-то  время  увлечение  это  даже  потеснило  мои  занятия  со  скрипкой,  на  которую  возлагались  большие  надежды  в  плане  построения  моего  будущего.

  С  прилежанием  истинного  неофита  я  усердно  посещал  лекции  известных  экстрасенсов,  записывался  на  приём  к  медиумам  и  прорицателям,  штудировал  соответствующую  литературу  и,  наконец,  пытался  самостоятельно  ставить психологические  этюды,  пользуясь  услугами  безотказных  друзей-студентов.

  Без  ложной  скромности  могу  сказать,  что  кое-что  в  этой  области  мне  удавалось.  Во  всяком  случае,  мои  подопытные  друзья  признавали  за  мной  наличие  определённых  способностей  и  даже  прочили  мне  немалый  успех  на  этом  поприще.  Но  выбор,  окончательный  и  бесповоротный,  в  итоге  был  сделан  в  пользу  скрипичных  пассажей,  и  парапсихология  вместе  со  всеми  её  заманчивыми  перспективами  отошла  для  меня  в  область  воспоминаний.

 

  Тем  не  менее,   кое-какими  навыками  из  проведённых практических  занятий  я  успел  запастись  и  теперь,  после  некоторого  внутреннего  борения,  решил  с  их  помощью   развязать  язык  своей  неразговорчивой  подруге.

 

  Напустив  на  себя  самый  беззаботный  вид  и  притворившись,  будто  меня  чрезвычайно  позабавили  мои  ночные  похождения,  я  предложил  ей  присесть  рядом  со  мной  на  кровать  и,  когда  она  подчинилась,  ласками  и  шутками  умело   рассредоточил  внимание  девушки,  вынудив  её  тем  самым  незаметно  отвлечься  и  расслабиться.  Затем  быстро,  без  предупреждения,  положил    одну  руку  ей  на  лоб,  другую  на  затылок  и,  попросив  помолчать  пару  минут,  попытался  сконцентрировать  все  свои  внутренние  усилия  на  том,  чтобы  передать  ей  ощущение  глубокого,  гипнотического  сна.

 

  Поначалу  у  меня  ничего  не  выходило:  сказывалось  отсутствие  надлежащей  практики.  Ничего  не  подозревавшая  Аделина,  полагая,  что  я  просто  дурачусь,  с  улыбкой  следила  за  моими  действиями  и  даже  пыталась  комментировать  их  в  присущем  ей  ироническом  ключе.  Но  посидев  так  несколько  минут,  она  в  какой-то  момент  вдруг  притихла,  закрыла  глаза,  и  голова  её  медленно  опустилась  на  моё  плечо.

 

  Это  была  несомненная  удача!

 

  Поняв,  что  приём  сработал,  я  усадил  ослабевшую  девушку  в  более  удобное  положение,  соорудив  за  её  спиной мягкую  подпорку  из  всех  имевшихся  в  наличии  подушек  и  одеял.  Затем,  ни  на  минуту  не  ослабляя  над  ней  своего  контроля,  мягко  провёл  рукой  по  её  лицу  и  велел  открыть  глаза.

 

  Аделина  выполнила  мой  приказ,  и,  взглянув  на  неё,  я  понял,  что  она  приведена  в  то  состояние,  какое  требовалось. Глаза  её  были  светлы  и  прозрачны, на  губах   играла  слабая,  отрешённая  улыбка. Она  уже  не  видела  меня,  а  если  б  и  увидела,  то  вряд  ли  признала. 

 

 Громким,  но  не  слишком  резким  голосом  я  вкратце  обрисовал  обстановку,  окружавшую  её  по  окончании  экскурсии,  а  затем  напрямую  задал  вопрос:  что  происходило  после  того,  как  уехал  автобус  с  туристами,  и  они  с  синьором  Камполонги  остались  вдвоём?..

 

  В  таком  состоянии  Аделина  подчинялась  мне  беспрекословно.

 

  Она    лишь  на  миг  задержалась  с  ответом,  а  затем  череда  волнующих  воспоминаний  потекла  из  её  расслабленной  памяти  сплошным  потоком  без  малейших  задержек…

 

  ..После  того,  как  туристы  уехали,  они  сразу  отправились  на  мои  поиски,  но  из-за  сгустившейся  тьмы  вокруг  всё  так переменилось,  что  ничего  узнать  было  нельзя. И  места  казались  теперь  незнакомыми,  и  тропа  куда-то  ушла  из-под  ног;  казалось,  что  они  идут  почти вслепую.  Аделине  было  немного  страшновато,   но  синьор  Камполонги  держался  очень  уверенно  и  никакого  повода  для  паники  не  давал... 

