Пленник похоронной упряжки Глава 2
в выпуске 2016/11/18
Я встретил странника; он шёл из стран далёких…
/ Шелли /
Против ожидания длительная прогулка по набережной совсем не освежила меня. Я скорее продрог, нежели взбодрился. Следует отметить, что и сам факт получения вестей от Гекаты также мало меня порадовал. Дело в том, что моя невеста не была любительницей писать письма - даже необходимость составления поздравительных виршей могло омрачить ей настроение - и я знал, раз Геката взялась за перо и бумагу, значит, виной тому послужили обстоятельства чрезвычайные и тревожащие, рассмотрение которых не терпит отлагательства.
Волнения мои были не беспочвенны: события последних дней разворачивались в такой удручающе-негативной последовательности, что на приятные сюрпризы судьбы рассчитывать не приходилось.
Поднявшись к себе спальню, я положил конверт на стол, но открывать его сразу не стал. Вдыхая разлившийся по комнате фиалковый фимиам, я ходил некоторое время из угла в угол, силясь разгадать текст запечатанного послания. Мне почему-то казалось, что если мои предположения хотя бы отчасти совпадут с общим его содержанием, то ожидающие меня неприятные новости /а в наличии таковых я почти не сомневался/ будут значительно смягчены или же каким-то образом исчезнут вовсе.
Наконец, мне стало стыдно самого себя. Подосадовав на собственную мягкотелость, я решительно вскрыл конверт, извлёк из него стопку узорчатых листков бумаги, исписанных мелким, очень изящным почерком, и, упав в кресло, принялся читать всё по порядку.
К сожалению, мои дурные предчувствия оправдались почти сразу. В первых же строках письма Геката уведомляла меня в том, что накануне ездила в загородный пансионат «Багровые нарциссы» с целью повидаться со своим дедом, занимавшим пост директора вышеуказанного заведения. Сама по себе новость эта не содержала в себе ничего предосудительного, если не считать того, что пансионат, носивший столь поэтическое название, на самом деле являлся закрытым лепрозорием, о чём было известно немногим.
«Багровые нарциссы» располагались на значительном удалении от города, обозначенном строгими требованиями санитарных нормативов, в стороне от всех проезжих дорог, населённых пунктов и торговых путей. Воздвигнутый в отдалённой глуши, за Селенитовыми холмами, в самом сердце девственных Топазовых рощ, пансионат скорее походил на небольшую крепость, подготовленную к длительной осаде, чем на лечебницу. Правда, видимая неприступность её была рассчитана не столько на вторжение извне /каковое при сложившихся условиях трудно было вообразить/, сколько на ограничение свобод самих обитателей пансионата, отличавшихся нравом неуживчивым и беспокойным.
Дед Гекаты, старый, умудрённый жизнью Фиабарас, являлся бессменным руководителем этой закрытой обители-крепости на протяжении многих лет - но так было не всегда.
Жизнь этого почтенного человека являла собой ярчайший пример коловратности капризной фортуны, непредсказуемой и неумолимой. Когда-то, в лучшие времена он состоял в Совете Ассоциации Астрологов и даже удостоился чести занимать высокое кресло Председателя. Тогда, обласканный всеобщим почётом и уважением, отмеченный престижными наградами и знаками отличия, он пользовался в городе столь неограниченным влиянием, что авторитету его втайне завидовал сам бургомистр.
Но любой стремительный взлёт зачастую оборачивается не менее стремительным падением. Конец блистательной карьере Фиабараса положил громкий скандал, неожиданно разгоревшийся в кулуарах Ассоциации. Деду Гекаты вменили в вину какие-то фантастические бюджетные растраты, злокозненное пренебрежение служебными обязанностями, и ещё какие-то невероятные грехи, совсем недавно несопоставимые с его честным именем. Всё это было весьма странно, малообъяснимо, и уже тогда становилось ясно, что громкий скандал подстроен кем-то искусственно с вполне определёнными целями. За пёстрой ширмой стандартных обвинений явно скрывалось что-то другое, нечто более важное и значительное; тем не менее, репутация обвиняемого погибла безвозвратно.
