Она снова проснулась от звенящей боли в голове, с пылающими мокрыми щеками. Стиснула руками грудь. Открыла глаза в темноту, села, спустила ноги на холодный пол. Запустила пальцы в копну огненно - рыжих растрепанных кудрей. Один и тот же кошмар, переползающий из одной ночи в другую, совершенно измучил ее.
Она просыпалась в одно и то же время, на пике ужаса, когда, казалось, сердце разорвется от бешеного стука. Спокойные ночи закончились с момента, когда она узнала о ребенке.
Это было невероятно, невозможно. После категоричного « не сможете никогда», сказанного во всех медицинских центрах, куда удалось попасть, она боялась верить, что чудо все – таки произошло. Муж смотрел недоверчиво, свекровь откровенно ухмылялась, но ей было все равно. Ребенок! Все, что ей нужно было в этой жизни…
Она хотела девочку и придумала ей имя – Надежда, Надя.
Но этот сон...
Он начинался всегда одинаково. Черная пелена рвалась, осыпалась – и перед ней возникало небо жуткого неземного цвета. Никаких облаков, только изумрудное слепящее сияние. Мелкий песок под ногами цвета цыганского дешевого золота. От кошмарного сочетания золота и зелени болели глаза, и в затылке начинала раскручиваться спираль знакомой боли. Песок лежал геометрически правильными углами, дюнами, и от этого почему – то было особенно страшно: природе такое не выстроить. Дюны двигались в ее сторону, медленно, в полной, сводящей с ума тишине. Она смотрела на это движение и не могла отвести взгляд, не могла закрыть слезящиеся глаза, не могла закричать, не могла двинуться с места. Спираль в голове начинала вращаться и обрастала железными крючьями, рвущими мозг в клочья, и в последнем мучительном усилии, выдергивая себя из кошмара, она видела черную тень, поднимающуюся из-за наплывов песка и нечто, похожее на огромное щупальце, которое, медленно распрямляясь, указывало на ее живот…
Она не знала и не хотела знать, что значит этот сон, и никому о нем не рассказывала – просто обреченно ждала, готовилась к нему - и каждый раз надеялась, что в этот раз ночь ее пожалеет.
Но никто не собирался ее жалеть.
Никто и ничто.
На девятом месяце ее увезли на скорой, с давлением, превысившим разумные пределы.
После УЗИ ее вызвала в кабинет заведующая отделением, маленькая толстая крикливая тетка с седой гулькой на голове и, перекладывая на столе потрепанные журналы, не глядя на нее, сказала, что ребенок умер. Потом тетка говорила еще что-то, но слышно ничего не было: голова стала пустой, а уши заложило. Она услышала только последнее слово – «рожать». Не веря, переспросила – «рожать? Как… я… мертвого??» - «Да, ну а куда деваться? Не расстраивайся, молодая, родишь еще».
Потом ей поставили капельницу. Потом начались схватки. Тело выкручивал мертвый ребенок. Она терпела молча, глядя сухими глазами на черную огромную ветку, стучащую в окно. Потом заведующая привела студентов – медиков, «наблюдать схватки». Она рожала смерть, а не жизнь, в окружении молодых лиц, с испугом глазеющих на нее. Теряя сознание от невыносимой боли, она услышала свой яростно звенящий голос – « ненавижу.. не хочу быть здесь… заберите меня! Кто – нибудь!»
Потом, спустя две недели, дома, когда она немного пришла в себя, мама, присев на кровать, осторожно сказала ей:
- «Может, всё к лучшему? Она была бы очень больной, твоя девочка. Ты мучилась бы с ней всю жизнь. Всё к лучшему, поверь, ну, не плачь, не плачь…»
Она каменно кивала, соглашаясь, вытирая слезы, которые текли и текли из глаз и, как ей казалось, прожгли в худых щеках два бездонных каньона. Но каждую ночь, вместо зелени и золота того кошмара, ей снился ребенок. Ее веснушчатая дочь с огромной головой, покрытой рыжим пухом, хитрыми глазами – щелками и большим слюнявым улыбающимся ртом. И не было счастья пронзительней, чем ощущать тяжесть ее крохотного тела, целовать глаза – щелки и принимать ее слюнявые поцелуи. Задыхаясь от слез, она просыпалась и понимала, что обнимает пустоту…
***
Прошло три года, и с мужем она развелась. Ей невыносимо было видеть его невозмутимое красивое лицо, а он не стал терпеть ее ночных слез и дневного отстраненного спокойствия. Мама – единственный родной человек – умерла.
Она уехала в другой город и купила маленький деревянный дом с садом. У нее был друг и она снова ждала ребенка. В этот раз она решила обойтись без наблюдения врачей и на учет в местную больницу не встала. Она не хотела ничего знать. Не хотела думать, что «будет то же самое», как пообещала ей добрая женщина – врач с седой гулькой на голове. Женщина, которую она вспоминала так же мучительно, как вспоминала бы инквизиторов ведьма, взошедшая на костер.
Ребенок рос, шевелился, она подолгу разговаривала с ним, обнимая живот - и была счастлива. Роды приближались. Она решила, что просто вызовет скорую, когда начнутся схватки.