 

  ..Иногда,  сказала  Аделина,  заросли  становились  совсем  уж  непроходимыми. В  таких  случаях  синьор  Камполонги  принимался  энергично  чертить  своей  обсидиановой  тростью   в  воздухе  какие-то  замысловатые  знаки,  похожие  на  иероглифы,  и  тогда  деревья,  как  по  волшебству,  расступались  в  стороны,  а  кусты  стелились  под  ногами  мягким,  пушистым  ковром…

 

  Аделина  смотрела  прямо  перед  собой  затуманенным,  немного  удивлённым  взором.  Находясь   во  власти  скрытых  в  подсознании  воспоминаний,  она  пребывала  одновременно здесь и   там,  заново  открывая  для  себя  все  необычные перипетии  своего   ночного  похода…

 

   Что  было  потом,  Аделина?..

 

   Потом?..  Аделина  с  усилием  сжала  ладонями  свои  виски  и  возвела  глаза  к  потолку.  Неясная  тень  блуждала  по  её  бледному  лицу,  отчего  выражение  его  менялось  с  каждой  секундой.  Свет  в  её  глазах  то  вспыхивал,  то  угасал,  улыбка  на  губах  становилась  всё  напряжённее…

 

   В  какой-то  момент  она  вдруг  почувствовала  смертельную усталость  во  всём  теле  и поняла,  что  не  может  идти  дальше.  Тогда,  сжалившись  над  ней,  синьор  Камполонги  достал  из-за  пазухи небольшой  хрустальный  сосуд,  наполненный,  как  он  сам    выразился,  чудодейственным  снадобьем.  В  большую  серебряную  ложку,  оказавшуюся  у  него  с  собой  по  счастливой  случайности, он  налил  несколько  капель  целительной  микстуры,  похожей  по  цвету  и  запаху  на  сироп  от  кашля,  и  заставил  Аделину  принять  её.  Девушка  послушно  выпила  всё,  что  ей  нацедили,  и,  действительно, почувствовала  себя  намного  лучше.  Усталость  прошла,  зато  появилось головокружение.  Её  стало  качать  из  стороны  в  сторону,  перед  глазами  забили  какие-то разноцветные  фонтаны;  она  совсем  утратила  ощущение  почвы  под  ногами,  но  при  всём  том  по  телу  разлилась необыкновенно  приятная,  почти  воздушная  лёгкость…

 

  -  Потом…  потом  мы  снова  выбрались  из  чащи  на  открытое  место…  -  монотонно  вещала  Аделина,  не  переставая  загадочно  улыбаться  чему-то.  -  И  перед  нами  раскрылась  широкая  поляна,  поросшая  сорной  травой.  Посреди  поляны  стояло высокое,  внушительных  размеров  сооружение,  бывшее,  судя  по  всему,  когда-то  красивым  и  величавым. То  ли  это  был  заброшенный  склеп,  то  ли  часовня  -  не  знаю… За  давностью  времени  оно  совсем  потеряло  вид.  Штукатурка  со  стен  почти  вся  осыпалась. От  позолоты,  покрывавшей  некогда  полусферы  куполов,  остались  жалкие  крохи.  А  одна  из  апсид  совсем  провалилась  внутрь…

 

  -  Склеп  с  провалившейся  апсидой?!  -  совершенно  поражённый,  воскликнул  я,  забыв  о  том,   что  магнетизёру  во  время  сеанса  нельзя терять  самообладание.  -  Так  вы  и  там  успели  побывать?..

 

  -  Да,  мы  были  там, -  всё  тем  же  мерным,  ровным  голосом  отвечала  Аделина,  как  бы  разговаривая  сама  с  собой.  -  И  как  раз  там  нам  пришлось  задержаться.   Синьор  Камполонги,  видя,  что я опять  начинаю  уставать,  предложил  мне  немного  отдохнуть  на  скамеечке  возле  склепа,  предупредив,  что  ему  самому  необходимо  на  несколько  минут  отлучиться.  При  этом  он  категорически  запретил  мне  проявлять  интерес  ко  всему,  что  может  произойти  поблизости,  а  главное  - не  заглядывать  в  окна  склепа,  что  бы  мне  там  ни  почудилось…  /помню,  я  тогда  ещё  удивилась:  зачем  мне  туда  заглядывать?  что,  в  самом  деле,  могло  заинтересовать  меня  в  этом  невзрачном,  заброшенном  сооружении,  возле  которого  и  находиться-то  было  не  очень  приятно?!/

 

  Потом  синьор  Камполонги  ушёл,  а  я,  оставшись  одна,  почувствовала  себя  крайне  неуютно.

