Молли

Получив телеграмму о внезапной смерти родителей, Уоррен Баффет сразу засобирался домой. Профессора уговаривали талантливого студента остаться – все равно на похороны не успеть, да и семестр только начался, - но мистер Баффет настоял на своём. Даже не принимая во внимание очевидную в таких случаях печаль по усопшим, - а молодой человек был очень привязан к отцу и матери, - эти смерти казались подозрительными будущему доктору. Родители Уоррена были еще не стары, полны сил и совершенно здоровы. С чего бы им умирать так скоропостижно и одновременно? В телеграмме ничего не говорилось о несчастном случае или злодейском умысле.

Эта непроясненность мучила Уоррена весь долгий путь: в поезде Париж-Кале, на пароме, идущем через Ла-Манш, и затем – в поезде до Лондона. На Кенсингтонском вокзале мистера Баффета встретил Майк Кроули – поверенный и старый друг семьи.

Крепко обняв опечаленного крестника, мистер Кроули, - понимая всё нетерпение молодого человека, - повел его к поезду, идущему на побережье.

- Я понимаю, сынок, для тебя важнее всего посетить свежие могилы Мэри и Кайла. Поэтому мы не будем задерживаться в Лондоне, а сразу направимся в Свейтон.

- Свейтон? Но что там делали мама и папа? Я думал, несчастье случилось в нашем доме, здесь.

- Нет, дорогой. Они умерли и похоронены там, на побережье. Я расскажу тебе всё по дороге.

История, поведанная мистером Кроули, оказалась еще печальнее, чем ожидал молодой Баффет.

Последние полгода чету Баффетов преследовала череда несчастий. Сначала разорилась рудодобывающая компания, в которой Кайл был одним из главных акционеров, затем управляющий банка, где отец и мать Уоррена держали сбережения, сбежал с деньгами вкладчиков. Пытаясь поправить положение, мистер Баффет начал играть на бирже, но, не обладая должными навыками и опытом, быстро потерял и оставшиеся средства, и взятое взаймы у старых друзей. Чтобы расплатиться, Баффет-старший вынужден был продать лондонский дом и небольшое поместье в Эссексе. Мэри и Кайл перебрались в маленький домик в Стейтоне, полученный в наследство еще от деда Уоррена. Стейтон был маленькой деревней на побережье, с парой десятков домов, маленьким магазинчиком и местными обитателями – невежественными, грубыми крестьянами, занимавшимися, в основном, сельским хозяйством, не знавшими и не желавшими знать, что творится в мире за пределами их заборов. Жить там было скучно, добираться – неудобно, поэтому о доме никто не вспоминал долгие годы, пока не пробил час нужды.

- И как давно папа и мама переехали в Стейтон? – глухо произнес Уоррен, отвернувшись к окну.

- Месяца полтора назад.

Мистер Кроули сделал вид, что не заметил слез в глазах юноши, так внезапно потерявшего и родных, и все состояние.

- Но почему же папа и мама ничего не написали мне? Я бы оставил Сорбонну, вернулся. Вместе мы нашли бы выход!

- Сынок, ты же знаешь, как любили тебя Мэри и Кайл, как мечтали, что ты окончишь университет, получишь достойную частную практику или станешь великим ученым. Они не хотели огорчать тебя.

- И огорчили еще больше. Дядя Майк, а как… как они…

- Да-да, сынок, это грустная история. Конечно, я расскажу. Мэри удалось сохранить некоторые драгоценности. Твои родители надеялись, что, продав их, смогут подлатать старый домишко и продержаться какое-то время, пока ты не закончишь учебу, не займешь почетное место в обществе и не сможешь помогать им. К тому же – ты ведь знаешь отца – Кайл был неисправимым оптимистом. Он верил, что ему удастся поправить дела.

В общем, они перебрались в Стейтон. Я помогал им с переездом, отправил в деревню оставшуюся мебель, вещи. Я получил от твоих родителей два письма. Они писали о затеянном ремонте, о том, что тамошние жители необразованны и ограниченны, что там совершенно не с кем поговорить. Единственным утешением деревенским служит выпивка в местном кабаке. Убогое это место, отдаленное от цивилизации. Да ты и сам увидишь!