Заключением этой некрасивой истории явились сложение всех полномочий и безоговорочная отставка Фиабараса. Полный же разрыв с общественной и светской жизнью завершился уходом свергнутого главы Ассоциации в «Багровые нарциссы», что стало неожиданностью для многих. Но, при всех противоречивых суждениях и оценках такого непростого шага, дед Гекаты сумел извлечь из него определённую выгоду. Укрывшись за неприступными стенами мрачной обители, он полностью избавил себя от всех возможных сплетен и домыслов, которые не дали бы ему ни минуты спокойной жизни, останься он в своих городских апартаментах.
После того никто в городе его больше не видел. Фиабарас жил в пансионате полным затворником, если не считать его жутких подопечных, а также верного слуги, старого мавра Табрабукиа, готового последовать за свои хозяином на край света.
С тех пор как дед Гекаты возглавил «Багровые нарциссы», прошло более десяти лет. Связь, которую он поддерживал всё это время со своими родными и близкими, можно было считать чисто условной. Она состояла из редкой переписки, включавшей в себя набор трафаретных вопросов и ответов, без которых отношения между родственниками не могут считаться родственными. С друзьями дело обстояло не лучше. Даже те, кто не отвернулся от него после громкой скандальной истории, всё равно не осмеливались навещать бывшего председателя по месту его нынешнего проживания.
Из всех родных и близких Фиабараса исключение представляла только моя Геката.
Она была единственная, кто не ограничивалась одной перепиской и не боялась встречаться с дедом на запретной территории. Время от времени она совершала наезды в пансионат на своём любимом арабском скакуне Гименее, и эти дерзкие и всякий раз непредсказуемые вояжи поднимали невероятный переполох в её благочинном семействе.
Отец Гекаты, надменный и властолюбивый Гамилькар, владелец самого фешенебельного в городе ресторана «Мечты Автаркии», категорически запрещал дочери встречаться с опальным дедом. Узнав об очередном нарушении его запрета, отец-деспот вызывал дочь-ослушницу к себе в кабинет, где зачитывал ей сурово-назидательные нотации и делал соответствующие внушения. Случалось, он даже грозил запереть её в четырёх стенах - но с Гекатой было не сладить. Всегда послушная и покорная дочь, она, при всём своём уважении к отцу, не могла отказаться от этих поездок, которые, по всей вероятности, слишком много для неё значили.
Что касается меня, то мне тоже не нравилось, что Геката /пусть и не часто/ любит наведываться в «Нарциссы», и это был едва не единственный случай, когда моё мнение совпадало с мнением её отца.
Однако, помимо опасений чисто физиологического свойства, меня в немалой степени беспокоили тайные пристрастия её деда, которые, по моему личному мнению, и послужили главной причиной изгнания его из Ассоциации.
Дед Гекаты всерьёз увлекался Чёрной Астрологией - учением тёмным, малоизученным и официально запрещённым - и когда мне стало о том известно, моё изначальное недоверие к этому странному человеку сменилось устойчивой неприязнью. Как подавляющее большинство людей своего круга, здравомыслящих, придерживающихся прогрессивных взглядов на жизнь, я относился к данной астрономической теме с изрядной долей скептицизма, несмотря на то, что имел о ней довольно смутное представление.
Впрочем, в то время мало кто понимал суть Чёрной Астрологии, на популярно-газетном языке именуемой не иначе как «лживое, полное опасных заблуждений сектантство».
Изредка, правда, я совершал попытки оторваться от общественных догм и канонов, но моя оценка «лживого сектантства» если и не совпадала целиком и полностью с общепринятыми выводами, то исключительно благодаря заслугам Гекаты.
С её помощью мне удалось усвоить одно, зато главное отличие Чёрной Астрологии от Белой. Звучало это примерно так: если Белая /официальная/ Астрология занимается составлением гороскопов по обозримым /наблюдаемым/ телам Вселенной, планетам и звёздам, то Чёрная, в противоположность ей, обращается за советом к так называемой «изнанке» космоса, ища ответы у объектов невидимых, скрытых от глаз, а потому более трудноуловимых и загадочных, таких как зеркальные звёзды, серые кометы, чёрные дыры и проч.
