Рогоносец

У каждого народа для каждого поколения есть свои нормы, и эти нормы устанавливаются не законом и не по универсальному эталону. Они устанавливаются общественным мнением, которое, в свою очередь, складывается и из предубеждений, и из непонимания, и из извращения логики, столь свойственных человеческому разуму.

Клиффорд Саймак («Что может быть проще времени?»)

Проснувшись однажды утром, барон Д`Фект обнаружил у себя рога: широкие и ветвистые, они отяжеляли его голову настолько, что явно мешали подняться с постели, не говоря уже об изорванных ими подушках и простыне, проломанной спинке кровати и ободранном гобелене на поцарапанной стене.

Любая попытка пошевелиться самостоятельно сталкивалась с массой очевидных неудобств, ощутимо ограничивших подвижность господина барона.

— Mon Dieu! — запричитал несчастный, скорчив лицо в гримасе тревоги и обиды. Нащупав основание рогов, он начал сотрясаться в немой истерике, а по щекам покатились слёзы. Поскольку вопросы подобного рода никогда не входили в круг его интересов, господин барон не обладал углублёнными познаниями о рогах и их разновидностях. Но, в меру своих скромных представлений, он был осведомлён, что обычно рога являются своеобразными проявлениями кожи, точно так же, как волосы или ногти, хотя в некоторых случаях рогами могут быть и наслоения костяного вещества: как, например, у оленей, рога которых очень чувствительны, поскольку содержат в себе нервы и кровеносные сосуды. И, если ему не изменяла память, в природе встречались и рога с костяным стержнем изнутри, покрытым снаружи толстым слоем ороговевшей кожи.

— Вот ведь как бывает: был — барон, а стал — баран, — с меланхоличной тоской в голосе произнёс Д`Фект вопреки тому, что его рога скорее походили на оленьи, нежели на бараньи. Впрочем, в настоящий момент господина барона не слишком занимали подобные частности. Ещё не вполне оправившись от внезапно свалившейся на его голову (в прямом и переносном смысле) напасти, он вскоре обрёл прежнюю ясность ума, начав выстраивать план действий на ближайшее будущее.

Разумеется, в том случае, если бы ему так и не удалось самостоятельно подняться с кровати, он был бы вынужден позвать слуг. Но вместе с тем он был готов скорее отдать свою голову на отсечение, чем показаться кому-либо на глаза, — при том обязательном условии, что палач отрубит её не глядя. С другой стороны — даже и поднимись барон со своей постели сам — рано или поздно ему всё равно пришлось бы встретиться с прислугой, поэтому оттягивать неизбежное было глупо. Хотя, даже понимая это, барон решил отнестись к собственной слабости с уважением, позволив себе выиграть время.

Можно, конечно, запереться в комнате, запретить кому-либо заходить внутрь и приказать оставлять подносы с едой прямо у двери. Но, так или иначе, у всех неизбежно возникнут вопросы: причуды причудами, но это уже крайность. Заяви он о том, что болен, что с учётом сложившихся обстоятельств вполне соответствовало правде, к нему тотчас же прислали бы врача, поставив в известность всех родственников, наследников, друзей, приятелей, деловых партнёров, весь местный бомонд, секретаря и много кого ещё. Можно отказаться пускать кого-либо внутрь, но, так или иначе, в какой-то момент обеспокоенные друзья и родные приказали бы слугам сломать дверь, представив миру барона во всём ужасе его позора.

А впрочем, если бы даже барон убедил всех оставить его в покое, навеки оставшись в своих спальных покоях, забирая подносы с едой лишь после того, как слуги уйдут, — разве это можно было бы назвать жизнью? Нет, безусловно, в омерзительных казематах и тюрьмах сидит немалое количество преступников, больницы переполнены умирающими от жутких и мучительных болезней, тела героев на полях сражений превращаются в окровавленное мясо, и, надо полагать, эти люди переживают несоизмеримо большие неудобства и страдания и, может быть, будь у них такая возможность, без раздумий бы согласились поменяться с бароном местами. Вот только это его не утешало.

Разумеется, он не был ни героем, ни гением, ни особо ревностным католиком, ни особо истовым филантропом, не отличался блестящим умом или выдающимися талантами и дарованиями. Но вместе с тем он также не был подлецом и негодяем, что в эти дни уже говорило о многом, как не был он простаком или пустым человеком без добродетелей и собственного мнения. И, разумеется, перспектива провести остаток своих дней взаперти в этой комнате по такой совершенно нелепой и оскорбительной причине совершенно его не привлекала.

