Очнулась в пещере — не пещере, загородке каменной — не загородке, а в чем то среднем меж ними. У входа костер полыхает, Василий пред ним на кортках сидит, со спины видно — думу думает. Сама Катя на мягкой подстилке травяной, спальником своим накрытая — не совладал Вася с застежками-молниями хитромудрыми.
— Вась, — голосом слабым Катерина его позвала. — Ну зачем я тебе, а? Отпусти, вижу я — лишняя здесь!
Обернулся к ней Василий, лицо сурьезное, глаза твердые.
— Некуда тебя отпускать, Катерина, — молвит грустно. — Нет больше мира твоего, сгорел без остатка...
Подняла на него Катя очи ясные, слезами наполненными...
— Как это — нету? — нестройно лепечут губы ее дрожащие. — Когда он сгореть то успел?
— Этот мир — на руинах твоего, прежнего стоит, — кузнец объясняет. — А время вспять — сама знаешь, повернуть невозможно.
— А как же мама? Валерка? — с ужасом прошептала Катя, с ужасом же ответ ожидая.
— Давно мира твоего нет, — покачал головою кузнец. — Несколько тысячелетий тому назад одолели люди Землю-матушку алчностью своею. Война случилась небывалая, вымерло все, сгорело... Но терпелива мать-Земля наша. Дала еще один путь человеку жить. По обычаям, по преданиям, по законам заповедным. Потому нет, и не будет нам ни развития бурного, ни наук заковыристых, ни знаний хитрых, с природой спорящих.
Помолчал кузнец, глядя на слезы девичьи в очах застывшие, и продолжил.
— Вот лемехов подсказала бы, как три штуки в день ковать, и то по гроб жизни станем обязаны. Не за себя прошу, за Заболотье наше. Шутка ли — дворов столько вокруг, всяк есть-пить хочет, да землица — совсем никудышная. Попробуй сохой деревянной ее одолеть! Начали было огневище затевать, да лешие запретили — нечего лес изводить! А железо — только болотное тут. Нету другого, разве камни небесные, да мягок металл, и куется лишь на холодную, в горне рассыпается напрочь. Эхе-хе...
Сглотнула Катя слезы горькие, заслышав правду такую. Выходит, не в параллель ее выкинуло, а в далекое будущее. И в будущем том, вместо развитой цивилизации — мир фэнтэзийный! С лешаками, кикиморами болотными, Кащеями вечноживущими, поклонениями Ярилу, Перуну... Получается, до скончания века здесь жить-поживать придется? Вот дура! Знала бы наперед, три пуда женской гигиены себе приданным взяла! Эх...
— Эх, как бы не забрал Кощей зазнобу мою в полон драгоценную..., — в который раз принялся Василий за песню свою старую, едва не молью травленную.
«Идиот» — в который раз вздохнула про себя Катенька. Видное ли дело, по тому, кого в глаза не видал, самому с ума сходить, и остальных туда же утаскивать!
— То не стал бы я тебя вызывать! — продолжал Василь горестно. — Жила бы, себе, сколько век отмерян, в мире своем... Ничо, справился бы... И без трех лемехов в день, удумал, как дело поправить...
Призадумалась Катя. Что теперь то? Назад к кузнецу возвращаться, вразумлять насчет ковки? А куда еще? Сама убедилась, что не выжить в лесу одной. Леший, он в дела звериные не полезет, не защитит, хоть целый компас ему посули. Для него один закон — лес в равновесии держать! А перед лесом все равны. И волки, и человеки, и кикиморы болотные...
Посмотрела на Василия, с горя убивающегося, за плечо тронула.
— Не печалься, Иван царевич, помогу горю твому, сотку за ночь ковер драгоценный...
Поднял Василий голову, задумался...
— Меня Васей зовут, вообще то, — сказал первое, что на ум пришло.
— Знаю, Вася, — ответила Катя. — Хотела в чувство тебя привесть... Скажи-ка, мил человек, а давно ль ты в волколака превратился? Уж не злая ли Баба Яга костяная нога тебя колдовством одолела.
Изумленно Василий на нее посмотрел.
— А откуда проведала то? — полушепотом спросил он ее.