Но Мэри и Кайл не унывали. Письма для тебя они пересылали мне, а я отправлял из Лондона в Париж. Твои папа и мама не желали, чтобы ты знал об их стесненных обстоятельствах.

Не плачь, сынок, они хотели как лучше.

- Я понимаю, дядя. Но что случилось? Как они умерли?

- Это случилось на прошлой неделе. Твой папа работал в саду, разбивал грядки возле старого дуба. Внезапно началась гроза, в дерево ударила молния. Трухлявый дуб упал и раздробил голову Кайлу. Ужасно! Ужасная смерть! Но еще более ужасное случилось в ту же ночь с Мэри. Пребывая в безмерной печали из-за гибели мужа, твоя мама легла спать, не открыв заслонку камина, и задохнулась от угарного газа.

- Камина? Дом топится камином? Там нет современного водяного отопления?

- Там даже электричество не проведено. Сынок, это же очень старый дом. Долгие годы он стоял почти заброшенным. Там не жил никто, кроме Молли.

- Молли? Она еще жива?

- Ты знал ее?

- Да. То есть нет, не знал и никогда не видел. Слышал о ней. Но она же… Сколько ей лет?

- Не знаю. Я ведь тоже не был знаком с ней. Увидел первый раз на похоронах. Что ты вообще знаешь о ней?

- Немного. Только то, что рассказывал дедушка однажды на Рождество. Кажется, она приходилась ему то ли кузиной, то ли троюродной сестрой. Не помню. Она рано осиротела, и дедушка помогал ей, положил в банк деньги ей на приданое. Потом… Кажется, у Молли был жених, он погиб где-то в Индии.

- В Афганистане.

- Возможно. Дедушка сказал, что Молли очень переживала, сильно страдала. На какое-то время ее даже пришлось поместить в психиатрическую лечебницу. Потом ей стало легче, доктора разрешили ей вернуться к обычной жизни. Тогда дедушка отдал ей домик в Стейтоне и положил небольшой пансион. Я помню, дедушка говорил с папой, что Молли не должна оказаться на улице, поэтому пансион надо выплачивать и потом, когда дедушки не станет.

- Кайл так и делал. До самого последнего времени. Уже чувствуя, что может разориться, он выделил некоторую сумму из наследства отца передал ее мне, чтобы я продолжал выполнять завет твоего деда. Что я, разумеется, и делал в эти месяцы. И продолжу делать и впредь, сколько бы ни осталось жить бедной Молли.

- Но вы сказали, что дом обветшал, почти не был пригоден для обитания. Как же старая леди жила там одна все эти годы?

- Не знаю, сынок. Молли… Мне кажется, рассудок так до конца не вернулся к ней. Она очень странная. Довольствуется немногим: сама латает старые юбки и блузки, питается овощами с маленького огорода. Она почти не разговаривает – то ли разучилась за годы одиночества, то ли это последствия помутнения рассудка. Во всё время похорон она стояла в стороне от собравшихся, что-то мычала под нос и махала рукой на викария, когда он произносил речь.

Кайл писал, что они с Мэри почти не виделись с ней. Она облюбовала себе комнатку в конце коридора, и почти не выходила из нее – только в огород собрать морковку и капусту, или в кухню – сварить простенький суп. Иногда стирала во дворе свои вещи. Конечно, чище ее тряпки от этого не становились, но Кайл с Мэри приметили в ней ненормальную любовь к чистоте, близкую к патологии. В те разы, когда они встречались с Молли, она всё время что-то чистила, мыла, скребла.

При этом она копошилась по хозяйству в те часы, когда думала, что Баффеты заняты чем-то другим, старалась проскользнуть незамеченной, будто боялась, что помешает законным наследникам, что ее выгонят.

Твои родители быстро поняли, что с ней бесполезно говорить, потому и оставили ее в покое.

Сынок, она совершенно безобидна. Хоть и безумна. Не знаю, правда, насколько. Да ты сам увидишь. Пусть уж доживет свое, сколько ей там Богом отпущено.

- Дядя, у меня и в мыслях не было выгонять бедняжку или отправлять в лечебницу! Дедушка просил за нее, значит, так тому и быть. Не знаю, правда, что мне самому делать и как быть дальше. С того дня, как я прочитал телеграмму, я совсем не думал о будущем.

- Понимаю, сейчас тебе трудно. Полагаю, что надо закончить учебу. Так что приедем в Стейтон, посетим могилы Мэри и Кайла, отдохнем пару дней. А потом ты вернешься в Париж, я – в Лондон. Обещаю, я буду присматривать за Молли и домом. В конце концов, это всё, что у тебя осталось.

Пребывание в Стейтоне, оказавшемся именно таким, как говорил Майк Кроули – диким, скучным местечком, с невежественными жителями и бедными домами, окруженными чахлыми садиками и заросшими сорняками огородами, - затянулось на неделю. В деревне не было своего нотариуса, поэтому оформление бумаг на наследство и перерегистрация мест на кладбище на имя Баффета-младшего затянулось. И поверенному, и будущему доктору пришлось ездить в ближайший городок – тамошний нотариус наотрез отказывался приезжать в Стейтон, ссылаясь на городских клиентов и множество дел. Однако, сколько бы ни являлись к нему дядя Майк и Уоррен, они все время заставали слугу закона в одиночестве, поглощенного важными делами раздавливания мух на грязном оконном стекле или чтением газеток недельной давности.

Впрочем, оно было и к лучшему. Пребывание в доме Мэри и Кайла Баффета было печально и скучно. Мистер Кроули страдал от невозможности читать по вечерам, ибо тусклый свет свечей и рассеянный огонь в камине не способствовали этому занятию. Уоррен в первый же день обошел тесные, полутемные комнатки дома и, находя там знакомую мебель, оставшиеся после мамы и папы памятные вещицы, погрузился в меланхолии, которой в немалой степени способствовали короткие встречи с бедняжкой Молли.

Женщина неопределенного возраста – не старушка, но и не почтенная дама, вечно наряженная в серую юбку и замызганную до черных пятен кофту, когда-то бывшую голубой, с жиденькими седыми волосами, собранными в небрежный пучок, - казалась почти совершенно безумной и прониклась почти материнской нежностью к юноше. Она подстерегала Уоррена в коридоре или на кухне, робко глядя исподлобья, касалась рукава его пиджака, протягивала кастрюльку с неаппетитным варевом или покрытое слоем плесени блюдечко с вареньем, мычала что-то невнятное и тут же уходила, склонив голову набок, как только ей чудилось, что ее присутствие может показаться лишним, а ее внимание – навязчивым.

Несчастный сирота, для которого Молли олицетворяла память о прошлом, была последней, кто видел живыми Мэри и Кайла Баффета, жалел бедную безумную, но ее нежность была ему в тягость. Ночами Уоррен, не в силах уснуть, выходил на задний двор и с тоской смотрел на обгорелый пень, когда-то бывший старым дубом, погубившим отца юноши. Кроме пня, ничто в огороде не напоминало о случившемся. Кладбищенский сторож, взявший на себя заботы по изготовлению гробов и копанию могил для погибших, испросил разрешения у мистера Кроули увезти упавшее дерево, которому была суждена вторая огненная смерть – на сей раз в печке сторожки. Разумеется, дядя Майк не отказал бедняку, и Уоррен был ему за то признателен. По крайней мере, со двора исчез виновник гибели мистера Кайла. Но старый пень остался. Он стоял в углу огорода и тянул корявые обломанные лапиши к темному ночному небу. Остался и камин – щелястый, плохо прогревавший дом и наполнявший гостиную в первом этаже клубами сырого дыма. Уоррен вовсе не стал бы его разжигать – слишком свежи были воспоминания о смерти мамы, - но без камина в доме по ночам было ужасно холодно из-за ветра, дувшего с моря. Кайл Баффет укрепил стены, замазал щели и починил крышу, но не успел завершить задуманных переделок. Оконные рамы рассохлись, перекосились. Некоторые стекла треснули, а одно – в комнате Молли – было разбито, дыра же заткнута тряпицей. Мистер Кроули рассказал крестнику, что это случилось вскоре после переезда мистера и миссис Баффет в Стейтон. Негодные деревенские мальчишки, и раньше изводившие бедную сумасшедшую гадкими песенками и дразнилками, кинули камень в окно ее комнаты. Тот пробил стекло и упал на кровать, прямо на подушку, набитую соломой. К счастью, это случилось белым днем и самой Молли не было в комнате. Но камень раздробил голову старой фарфоровой куклы – когда-то дорогой и красивой, а теперь такой же замызганной и потасканной, как и все вещи безумной. Куклу эту Молли держала как бы за собственного ребенка: всюду носила с собой, кормила с ложечки гадким супом болотного цвета, мычала колыбельные песни и заворачивала на ночь в одеялко.