Стало быть, необходимо было не просто немедленно позвать слуг, но даже и приказать им немедленно привести врача. Конечно же, слуги должны были бы дать клятву хранить молчание, в то время как лекарь в любом случае был бы связан нерушимой клятвой Гиппократа. Но это, разумеется, в теории: на деле далеко не каждый брадобрей удержался бы от соблазна растрезвонить о том, что у царя Мидаса — ослиные уши, несмотря на любые клятвы и заверения. Опять же, подобный беспрецедентный случай мог бы заставить врача созвать консилиум, дабы обследовать подобный феномен, уже исходя из интересов всей мировой науки и, в первую очередь, естественно, медицины. Это диковинное заболевание назвали бы в честь барона, но подобная честь казалась ему более чем сомнительной: это ведь несмываемый позор на весь род на все времена.

Да и, собственно, о каком вообще роде можно говорить? Какая уважающая себя девушка в здравом уме и твёрдой памяти пойдёт на то, чтобы составить счастье такого безобразного урода? А если бы даже и нашлась совсем уж отчаянная дама, привлечённая титулом и наследством Д`Фекта, каким образом он поведёт её к священному алтарю под кривые взгляды и насмешки? Каким образом он должен будет кружить её в вальсе на королевском балу? С каким отвращением она разделит с ним ложе…

Хотя, опять же, о каком королевском бале вообще может идти речь? Как можно даже просто пройти по улице в таком виде? Какой головной убор можно надеть поверх этих отвратительных рогов? Какой зонтик сумеет их скрыть? В какой экипаж с ними можно сесть? В какую дверь протиснуться? Какая лошадь не убежит в ужасе, едва увидев такое? В какую церковь его пустят, и в какую исповедальню он поместится?

Конечно, идея банально их отпилить была первой из тех, что пришли в сохатую голову господина барона, но это могло быть сопряжено с определённым риском для жизни и здоровья, поэтому проводить подобную операцию без надлежащих медицинских исследований было бы, как минимум, опрометчиво.

Почесав возле правого рога и злясь от невозможности почесать прямо под ним, Д`Фект пытался представить себе сколь-либо правдоподобные причины возникновения подобного невероятного происшествия. Ему никогда не приходилось слышать о чём-либо подобном в истории медицины, хотя однажды некий путешественник, побывавший в «Музее редкостей Чезаре Великолепного», рассказывал, что видел там голову азиата, из затылка которой произрастал длинный рог, но тот почтенный господин так и не смог узнать историю происхождения этого экспоната. На тот момент эти глупости не занимали господина барона, но теперь он бы желал основательно расспросить того малознакомого человека. С другой стороны, тот вряд ли мог сообщить много полезного сверх того, что уже было сказано. К тому же барон не знал, где может сейчас находиться музей этого самого Чезаре, а даже и найди он его — и что с того? Даже если бы он смог заполучить ту голову и представить её на исследование компетентным специалистам — это не давало никаких гарантий, что появится подсказка, применимая конкретно к его случаю.

А всё-таки, каким образом такая ветвистость могла вымахать в подобном объёме за одну ночь? Ну где это вообще видано? Даже у лосей и оленей, кажется, не бывает. Грибы иной раз способны вырасти и сгнить буквально за день, но одно дело — грибы, а совсем другое — рога. Наверное.

В конце концов, будь на гербе барона олень или иное рогатое существо — это было бы, возможно, не так обидно и даже символично. Но ничего подобного на баронском гербе не имелось.

На ум приходили банальные байки про мужей-рогоносцев. Надо полагать, подобные злые шутки неизбежно должны были начать преследовать барона: как скоро — лишь вопрос времени. Но даже и подобная нелепая версия виделась господину барону неприменимой, хотя бы в виду отсутствия у него жены или, по крайней мере, любовницы. Хотя, говорят, один холостой господин как-то раз, совершенно неожиданно для себя, обнаружил в своём шкафу незнакомого обнажённого человека, присутствие которого имело бы хоть какой-то смысл, будь у того господина не то что жена, а хотя бы служанка; этот сударь жил на весьма скромные средства и вёл совершенно уединённую жизнь, в которой, судя по всему, далеко не всё имело смысл.