  Место  здесь  было  глухое  и  зловещее.  За  время  нашего  предыдущего  похода  мы  сюда  ни  разу  не  подходили  -  я  помнила  это  точно.  К  склепу  не  вела  ни  одна  протоптанная  тропа:  людям,  судя  по  всему,  делать  здесь   было  нечего.  Зато  наверху,  на  куполе,  вокруг  отломанного  шпиля,  сгрудились  огромные  чёрные  вороны.  Как  только  поднимался  ветер,  они  принимались  громко каркать,   будто  предупреждали  о  чём-то.

 

  Меня  снова  охватил  озноб,  несмотря  на  то,  что  синьор  Камполонги  перед  уходом  накинул  на  мои  плечи  свой  пиджак  цвета  выбеленной  бирюзы.  /Он  тебе  почему-то  так  не  нравится,  но,  на  мой  взгляд,  это  -  очень  изысканный  тон!/  Пытаясь  согреться,  я  вскочила  со  скамейки  и  принялась  расхаживать  из  стороны  в  сторону,  но   это  мало  помогало.  Чем  дальше,  тем  сильнее  меня  знобило  и  тем  больше,  как  ни  странно,  тянуло…  к  заброшенному  склепу. Разумеется,  я  хорошо  помнила  все  наставления   и  честно  пыталась  справиться  с  одолевавшим  меня  любопытством,  однако  глаза  мои  против  воли  то  и  дело  обращались  к  тёмным  пустующим  окнам,  пытаясь  уловить  за  осыпавшимися  витражами  хоть  какой-нибудь  намёк  на  постороннее  присутствие…

 

  И  вот,  в  какой-то момент мне  почудилось,  что  там,   в  самой  глубине  его,  что-то  шевельнулось  и  задвигалось.  /Я  так  и  замерла  на  месте!/  Потом  раздались  звуки…  Сперва  слабые,  едва  различимые,  они  постепенно  усиливались,  перерастая  в  какие-то  странные,  продолжительные  шумы,  характер  которых  трудно  было  определить  наверняка.  Что-то  объёмное  и  громоздкое,  состоящее,  по  моему  мнению,  из  железа  или  каких  других  металлов,  неуклюже  ворочалось  с  боку  на  бок,  лязгая  и  звеня  всеми  своими  составными  частями.  Если  б  я  училась  не  в  консерватории,  а  в  техническом  вузе,  то,  наверное,  могла  бы  с  большей  уверенностью  идентифицировать  природу  этих  звуков  и,  быть  может,  подобрала  бы  точное  наименование  механизму,  издававшему  их…

 

  -  Механизм?!  -  закричал  я,  всё  больше  волнуясь  и  горячась. -  Так,  значит,  в  проклятом  склепе  скрывалось  что-то  в  этом  роде?..  Значит,  не  зря  мне  мерещились  странные,  механические  образы,  гнездящиеся  в  его  гнилом  нутре?  Ах,  чёрт,  почему  я  не  заглянул  туда  сразу?!  Теперь-то  многое,  очень  многое  становится  понятным.  Хотя  -  нет…  Чего  ж  тут  понятного?!  Но  зато  сейчас  можно  с  уверенностью  сказать,  что    исчезновение  часовых  дел  мастера,  равно  как  и  его  жены  Эллы,  напрямую  связано  именно  с  этими  таинственными  процессами,  протекавшими   в  глубине  барочного  склепа…

 

   При  этих  словах  Аделина  вздрогнула  и  на  минуту  как  бы   пришла  в  себя.  Затуманенный  взор  её  вдруг  прояснился,  она  стала  вполне  осмысленно  озираться  по  сторонам  и  даже  сделала  слабую  попытку  привстать  с  кровати. Я  испугался,  что  сейчас  она  полностью  выйдет  из  своего  состояния,  и  сеанс  прервётся,  но,  спустя  несколько  мгновений,  глаза  её  опять  заволокло  дымкой,  голова  откинулась  на  подушки,  и,  задумчиво  сдвинув  тонкие  брови,  Аделина  пробормотала:

 

  -  Да,  пожалуй,  ты  прав…  именно  так  он  мне  и  представился  -  часовых  дел  мастером…

 

  Эта  новость  едва  окончательно  не  выбила  меня  из  роли  гипнотизёра:  с  огромным  трудом  мне  удалось  вновь  взять  себя  в  руки.

 

  -  Так  ты  и  самого  часовщика  там  застала?..  -  не  веря  своим  ушам,  переспросил  я.  -  Маленького,  толстенького  человечка  с  круглым,  румяным  личиком?!  Он  был  там?  Ты  его  тоже  видела,  да?!