В тот день с утра собиралась гроза, и воздух был такой душный и плотный, что казалось, будто она проталкивается сквозь невидимую преграду. Сизые тучи висели близко, и солнце сквозь них пекло беспощадно, придавливало плотной горячей ладонью.
Она привычно открыла дверь сарая и начала выволакивать тяжелый негнущийся шланг. Его огромные кольца то били по спине, то падали на ноги, поэтому она не сразу бросила взгляд на редкий штакетник, отделяющий ее участок от соседского. Обычно она первым делом смотрела туда: по утрам там всегда копалась соседка и они часто болтали у забора о всякой всячине, обменивались рассадой, цветами и ягодами.
Сегодня соседки не было.
Спиной к редким доскам посреди сада стояла высокая неподвижная фигура.
Она бросила резиновую змею, приставила ладонь ко лбу, вгляделась.
- «Что… кто это? И – боже мой – почему он так одет?»
Мысли плыли в голове тяжело, от небывалой жары нечем было дышать, казалось, воздух пролетает мимо рта. Серые облака медленно разворачивались прямо над садом, низко и страшно. Вокруг стало так тихо, что казалось – на их улице, всегда звенящей по утрам детскими голосами, не осталось ни одной живой души.
Человек стоял, низко опустив голову.
Она на негнущихся ногах сделала шаг в сторону и в просвете между кустами кровавых георгинов увидела его с ног до головы: плащ, полы которого лежали на траве черными лужицами, капюшон, под которым не видно лица. Она мельком подумала, что под таким капюшоном лица может и не быть – и сама испугалась этой глупости.
Следующая мысль обрушилась, как ледяной поток, и хоть она пришла ниоткуда и была невозможна этим утром в этом реальном, знакомом до мелочей утреннем мире - от холода сжалось сердце.
- «Человек ли это?»
Плащ пошел волнами, а капюшон медленно повернулся к ней. Она закричала. Там, под складками колышущейся материи, не было ничего, кроме россыпи ярко – желтых огоньков, мигающих и гаснущих в пустоте. Она медленно подняла руку и впилась зубами в пальцы. В голове обрывочно дергалось: «Невозможно… что это?... я не сплю? Нет. Я это вижу. Бежать!!»
Она начала медленно отступать назад. Огни в черной пустоте капюшона забегали быстрее, но фигура не двинулась. Складки плаща разошлись и она увидела черное щупальце, медленно распрямляющее тугое лоснящееся кольцо в направлении ее живота. Чувствуя, как внутренности превращаются в лед, она упала на колени и словно в замедленной съемке увидела падающую перед лицом рыжую пелену волос. Щупальце остановилось в нескольких метрах от нее, капюшон наклонился вперед, и в мозг заостренной иглой вошла знакомая боль, вместе с шипящим и щелкающим голосом, произносящим слова, которые она почему – то понимала. Голос странно успокаивал, шептал и щелкал внутри головы:
- « Ты пойдешь с нами. Ты не отсюда. Это начало конца. Ты увидишь. Сейчас. Ваша галактика гибнет. Тебе жаль ее? Тебе ..жаль?»
Она вспомнила черную ветку, стучащую в окно, в Той палате… И медленно покачала головой.
Щупальце взметнулось вверх, она подняла глаза и увидела столб света, уходящий в сизое небо и плоский край гигантского черного диска, очертания которого терялись в клубящихся грозовых вихрях.
Она совершенно успокоилась. Сознание ее будто плыло отдельно от тела, а тело не ощущало ничего, кроме ледяной глыбы в груди и тревожных стуков ребенка внутри живота. Она почувствовала, как холодный поток поднимает ее вверх, к черному диску и сознание наконец оставило ее. Но, падая в пустоту, она увидела то самое «начало конца» - существо показало ей всё.
Огненный вихрь, охвативший планеты, и солнце, нестерпимо вспыхнувшее в последний раз перед белым слепящим беззвучным взрывом.
***
Потом …
Темная пелена порвалась, осыпалась – и перед ней возникло небо жуткого неземного цвета. Никаких облаков, только изумрудное слепящее сияние.
Мелкий песок цвета цыганского дешевого золота.
Ровные дюны, совершающие свой вечный бег.
Белое дерево, раскинувшее над ней огромную паутину цветов и веток.
Черные огромные фигуры, искрящиеся мелкими огоньками, которые сплетаются в прекрасные узоры и письмена, протягивающие ей крохотную девочку с рыжим пухом на огромной голове, в ярких веснушках, с хитрыми глазами – щелками и улыбающимся слюнявым ртом.
И голоса…
Голоса в ее голове, ласково произносящие – «ты дома»
Голоса, называющие Имя…
- «Надежда… надежда Вселенной… НАША надежда».
А мож, что другое автор задумал... Авось и объяснит 
без давления и зачётно катили, что ту королеву)))
моё дело сказать))) итак ещё раз про эти руки, стиснувшие грудь))) мне кажется, что задача автора подать текст так, чтобы читатель представил себе именно ту картинку, которую представляет автор, когда пишет) а тут я уж точно не увидела скрещённых рук((( начало текста нас завлекает! Хочется предельной ясности и красоты))) может тогда обхватила себя руками? Это как раз скрещенными! Ведь каждое слово важно 