Впрочем, размышлять о чужой загадке в то время, как прямо из головы росла своя, не имело для господина барона особого резона, поэтому, помедлив ещё некоторое время и окончательно собравшись с силами, он глубоко вздохнул и потянул руку к массивному золотому колокольчику, располагавшемуся на тумбочке у изголовья кровати. Но — не тут-то было: движению помешали пресловутые рога и, промучившись минуту или две, барон окончательно утратил всякую надежду позвонить. Тотчас же спохватившись, что можно обойтись и безо всякого звонка, отдав приказание в устной форме, он сделал ироничный и неутешительный вывод, что рога, по всей видимости, проросли не только наружу, но и внутрь — прямиком в мозг.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, Д`Фект позвал слуг на помощь и, решив, что его отчаянные вопли наверняка услышали, представил себе, как отнесутся к его унизительному положению окружающие. Как они будут смеяться и зубоскалить если и не в лицо, то, по крайней мере, за спинами. Как они будут тыкать пальцем, корчить гримасы и блеять, изображая руками ветвистые рога. Как первое время весь высший свет будет с недоумением и опаской на него озираться, полагая, что своим внешним видом он бросает ему вызов, поскольку посещать порядочное общество с рогами на голове — верх всякого неприличия. Как люди будут случайно съезжаться и толпиться в надежде так или иначе запечатлеть диковинного урода; а уже позднее — его телом захотят завладеть, исходя из интересов науки; либо, при совсем уж печальном раскладе, голову отделят от тела и выкрадут из фамильного склепа (поскольку гробов для рогатых просто не предусмотрено), после чего она угодит в какую-нибудь коллекцию редкостей, подобно голове того несчастного азиата, или окажется прямиком на стене какого-нибудь бравого охотника, неподалёку от трофеев. И господин барон даже затруднялся решить, что было бы даже более обидно и оскорбительно.

Надо сказать, отчасти он действительно оказался прав. Но — только лишь отчасти. Поначалу — все домашние (а вскоре — уже и не только они, поскольку слухи разрастаются намного быстрее грибов) были поистине шокированы его диковинной внешностью; сообщая известие новым слушателям, каждый считал своим долгом приплести от себя какую-либо новую деталь, в результате чего барон, в их устах, сначала оброс шерстью, обзавёлся хвостом и копытами, а потом — так и вообще превратился в один большой ходячий музей зоологии, являя собой доселе невиданное наземновоздухоплавающее пернаточешуйчатошерстяное хладнокровное млекопитающее.

Первое время о Д`Фекте говорили за спиной, и мнения, опиравшиеся на факты и домыслы, разделялись зачастую диаметрально: одни полагали, что всё это — одна сплошная профанация, огромный розыгрыш и просто эксцентричный способ привлечь внимание к своей заурядной персоне; другие — что барон, на самом деле, является и вовсе не человеком, но опасным животным, которое надлежит содержать в клетке, вдали от общества; третьи — что вообще, по большому счёту, рога ему очень даже идут (некоторые даже пытались изготавливать и носить головные уборы с рогами — кто из солидарности, кто — ради издевки, а кто — так и просто отдавая дань новой моде); четвёртые — что Д`Фект болен и заслуживает сожаления, но может быть опасен и поэтому должен быть изолирован и помещён под круглосуточное наблюдение; пятые — что всё это вздор и выдумка; шестые — что на самом деле Д`Фект стал жертвой неудачного алхимического или научного опыта либо носителем родового проклятия, наложенного не кем-нибудь, а самим графом Сен-Жерменом; седьмые — что на самом деле это не проклятие и не просто какая-то там мистификация, а самая что ни на есть пощёчина общественному мнению, смелая попытка вольнодумного бунтаря отстаивать свои взгляды и убеждения в несколько экспрессивно-символической форме, за что ему теперь полагается не то памятник, не то лезвие гильотины. Разумеется, были и восьмые, и двадцатые, и сотые, и даже тысячные мнения, и каждому из спорящих казалось, что правда именно на его стороне. Позднее многие уже перестали стесняться и начали выказывать откровенные издевательства прямо в лицо Д`Фекту: при иных обстоятельствах господин барон, несмотря на свой миролюбивый нрав, вполне мог бы призвать обидчиков к ответу, но, с одной стороны, он выбрал тактику достоинства, при которой носил свои рога не со стыдом и страхом, но так, словно бы это была настоящая корона, а с другой — обратился к вере, решив, что случившееся является если и не наказанием, то, во всяком случае, испытанием, посланным ему не за что-то, но для чего-то.