 

  -  Ну,  конечно…  -  меланхолично  отозвалась  Аделина.  -  Я  обернулась  к  дверям  склепа  и  увидела,  что  они  раскрыты  настежь;  на  пороге  стоял забавный  толстенький  человечек  в  просторных,  кремовых шортах,  которые  очень  потешно  топорщились в  разные  стороны.  На  ногах  его  были  высокие   белые  гетры  с  красной  каймой,  что  придавало  облику  толстячка  ещё  больший  комизм.  Он  учтиво  кланялся  мне,  галантно  размахивая  своей  пастушьей  шляпой,  и   делал  гостеприимные  зазывающие   жесты  короткими  пухлыми  ручками,  как  бы  приглашая  зайти  внутрь.    

  Ты  прав, у  этого  господина  действительно  было  круглое,  румяное  лицо  и  очень  добрая,  располагающая  улыбка.  Помнишь,  ты  говорил  как-то,  что  правильная  округлость  головы  является  первым  признаком  добродушного,  покладистого  характера.  Так  вот,  голова  часовщика  была  кругла,  как  глобус,  а  несоразмерная  оттопыренность  ушей  придавала  лицу трогательное,  почти  детское  выражение.  Это  меня   и  подкупило  прежде  всего.

   Поначалу  я   медлила  воспользоваться  его  приглашением,  памятуя  о  наказах  синьора  Камполонги,  но  потом  решила,  что  ничего  плохого  в  том  не  будет,  если  я  ненадолго   зайду  в  помещение  погреться:  уж  очень  холодно  и  зябко  сделалось  к  тому  времени  на  улице.

   К  тому  же  меня  не  покидало  ощущение,  что    этого  толстячка  я  уже  где-то  видела  раньше,  причём  совсем  недавно…

 

  -  Аделина!..  -  простонал  я,  схватившись  в  отчаянии  обеими  руками  за  голову. -  Неужели  ты  всё-таки  вошла  туда?!  Невзирая  на  все  запреты  синьора  Камполонги?!..  О  чём  ты  думала?  Тебя  же  предупреждали!..  Откуда,  ну,  откуда  такое  преступное  легкомыслие?!

 

  -  Да,  я  вошла  туда,  -  слабо  и  немного  виновато  улыбнувшись, призналась  Аделина.  -  И  знаешь,  внутри  оказалось  намного  чище  и  опрятнее,  чем  это  могло  показаться  снаружи…

 

  Аделину  приятно   удивила  чистота  внутреннего  убранства,  совсем  не  соответствующая  обветшалым  наружным  фасадам.

 Пол    был  выложен  отшлифованными  мраморными  плитами,  стены  украшали  фрески  и  затейливая  лепнина.  Ещё  здесь  было  несколько  железных  лестниц.  Узкие,  винтовые  и  не  очень  удобные  для  прохождения,  они  уводили  куда-то  наверх,  круто  вворачиваясь  в  неясный  сумрак  куполов…

 

  Но  не  это  было  самое  главное.

 

  Запрокинув  голову,  Аделина  увидела,  как  сверху  на  толстенных   цепях,  в  руку  толщиной,  свешивались  огромные  гири,  непомерная  тяжесть   которых  приводила  в  движение  все  составные   части  гигантского  механизма…

 

  Опять  -   Механизма?  Какого?..  Ну,  какие  в  склепе,  скажите  на  милость,   могут  скрываться  механизмы?..  Что  же  это  за  склеп  такой?..  Чем  там  занимался  этот  странный  толстяк,  назвавшийся  часовщиком?  Почему  он  решил  пригласить  к  себе  Аделину?  Зачем?..

 

  Мягкими,  простыми  ответами  Аделина  легко  отсекала  один  мой  вопрос за  другим,  прежде  чем  я  успевал  задавать  их.  С  покоряющей  готовностью  она  сама  шла  мне  навстречу,  словно  торопясь  смести  преграды,  разделяющие  нас.

 

   Итак,  механизм  гигантских  часов  -  вот  что  скрывалось  под  неприглядными  декорациями  в  виде  осыпавшейся  штукатурки  и  провалившейся  апсиды!  Грандиозная   конструкция  старинного  часового  механизма,  открывшаяся  Аделине,  представляла поистине  удивительное  зрелище! Исполинские  шестерни  и  колёса,  гигантские  стержни,  цепи,  огромные  гири-противовесы,  стопудовые  балансиры,  циклопический  маятник,  качающийся  от  одной  стены  до  другой  -  вся  эта  чудовищная система,  сотканная  из  железа  и  чугуна,  казалась  лёгкой,  почти  невесомой.  Неизвестно  кем  и  как  закреплённая,  она,  словно  играючи,  парила  под  куполом,  осуществляя  неумолимое,  торжественное  шествие  по  галерее  тысячелетий  и  анфиладе  эпох.