В этом фундаментальном противопоставлении заключалась основа основ тайного учения, которую я с грехом пополам сумел осилить, но дальше дело у меня не пошло. К другим постулатам Чёрной Астрологии Геката почему-то не сочла нужным меня приобщать, то ли из нежелания раскрывать без крайней необходимости дедовские секреты, то ли потому, что сама в них плохо разбиралась.
Позже я узнал, что гороскопы Чёрных Звездочётов отличаются более высоким качеством предсказания, чем гороскопы Белых; и что, благодаря исключительной точности построения звёздных фигур, они способны намного глубже заглядывать в прошлое и будущее людей - но это было далеко не всё. Кармическим познанием рода человеческого потенциал Чёрной Астрологии не исчерпывался. Возможности её простирались намного дальше, чем это можно было себе представить; в ведении тайной науки находились судьбы планет, звёзд, а также целых созвездий, галактик и туманностей.
Вместе с тем, мне не раз приходилось слышать, что при всём том завораживающем, почти магическом даре всезнания и предвидения, которое сулила своим адептам муза Чёрной Астрологии, чрезмерное увлечение ею было весьма небезопасно. От взаимодействия, пусть даже косвенного, с изгоями Вселенной, особенно с такими, как чёрные дыры и чёрные карлики, нельзя было ожидать в перспективе ничего хорошего - /так, по крайней мере, уверяли знающие люди/. Суровое предостережение неофитам гласило: контакты подобного рода могут быть чреваты последствиями в равной степени тяжёлыми как для составителя гороскопа, так и для его заказчика.
Я неоднократно пытался переговорить обо всём этом начистоту со своей невестой, но она таких разговоров не любила и всячески старалась уйти от них.
Если же я на правах жениха начинал проявлять законную требовательность, она либо отшучивалась, либо безо всякой на то причины с нарочитым усердием принималась нахваливать своего дедушку, характеризуя его как очень доброго, замечательного и вообще, самого лучшего в мире человека. Более того, специально с тем чтобы поддразнить меня, она даже предлагала познакомить нас поближе, хотя прекрасно знала, что я не только никоим образом не приветствую подобное знакомство, но со своей стороны желал бы держаться от её деда как можно дальше.
Впрочем, Геката, надо отдать ей должное, не имела привычки злоупотреблять моим терпением и по возможности старалась скрыть от меня свои поездки в «Нарциссы», если таковые случались. Но, похоже, на этот раз всё обстояло слишком серьёзно, чтобы имело смысл прибегать к прежним хитростям. С первых же строк она решительно отсекала все недомолвки относительно того, куда и зачем она ездила, оправдывая свой поступок действительно «чрезвычайными событиями последних дней», которые вынудили её совершить эту поездку.
Под такими событиями в первую очередь подразумевался тот самый жеребец вороной масти с глазами рептилии - таинственный и зловещий гость нашего города - утвердившийся с недавних пор на муниципальных конюшнях и успевший произвести настоящую сенсацию своим необычным видом.
В среде горожан, напуганных появлением на небе звезды Немезиды - зловещего двойника нашего солнца, давно уже бродили неясные слухи о грядущем воплощении Дракона. Нездоровый ажиотаж нагнетался с каждым днём, а поскольку никто не мог сказать точно, где, когда, как и в какой всё это проявится форме, то, благодаря многочисленным и достаточно вольным пересудам, диковинный желтоглазый скакун, был почти сразу занесён под номером «один» в список предполагаемых кандидатов на «воплощение».