За какое-то ничтожно короткое время слухи о несчастном бароне Д`Фекте и его злоключениях облетели весь земной шар, способствуя небывалому наплыву туристов со всего света, желавших воочию лицезреть подобное чудо. Впрочем, помимо львиной доли людей, желающих всего лишь удовлетворить свой праздный интерес, немало было и тех, кто преследовал более специфические цели: журналисты брали у него интервью, позднее то и дело преувеличивая сказанное, не забывая приписывать барону заявления, которые он не делал, поступки, которых он не совершал, и убеждения, которых он не разделял; учёные посвящали ему свои монографии, в которых называли его то новой ступенью в развитии человеческого существа, то атавизмом доисторического периода, то побочным продуктом от противоестественных отношений его предков, то представителем внеземной цивилизации или потомком жителей Атлантиды; врачи, оккультисты и шарлатаны всех мастей предлагали ему самые разнообразные и «проверенные» способы исцеления, начиная от хирургии и заканчивая плясками с бубном; проповедники призывали Д`Фекта покаяться и пожертвовать на благие нужды всё своё состояние; какие-то нездоровые фанатики, увидев в нём библейского Зверя, совершили неудачное покушение на его жизнь; а некоторые эксцентричные богачи желали приобрести баронские рога хотя бы после его смерти, по возможности — вместе с телом. Ходили слухи, что прикосновение к рогам сулит удачу на любовном поприще, а кто-то так и вообще полагал, что если перемолоть их в кашицу, сварить и выпить — то это и будет настоящая панацея. Вопреки ожиданиям барона встречались даже и редкие извращенки, желавшие переспать с прославленным рогоносцем, а один из учёных исследователей даже предложил ему переспать с оленихой во имя науки, с целью выведения гибрида: подобных женщин барон, как мало-мальски верующий и уважающий себя человек, с раздражением сторонился, в то время как учёный муж получил от него пощёчину, позднее преподнеся это так, словно бы дворянин пытался его забодать.

Естественно, копнув личность Д`Фекта поглубже, можно было бы обнаружить своеобразного и по-своему интересного человека, не обделённого определёнными достоинствами, вполне заслуживающего если и не какой-то особой похвалы, то, во всяком случае, определённого уважения. Но, откровенно говоря, сам по себе он был весьма зауряден, и окружающих интересовали лишь его рога и окружавший их ореол таинственности.

Тем не менее, человеческий интерес — штука переменчивая, имеющая тенденцию пропадать столь же внезапно, как и появляться. Время шло: сначала люди привыкли к барону с его рогами, репортажи и монографии были написаны, и коль скоро все, кому это было нужно, успели вдоволь насмотреться на развесистые рога, а ничего иного интересного для них и нового барон предложить не мог, внимание к нему неуклонно начинало угасать; он мог появляться в обществе, и люди, привыкшие к нему в должной мере, давно уставшие издеваться или подбадривать, просто переставали его замечать. Он просто перестал всех шокировать: всего лишь обыкновенный человек, за исключением каких-то там оленьих рогов на голове — тоже мне, подумаешь, тем более когда на свете и без него то и дело возникают поводы для шумихи: вот взять, к примеру, индийского мальчика с четырьмя руками и ногами или невзрачную китаянку, родившую пятерню. А затем он и вовсе начал брезгливо раздражать окружающих, как будто бы он был не жертвой, попавшей в беду волей обстоятельств и нуждавшейся в помощи, не говоря уже о поддержке и сострадании, а падким до славы эпатажным эксцентриком, специально спланировавшим всё произошедшее. Когда же прошло даже раздражение — о нём просто забыли и перестали его замечать. И хотя скопившихся у него писем и открыток вполне хватило бы на то, чтобы растапливать ими камин не день и не два, новые больше не приходили.

Всё это вызывало у барона довольно смешанные чувства. Он мог заниматься если не всем, чем хотел, то, во всяком случае, почти всем, чем мог, уже не опасаясь, что какая-нибудь ненормальная барышня возжелает его со всею страстью или безумный фанатик попытается осуществить его публичное убийство. Но, вместе с тем, если поначалу он верил, что постоянно окружавшие его люди рано или поздно помогут в его несчастье, теперь же было очевидно, что они не были заинтересованы в этом изначально: с него были написаны многочисленные картины; поэты посвящали ему целые сборники стихов; о нём было опубликовано множество заметок; ничем не примечательный уголок страны был на слуху у целого мира лишь потому, что в нём обитал аристократ с рогами на голове; скульпторы ваяли с него свои шедевры, уделяя особое внимание рогам, поражавшим своей детализацией на фоне весьма схематичного тела. На нём делали деньги и, надо сказать, довольно немалые. Причём — почти все, кому он имел неосторожность довериться. Теперь же, выжав из него всё, что только было возможно, и почивая на лаврах, они плевать хотели на того, кому были всем этим обязаны.

Рано или поздно — олени отбрасывали свои рога. Но с человеком этого не происходило, и спрашивать врачей или оленеводов о том, нормально это или нет, было бы не только глупо, но даже смешно, если бы не было так грустно.

Однако в скором времени все снова вспомнили о бароне. В этот раз всё началось с того, что в течение считанных месяцев в полку рогатых прибыло, и если ранее Д`Фект не мог найти каких-либо сведений о людях, которых постигло аналогичное несчастье, то в этот раз подобные известия сыпались как из рога изобилия. Сначала многим казалось, что это всего лишь расхожие слухи и глупости, но вскоре информация подтвердилась. Ни один из новоявленных рогоносцев уже не вызвал такого пристального внимания и ажиотажа вокруг собственной персоны, как господин барон (за исключением, возможно, первой рогатой женщины, по совместительству оказавшейся балериной, и первого рогатого ребёнка, обрадованного тем, что может теперь не ходить в школу во избежание негативной реакции учителей и одноклассников); но сама тенденция, как таковая, вскоре сделалась основной темой всех газет и салонов, после чего к Д`Фекту вновь потянулась череда журналистов, официально пытавшихся докопаться до истины, а на деле, как обычно, наживавшихся вокруг дополнительно раздуваемой шумихи.

Все, от учёного мужа до медиума, предлагали свои версии происходящего, пытаясь отыскать рациональное объяснение наблюдаемым фактам. Одни пытались проследить родство рогоносцев, но этот путь заводил в тупик, поскольку зачастую можно было бы найти больше общего в арабском шейхе и пигмее. Другие предполагали пандемию, поскольку количество рогачей стремительно возрастало в геометрической прогрессии, но эта версия также не выдерживала никакой критики, поскольку контактировавшие с рогоносцами люди обычно не подвергались заражению, в то время как между теми, кто за последнее время стал несчастливым обладателем рогов, не наблюдалось какой-либо явной связи. Это были люди самых различных родов деятельности, выходцы из разных общественных слоёв, будь то нищие бедняки или представители знати, представители различных религиозных конфессий и политических взглядов, проживавшие в различных районах страны, зачастую даже не подозревавшие о существовании друг друга. Тем не менее, в стране был введён карантин, что сильно мешало как отношениям со странами-соседями в целом, так и ведению торговли, в частности.

Общественность реагировала на происходящее по-разному: в то время, как кто-то кричал о приближающемся Конце Света, другие рассуждали о секретных опытах и последствиях нездорового образа жизни, в частности — дурного питания. Ко многим из рогоносцев, пестривших оленьими, бараньими, козлиными и прочими всевозможными рогами, проявлялась откровенная враждебность: общество отторгало их, как если бы эти люди были лично виноваты в случившейся с ними беде. При этом те, кто только вчера призывал соорудить гетто и изолировать всех рогатых людей от нормальных, — на следующий день могли уже очутиться по другую сторону баррикад, возмущаясь беспричинной человеческой жестокости. Рогатость распространялась со скоростью лесного пожара и, коль скоро некоторые из рогоносцев по воле случая или провидения обладали высоким положением в обществе, богатством, связями и значительным политическим влиянием, вопрос возникновения политического объединения, официально защищавшего права и интересы рогатого населения, оставался лишь вопросом времени. Подобное во все времена притягивалось к подобному, но в данном случае это казалось чем-то далеко выходящим за всяческие возможные грани какой бы то ни было логики и остатков здравого смысла, поскольку сторонниками «Партии Рогатых», логично избравшими своим гербом абстрактную голову с рогами, зачастую оказывались несчастные люди, не имевшие между собой ровным счётом ничего общего, за исключением, единственно, рогов на голове. Более того, представители других политических партий, засыпая, например, консерваторами или либералами, — на следующее утро потом просыпались рогатыми, тем самым невольно становясь перед фактом необходимости пересмотреть свой политический курс.