  Шестерни  вращались,  цепи  звенели,  противовесы  поднимались  и  опускались  на  толстых  тросах,  словно  кулачищи  сторуких  гигантов  Бриареев…

 

  Аделина  была  потрясена  до  глубины  души:  ничего  подобного  она  в  жизни  своей  не  видела!

 

  Толстенький  человечек,  судя  по  всему,  был  очень  доволен   произведённым  на  гостью  впечатлением.  Сам  он  наблюдал  за  происходящим  с  видом  главного  режиссёра,  осуществившего  постановку  грандиозного  шоу,  имеющего  все  шансы  стать  хитом  сезона.  По  круглому,  доброму  лицу  его  ручьями  катился  пот.  Он  не  переставал  благодушно  улыбаться,  то  и  дело  отирая  лоснящиеся  лоб  и  щёки  тонким  льняным  платком,  на  котором  девушка  не  без  удивления  признала  узоры,  вышитые  её  рукой.

 

  -  Платок  Аделины!,  -  снова  не  сдержавшись,  проскрежетал  я  зубами,  но  развивать  эту  тему  не  стал.

 

  - Потом…  потом  музыкальный  механизм,  скрытый  во  чреве  шестерённо-цепного  организма,  начал  отбивать  какую-то  нехитрую  мелодию  -  оказывается,  эти  часы  были  ещё  и  с  музыкой!  -  и  толстенький  человечек  любезно  указал  мне  на  то,  чего  я  не  заметила  вначале…

  В  алтарной,  наиболее  освещённой  и  обустроенной  части  склепа  отодвинулся  в  сторону   очень  импозантный,  вертикально  установленный  расписной  щит,  принятый  мною  поначалу  за  иконостас.  За  ним  обозначилась  широкая  железная  дверь,  которая,  как  могло  показаться  с  первого  взгляда,  была  закручена  наглухо.  Но  по  мере  того,  как  бренчали  невидимые  колокольцы,  и  отбивали  такт  механические  литавры,  неприступная  дверь  начала  со  скрежетом  приоткрываться  и  в  итоге   распахнулись  настежь…

 

  Из  образовавшегося  проёма  выехала  низкая  тележка  на колесиках,  на  которую  был установлен  странного  вида  массивный,  белый  ящик,  искусно  расписанный  причудливым орнаментом  и  убранный  тяжёлыми  гирляндами  из  ярких  экзотических  цветов.  Толстенький  человечек  поспешил  объяснить,  что  это  игрушечный  саркофаг  -  одна  из  важнейших  составляющих  уникального часового  механизма,  что-то  наподобие  тех  развлекательно-кукольных  фигур,  которые  крутятся  на  балюстраде  часов  городской  ратуши.

  Каждый  раз,  когда  начинают  бить  куранты,  саркофаг  покидает  свою  келью    и,  направляемый  особым  пружинным устройством,  совершает  объездной  круг  по  центральному  залу  склепа.

 

  Такова  была  главная  задумка  этой  уникальной  конструкции,  которую  часовщик  находил  весьма  оригинальной  и  остроумной.

 

   Колокольчики  между  тем  бойко  вызванивали  на  трёх  аккордах  свой  незатейливый  мотивчик.  Под  их  переливчатый  звон   игрушечный  саркофаг  описал  круг  по  залу  и  вдруг  остановился  подле  нас.

  Тут  только я   заметила,  что  среди  цветов  лежит  чьё-то  неподвижное  тело,  и,  конечно,  спросила   часовых  дел  мастера,  что   это  может  означать?  Он  ответил,  что  в  саркофаг  для  наглядности  положили   куклу,  обрядив  её  под  покойницу.  Заметив  моё  смятение,  он  добавил,  что  на  такую  эстетическую  погрешность  можно  закрыть  глаза,  поскольку  в   целом  механизм  работает  безотказно,  и  колокольчиковая  музыка,  под  которую  разъезжает  тележка,  очень  приятная  и  усладительная  для  слуха,  а  сама  кукла  такая  хорошенькая  и  нарядная,  что  просто  глаз  от  неё  не  оторвать!..

 

  Насчёт  последнего  он  был  совершенно  прав.

  Лежавшая  в  саркофаге  кукла   была  превосходно  оформлена!  Для  неё  был  сшит   самый,  что  ни  на  есть  сказочный,  карнавальный   наряд:  ни  дать,  ни  взять  -  настоящая  принцесса  Брамбилла!

  Красивое  итальянское  платье  из  сиреневого  шёлка,  облегавшее  её  изящную  фигурку,  ниспадало  по  бокам  пышными   складками;  тяжёлые  рукава  были  снабжены  глубокими  прорезями,  сквозь  которые  виднелись  дорогие  кружева  в  буфах.  Пояс,  расшитый  драгоценными  каменьями, а  также  диадема  на  фарфоровом  лбу,  украшенная  огромных  размеров  хризопразом,  дополняли  небесную  красоту  этой  чудной  куколки!..