Моя невеста сообщала, что узнав об этом из утренних газет, она, «сама не зная почему», сильно разволновалась, после чего испытала потребность поделиться с кем-нибудь шокирующей новостью. /Конечно, Геката ничего не могла знать о наших делах с Олоферном, но, скорее всего, ей что-то передалось от моего состояния/. По её словам, ей было необходимо выслушать совет человека знающего и опытного, чья годами накопленная мудрость позволила бы ей «не растеряться и не потонуть в житейском море тревог и сомнений». /Разумеется, для неё таким советчиком мог являться только один человек - её дед./
«..Ты можешь мне не верить, мой милый, - писала Геката, - но меня не оставляло странное предубеждение, что, в связи со всем этим, тебе грозит какая-то опасность. Хоть я знаю, что к лошадям ты не имеешь никакого отношения, и что удивительный желтоглазый феномен не должен коснуться тебя никоим образом, но моя извечная женская мнительность, над которой ты так любишь подтрунивать, не давала мне покоя. Короче говоря, отложив все дела, я решила в тот же день съездить в запретные «Нарциссы», тем более что мой Гименей уже успел отдохнуть и набраться сил после недавней поездки. Прости, но мне необходимо было встретиться с дедом, чтобы выспросить у него всё досконально насчёт происходящего. Только он один, благодаря своим тёмным космическим оракулам, мог прояснить ситуацию до конца и сказать что-то конкретное на этот счёт. Я же со своей стороны настроилась принять любое пророчество из его уст, каким бы невероятным оно ни оказалось!..»
В тот день Гекате не повезло. Она так торопилась в «Багровые нарциссы», так спешила повидаться со своим дедом, что выехав из дома на рассвете, не успела даже толком позавтракать перед дорогой. Однако, такая спешка себя не оправдала: когда она, преодолев все трудности дальнего и неудобного пути, добралась, наконец, до места назначения, с нужным разговором пришлось повременить.
Как ни странно, но её опередили. У дедушки уже был гость, очень важный и совершенно неожиданный для его положения. Изгнанника Фиабараса в его опальном логовище посетил никто иной, как Секретарь Ассоциации Астрологов собственной персоной. Нагрянув в «Нарциссы» рано утром, он официально попросил аудиенции у бывшего председателя, после чего оба они уединились на вершине астрономической башни, где провели в кедровом кабинете шесть часов кряду, что могло свидетельствовать лишь о крайней важности проводимого совещания.
У ворот Гекату встретил верный Табрабукиа. Он принял у неё взмыленного Гименея, а Гекату проводил в комнату для гостей, где ей надлежало пребывать в ожидании окончания серьёзной беседы.
Разумеется, на месте Геката усидеть не смогла. Слишком много у неё накопилось вопросов и слишком мало имелось в запасе сводного времени, чтобы можно было спокойно сидеть и ждать, пока дедушка вдосталь наговорится с нежданным визитёром. К тому же - что-то подсказывало ей - проводимая в кабинете беседа могла иметь самое непосредственное отношение к волнующим её проблемам. А раз так, решила она, то было бы нелишне принять в ней участие, пусть даже находясь в качестве незримого, незваного слушателя.
Выждав, когда шаги Табрабукиа затихнут вдали и убедившись, что за ней никто не наблюдает, Геката осторожно покинула пределы гостиной и без малейшего шума поднялась вверх по лестнице.
Очутившись на последнем этаже башни, Геката обнаружила неподалёку от себя узкую полоску света, косо пересекавшую тёмный коридор; почти сразу услышала она чьи-то голоса, звучавшие сдержанно и приглушённо. Подойдя поближе, Геката увидела, что дверь в кедровый кабинет оставлена приоткрытой - и это немало удивило её. В случае появления непрошенных гостей /а к дедушке, несмотря на его затворничество, временами наведывались какие-то загадочные, подозрительные личности/, все разговоры проводились за закрытыми дверями. Такая вопиющая оплошность, как дверь незапертая на ключ, да к тому же ещё и приоткрытая, могла свидетельствовать лишь о том, что дедушка либо очень спешил побеседовать с гостем, либо визит этот привёл его в состояние крайнего замешательства.
Не озадачивая себя вопросами этики, хорошо она поступает или плохо, Геката неслышными шагами приблизилась к светящейся щели и осторожно заглянула в комнату.
Дедушка и его гость сидели в резных кедровых креслах, обратившись лицами к пылающему камину. Геката не могла видеть гостя - высокая спинка кресла закрывала его почти целиком - ей были видны лишь его лежавшие на подлокотниках руки, длинные, обтянутые синим шёлком, с пышными, кружевными манжетами на запястьях. Пальцы рук, серые, тонкие и ломкие, словно ножки водомерки, были унизаны бриллиантовыми перстнями. Отблески пламени, падая на грани драгоценных камней, заставляли их мерцать и переливаться, подобно звёздам из зодиакального атласа, подаренного Фиабарасом любимой внучке на её совершеннолетие.
Когда гость, которого дедушка именовал не иначе как «почтеннейший, многоуважаемый Артофилакс», разводил руками в стороны или совершал ими какие-либо величественные жесты для подкрепления сказанного, по комнате словно проносился маленький сверкающий вихрь, создаваемый бриллиантовыми переливами.
Настроение беседы в целом уловить было трудно.
Собеседники говорили то громче, то тише, то вообще переходили на шёпот, видимо, опасаясь /и небезосновательно/, что разговор их может быть подслушан. Впрочем, говорил по существу один гость: все речи звучали преимущественно с его стороны.
Дедушка Гекаты предпочитал скромно отмалчиваться; если ему и приходилось вставлять отдельные фразы, то звучало у него это как-то очень осторожно: чувствовалось, что, прежде чем сказать, он тщательно обдумывает и взвешивает каждое слово.
«..Я долго не могла понять, - писала в своём письме Геката, - о чём идёт речь: обсуждаемые темы были слишком мудрёны и далеко выходили за пределы моей компетенции. Большей частью шёл разговор о вариантах эволюции тёмной материи космоса, /если я ничего не путаю/ и ещё о каком-то великом законе сообщающихся Вселенных, который будто бы тождественен закону о сообщающихся сосудах. Всё это было наверняка очень интересно и занимательно, но представляло для меня совершеннейший ребус, а точнее, целый клубок ребусов.
Потом гость заговорил о звёздной нестабильности на всём протяжении нашего Млечного Пути. Очевидно, эта тема была по-особому близка ему, потому что голос его неожиданно обрёл такую силу и звучность, что мне не приходилось больше напрягать слух, чтобы расслышать сказанное. Он утверждал, что нестабильность вызвана в первую очередь аномальным раскрытием гигантской чёрной воронки, утвердившейся в центре Млечного Пути, в глубине которой тёмное вещество, согласно его образному выражению, «забурлило, как вода в перекипевшем чайнике».
«Вы же понимаете, дорогой Фиабарас, во что это всё может в итоге вылиться?! - восклицал гость, всплёскивая руками и производя вокруг себя крошечные звёздно-бриллиантовые фейерверки. - Не мне говорить вам, какие последствия может иметь это явление в общем и целом для всех нас!»
Дедушкина реакция на эти многозначительно-обобщающие намёки была не совсем ясна. Слушая гостя, он кряхтел, вздыхал, неопределённо качая головой, и один только раз перебил его, чтобы спросить:
«Если вы в самом деле убеждены в том, что говорите, многоуважаемый Артофилакс, то почему бы вам не сказать тогда всю правду: что именно вам известно об этом?»
Наверное, как раз это и не входило в намерения гостя, если, конечно, вся правда была известна ему до конца. Уходя от прямого ответа, он вновь повёл пространные речи о непредсказуемом поведении зодиакальных светил и созвездий, чем произвёл окончательную путаницу в моей голове.
Однако, несколько раз у него проскользнули фразы, всерьёз заинтересовавшие меня. Речь велась о ком-то /если я поняла правильно/, точнее, о какой-то загадочной личности, которая имела непосредственное отношение к нарушению сложившегося космического равновесия.
Оба они: и дедушка и Секретарь называли его - СТРАННИК, не прибавляя более ничего к этому расхожему слову, но тот смысл и значение, которые они в него вкладывали, говорили о том, что за непонятным Странником скрывается фигура в высшей степени грандиозная и титаническая!
Произносилось это следующим образом: «Странник давно задумал это дело, и от своего не отступится», или «терять Страннику нечего, поэтому он готов на всё», или «Странник легко может утянуть за собой всех нас, даже не заметив этого» и всё в таком же роде.