В течение какого-то полугода рогоносцы стали наиболее значимой парламентской партией, заполучившей всю власть в стране в свои руки, с колоссальным отрывом обойдя всех возможных конкурентов, которые, в массе своей, просто ассимилировались, нехотя вливаясь в их стройные ряды. При этом первоначально рогоносцы не имели ни программы, ни обещаний, а просто хотели выжить, принудив окружающих не относиться к ним, как к скоту. В стране царил хаос, творились бесчинства, манифестации и массовые беспорядки, но ситуация не доходила до состояния гражданской войны лишь потому, что ни один человек не мог с уверенностью сказать, проснётся он завтра с рогами или без. В обстановке полнейшего недоверия все косились друг до друга, доходя уже до абсурда: рога могли померещиться даже под самой короткой шляпой, любого подозрительного человека могли назвать «шпионом рогатых», учинив над ним самосуд, а многие буквально поминутно ощупывали свои головы, опасаясь, что за это время там что-либо успело прорасти.

Напряжение, тем временем, нарастало и за границей, где многие сознательные граждане призывали всех и каждого не сидеть сложа руки, а своевременно проявить инициативу, пока не поздно вооружив все армии до зубов, и объединёнными усилиями задавить всех рогатых гадин, пока эта зараза не переметнулась на всю остальную Европу, а то и на целый мир. Но этим планам не было суждено осуществиться, поскольку новая, но активно набирающая силы «рогатая напасть» стремительно прошлась по планете «рогатым маршем», в одночасье пополняя ряды рогоносцев сначала на сотни и тысячи, а позже и на миллионы сторонников «Рогатого Интернационала», который, заполучив к тому времени население целой страны, стремительно набирал обороты уже и в мировых масштабах. Не прошло и года, когда уже рогатые не только достигли значительного перевеса, но превратились в абсолютное большинство, начав задавать остальным свои правила и условия. Теперь им уже было недостаточно иметь признание и равные права с обычными людьми — они желали особых привилегий и, собственно говоря, обретали их, ощущая собственное превосходство над «безрогими», как теперь называли обычных людей, вкладывая в это выражение презрение и брезгливость.

Сторонники всевозможных теорий заговора пребывали в эти дни в настоящих истерических припадках, поскольку ни масоны, ни иезуиты, ни иллюминаты за всю историю и близко не подбирались к тому, что разворачивалось вокруг…

…Время шло: паника и хаос начала событий планетарного масштаба постепенно уходили в прошлое, становясь достоянием истории. На свет появлялись поколения, не знавшие, что люди когда-то выглядели несколько иначе. В соответствии с требованиями сложившихся реалий, историки, биологи и прочие признанные авторитеты составляли для подрастающих поколений учебники о том, как ранее, ещё на заре человечества, в Древнем Мире существовала великая страна «Рогатия», выходцы из которой, по сути, являлись единственными культурными и просвещёнными обитателями мира, страдавшими под натиском дикарей и варваров в лице всевозможного безрогого быдла, фактически неспособного в силу своей ограниченности перенимать культурное наследие и становиться носителями цивилизации, что превращало их в угрозу, предназначавшуюся для истребления или порабощения. Согласно новым учебникам, именно рогоносцам принадлежали все научные открытия и культурные достижения, будь то рогатая «Мона Лиза Дель Джоконда» или не дошедший до этих дней Колосс Родосский — разумеется, тоже рогатый. Принимая присягу, военнообязанные клали руку на рога, а минотавров с сатирами позиционировали в качестве античных предков. Единицы чудом сохранившихся безрогих людей подвергались притеснениям и гонениям, воспринимаясь в качестве неполноценных и низших созданий, коль скоро наличие у человека рогов почиталось столь же естественным и неотъемлемым как, например, наличие головы на плечах.

Так или иначе, жизнь протекала по стабильному руслу, к которому все уже давно привыкли, не зная, не помня или не желая знать, что раньше всё несколько отличалось от нынешних идеалов и учений. И всё так и шло бы своим чередом, если бы однажды барон Д`Фект, доживавший свой долгий век, как и раньше, без героизма и подлости, не проснулся однажды утром, неожиданно для себя обнаружив, что у него исчезли рога…

Похожие статьи:

Рассказы → О любопытстве, кофе и других незыблемых вещах

Рассказы → Незначительные детали

Рассказы → Как открыть звезду?

Рассказы → Лизетта

Рассказы → Культурный обмен (из серии "Маэстро Кровинеев")