В 2015 году в канун нового года я был заселен на борт парохода типа река-море, с названием, упоминание которого вслух, вызывало у меня всегда самые мрачные ассоциации. Уже на следующий день, по прибытии, я, переполненный волнениями и неуверенности в своих способностях, приступил к непосредственным обязанностям палубного матроса. Это был мой первый рейс и впоследствии последний. Никогда ранее мне не то, что иметь дела с морской стихией не доводилось, но и само упоминание о профессии моряка могло вызвать лишь смех и божения, что ни за что на свете я не оставлю свою семью на пол года и, тем более, не буду драить палубу и отбивать ржавчину под крики поддатого боцмана на другом конце света. Причины, заставившие меня резко поменять свое мнение на этот счет я описывать не стану, но вкратце могу лишь сказать, что принятие подобного решения состоялось по собственной воле и отнюдь не из любопытства перед полной приключений насыщенной жизни морского волка. Подобный стереотип вообще не представлял для меня никогда никакого интереса. Поэтому во все дни, проведенные мной в море, я абсолютно не разделял тех оживленных настроений, присущих типичным представителям данной профессии. Меня все время неотступно преследовала тоска по дому и, не смотря на постоянное присутствие рядом моих сотоварищей и насыщенность рабочих будней, чувство одиночества ужасно мучило меня изо дня в день. Жизнь для меня здесь текла весьма однообразно и серо, пока однажды на мою долю не выпало стать свидетелем самых кошмарных событий, которые я и по сей день вспоминаю без охоты и с содроганием в сердце.
Время моей вахты было неизменным на протяжении всего контракта. С 4 часов ночи до 8 часов утра и вечером с 16:00 и вплоть до 20:00.
24 го февраля наше судно зашло в турецкий порт Самсун на выгрузку угля. Я заступил на вахту у трапа вечером, как обычно за 10 минут до моего положенного времени. Матрос отдежуривший свои часы был непомерно рад моему преждевременному появлению, и с моего согласия удалился на долгожданный покой.
Оставаясь наедине с самим собой, я имел обыкновение глядеть в мутные сиреневые дали, где линия моря на горизонте расплывалась при соприкосновении с чернотой ночного неба. Я кутался в свой бушлат и вслушивался в мерный прибой Мраморного моря о борт парохода. Солнце уже исчезло из виду в размытых тускнеющих красках заката. Как только тени бросаемые надстройкой и рогатым нагромождением громоотводов и грот мачты растворились в уплотняющихся сумерках, я согласно инструкциям вахтенного отправился на бак включить освещение на фок мачте и заодно проверить швартовые концы. По левому борту, окантованные желтизной фонарей, огромные валы угольных масс слагали впечатляющий пейзаж, напоминающий горные гряды, тянущиеся от оконечности причала, - где его тупой окруженный кранцами торец обрывается в море, - в дымчатое зыбкое пространство, уходящей вглубь территории порта.
Пройдя левым бортом я поднялся по давно некрашеному трапу на палубу бака, щелкнул рубильник на мачте и принялся пинать толстые капроновые концы, - таким образом определяя, насколько туго они тянулись к кнехтам на причале. Как правило обратно на пост я возвращался другим бортом, т.е. если в один конец я пришел левым, следовательно в обратный я уже направлялся правым и наоборот. Со временем моего пребывания на пароходе у меня выработался целый ряд подобных странностей. Полагаю причина его появления кроется в блеклом и скучном однообразии неизменной рутины примитивного, но не легкого труда обыкновенного матроса. Хотя это видение исключительно мое, многие моряки сжали бы кулаки от подобной характеристики их непростого ремесла, в котором как мне известно, помимо работы, им удается находить массу увеселений и даже пристрастий.
Спускаясь по трапу, уже по правому борту, я закурил сигарету и, не торопясь, зашагал по наклонному настилу палубы, погруженный во мрак - сюда свет фонарей надстройки и бака не достигал. Угловатая громада, возвышающихся надо мной трюмов, делала узкую низину правого борта недоступной для попадания сюда и малой толики яркого бледного света, льющегося из светодиодных прожекторов на крышки люков и палубу перед надстройкой.
Мне не следовало оставлять пост у трапа на длительное время без присмотра, но картина, проступающая на фоне далекого, - сплетающего воедино море и беззвездный, окутанный клочковатыми облаками небосвод, - полотна, принимала с поражающей быстротой очень странные и пугающие очертания. Я был не в силах оторвать глаз и попросту остолбенел, тщетно угадывая, что за колоссальное стихийное явление, природа которого была скрыта от моего понимания, буйствовала над поверхностью открытого моря. Далекий ночной морок с западной стороны, где еще недавно ухнуло за горизонт солнце, густел самыми мрачными тонами и переливался всполохами молний. Море, еще минуту назад пребывающее в состоянии полного затишья заметно заволновалось, нарастающие валы, перекатывающиеся под борт парохода, на своих гребнях доносили зычные отголоски далекого грома. Меня охватило давно позабытое чувство, оно словно ожило после многолетнего сна в глубинах моего огрубевшего с возрастом сознания, - тревога и не просто тревога, а именно та самая, потерянная в годах взросления, детская, будоражащая воображение. Затрудняюсь описать виденное мной в ту ночь, ибо масштаб происходящего был вселенски велик и то ли возникающие гротескные формы были материализующимися фантомами, которые в один момент обретали неясные и едва различимые в темнеющей поволоке очертания, а в следующий исчезали за скоплением грозовых туч, то ли я время от времени, - под действием ужасающего зрелища буйствующей, надвигающейся из чрева ночной мглы стихии, впадал в дикое помрачение рассудка, - я утверждать не берусь. Одно могу сказать с определенной ясностью, - нечто, возникающее на фоне содрогающегося небосклона, ковыляло на двух ногах, разгоняя своей космически тяжелой громадиной облачные массы, закручивая их вязкие переменчивые формы в дьявольски прекрасные вихри, багровеющие в отблесках неистовавших молний. Чудовищный мираж или игра стихийных сил природы, что бы то ни было, - представляло собой самое шокирующее лицедейство, какое мне только доводилось узреть за всю мою жизнь. Паника еще не добралась до моего потрясенного ума, но обдавшая меня волна неописуемого ужаса подкосила мои ноги и лишила способности двигаться. Я упал на колени, вжимаясь в фальшборта и, поглощенный страшным зрелищем, во всей полноте ощутил собственную беспомощность перед лицом столь могущественного явления. Я говорю - явления, а не существа, только лишь по причине неотступных уверений со стороны здравого рассудка, за которые он некоторое время все еще цеплялся, несмотря на дикие сногсшибающие догадки, уже неумолимо к тому моменту в него вползающие.
Сопровождаемый нескончаемыми всполохами молний, неведомый в этом мире никому, - разве что редким безумцам, дерзнувшим соприкоснуться с запретными тайнами иного, демонического мира, - непрошенный гость из каких то чуждых нам областей вселенной, был непомерно велик и нес с собой, вне всяких сомнений, катастрофические последствия для нашей планеты. Не может явление подобной твари не вылиться в катаклизмы. Из какой только бездны вырвалось это нечто, чьи размеры смешно назвать исполинскими, - они выходили за рамки всех известных человечеству мифических канонов. Я благодарю Бога, за то, что Он милосердно скрыл голову чудища непроглядным мраком ночи, а беспрестанно стягивающаяся вокруг фигуры монстра облачная пелена не позволила мне окончательно потерять рассудок. Существо, несомненно превосходящее по высоте любой горный пик, - какие только знавала Земля, - медлительными по меркам столь ничтожно малого создания, как человек, движениями своих необъятных столбовидных конечностей, взрезало море, вздымая громадные волны. Благо дело мы еще не успели разгрузить трюма, иначе нас бы здорово встряхнуло массами набегающих валов и пароход неминуемо бы смял левый борт о железобетонную конструкцию причала. Рокот отдаленных раскатов грома разливался над беспокойной поверхностью моря, но временами мне чудилось, что среди грохота доносящейся кавалькады бушующей грозы, слышался протяжный, обрывистый рев, или скорее клокот. Подобный звук казался мне знакомым, но я никак не мог увязать его ни с одним из известных мне представителей нашей земной фауны. Затем я почувствовал отвратный запах. Смрад, несомый ветром с моря, был нестерпимым и вызывал у меня тошноту, - воняло невыносимой смесью серы и гниющих водорослей. Обычно подобные запахи улавливаются на пляжах в знойные летние дни. Разницу, однако, составляла степень насыщенности: вонь была поистине убийственная.
По прежнему находясь в плену сковавшего меня страха, я не находил сил стряхнуть с себя его холодящее оцепенение и не отваживался показать над фальшбортом головы. Я не мог отделаться от безумной мысли, что то дьявольское исчадье, пронзающее своим бочкообразным туловом необозримые высоты небес, могло наблюдать за мной из своих заоблачных далей. Обозреваемая панарамма беснующихся адских сил, представлялась моему лихорадочному вниманию сквозь продолговатое овальное отверстие клюза. Не имею ни малейшего понятия сколько времени я просидел вот так, целясь взором в бурлящий на много миль к востоку кошмар, выступающий из зыбкой мглы гротескными формами грузно бредущего чудовища; ноги его, как две циклопические колонны, толкали перед собой водные массы, - демон удалялся в глубь бушующего в ночи ненастья. Облака, обволакивающие его мерцающую в огненном мареве разрядов молний, нечеткую фигуру, - если быть точнее, только ее фрагменты, так как большая часть тела чудовища укрывалась в недосягаемых высотах неба, - оставаясь позади, стягивались и образовывали некую фантасмогоричную бороздчатую пелену, которая в следующие мгновения закрутилась в одну гигантскую воронку и стала буравить поверхность моря, все разрастаясь и превращаясь в настоящий смерч. Чудище удалялось, постепенно теряясь в темноте чернеющей дали. Потом грянул страшной мощи гром; даже обшивка парохода ощутимо содрогнулась и стекла иллюминаторов задребезжали. Вмиг хлынул проливной дождь невиданной силы, словно возмущенные небеса разверзлись в намерении скрыть нечто неестественное и кощунственное по отношению к природе этой планеты, нечто, чье мерзостное появление, оскорбило естественный ход вещей и было результатом ошибки сил высшего порядка мироздания.
Выйдя из своего смехотворного убежища, и высвободясь наконец из под влияния морока, обрушившегося на меня кошмара, я вернулся на пост у трапа и уселся на одну из бочек. Из каких то темных глубин моего помраченного ума, стали показываться жуткие уродливые лица, пугающих пророчеств; они шептали мне о неминуемости приближающегося конца света, и мне не оставалось ничего больше, как трепетно внимать их клокочущим демоническим голосам, доводящим меня до крайнего исступления, томясь в ожидании, когда мое сознание наконец захлестнет волна спасительного обморока, в пустоте которого канут и эти мучительные мысли и все те гротескные дьявольские образы и очертания, с такой силой врезавшиеся в мою память. Состояние, в котором меня застал мой сменщик, вызвало у него лишь насмешки. Я решил для себя удержать, мучающие меня свидетельства, при себе. Не проронив ни слова, я молча и отрешенно добрел до своей каюты и, заперевшись, улегся на скрипучую кровать. Блаженное, упоительное забытье поглотило мой рассудок.
Утром, оказавшись среди обычной рабочей обстановки, в среде веселых, беспечных, питающих свои скромные надежды моряков, я понял, что являюсь единственным, кому открылась ужасная тайна. И даже факт обнаружения мертвого тела охранника, на рассвете между насыпями угля, который, по словам портового агента, по предварительным данным, скончался от сердечного приступа, не смог омрачить царящих в экипаже бодрых настроений.
В один из последующих, после пережитого мной кошмара, дней, неся вахту на мостике, до моего внимания случайно донеслись обескураживающие новости, которые прозвучали в одной из праздных бесед капитана со вторым помощником.
В сорока морских милях от береговой линии города Самсун, в порту которого ожидало разгрузки наше судно, в самое жерло внезапно разразившегося шторма, угодило сразу два турецких парохода. После нескольких странных, исполненных ужаса, реплик, брошенных в эфир, с радаров береговой службы оба судна бесследно исчезли. Слова, прозвучавшие на частоте, общей для большинства прибывающих в порт, также, как и покидающих его, торговых судов, изрядно поражали своим содержанием. Уполномоченные лица, на которых была возложена ответственность за расследование трагического инцидента, имевшего место в открытых водах Мраморного моря 24 го февраля 2016 года, после прослушивания записей радиопереговоров с экипажами пропавших судов были оставлены в глубоком недоумении.
Оба капитана, отчаянно перекрикивая друг друга, повторяли одно и тоже, наводящее суеверный страх, слово:
Мардук!
Мардук!
Мардук!*
* Мардук (MARDUK) - бог града Вавилон, демон почитаемый как божество.
Похожие статьи:
Рассказы → Проклятый остров
Рассказы → