Детей и деревьев, вот чего в этом городе — днём с огнём. Ещё меньше ему перепало солнечного света. Водянистое-серое небо и пыльно-серый дым перемешивалось над крышами десятиэтажек. Минуты и проспекты тянулись панически бесцельно, безысходно, от чадящего на окраине комбината до кладбища без церкви, из мутного похмельного рассвета в мутный как скверное пиво закат. Монохромный, стилистически цельный город. Один раз пофотографировать и никогда в жизни не возвращаться.
…
Дошколёнок у трамвайного окна катал по стеклу жёлтый трактор. Дед украдкой прикладывался к пузырю, не вынимая из пакета, и светлел под морщинами.
Ветки царапнули бок трамвая. Мальчишка выронил и поймал игрушку.
Остановка «Северное кладбище» засыпана почерневшими, мокрыми листьями тополей. Торговки, кислотно-яркие букеты пластмассовых цветов, кусты, скамейка, киоск, всё запаяно в стеклянный, холодный блеск дня. По-своему красиво… Плёнка закончилась, а фотографировать на телефон без интереса…
Что это… Снова?
…
Среди бела дня, и привыкнуть к этому невозможно.
Лязг вагона прекратился, но стало не тише. И стало не здесь, а неопределённо далеко. Солнечное сплетение — будто в железный барабан в песке, у линии прибоя, не касается его, но чувствует, чувствует… Маршевый гул.
Мимолётная растерянность на лицах сменилось оцепенением. Категорически никто ни с кем не встречался взглядом.
Никто не выходил из трамвая…
Водитель не открывал дверей...
Трамвайное нутро целиком — от поручней до мусора на полу резонировало с чем-то необъятным, с чем-то приближающимся. Ритмический, сбивающийся, тревожный гул настиг его, вкатился, ударился о кабину, разлился стоячими волнами.
Теперь оно шло прямо тут.
Шарканье нечеловечески широких, нечеловечески скользящих шагов.
Призрачной колонной через город текло наводнение, которое не воспринять глазами, только шумом в затылке и сырым холодом в кишках.
С треском обломилась ветвь тополя и ударила по стеклу трамвайной форточки. На встречной полосе слетели рога троллейбуса…
Мальчишка схватил за уши вязаную шапочку, которую он всю дорогу так упрямо скидывал, зажмурился и натянул на глаза.
Дед приобнял его, загладил помпон вперёд к козырьку, дыхнул перегаром:
— Не бойся. Они мимо пройдут. Они всегда проходят мимо.
…
Главная для местных присказка, оберег, заклинание: «Они всегда проходят мимо».
Если не испуганный ребёнок, кто знает, вдруг призрачный марш так и остался бы галлюцинацией?.. Ну, поплохело вдруг, почудилось, бывает…
Бессмысленно гадать, эти слова прозвучали. Ты заметил — тебя заметили. «Они всегда проходят мимо…» — три слова ударились в голодный живот и отразились от сердца. Не глюк это, не шум в голове…
Когда марш затихал в дальнем конце улицы, он действительно представлялся бредом, фантазией. Но когда приближался — пустой фантазией становилось всё, кроме него — угольным наброском, осыпающимся от времени. Невозможно было ничего делать, ни о чём думать, пока не затихнет ритмичный гул — пока оно не пройдёт мимо.
…
Чей-то путь пролегал сквозь город непредсказуемым руслом, но всегда по прямой. Что-то прошивало его насквозь, спешило и злилось в пути. Что-то безразличное к судьбе города и людей, недовольное самим их наличием. Заглядывало в окна и на чердаки, отодвигало занавески, шарило по лестничным пролётам. Не любило высокие дома. Без ветра на крышах ломались антенны и необъяснимо разрушались фабричные трубы. Квартиру на последнем этаже можно было снять за копейки.
Город же абсурдным образом насмерть вцепился в свой клочок земли, молясь, чтобы ветер перемен не снёс его до конца, не развеял над индустриальными отвалами пригородов.
…
Закончилось…
Ворона терзала урну на остановке. Еду нашла.
Ну, наконец-то!.. Сотовый не успел пропиликать второй раз.
— Какое через неделю?! Ты сбрендил?! Что мне тут делать неделю? Я тебя три дня жду! Давно всё снято! Засунь себе свою потом-доплату знаешь куда?! Плати сейчас! Или ты приезжаешь за плёнкой или я её по почте отправлю! Никаких дополнительных съёмок без кэша! Двойная цена! В эти цеха Дракула не сунулся бы! Там шприцов по колено, там дышать стрёмно, а оступиться — смерть! Мало того, что репортаж твой, а репортёр я, ты ещё и волынку тянешь? Здорово... У меня денег на карте осталось… Эй, ало, ты меня слышишь? Кидала!!!
«На вашем счету недостаточно средств».
Пополнение счёта не помогло: абонент не отвечает.
Ради того, чтобы мажор притворился тревел-блогером и ретро-фотографом, стоило тащится в это чистилище. А ведь как настаивал: «Это моя малая родина, да я тебя встречу, да я тебя в крупных журналах публиковать буду, да у меня все жюри куплены, с первого захода станешь знаменит». Лапша с ушей по земле волочится.
…
Съёмная квартира на десятом этаже. Облезлая, тёмная, грязная. Что делать, непонятно.
Из текущего крана по капле срывалась ржавая вода. Это нервирует. На плите горели все конфорки четырьмя голубоватыми ромашками, это успокаивает.
День насквозь пустой и серый, а вечер… Незадолго до полуночи всё повторилось.
Марш вдоль улицы… Словно тромбоны похоронной процессии, несущей темноту, как гроб-кадиллак. Монструозно длинный, открытый, пустой гроб. Скользящее шарканье, пришёптывающее бормотание, топот…
Вахтовик-высотник, из тех, что заявлялись время от времени мыться в эту квартиру, курил возле кухонного окна. Затянулся и повторил слово в слово:
— Они всегда проходят мимо.
— Чего без напарника? Шабашит на отделке квартир?
— Не… Башку проломили. Могилу нанялся рыть за пузырь, а там своя мафия…
Опять разговор с промышленным альпинистом про похороны.
В день приезда на перроне слышал тоже самое в толпе. Чей-то племянник сорвался, разбился насмерть. Рассказ тётка закончила словами:
— Не дают строить выше себя. Не позволяют.
Она не добавила, кто не позволяет. Как раз в это время накатился гул, подобный шуму и стуку крови в ушах, ещё не понятый, не узнанный… Но как же сильно, отчаянно захотелось прыгнуть обратно в вагон! Прямо на проводницу, обхватить за тесную в грудях жилетку и вкатиться, обнявшись, в тамбур, оставить этому городу тлеющий бычок на перроне.
Вахтовик напился и заснул в ванне.
За окном белел прямоугольник подсвеченного баннера: «ПРИВЕДИ ДРУГА И ПОЛУЧИ…» Вместо размера скидки — обрыв. Под ним слово из предыдущей рекламы: «…ЖИЗНЬ». Приведи друга и получи жизнь.
Марш удалялся, а поверх баннера ещё смотрело в квартиру, с той стороны улицы.
«Нет, пожалуйста, нет», — холод шептал и забивался ещё глубже в кишки. Стержневой человеческий эгоцентризм не спрашивал: «почему», скулил: «за что».
…
В утро забыли налить рассвет.
Невозможно пить эту воду. С растворимым кофе ещё хуже.
Мажор слился, номер не отвечал. Денег оставалось впритык на обратный билет.
Купить через сайт? Прямо там на вокзале? Нет, лучше сейчас.
На билет не хватило суммы, равной банке пива.
— Одолжишь сотню? Переведу, как только, так сразу.
Вахтовик ухмыльнулся:
— А не хочешь подзаработать? Я ж без напарника остался… Решайся, — и пошаркал серыми от цементной пыли одноразовыми шлёпанцами к микроволновке, за вонючей своей рыбой.
…
Междугородний автовокзал на окраине. Два часа пешком. Стрёмно потратить лишний рубль: вдруг именно его не хватит на билет. Ошибся. Не хватило гораздо больше.
Что остаётся? Электричками до… Докуда? Пока деньги не кончатся? Пока не зарежет ради мобилы пригородная гопота?
Обратно в квартиру. Зажечь газ, раскачиваться на табуретке, смотреть в голубые конфорки. Опять кто-то притащится со стройки, с района высоток и заведёт разговор про смерть, а затем предложит подработку. Кидала-мажор даже с квартирой обманул: чёрт знает у скольких от неё ключи.
Холодно. Где тогда ночевать?
…
Жрать охота. На карте кукиш, в кармане несколько купюр и отснятая плёнка.
Подвальный магазинчик. Миловидная, приветливая брюнетка раскладывает шуршащие пакеты чипсов, а они выпрыгивают с полок. Под землёй спокойнее, чем на улице. Зашёл за кефиром, взял водку.
— Простите, девушка, вы ведь из местных? Как вы это себе объясняете, то, что иногда…
Продавщица нахмурилась, угадав окончание вопроса:
— Ваша сдача. Никак не объясняю. Они не любят, когда про них говорят.
…
Центральное шоссе города тянулось, как ноябрьский вечер — с трёх часов до кладбища. По низу его заволокло туманом. В отрыве от земли парили трубы комбината, разворачивались подъёмные краны, гигантскими звёздами сияли прожектора на стройке будущего района высоток. Того, куда придётся идти работать… Каким ещё альпинистом?.. Штукатуром или полы класть. Оттуда и лететь вниз головой, ведь они не терпят ничего выше себя, которые всегда проходят мимо.
Отличная идея — пьяным фланировать по двойной сплошной. Вдруг повезёт, собьёт машина.
Нашёл жёлтую зажигалку. Перед смертью герои курят и сплёвывают на снег. Ни сигарет, ни снега.
Выдернул отснятые плёнки из бобин, скомкал оставшиеся купюры и сложил из этого добра костерок прямо посредине шоссе. Забирайте всё!
Поджёг и лёг на спину.
Идите прямо по мне! Топчите насмерть! Марш, марш!..
…
Не помяни лиха…
Ритмичный гул… Шаркающий, бегущий, скользящий, шершавый, заполненный сиплым дыханием, чирикающим бормотанием, низким инфернальным шёпотом, отдышкой, хрипами, треском в ритм шага и резким случайным хрустом, вскриками, трелями хохота, смехом настолько тонких голосов, каких не бывает, тоньше ресницы.
Какой-то своей частью оно замедлилось… Подхватило вонючую золу костерка, махнуло по щеке в соплях… Бочковым гулом потопталось возле головы и перешагнуло её.
Наливаясь в улицу до верхних этажей, призрачный марш удалялся.
Заверещал сотовый. Каким-то чудом пьяной рукой принятый вызов изверг оглушительной мат! Будто по громкой связи! Это был визг боли и ненависти, смертного ужаса и лютой ненависти:
— Как ты посмел?! Кто тебе разрешил!!!
Сплошные, сплошные проклятья.
Зазубренный крик, сходящийся к острию.
Резкая окончательная тишина.
Это было дьявольски смешно! Гомерически!
Брызнул и зачастил хлёсткий, ледяной дождь. От него, от водки натощак, от слёз и хохота, белые фонари двоились, скакали лучистыми кроликами на чёрном глянце, перепрыгивали фары и ленты удаляющихся сигнальных огней. Мигающий жёлтым светофор обмочил свой столб до ботинок. Это было ещё смешней! Смешней злого бибиканья и фонарных кроликов!
Сто тысяч миллионов автомобилей проехало мимо лежащего, бьющегося в истерике человека, не притормозив, даже не опустив боковое стекло. Серебристая тачка остановилась.
Мужик в светлой куртке подошёл, наклонился, спросил:
— Вам вызвать скорую?
— Нет я. Пьян.
Сидеть было головокружительно трудно. Так… Сидеть.
— Я боюсь высоты, потому что у меня нет денег, но если отсюда уехать как-то нельзя не уехать? Если вот, ну, никак… Где возьмёшь?.. Верить никому нельзя, потому что… Как отсюда уехать? Если я боюсь высоты?
Спьяну это представлялось абсолютно логичным изложением.
— Могу подбросить до райцентра. Бесплатно, — мужик сел на корточки. — Сынок, ты сам-то откуда?
Оказалось, что… ладно, почти по пути.
— Спасибо господи спасибо вам спасибо.
Похожие статьи:
Рассказы → Сын лесника.
Рассказы → Точка соприкосновения. Пролог: падение.
Рассказы → Сад хромого Авеля Али
Рассказы → Пробка
Рассказы → Потеряшки
