Бабочкин не любил спать на рабочем месте. Он проводил взглядом Алёну Игоревну, с грацией игривого гиппопотама пропорхнувшую к выходу из офиса, и поправил на столе портрет жены. Чашка чаю – с некоторых пор Бабочкин перешёл на чай – залитая кипятком лапша с кусочками сушёной курицы, и неизменный бутерброд.
Потом Бабочкин собирался открыть заветный файл, и предаться любимому занятию – раскладке пасьянса повышенной сложности. Он только недавно перешёл на этот уровень, и прелесть новизны манила его вот уже который день, заставляя с нетерпением ждать обеденного перерыва.
Стряхнув с пальцев крошки от бутерброда, Бабочкин торопливо отхлебнул из чашки и впился глазами в экран. Белыми ласточками рассыпались из колоды и полетели на свои места карты. Старое стекло опять наложило на элегантные прямоугольники серую патину, и Бабочкин нетерпеливо протёр монитор салфеткой.
Процесс требовал вдумчивости, уровень никак не давался, и утомлённый игрой менеджер вспотел на своём стуле. Помассировал онемевшую шею и вгляделся в расклад. Оставшиеся в колоде карты манили перевернуть их прикрытые расписными рубашками тела и показать свои белые, в цветных пятнышках мастей брюшки.
Экран рябил в усталых глазах. Бабочкин зевнул, ёрзая на нагревшемся сиденье, поморгал, потирая веки. Яркий рисунок разложенных и неоткрытых карт отпечатался на сетчатке, и теперь двоился в глазах.
Менеджер снова зевнул, откинулся на спинку стула и сладко потянулся, разведя руки. Посидел немного, зажмурившись. Мягкий, удобный стул манил остаться так, прижаться к нагретой спинке и заснуть, подремать остаток перерыва.
Бабочкин открыл глаза, выпрямился и вернулся к реальности. Надо бы закончить игру, пока не вернулась Алёна Игоревна, и не принялась трещать о только что купленных на распродаже тряпках. Он допил совсем уже остывший, горьковатый чай, и посмотрел в карты.
С карточной рубашки ему улыбнулась алыми губами ослепительная брюнетка. Бабочкин поморгал, смахнул набежавшую слезу пальцем. Брюнетка подмигнула.
— Так, пора закругляться, – пробормотал менеджер, отодвигаясь от экрана вместе со стулом.
— Куда же ты? – промурлыкала карточная дама, и менеджеру показалось, что она увеличилась в размерах. Ему даже померещилось, что брюнетка подняла руку из–под обреза карты и потянулась к нему через экран.
Но этого Бабочкин проверить не успел – он вскочил со стула и торопливо просеменил к двери. Постоял там, прислонившись к прохладному косяку и глубоко дыша. Отёр лоб и посмотрел на влажную ладонь. Пальцы заметно дрожали.
— Чёрт, – сказал он, отдуваясь, – пора завязывать с сидячей жизнью. И лапшу эту химическую жрать. Уже мерещится всякая дрянь.
— Это кто тут дрянь? – капризно сказали над ухом, и Бабочкин даже подпрыгнул от неожиданности.
С колотящимся сердцем он поглядел в улыбающееся круглое лицо Алёны Игоревны.
— Уфф… Алёна свет наш Игоревна, – со злой укоризной сказал он даме, – разве можно так подкрадываться?
— А разве нельзя? – резонно ответила женщина, скаля в улыбке крупные белые зубы.
Бабочкин удивился. Ему казалось, он раньше никогда не видел у немолодой сотрудницы такой ослепительной улыбки. Впечатление немного портил кривоватый клык в нижней челюсти, вдавившийся в сочную от кроваво–красной помады губу.
Алёна Игоревна шире растянула губы и подмигнула менеджеру. Глаза её блеснули, и Бабочкин с холодком в груди заметил, как скользнул по белым зубам и змейкой задрожал во рту у дамы гибкий багровый язык.
Бабочкин попятился и упёрся вспотевшей спиной в косяк. Влажная рубашка прилипла к холодному пластику. Взгляд панически метнулся по сторонам, и невольно упёрся в упругую грудь Алёны Игоревны. В глубокой ложбинке меж грудей тускло поблескивал серым металлом кельтский крест.