 

  В  самом  деле,  она  была  очень  хороша  -  ею  бы  только  любоваться  и  любоваться  -  но  мне  вдруг  стало  не  по  себе…    

  Всё  очарование  сказочного  домика,  так  мило  разукрашенного  и  расцвеченного,  разом  померкло,  когда  я  поняла,  что  упакованное  в  погребальный  наряд  тело  отнюдь  не  является  кукольным…

 

  Передо  мной  лежала  настоящая  мумия!..

 

  Мёртвое,  человеческое  тело,  хорошо  высушенное  и  искусно  набальзамированное,  набитое  кедровыми  опилками  и  корой  пробкового  дуба,  было  аккуратно  уложено  в  этот  одуряюще-душистый  цветник, чей  терпкий  аромат,  по всей  вероятности,  должен  был  перебить  запах  экстракта  сока  алоэ  и  оливкового  уксуса,  которыми  принято  пропитывать  кожу  мумий.

 

  Когда  я  поняла  это,  мне  сделалось  очень  нехорошо,  и  яркие  огни  вновь  вспыхнули  и  угрожающе   замелькали  у  меня  перед  глазами  с  быстротой   аварийной  сигнализации.  В  их  суматошном  мелькании  мне  почудилось,  будто  гладкое,  фарфоровое  личико  мумии  сморщилось    и  потемнело,  сделавшись  похожим  на  печёное  яблоко.  Вокруг  закрытых  век обозначились  глубокие  синие  круги,  а  рот  сделался  очень  плоским  и  криво   изогнулся,  приняв  форму  подковы.

 

  Я  сразу  догадалась,  что  происходит.

 

  Эта  злобная  гримаса  на  лице  куклы-мумии  как  бы  являлась  ответной  реакцией  на  моё  прозрение,  мою  случайную  догадку,  на  то,  что  я,  сама  того  не  желая,  ненароком  раскрыла  тщательно  оберегаемый  всеми  секрет.  Никакой  вины  в  том  за  собой  я,  конечно,  не  видела,  но  смотреть  на  это  жуткое  гримасничанье  было  невозможно!..

 

  Мне  захотелось  немедленно  уйти  отсюда,  но  толстячок  тотчас воспротивился  этому

  Не  желая  отпускать  меня,  он  засуетился  вокруг,  смешно  подпрыгивая  и  размахивая  пухлыми  ручонками,  всячески  стараясь  помешать  моему  уходу.  Круглое  лицо  его  покраснело, сделавшись  из  добродушного  напряжённым  и  злым.  Нарочито  умильным  голосом,  в  котором  проскальзывали  нотки  нарастающего  раздражения,   часовщик  принялся  убеждать  меня  в  том,  что  я  ошибаюсь,  и  что  меня   обманывает  зрение.  Моё  зрение?!  /Ведь  ты,  Пинаевский,  как  никто  должен  знать,  какие  у  меня  зоркие  глаза.  При  хорошей  погоде  на  ясном  ночном  небе  я  могу  разглядеть  крохотное  пятнышко  туманности  Андромеды,  чего  без  специальных  приборов  удаётся  немногим./

 

  И  вот,  ради  того,  чтобы  уверить  меня  в  моей  якобы  ошибке,  часовых  дел  мастер  пошёл  на  крайность.  Он  склонился  над  саркофагом,  взял  жёлтую  и  прозрачную,  как  парафин,  руку  куклы-мумии и  немного  приподнял  её  над  мраморной  гранью.

 

  «Вот,  пожалуйста,  -  с  фальшивой,  натянутой  улыбкой  произнёс  он,  обращаясь  ко  мне.  -  Обратите  внимание,  какая  в  данном  случае  наблюдается  гибкость  и  податливость  сочленений  лежащего  перед  вами  тела?!  Разве  рука  настоящей  мумии  способна  повторять  такие  очаровательные,  женственные  изгибы?!  О,  нет,  уверяю  вас,  сударыня,  рука  мумии  -  сухая  и  жёсткая,  как  древесина.  Она  не  имеет  ничего  общего с  этой  нежной,  очаровательной  ручкой.  Подойдите  поближе,  и  у  вас  появится  возможность  убедиться  в  том  самолично».