Наконец, подводя итоговую черту своим рассуждениям, Секретарь заявил: «Если СТРАННИК действительно прибыл на Землю /а согласно всем знамениям последнего времени так оно и есть/, и если тот жёлтоглазый жеребец на городских конюшнях в самом деле - очередное воплощение Дракона /о чём беспрестанно твердят все прорицатели и медиумы/, то мы с вами должны сделать всё, чтобы они не встретились. Ибо, если встреча эта произойдёт - то плохи наши с вами дела, многоуважаемый Фиабарас! Очень плохи! Не мне говорить вам об этом!»
Последние слова прозвучали по-особому значительно в его устах, но дедушка в ответ только вздохнул.
«Что я могу поделать, почтеннейший Артофилакс? - сказал он и пожал плечами. - Если всё обстоит именно так, как вы говорите, и если Странник действительно вознамерился довести начатое до конца, то, боюсь, помешать ему не в силах никто. Вряд ли я смогу здесь чем-либо помочь и не совсем понимаю, какая помощь от меня требуется?»
«От вас требуется только одно, дорогой Фиабарас, передать в наши руки все ваши акварельные этюды, так или иначе связанные с мутациями Млечного пути! Я устал без конца твердить вам об этом! - с неожиданной горячностью и даже раздражением откликнулся гость. - А там уже в Ассоциации разберутся, можно или нельзя ЕМУ помешать. По крайней мере, у нас есть шанс, и мы должны его использовать. Совет Ассоциации просит… нет, он категорически настаивает на том. И вы обязаны подчиниться Совету, дорогой мой, хотя давно не состоите в Ассоциации и не являетесь ни членом Совета, ни извините за печальное напоминание, его председателем. Причин для этого у нас и у вас предостаточно...»
Секретарь долго и подробно перечислял причины, согласно которым Фиабарас обязан подчиниться требованиям Ассоциации, и, как поняла Геката, в этом и заключалась основная цель его приезда.
Он намеревался заполучить акварельные этюды её деда, которые тот иногда любил писать на досуге, создавая их под воздействием какого-то особого зодиакального прозрения.
Вышеупомянутые акварели представляли для Фиабараса особую ценность, которой он очень дорожил и о которой не было принято поминать всуе.
/Когда-то, в ранней молодости дед Гекаты увлекался живописью. Увлечение это было настолько серьёзно, что он не смог отказаться от него даже при всех своих блестящих успехах, достигнутых на стезе астральных познаний. Фиабарас продолжал заниматься рисованием и, более того, сумел найти своему занятию весьма своеобразное применение на звёздном поприще.
Когда составленный гороскоп получался чересчур мудрёным и заковыристым, а пророчество небесных оракулов не вписывалось в стандартные рамки зодиакальных толкований, тогда Фиабарас брал в руки кисть, краски и садился к мольберту. Призвав на помощь былые навыки рисовальщика, он запечатлевал на холсте недосказанное /недовысказанное/ в виде красочного этюда, восполняя устные пробелы таинственными и радужными акварельными разводами./
Для чего эти акварели понадобились Совету, Геката могла только догадываться, но судя по тому, как горячо, совсем не по-деловому Секретарь принялся настаивать на своей просьбе, поняла, что дело вовсе не связано с чьим-либо пристрастием к живописи и не имеет ни малейшего отношения к эстетическим запросам мудрецов Ассоциации.
То и дело призывая Фиабараса «помнить о своём гражданском долге», высокий гость просил его перестать считать себя «падшим ангелом», «забыть прежние обиды» и «с чистым сердцем протянуть руку бывшим коллегам».
«Не забывайте, дорогой мой, - страстно восклицал Секретарь, то прикладывая свои бриллиантовые руки к сердцу, то картинно воздевая их над головой. - Времени в нашем распоряжении осталось ничтожно мало - только три дня! ТРИ ДНЯ!! Ровно столько, сколько остаётся до похорон Вертумния. Если за этот срок мы не сможем помешать СТРАННИКУ, то… не мне говорить вам о последствиях. Вы согласны со мной, дражайший Фиабарас?»