— Алёна Игоревна, – придушенно сказал менеджер. – А как вы вошли, дверь–то закрыта?
Он точно помнил, что их неровно подвешенная в хилых петлях дверь ни разу не скрипнула. И привычный при её открывании порыв сквозняка, обычно пролетающий через весь вытянутый «вагончиком» офис, не пошевелил ни волоска на редеющей шевелюре Бабочкина.
– А я и не уходила, – ответила, деланно удивившись, дама. Придвинулась вплотную к менеджеру, и обдала его горячим дыханием из жарко приоткрытого рта.
На Бабочкина повеяло странным сладковатым запахом, совсем не тем привычным ароматом мятных конфет, которые любила сосать, смачно причмокивая, его коллега по работе.
Алёна Игоревна прижала менеджера к косяку. Её рука с неожиданно твёрдыми, холодными пальцами жадно зашарила по рубашке Бабочкина. Нащупала под влажной тканью бешено бьющееся сердце. Жёсткие пальцы надавили на грудь Бабочкина напротив сердца, и он облился холодным потом. Сердце заполошно стукнуло и дало перебой.
Дама разинула рот и подалась к лицу менеджера. Смачно хлюпнули алые, влажные губы. Скосив глаза, менеджер увидел, как шевельнулся багровый язык в лягушачьем рту женщины, как блеснул над губой совсем уже вылезший наружу кривой клык.
С придушенным воплем оттолкнув Алёну Игоревну, Бабочкин вырвался из жарких объятий дамы, ободрав спину о косяк. Не помня себя, рванул дверную ручку и выскочил в коридор.
– Ох, мамочки, – пробормотал он, дико оглянувшись назад, где моталась в петлях белая пластиковая дверь. – Да что это такое?
Бабочкин потоптался на месте и решительно направился к курилке. В обеденный перерыв там обычно собирались мужики из смежных отделов, и столбом стоял сизый дым от сигарет. Бросивший курить менеджер с некоторых пор забегал туда только по необходимости, и сразу выныривал, избегая соблазна. Но сейчас ему было всё равно.
Он зашёл внутрь и с облегчением вдохнул застоявшийся воздух, в котором ему тут же защипало глаза. У стены стояли Иван Евгеньевич в своём вытянутом на локтях пуловере с рисунком ёлочкой и сигареткой в углу рта, и Андрей Яковлевич, посверкивающий загорелой лысиной даже сквозь пелену табачного дыма.
— Она мне говорит: Иван, что же ты документы в срок не оформил? – бубнил Иван Евгеньевич, пожёвывая сигарету. – А я ей говорю…
Андрей Яковлевич меланхолично кивал.
Бабочкин прошёл к зеркалу и посмотрелся в него. Небрежно протёртый уборщицей зеркальный квадрат в белой рамке отразил бледное, с припухшими веками лицо менеджера. «Ерунда какая–то, – подумал он. – И чего испугался, дурак?»
Менеджер потёр подбородок, пригладил перед зеркалом волосы на висках, и повернулся, чтобы выйти в коридор.
Дверь отмахнулась, стукнув ручкой о стену. На пороге возникла Алёна Игоревна. Она шагнула внутрь, и оцепеневший от неожиданности Бабочкин увидел, что фигура дамы, всегда напоминавшая ему туловище гусеницы, перетянутое в нескольких местах и подрагивающее при ходьбе, неуловимо меняется. Дама с каждым шагом вытягивалась, прибавляя в росте. Её лицо удлинилось, подбородок выступил вперёд, уши вылезли из редкой причёски и хищно заострились. А волосы, тусклые, нелепого каштаново–бурого цвета, почернели и густыми прядями рассыпались по крутым плечам.
Алёна Игоревна – да полно, она ли это? – шагнула к Бабочкину. Её неестественно яркие на бледном до синевы лице губы приоткрылись, и, уже не скрываясь, белыми шипами выглянули кончики острых клыков.
