Марфа нарвала зелени и бодрым шагом направилась в дом. Обед будет на славу: своя курочка, натурально кормленая, не магазинная! А уж остальное под рукой – на двенадцати сотках чего только не вырастишь, если понятие имеешь. И себе оставалось, и к станции торговать не с пустыми руками выходила. Рабочий день у Марфы заканчивался рано. И выходные были свободные — не то, что у девчонок с молочного завода.
Вот уже двенадцать лет она в экспериментальной агрономической лаборатории вкалывала. И не только уборщицей! Иногда Лев Андреевич, заведующий, поручал ей лаборантские обязанности, добрым словом и бутылочками с разными полезными жидкостями расплачивался. Насекомые и другие вредители облетали, обползали и обпрыгивали огород Марфы стороной. Соседи завидовали, перебивала Марфа своей продукцией привокзальную торговлю, но что поделать. Да и Марфа женщина порядочная – время от времени делилась химикатами с односельчанами, чтобы не пакостили. На бутылочках корявым почерком писала «от вредителей», «для роста» и «от сухости». Лев Андреевич говорил, что препараты безопасны, но мало ли что. Любил начальник пожаловаться: и на село-то из-за завистников переехал, и преследовали его, и палки в колеса ставили. «За науку пострадал», — вздыхал, скорбно поджимал губы. Вот Марфа и разливала снадобья, и подписывала скляночки сама. Чтоб не подставлять хорошего человека, если какие у кого претензии.
Соседи говорили, что Марфе не повезло с мужиком. Марфа об этом знала и только усмехалась. Костя хоть и ругается во хмелю, но мухи не обидит. Пользы от него мало, зато и вреда нет. Выпивает, правда, а кто ж не выпивает? Петька, муж городской Таськи, в пьяном виде голым по улице скакал, дядя Арины с топором за дачниками бегал. А от Кости никаких хлопот! Однажды, правда, чуть ацетона не нахлебался. Марфа сама виновата – стянула в лаборатории отраву и бутылку подписать забыла. Она как раз в тот день на центрифуге образцы почвы перетирала – Лев Андреевич ее просил, потому что лаборантка Катька боялась – она что-то не так закручивала. А Марфа от души к агатовым чашам так крышки прижимала, что любо-дорого, верти, крути – не разлетятся. Потом их ацетончиком протереть – и чистенько! Чаши красивые были, но Лев Андреевич так над ними трясся, что унести домой как-то рука не поднималась.
Марфа вытерла ноги, выложила зелень на стол. Подумала, что надо бы Костика разбудить – ножи давно затупились, поточить бы. Позвала, но из спальни ни звука. Пусть отсыпается, решила, пенсионер все-таки! Самой Марфе до пенсии еще два года, Костик на десять лет старше. Был всю жизнь трактористом, но не попал под старый советский закон и вышел на заслуженный отдых в 60 лет. Звали его остаться, но он рукой махнул, сослался на здоровье и откланялся. Вот и спит теперь, хорошо на ночь глядя с племянником Савкой посидели, пока она у станции с ведрами торчала. Пятница проклятая! Марфа Савку не любила – тот еще забудлыга, но родни у Костика больше не было. Приходилось терпеть.
Бутылки после вчерашнего стояли в углу. Марфа наклонилась, решив для порядка хотя бы ополоснуть их, и чертыхнулась: между двух поллитровок затесался «мерзавчик», наверняка принесенный нежеланным гостем. Марфа покачала головой, вздохнула, и тут ледяная волна ужаса ударила в сердце, по рукам-ногам растеклась. Третья маленькая бутылка «от вредителей» была! Марфа кинулась в спальню, и ну, мужа тормошить: «Убью гада, ведь предупреждала!»
Костик не мычал, не сопротивлялся, а лежал тихо-тихо и был значительно холоднее обычного.
«Умер!» — наконец-то сообразила Марфа. Она бестолково забегала, заметалась по комнате, не зная, что делать. К врачу было явно поздно, да и что она могла ему сказать? Вынесла яд из лаборатории? Лев Андреевич ото всего отопрется – и так жизнью битый…. Костика похоронят, а ее будут судить, посадят в тюрьму, а что скажет дочка, а соседи… Трогать Костика она боялась, но надо было что-то делать! Марфа всхлипнула и, подвывая, выбежала на улицу. Через два дома дачку снимал врач из Москвы. Она не раз продавала ему клубнику и черную смородину. Брала дешево как со своего, как будто знала, что понадобится!
Сергей Егорович на счастье оказался дома. Он быстрым шагом последовал за Марфой, на ходу бормоча что-то утешительное. Смерть алкоголика Кости его не удивила. Относясь к соседке с симпатией (Марфа была привлекательной длинноволосой шатенкой среднего роста с огромными серыми глазами и прямым носиком), он обещал оказать ей помощь и поддержку, когда прибудут врачи. Марфа призналась, что еще не вызвала «скорую», и Сергей Егорович успокоил ее, все уладить обещал.
Когда они тихо вошли в дом, Костик стоял в кухне и тупо пялился в висящее над раковиной зеркало. У Марфы отказали ноги и если бы не добрый сосед, она бы так и села на пол. «Ничто их не берет!» — подумал доктор и раздраженно сказал: «Ну, Константин, вы сегодня отличились! Надо же так жену напугать». Костик, не оборачиваясь, буркнул в ответ что-то неразборчивое.
Марфе стало стыдно за себя, за истерику, рыдания и за грубость мужа.
«Спасибо, дорогой Сергей Егорович, — смущенно забормотала она,- вы уж идите, я разберусь, уж не знаю, как и благодарить вас… такой вы человек… И простите, вот дура я, панику на пустом месте развела!»
Доктор неловко попрощался и покинул дом. Марфа в сердцах схватила Костика за ледяные плечи и развернула лицом к себе. И тут она впервые в жизни лишилась чувств.
Конечно, когда она в понедельник пришла на работу вся на нервах, Лев Андреевич ее выслушал, посочувствовал. Но небрежность была налицо – такие бутылки запирать надо! Марфа предположила, что после отползания Савки домой Костя захотел добавить и принялся искать среди химикатов. Было дело, прятала там Марфа водочку, чтобы хоть гостям, если зайдут, на стол что-нибудь поставить. Но что случилось, то случилось. Лев Андреевич действительно расстроился и даже не только из шкурных интересов: а вдруг дознаются. Лев Андреевич симпатизировал Марфе: миловидная, смышленая, схватывает все на лету. Жаль, в институт не пошла, может быть, судьба по-другому сложилась бы. Убирается чисто, реактивы отмеряет тютелька в тютельку, никогда плавиковую кислоту в стеклянный стакан не нальет, как тупая Катька со средним специальным.
«Феномен, конечно, — сказал Лев Андреевич, — я бы посмотрел, но вдруг кто-то увидит, сплетни пойдут. С чего бы мне к вам домой заходить… Патриот я, мои работы у нас не ко двору пришлись, а на Запад все равно не уеду! С Мичурина пример брать надо! Меня ж несколько лет назад чуть в посольском багажнике не вывезли. Очень мои разработки нехорошим людям нужны».
Марфа хотела напомнить, что он сам сокрушался, от Мичурина де на Родине мало что осталось, а про багажник вообще бред какой-то, но не решилась. И так расстроился начальник, поначалу за голову схватился, когда про бутылочку узнал. Она, оказывается, вовсе не от насекомых была, а Лев Андреевич просто зазевался, задумался о чем-то своем, научном, экспериментатор престарелый! Начальник выспросил, как Константин себя ведет, что говорит, но Марфе и сказать особо нечего было. Муж совсем как раньше себя вел, но намного лучше. Не возражал, когда она его ругала, на водку головой мотнул сердито, не надо, дескать, а из продуктов только курицу сырую ел и водой запивал. Марфе стоило пожелать чего, так Костя молча вставал и исполнять шел. Говорить не говорил, но реакция была, издавал что-то типа мычания. Когда в воскресенье бездельник Савка с бутылкой пожаловал, Костик так на него зарычал – племянничка как ветром сдуло. Да и какой племянник, седьмая вода на киселе, собутыльник! Лицо у Кости какое-то серое сделалось, но на фоне печеночной желтоватости в глаза не бросалось. А что касается глаз, ох, глаза жуткие, неподвижные, зрачки мутные… Марфа и при свете смотрела, и в полумраке – никакой реакции, страсть одна.
«Не знаю, — пожевал губами Лев Андреевич, — ты, Марфуша, поосторожней с ним, спиной к нему не поворачивайся и режущих предметов не давай… Вдруг что себе или тебе отрежет, так никто не поможет… Не знаю я, как ткани реагировать будут. А помочь не могу, прости».
Марфа поняла, что начальник задний ход дает и оставить ее хочет, чтобы она одна его научную блажь расхлебывала.
«Уже отрезал! – вызывающе бросила. — Я Костику сказала, что на задворках траву покосить надо, так он косой по ноге и шваркнул!»
Лев Андреевич интеллигентно побледнел: «Ох, а кровь-то была?»
Марфа думала, он утешать начнет или денег предложит за ущерб, а старика только его наука интересует, а не переживания женские! И отраву-то ведь он изобрел! И вообще тип подозрительный оказался, а она работала, себя не жалела, стекляшки намывала!
«Была какая-то бурая жижа, — буркнула, — я все обратно шелковой ниткой пришила!»
Лев Андреевич громко сглотнул, как будто плохо ему, встал и вышел. И не попрощался. Марфа до обеда его ждала, а потом Катька-дура забежала и по секрету сообщила, что начальник по состоянию здоровья уволился, и его уже на станции с чемоданом видели. Гремело-звенело там, это Петька, Аринин дядька, который с топором, Катьке сообщил, потому что помочь дедушке вызвался и в вагон чемодан неподъемный впёр.
У Марфы от возмущения горло перехватило: «Замел следы, патриот недоделанный!!!» Потом выяснилось, что он ей и Катьке премию выписать успел, поэтому Марфа простить решила. В конце концов, Костик тихий, смирный, по хозяйству все делает… Марфа про зомби много фильмов видела, как полутрупы со страшными зубами человечество загнобить пытаются, мясо сырое рвут… А Костик все-таки отец ее дочери, не чужой, понимает родственные чувства. Дочка-студентка из города приезжала, да по девичьему легкомыслию ничего в отце не заметила. Соседки обзавидовались: Аринка стала всем рассказывать, что Марфа к знахарке ходила, а Таська возражала, что Костю закодировали. Приходили, адресок просили дать и ругали Марфу, что скрытная и хорошим поделиться не хочет.
Зиму пережили сносно. Костик, наверное, вспомнил молодость, как его дед-печник учил, и печку настоящую сложил, такой талант пропадал! Марфа ему очки черные купила из китайского пластика, от запаха любой зомби или помер, или ожил бы, а Костик ничего, носил. И мутного взгляда не видно! Стала всем говорить, что из-за печного дыма и пламени глаза муж повредил. Соседи верили, даже городская Таська сочувственно кивала. И Костик хорошие деньги стал зарабатывать. Где настоящих печников сыскать, чтобы тяга правильная была? Марфа же от нечего делать решила иностранными языками заняться. Хватит по телевизорам про другие страны смотреть. Для начала хоть в Турцию съездить надо! Договорилась с Таськой, та английскому Марфу учить стала. Брала по-божески, Костик ведь по-соседски много им чего делал, муж у Таськи хоть и живой, но с придурью, руки-крюки.
А весной забрели к ним в село проходимцы, про иконы сначала спрашивали, потом соседку, тихую старушку, избитую и ограбленную нашли - вынесли ироды у нее иконы, а от лампадки непогашенной дом загорелся, поэтому соседи и забеспокоились, побежали и вытащили бабушку. Главное, никто ворюг толком не разглядел, не запомнил. Они днем по селу болтались. Народу и так в несезон мало, а еще кто на заводе, кто на станции, кто в магазине.
Только Костик, видать, их разглядел, потому что потом участковый ходил, народ опрашивал. Нашли неподалеку машину, добром забитую (там и иконы бабкины, и чье-то другое богатство). В машине трое бандитов корчились, а сигнализация выла-выла. Участковый их расспрашивал, потом они признались, что напал на них какой-то громила силищи неимоверной. Они его ножом, а тому хоть бы хны. Про несколько ножевых ранений участковый в книжечку занес и в окрестные медпункты и больницы ориентировку разослал. Но так и не нашли того доброго человека.
Марфа шелковой ниткой все порезы аккуратненько зашила, наловчилась уже. Костик совсем цвет не менял и запаха плохого не было, а пах он китайскими очками и какими-то травками. И швы хоть и не заживали, но нитка хорошо держала.
Льва Андреевича Марфа больше не видела, только ближе к лету зашли в лабораторию двое мужчин в выпендрежных костюмчиках. Новый начальник их к уборщице-ветерану отослал: сам нездешний и ничего не знал. Не понравились они Марфе, ох, не понравились! Глаза змеиные, недобрые, а улыбочки сладенькие. Один типчик молчал, другой все спрашивал, нет ли вестей от бывшего шефа, не оставлял ли Лев Андреевич записей или чего еще. Может, какие скляночки остались. Даже пустые сгодятся.
«Удобрения мне Лев Андреевич брать разрешил, — Марфа под дурочку, — я ж честная женщина, не воровка какая, он остаточки давал, которые в казенные бутылки не влезали. А посуду я часто мыла, потому что Катька совсем ничего не умеет, криворукая… А вообще я уборщица, и если хотите, чтобы мыла официально, то ставку выбейте, ведь вы ж начальники или как?»
Мужики переглянулись, рожи скривили, отстали от подметальщицы убогой, и к Катьке с вопросами, а та только глазами хлопает – ей и изображать ничего не надо, сразу все видно.
Вышли незваные гости из лаборатории, а Марфа невзначай со шваброй за ними. Они как за угол свернули, так сразу у молчуна голос прорезался.
«Шит!» — выругался и еще кое-что по-английски сказал.
Марфа «шит» сразу поняла, потому что кино по телику часто смотрела, и остальные слова, спасибо Таське, с трудом, но разобрала. Улыбнулась Марфа, плечи расправила: «Ушел, ушел, Мичурин мой, и вправду патриот!»
Похожие статьи:
Рассказы → Культурный обмен (из серии "Маэстро Кровинеев")
Рассказы → Как открыть звезду?
Рассказы → О любопытстве, кофе и других незыблемых вещах
Рассказы → Незначительные детали
Рассказы → Лизетта