Когда Молли увидела, что случилось с ее «дитем», она впала в такое отчаяние, что Мэри не смогла успокоить бедняжку никакими каплями и нюхательными солями, и Кайл вынужден был поехать в городок за доктором. Прибывший врач сначала перебинтовал голову кукле, а уж затем, сообщив безумной, что рана не опасна и ребенок непременно поправится, уговорил рыдающую «мать» принять успокоительное.

Кайл собирался починить куклу, но всё никак не мог улучить подходящий момент. После несчастного случая с камнем, Молли уже ни на минуту не оставляла «дитя» одно в комнате и даже в укромное заведение во дворе выходила, держа «ребеночка» на руках. Так и осталась игрушка с треснувшей головой, перевязанной уже испачканным бинтом. «Мать», похоже, была убеждена, что ее дитя вполне здорово. Главное, больше не оставлять его без присмотра.

Вспоминая эту историю, Уоррен сильнее жалел несчастную Молли, лишившуюся не только любви, но и радостей брака, и счастья материнства, и столь зажившуюся на свете – с бесприютной душой, блуждающей в неопрятном теле, словно ветер по чердаку старого дома. Но еще больше юноша жалел папу и маму, погибших в расцвете сил, так нелепо, в этом нелепом жилище. Словно был Стейтон проклятым местом, отнимавшим у кого – жизнь, а у иного – рассудок.

Закончив все дела, мистер Кроули и Баффет-младший вздохнули с облегчением, посетили на прощание свежие могилы дорогих людей и, отдав распоряжения сторожу об установке плит спустя положенное время, вернулись в дом. По дороге мужчины заглянули в бакалейную лавку, купили еды приличней той, что росла у Молли на огороде, и приготовили вкусный ужин с тем расчетом, чтобы осталось еще на день-другой для бедной безумной, питавшейся ужасной бурдой.

Майк, уставший за день с поездками и хлопотами, после ужина попрощался с крестником и поднялся в свою комнату. Уоррен же помыл посуду и вышел на задний двор – выкурить сигару и в последний раз взглянуть на это жуткое, неуютное место, которое юноша – даже окажись он без пенса в кармане, на улице – не хотел бы назвать своим домом.

Вспоминая о недавно ушедших родителях, Уоррен стоял, смотрел на двор-огород, на уродливый пень-убийцу, на звездочки, мигавшие в ночном небе то ли от закрывавших их время от времени полупрозрачных облаков, то ли от слез, застилавших глаза юноши.

Какой-то шум, похожий на невнятные голоса, заставил Уоррена Баффета обернуться. Дом был погружен во тьму, светилось лишь окошко комнаты Молли. Ведомый странным предчувствием, юноша подобрался поближе и заглянул внутрь. Комната была словно разделена на две части невидимой границей, по одну сторону которой на старой продавленной кровати спала бедная безумная, прижимая к себе фарфоровую куклу, а по другую – в уютном уголке за накрытым чистой кружевной скатертью столом сидели за ужином молодая привлекательная женщина, мужчина без руки и двое детишек – мальчик лет десяти и девочка помладше. Живыми, почти настоящими виделись все четверо, если бы не просвечивающие сквозь них стены, грязный ковер на полу и колченогий стол со стульями, стоявший на месте стола из видения.