Бабочкин панически оглянулся на монотонно бормочущего у стены Ивана Евгеньевича. Тот мельком глянул на менеджера и отвернулся, продолжая что–то втолковывать мерно кивающему собеседнику.
— Мужики… – замирающим голосом сказал Бабочкин. – Мужики!
Андрей Яковлевич взглянул на потного, вжавшегося в стенку у зеркала менеджера, и поморщился.
— И что, так и не подписали? – деловито спросил он Ивана Евгеньевича.
— Так я ж и говорю, нет! – радостно подтвердил тот, вынув сигарету изо рта и взмахнув ей в воздухе. – Не подписывает, змеюка, хоть ты разорвись!
Бабочкин бочком продвинулся вдоль стены. Поколебался немного, но истончившаяся до осиной стройности дама сделала ещё шаг и широко улыбнулась, раздвинув алый рот. Бабочкин зажмурился и ринулся к выходу.
Что–то царапнуло его по рукаву, но он вылетел в дверь и, не оглядываясь, быстро зашагал по коридору. Привычные прямоугольники дверей, такие одинаковые, надоевшие до зевоты, немного привели его в чувство. Менеджер сглотнул, пригладил волосы, откашлялся и, твёрдо стуча каблуками, направился к лестнице.
Надо выйти на воздух. Должно быть, у него что–то с глазами. Давление скачет, не иначе. Недаром он столько лет сидел в душной комнатушке, пялился в экран монитора и жевал готовые обеды. Вот и результат.
Душное ощущение тревоги немного отпустило, но в груди продолжал растекаться холодом осколок льда.
Бабочкин спустился по лестнице на нижний этаж и вышел на пятачок выложенного светлой плиткой пространства у входа. Тонированные стёкла входных дверей слабо светились, обещая солнечный день и глоток свежего воздуха.
Он постоял немного, рассеянно глядя сквозь двери на темнеющий над входом козырёк крыльца и отблески ламп на стекле с надписью: «выход». Внезапно вспомнил историю с предупреждающими надписями, которые, как утверждалось, доводили людей с неустойчивой психикой до самоубийства. «Выхода нет» – гласили эти надписи, и Бабочкин вспомнил свою самоуверенную усмешку человека, убеждённого, что уж его–то такими словами не проймёшь.
Застучали по плиткам острые каблучки. Менеджер вздрогнул и обернулся. По лестнице сбегала, почти не касаясь ступенек, жгучая брюнетка. Мелькнул оскаленный в широкой ухмылке алый рот. Блеснули из–под рассыпанной чёрной гривы голубые белки неподвижных глаз, устремлённых в одну точку. И точка эта находилась на груди Бабочкина.
«Да что она может мне сделать?» – механически повторял он, заметавшись у будки вахтёра. – «Кто она такая, в конце концов?»
— Скажите, э–э–э… – пробормотал он, сунувшись в окошко будки. – Э–э… вы не могли бы вызвать… сказать, который час?
Вахтёр оторвал взгляд от журнала «Вестник садовода», посмотрел на менеджера и нехотя ответил:
— Половина второго.
И, потеряв к Бабочкину всякий интерес, уткнулся в свой журнал.
Женщина всё ускоряла шаг, теперь она уже почти летела над холодными плитками вестибюля. Чёрные прядки волос развевались, обнажённые руки вытянулись навстречу обомлевшему от испуга и происходящего абсурда менеджера.
— Вызовите охрану! – потеряв голову, крикнул он вахтёру. Тот ответил изумлённым взглядом, повёл глазами по вестибюлю, и, не найдя там ничего особенного, принялся неторопливо копаться в пухлом, исчирканном синими чернильными записями, вахтенном журнале.
Бабочкин метнулся к дверям. Толкнул зеркальное полотно и вылетел на крыльцо. С разбега пробежал по ступенькам и остановился в изумлении.
Офисное здание напротив исчезло. Белёсый, мерцающий свет окружал застывшего на последней ступеньке менеджера. Свет исходил отовсюду, как будто не имея определённого источника. Солнца не было, над головой висела бледная, и одновременно режущая глаз жемчужно–голубая дымка.