— Так в каждой книжице сказочной о том у нас прописано было, — ответила Катя. — Классика жанра, и все такое. Борьба бобра с ужом. То есть, я хотела сказать — добра со злом. Злые — Кощеи, Змеи Горынычи поганыя, Соловьи-Разбойники, да бабки Ежки. Добрые — Иван-Царевичи, да Елены Прекрасные. Вот только кузнецов-оборотней в книжках не было. Но додумать о том, кто околдовать мог — дело не хитрое. Как вышло то?
Перевернулся на бок Василий, голову рукою подпер, и начал историю изглагать.
Ну, тут Кате более-менее все понятно стало. Шел по лесу, споткнулся, поскользнулся на рыжике осклизлом, упал, закрытый перелом, очнулся — гипс. То есть — волк. Баба Яга неподалеку случилась, увидала доброго молодца, хотела в избушку на курьих ножках затащить, да употребить на ужин — сил поднять не хватило. «Так не доставайся же ты никому!» — злобная старушка решила. В пень нож воткнула, вокруг поплясала, мантры колдовские на все лады пропела, скороговорки проговорила, пословицы пересложила — получите распишитесь, приходи кума любоваться. Кузнец Василий. Волколак-перевертыш. Девки добрые за версту обходят. Единственная зазноба — у Кощея в темнице чахнет. И перспектив на жизнь дальнейшую — никаких.
Завечерело в лесу. Холодно стало. Прикорнула Катенька к плечу кузнечному, широкому, спокойной ночи ему пожелала, да и заснула сном праведным. Утро вечера мудренее.
Почувствовала, что снова обнял ее Василий, к себе прижал, не стала вырываться, противится. Очень уж горяча волчья кровь ночью осенней. Тепло девице, уютно в объятиях крепких. Так и спала бы и ночь, и утро и дня часть большую.
Но разбудил ее на заре Василий, чай пить. В котелке Катином походном, титановом, воду ключевую вскипятили, кипрея сушеного заварили с листом земляничным поздним. Вкусен чай. И бодрит лучше всякого кофию и сил прибавляет.
Собрались в путь дорогу. Посмотрел Василий на небо, обеспокоился. Тучи на горизонте сгущаются, ливень надвигается проливной.
— Не успеем добраться пешими до дому, — сказал Василий, вокруг пня заходив осинового. — Ты уж не бойся меня, на себе домчу, главное держись крепче, и чувств не лишайся.
Не успела ответить Катенька, как трижды перепрыгнул кузнец пень осиновый, перекувырнулся три раза, и оземь ударился. Глядь — а вместо Василия — волк вчерашний. Здоровый, черный, лохматый, клыки белые, глаза желтые, немигающие.
— Садись верхом, девица, — говорит ей волк человеческим голосом, — за шерсть держись крепче.
Похлопала Катя глазками с превращения для понимания запредельного, уселась осторожненько — ноги до земли не достают. Высоко сидеть, страшно.
Вцепилась в шерсть мохнатую, чуть «Но!» не вскрикнула.
Да и без того волколак с места ринулся.
Уж всякого в жизни навидалась-пережила Катенька. И гонки на квадроциклах, и мотокросс, любила мотоциклы, чего там, и даже конный выезд... Но на волках не приходилось еще.
Понесся Василий-волк скачками саженными, поступью пружинистой, мягко под тело Катюхино подстраиваясь. Не несется — летит, едва лапами земли касаясь. Вокруг березы мелькают, елки разбегаются, сосны... Страшно до чертиков. А вдруг в поворот не впишется? И точно — бац! Как сглазила!
Осадил Василий так, что кубарем покатилась бы, если б зубами за штаны не успел схватить. Только ойкнула, раненным местом о землю грянув. Глядь — стоит перед ними Леший. Платком лоб утирает.
Поздоровались.
Катя ему с укоризной — «Обещали же, дяденька Леший, не путать меня по лесу, если тайну магнитную выдам! А я тут кругами вчера ходила, чуть волчачьех стае на ужин не поспела!»
Насупился Леший, говорит, что напраслину на него Катерина возлагает, не водил он ее кругами, а камень небесный Василию к кузне перетаскивал, вот и сбилась стрелка компасная. Так что все по договоренности, получите — распишитесь, Василий Батькович, кузнец-волколак. И бегите быстрее до дому — вот-вот небеса разверзнутся.
Похожие статьи:
Рассказы → Как открыть звезду?
Рассказы → О любопытстве, кофе и других незыблемых вещах
Рассказы → Лизетта
Рассказы → Незначительные детали
Рассказы → Культурный обмен (из серии "Маэстро Кровинеев")