 

  Сказать  по  правде,  у  меня  не  было  ни  малейшего  желания  определять  на  ощупь  мягкость и   податливость  лежавшего  в  саркофаге  тела  независимо  от  того,  кем  оно  на  самом  деле  являлась:  мумией  или  куклой.  Мне  хотелось  только  одного  -  как  можно  скорее  покинуть  этот  склеп.  Но  толстячок  так  настойчиво  упрашивал,  почти  молил  меня  подойти  -  у  него  даже  слёзы  на  глазах  выступили!  -  что я   не  смогла  ответить  отказом…

 

  И  вот  так,  благодаря  глупой  своей  доверчивости  и  безотказности,  я  совершила  ошибку,  которая  едва  не  погубила  меня…

 

   В  тот  самый  момент,  когда,  пересилив  себя,  я  приблизилась  к  саркофагу  и  послушно  склонилась  над  утопавшим  в  цветах   телом,  произошло  нечто  непредвиденное!!..

 

  Глаза  мумии-куклы  вдруг  широко  раскрылись!

 

  Она  передёрнулась  всем  телом,  будто  по  ней  пропустили  электрический  ток,  и,  чуть  приподнявшись, сделала  молниеносное,  почти  незаметное  движение,  как  кошка  лапой,  пытаясь схватить  меня  за  руку!…

 

  Не  знаю,  как  так  могло  получится  -  ведь  я  совершенно  не  была  готова  к  этому!  -   но  в  последний  момент  мне   удалось,  отпрянув  назад,  одёрнуть  свою  руку…

 

  Плохо  понимая,  что  происходит,  я  бросилась  к  выходу,  но  путь  мне  преградил  толстенький  часовщик.  Он  явно  не  желал  расставаться  со  мной!  Грубо  схватив  меня  за  рукав  плаща,  он  потащил  меня  назад,  крича  при  этом:  «Элла!  Элла!  Не  волнуйся…  Сейчас  она  ляжет вместо  тебя  -  и  ты  будешь  свободна!!»

 

  Отбросив  всякое  притворство,  он  уже  напрямую  обращался  к  той   мумии  /или  кукле?/,  называя  её  по   имени  и  суля  скорое  освобождение.

 

  Может,  она  была  и  вполне  одушевлённым  существом  -  трудно  сказать!  -  я  хорошо слышала,  как,  рыча  от  бешенства,  упомянутая  Элла  пыталась  выбраться  из    погребального  ложа,  чтобы  помочь  своему  доброхоту   затащить  меня  поскорее  в  саркофаг.  К  счастью,  она  запуталась  в  оплетавших  гробницу  цветочных  гирляндах   и,  не  имея  сил  освободиться  самостоятельно,  яростно  билась  в  них, словно  муха  в  паутине.

 

  Зубы  Эллы  стучали  с  такой  неистовой  силой,  что  от  ударов  нижняя  челюсть  её  отвалилась  совсем  и,  упав  на  каменные  плиты,  откатилась  в  сторону,  гремя  и  подпрыгивая,  как  детская  погремушка.  Было  видно,  что  мумия-кукла  любой  ценой  желает    покинуть  свой  траурный  пост  и  во  что  бы  то  ни  стало  вырваться  на  свободу  -  но  с  какой  стати  мне-то  было  занимать  её  место?!

  А,  судя  по  всему,  именно  такая  подмена  и  являлась  главным условием  её   освобождения.

 

  Я  вырывалась  из  последних  сил,  плакала,  умоляла,  что-то  кричала,  призывая  на  помощь,  но  против  часовщика  устоять  было  трудно.

  Силы  были  слишком  неравны.  Судя  по  всему,  часовщик  готов  был  пойти  на  всё   ради  своей  дорогой  Эллы,  и   моё  сопротивление  только  раздражало  и  озлобляло  его…

   

  Не  знаю,  чем  бы  закончилась  это  отчаянное  противоборство,  если  б  не  синьор  Камполонги!

 

  Он  появился  так  внезапно,  словно  с  потолка  спрыгнул.

  Раскинув  по  сторонам  свои  огромные  руки,  он  тотчас  вырос  живым  щитом  между  мной  и  часовщиком,  надёжно  заслонив  меня  от  его  назойливых  домогательств.

 Правда,  тот  ещё  попытался  что-то  предпринять,  невзирая  на  неожиданное  вмешательство,  но  получил  такой  сокрушительный  удар  обсидиановой  тростью  по  лбу,  что,  перевернувшись  через  голову,  отлетел  в  сторону,  упал  навзничь,  а  потом   пополз  на  четвереньках  назад  к  саркофагу,  визжа,  как  поросёнок.

 

  «Занимайся  своим  делом,  часовщик!  -  прогремел  синьор  Камполонги,  обращаясь  к  поверженному  противнику.  -  И  не  смей  больше  ничего  менять  в  установленном  мною  порядке!  Ты и   твоя  жена  уйдёте  отсюда  только  после  того,  как  выполните  возложенное  на  вас  задание! Часы  должны  работать  безостановочно,  приближая  наше  время!»