Не было ни улицы с припаркованными у здания автомобилями, ни газона с постриженной травой и цветочной клумбой, и даже чугунная ограда исчезла. В зыбком голубоватом сиянии перед Бабочкиным расстилалось грязно–белое, плоское поле с чахлой растительностью, перечёркнутое посередине узкой лентой дороги.
— Что это? – вопросил пространство менеджер, озирая унылую равнину. – Куда ограда девалась?
Почему–то исчезновение чугунной, в солидных завитушках ограды у входа потрясло его больше всего. Бабочкин осторожно вытянул ногу и тронул носком ботинка белую крупу у подножия крыльца.
Крупа бесшумно примялась, расползлась манной кашей. Сейчас же возник ветер, он так же бесшумно принялся сметать белые комочки, завиваясь в крохотные смерчи у края крыльца.
— Я понял, – Бабочкина осенило. – Это сон. Я сплю.
Ему стало всё ясно. Он даже рассмеялся, хрипло и с облегчением. Вот дурак, он же просто заснул, сидя за компьютером. Даже этот ветер, что шевелит ему сейчас волосы на затылке и холодит спину – это просто сквозняк от хлопнувшей двери. Должно быть, вернулась Алёна Игоревна…
Бабочкин пригладил взъерошенные сквозняком волосы. Пальцы на что–то наткнулись. Наверное, во сне он задел монитор. Улыбаясь, менеджер обернулся. Там стояла, взяв его за руку ледяными пальцами, брюнетка и смотрела на него в упор. Узкое синеватое лицо её голодно заострилось, чёрные, во всю радужку, зрачки с красноватым отливом не отрываясь, глядели в одну точку, словно Бабочкин был мишенью.
Вскрикнув, менеджер отступил назад и слетел с крыльца. Ноги в лёгких ботинках погрузились в белую крупяную кашу. Ступни сразу заломило, как от ледяной воды.
— Нет, это сон! – визгливо вскрикнул он, пятясь от медленно идущей к нему женщины. – Только сон! Я сейчас проснусь!
Он сильно ущипнул себя за ногу. Брюнетка не исчезла. Она подняла руку, и в неживом голубоватом свете нависшего над головой неба менеджер увидел, как блеснул у неё на ладони узкий, заострённый на конце, клинок.
Клинок серебряной рыбкой сверкнул в воздухе, когда женщина ловко подкинула его в ладони и сжала в тонких пальцах. Теперь остриё было направлено прямо в грудь Бабочкину.
Она выбросила вперёд руку, узкое лезвие тошно свистнуло, и на рубашке едва успевшего отшатнуться менеджера появился короткий разрез. Лоскутом повис отрезанный наполовину карман.
— Мама! – взвизгнул Бабочкин.
Он развернулся и бросился бежать. Сон это или нет, ноги несли его вперёд, по серой, уходящей всё дальше полосе дороги. Краем глаза он видел, как разрез на его рубашке набухает кровью.
Он не решался, да и не смог бы оглянуться на бегу. Бабочкин чувствовал – она сзади, она нагоняет. Сердце колотилось в груди, воздух со всхлипами входил в горло, ноги, не привычные к долгому бегу, подкашивались и дрожали.
Бабочкин бежал. Дорога глухо стучала под ногами. Её тусклая графитовая лента убегала вдаль, к вздымающемуся в небеса горизонту. Там она истончалась и пропадала в белёсой пелене.
Хрипя и задыхаясь, менеджер остановился и взглянул назад.
Уменьшившийся было силуэт черноволосой женщины теперь увеличивался на глазах, она стремительно приближалась, и Бабочкин зацарапал ногтями окончательно вставшую дыбом серую полосу асфальта. Тело отяжелело, и он с трудом поднимал руки, чтобы подтянуть себя хоть немного выше. Сзади простучали каблуки, в шею жарко дохнуло странным, едким запахом, и Бабочкин ощутил скользнувший в тело, между рёбер, ледяной металл клинка.
Менеджер истошно вскрикнул и проснулся.