Глядя на весело смеющихся детей, на женщину, нежно улыбавшуюся супругу, Уоррен понял, кто послужил причиной гибели его родителей. Нет, не бедняжка Молли, но порождения ее грез, ее несбывшихся мечтаний о любви и счастье, за долгие годы обретшие силу и реальность, похитившие остатки разума, красоты и здоровья у несчастной женщины. Призраки неслучившегося прошлого опасались, что переделки в доме лишат их крова, вынудят перебраться из места, кое уже почитали они своим домом. Потому-то, воспользовавшись темной порой, они и убили Кайла и Мэри, посчитав их захватчиками принадлежавшего призракам жилища.

Мистера Майка Кроули они не тронули, ибо не видели опасности в случайном госте. Сам же Уоррен – наследник и возможный будущий жилец - остался в живых то ли потому, что не строил планов оставаться в Стейтоне, то ли сама Молли сумела удержать порожденных ею призраков, ибо юноша напомнил ей погибшего любимого или нерожденного сына, а, может, и того, и другого разом. Проникнуть в темную пучину безумных фантазий несчастной женщины не представлялось возможным, да Уоррен и не желал того. Лишь порадовался, что завтра уедет отсюда, как верилось – навсегда.

Так и случилось. Наутро Майк Кроули и Баффет-младший покинули Стейтон и вернулись в Лондон. Несколько дней погостив у крестного, Уоррен засобирался в Париж, надеясь, что учеба и общение с милыми друзьями и уважаемыми профессорами отвлечет от тягостных воспоминаний.

Спустя месяц пришло письмо от мистера Кроули, в коем сообщалось, что сгорел старый дом в Стейтоне. Несчастье случилось ночью, потому местные прибежали на пожар уже когда спасать было почти нечего. Тело Молли нашли в спальне. Оно почти не пострадало от огня, полоса которого проходила по краям комнаты, не задев ни кровати, ни лежащей на ней женщины. Прибывший доктор констатировал смерть от отравления дымом.

Мистер Кроули исполнил горестный долг и схоронил бедную женщину. В гроб положили и фарфоровую куклу, которую Молли прижимала к груди в последние мгновения своей жизни. Поверенный и друг Баффетов был немало удивлен, увидев на лице покойной счастливую улыбку, словно безумная не погибла в пожаре, а вознеслась на небо заживо.

Уоррен не мог поделиться ни с кем необычным опытом, пережитым в последний вечер в Стейтоне: друзья подняли бы его на смех, доктора стали бы уговаривать отдохнуть в «частной лечебнице», после которой на карьере самого Баффета можно было бы поставить жирный крест.

Потому юноша и сидел в одиночестве в кофейне, над читанным и перечитанным письмом крестного, безуспешно размышляя над тем, кто или что послужило причиной гибели бедной Молли. Несчастная ли случайность в виде выкатившегося из камина уголька? Злоба деревенских мальчишек, не оставлявших преследованиями безумную женщину? Или – что всего вероятнее – не те же ли самые призраки, вырвавшиеся на свободу из снов и возжелавшие еще большей, настоящей свободы – вне дома, вне времени и пространства? Куда же ушли они, освободившись и освободив бедную Молли от себя и от нее самой? Никому неведомо.

Может, если вернуться в Стейтон, постоять на развалинах последнего пристанища тех, кто был связан с Баффетом-младшим кровными узами, можно увидеть нечто невидимое простым взором, постигнуть до конца тайну, которую Молли унесла в могилу, а призраки – в далекое пространство чистого эфира. Нет, Уоррен не находил в себе сил сделать это. И никогда не найдет.

Так не лучше ли похоронить эту историю в глубинах памяти, забыть ее, сделать небывшей, никогда не случавшейся, не почудившейся и не снившейся – ни самому Уоррену, ни бедной Молли.

Похожие статьи:

Рассказы → Бритва Оккама (из ненаписанной схолии)

Рассказы → День, когда Вселенная схлопнулась [Рифмованная и нерифмованная версии]

Рассказы → Легенда о единороге

Рассказы → Успешное строительство и вопрос перенаселения

Рассказы → Красная Королева