В целом Дедушка как будто бы соглашался. Он согласно кивал головой, утвердительно мычал, всем своим видом выражая полную готовность подчиниться просьбам-требованиям Совета, но вместе с тем было видно, как ему не хочется расставаться со своими работами. Могло показаться, что нежелание отдать их вызвано недоверием к высокому гостю, а заодно и ко всему Совету Ассоциации, от имени которого тот выступал.
Дедушка долго отнекивался, приводя в оправдание какие-то невразумительные доводы, хитрил, ссылаясь на художественную недоработку рисунков, но Секретарь оказался не тем человеком, которого можно сбить с толку.
Он активно доказывал свою точку зрения, убеждал, добиваясь своего, вновь принимался рассуждать о законе сообщающихся Вселенных и об эволюции тёмной материи в глубине какой-то там воронки. Наконец, исчерпав весь запас аргументов, гость прозрачно намекнул, что им, «в Совете» хорошо известно, в каких условиях и под влиянием каких объектов создаются данные этюды. При этом он недвусмысленно дал понять, что только уважение к заслугам бывшего председателя мешает предать имеющиеся «у них» о том сведения огласке.
Брошенный вскользь намёк таил в себе нешуточную угрозу.
Поскольку подобная деятельность напрямую шла в нарушение закона, то у дедушки на этой почве могли возникнуть крупные неприятности, не смири он вовремя свою гордыню.
В итоге этот аргумент и оказался решающим.
Скрепя сердце, дедушке пришлось уступить требованиям высокого гостя.
С великой неохотой подошёл он к высокому стеллажу, доверху заставленному книгами и альбомами, где не без труда отыскал большую, объёмистую папку, огненно- красную, в чёрных, сыпучих разводах. /Цвет марсианских бурь - как сам он именовал подобное сочетание цветов/
Положив папку на стол, он раскрыл перед гостем её содержимое, пояснив, что здесь собраны все его работы по Млечному пути за последнее время и даже перечислил некоторые, не вполне обычные условия наблюдений, при которых они были созданы.
«Сказать по правде, подлинный смысл запечатлённых аллегорий мне самому не всегда был понятен, - хмуро произнёс дедушка, раскладывая этюды на столе и с неодобрением косясь на секретаря. - Многие впечатления и чувства, пережитые тогда во время работы, сейчас почти забылись, уважаемый Артофилакс, но, думаю, Совет Ассоциации сможет в них досконально разобраться, если... Да-да, я более чем уверен, что старейшинам Совета удастся увидеть в них то, что не удалось разглядеть мне…»
В последних словах Фиабараса послышалась скрытая ирония, но высокий гость не заметил этого.
Чрезвычайно обрадованный тем, что ему удалось-таки заполучить желаемое, Секретарь с нескрываемым интересом принялся разглядывать разложенные на столе рисунки. Временами он отпускал на их счёт смелые и довольно развязные замечания, а иногда задавал дедушке какие-то вопросы. Тот поначалу отвечал с явной неохотой, но потом, втянувшись в обсуждение своих работ, стал говорить более оживлённо и настроение его даже как будто немного улучшилось…»
Когда стало ясно, что встреча двух Астрологов, Чёрного и Белого, подходит к концу, Геката решила покинуть свой пост у дверей: чтоб не быть обнаруженной, ей надлежало спрятаться где-нибудь в стороне. Но в этот самый момент она испытала вдруг острое ощущение ещё чьего-то постороннего присутствия, непрошенного, нежелательного и угрожающе враждебного.
Словно какой-то невидимый наблюдатель, притаившись, так же как и она, где-то поблизости, зорко следил за происходящим, ничем себя не выдавая и строя на основе увиденного свои выводы и заключения.
Это неприятное чувство возникло после того, как краем глаза она уловила какое-то стремительное и бесшумное движение за окном кабинета, напротив которого располагался её наблюдательный пост. Ей показалось, будто чья-то огромная тень на долю секунды возникла в оконном проёме и тут же исчезла.
Геката попыталась убедить себя в том, что за окном с ветки на ветку перепорхнула какая-то очень большая птица из дедушкиного сада, однако, вместе с тем, не смогла припомнить, чтобы у него водились птицы таких крупных размеров.