Всё было белым и голубым. Голубая с белой полоской стена прямо перед глазами, белая подушка у глаз, и даже бледно–голубая распашонка на груди Бабочкина белела точками мелких ромашек. От сгиба руки вверх уходила пластиковая трубка. Ящичек со светящимся экраном мерно помаргивал на краю зрения зелёным огоньком. Возле ящичка сидела, склонившись к экрану прибора, медик в белом комбинезоне.
— Доктор, – услышал Бабочкин голос жены. – Как он?
— Уже лучше, – ответила врач, глядя в экран, где светился огонёк. – Ему нужен полный покой.
— С утра всё было хорошо, – бормотала жена, отступая к двери, – и вдруг этот странный приступ на работе…
— Мы его на крыльце нашли, – с приличным сочувствием забасил голос Андрея Яковлевича. – Верно, воздухом вышел подышать.
— Не беспокойтесь, – сказала врач. – Мы за ним присмотрим.
Жена бросила последний взгляд на неподвижное тело мужа, и вышла в коридор. Врач оторвалась от созерцания прибора и повернулась к пациенту. Бабочкин увидел узкое лицо с синеватыми тенями на щеках, густую чёрную прядь, выбившуюся из–под шапочки, и вздрогнул. Медик была похожа на ту, брюнетку из его сна.
Он слабо улыбнулся, и врач широко улыбнулась ему в ответ.
— Вот и хорошо, – сказала она, наклоняясь к нему, и на Бабочкина пахнуло густым ароматом лекарств. – Теперь мы будем крепко спать…
Он почувствовал, как в руку входит холодная игла, и поднял глаза. На Бабочкина смотрели огромные, немигающие зрачки с красноватым отливом. Из–под шапочки медика вылезли на свет заострённые синеватые уши.
Рука онемела. Погружаясь в сон, Бабочкин увидел, как блеснул серебряной рыбкой в нагрудном кармане её комбинезона старомодный медицинский скальпель.
Хлопнула входная дверь. По офису пронёсся сквозняк и взъерошил волосы на затылке у Бабочкина. Он сильно вздрогнул и открыл глаза.
— Что это вы за компьютером спите? – игриво спросила Алёна Игоревна, проходя к своему месту с набитой сумкой. Из сумки свисали прозрачные лапы дамских колготок.
Бабочкин посмотрел на монитор. По тёмному экрану расползалась заставка: суставчатый, в бело–красную полоску, трубопровод. Заполнив весь экран, яркие коленца исчезли, и стали расти вновь.
Менеджер попытался встать. Онемевшие со сна ноги подкосились, и он упал на нагретое сиденье стула. Колени его дрожали, когда он подошёл к своему столу и облокотился о край.
— Заснул, сам не заметил, как, – с наигранной бодростью сказал Бабочкин, глядя в спину сотрудницы. Та копалась в раздутом брюхе сумки, бросая на стол свёртки в яркой упаковке. – Надо же, в первый раз такое…
— Сон должен быть крепким, – отозвалась дама и повернулась. В руке её был последний, поднятый со дна сумки, свёрток.
Менеджер взглянул в лицо Алёны Игоревны, и сердце его пропустило удар. Он и не заметил, что она покрасила волосы в чёрный цвет.
— Ай–яй–яй, – укоризненно пропела та, разворачивая бумажную обёртку. – Я вам подарок купила ко дню Защитника Отечества, а вы даже не заметили, что я посетила салон. Могли бы и комплимент даме сделать.
Обёртка полетела на стол, и в ладони Алёны Игоревны блеснул серым металлом клинок с фигурной рукояткой.
Кроваво–красные губы растянулись в сияющей улыбке. Дама ухватила менеджера горячими пальцами, с неожиданной силой притянула его к себе и жарко прошептала:
— Это для вас. Только для вас.
Бабочкин посмотрел на декоративный кинжал, медленно перевёл взгляд в подведённые чёрной тушью глаза Алёны Игоревны, и тихо осел на пол.
Похожие статьи:
Рассказы → Княжна Маркулова
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Анюта
Рассказы → Демоны ночи
Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]
А вдруг это и правда была она... Вот дошла бы до конца лестницы, и тогда 