 

  Это  была  потрясающая  сцена,  Пинаевский!

 

  Синьор  Камполонги  смотрелся  весьма   внушительно  и  авантажно в  ту  минуту.  Глаза  его   пылали,  как  лампионы;  воздетый  над  головой  сияющий  посох  делал  его  похожим  на  тень  пророка  Самуила,  явившегося  по  зову  Аэндоррской  волшебницы.

  Он  был  страшен  и  прекрасен  одновременно!

 

  /Вот  тебе  ещё  один  пример  подлинной,  благородной  отваги!/

 

  Мумии   он  сказал  так:

 

 «Если  узнаю,  что  ты  опять  покинула  своё  ложе,  ища  себе замену,  то  берегись  -  я  заставлю  лежать  тебя  лицом  вниз!»

 

  Я  видела,  как  позеленела  мумия,  заслышав  эту  угрозу.  Правда,  я  не  вполне  уяснила  смысл  сказанного,  но  на  обитательницу  саркофага  его  слова  произвели  неизгладимое  впечатление.  Корчась  и  плюясь  от  бессильной  злобы,  она  с  неожиданным  проворством  залезла  обратно  в  свой  погребальный  цветник,  вытянулась  в  струнку  и  послушно  замерла  там  со сложенными  на  груди  руками.

  Саркофаг  сдвинулся  с  места и  нехотя  покатил  назад  к  фальшивому  иконостасу,  теряя  по  дороге  цветы  из  растрепавшихся  гирлянд.  Толстячок,  причитая  и  всхлипывая,  побежал  следом.  Вскоре  оба  они  скрылись  в  стенном  проёме,  и  свинцовые  ворота со  скрежетом  захлопнулись  за  ними,  точно  дверцы  огромной  мышеловки.

 

  Только  после  этого  синьор  Камполонги  обернулся  ко  мне.

  Он  был  вне  себя  от  негодования.

 

  «Легкомысленная,  непослушная  девчонка,  что  ты  себе  позволяешь?!,  -  отбросив  всякую  деликатность,  вскричал  он,  но  я  не  обиделась,  почувствовав,  что  суровость  его  показная  и  носит  скорее  воспитательный  характер. -  Ведь  я  же  предупреждал,  чтобы  ты  не  заходила  в  этот  склеп!  Я   велел  тебе  сидеть  на  месте  и  не  обращать  внимания  на  то,  что  происходит  вокруг!  Как  могла  ты  ослушаться  меня?!,  -  сбавив  тон,  он  уже  почти  отечески  распекал  меня,  отчитывая,  словно  расшалившегося  ребёнка.  -  Ни  шагу  больше  не  делай  без  моего  разрешения,  во  всём  слушайся  меня  и  благодари  судьбу,  что  я успел  подойти  вовремя!..»

 

  / «Вот  как?!  Они  уже  успели  перейти  на  «ты»!  -  машинально  отметил  я,  но  не  слишком  расстроился  этим:   после  всего,  что  мне  довелось  услышать, вышеозначенное,  фамильярное  «тыкание»  казалось  уже  сущим  пустяком./

 

   - ..Гневные  упрёки  синьора  Камполонги   сопровождались  бесперебойной  работой  часового  механизма,  чьи  железные  внутренности  были  развешаны  как  раз  над  нашими  головами.  Скрежетали  исполинские  шестерни,  грохотали  циклопические  колёса,  тяжело  и  мерно  раскачивались  маятники.  Даже  после  бегства  часовщика   всё  здесь  продолжало  жить,  двигаться  и  вращаться,  наполняя  окружающее  пространство  невероятным  звоном,  стуком  и  лязганьем,  словно  тысячи  кузнечных  молотов  ударяли  поочерёдно  по  чугунным  наковальням.

 

  Адский  грохот  отдавался  в  ушах  ужасным,  нестерпимым  гулом!

 

  Звон и   лязг  проникали  в  самое  моё  сердце,  заставляя  его  пульсировать в   едином   ритме  с  дьявольским  механизмом.  «Время  подходит,  время…» -  пронеслась  вдруг  в  голове  странная  фраза,  прежде  чем  я  почувствовала,  что  начинаю  слабеть,  и  свет,  и  без  того  неяркий,  стал  меркнуть  в  глазах,  распадаясь  на  отдельные  лучики-нити,  которые  сами  собой  свернулись  в  маленькие   зубчатые  кружочки,  наподобие  часовых  шестерёнок.

  Потом  все  они  начали  очень  быстро  кружиться,  всё  быстрее  и  быстрее  -  и  голова  моя  невольно  закружилась  вместе  с  ними…

Похожие статьи:

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 4

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки /Пролог/

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 1

Рассказы → Пленник похоронной упряжки Глава 2

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 3