Дедушка и его гость никак не отреагировали на это явление. Увлечённые обсуждением рисунков, они ничего не замечали вокруг себя, но Геката уже не могла никуда отойти, не разобравшись в том, что происходит.
Спустя минуту, она вновь посмотрела на окно - и едва не вскрикнула от неожиданности…
Теперь там уже ничего не мелькало и перепархивало. В оконном проёме, на фоне пышной эмеральдовой зелени отчётливо вырисовывалась чья-то тёмная, долговязая фигура, наполовину скрытая густой листвой. Ловко цепляясь за каменный карниз, незнакомец сидел на ветке старого кедра в позе человека, подслушивающего чужой разговор. Уродливо непропорциональное, костлявое, нескладное тело его подёргивалось в судороге какой-то дикой, противоестественной похоти; растопыренные пальцы жадно ползали по стеклу, словно пытаясь продавить его насквозь. В повадках и внешности пятнистого наблюдателя было очень мало человеческого, тем не менее, это был человек…
«…но ни одно человекоподобное существо, из всех когда-либо виденных мною, не производило на меня такого жуткого отталкивающего впечатления!, - с вполне ощутимым ужасом писала Геката. - Однако самым безобразным казалось его лицо! Узкое, пепельно-серого цвета, сморщенное и узловатое, как сушёный финик, слегка «свёрнутое внутрь», оно всё было покрыто сеткой чёрных пятен величиной с мелкую, разменную монету.
Кто это был?! Откуда здесь взялся этот пятнистый? Кто помог ему вскарабкаться на вершину самого высокого кедра? Без лишних церемоний заглядывая через окно в комнату, незнакомец с алчностью голодного хищника обшаривал её взглядом, будто ища чего-то; когда же глаза его остановились на рисунках, разложенных на столе, в них загорелся огонь какого-то адского, чудовищного торжества! Он словно нашёл то, что искал!..»
От мерзкой сатанинской маски, перекривившейся в безмолвном - и оттого более страшном! - дьявольском ликовании, невозможно было оторваться. Внутренне содрогаясь, девушка, как заворожённая, смотрела на него во все глаза в ожидании чего-то ужасного и сверхъестественного. Сетка чёрных пятен крутилась, множилась и прыгала в её глазах, словно дразня, маня и запугивая. Однако страх оказался не единственным чувством, внушаемым ей пятнистым незнакомцем. То была не просто физиономия злодея, нацеленного на примитивный грабёж или насилие. Какие-то космические откровения высшего порядка проступали в жуткой личине, корчащейся в безумном дьявольском восторге.
Геката смотрела на него, не отрываясь… и неизвестный вскоре почувствовал её внимание.
Застывшее сморщенное лицо исказилось вдруг злобной судорогой. Он недовольно передёрнул острыми плечами, не меняя позы, быстро повернул голову в сторону приоткрытых дверей - и глаза их на секунду встретились!
« Не каждый на моём месте смог бы выдержать подобное испытание!, - писала далее Геката, и по изменившемуся почерку было заметно, как задрожала её рука на этих строках. - Горящие глаза незнакомца пронзили меня насквозь, точно раскалённые стрелы. Они безжалостно впились в меня, подобно двум ядовитым тарантулам - я даже почувствовала кожей их жалящие укусы! Следствием тому явилась невероятная, болезненная слабость, тотчас охватившая меня с макушки до пяток. Силы потекли из всех моих членов с катастрофической быстротой. Было такое ощущение, что вместе с остатками сил и душа моя тоже сейчас покинет свою бренную оболочку - но воспрепятствовать этому я никак не могла…
Всё кружилось и плыло в моей голове. Сознание меркло, как догорающая свеча. Однако, прежде чем я, совершенно обессиленная, повалилась на пол, у меня всё же хватило сил в последний момент позвать на помощь дедушку и этим криком предупредить его…»
Похожие статьи:
Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 1
Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 4
Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки /Пролог/
DaraFromChaos # 15 сентября 2016 в 22:22 +1 | ||
|
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |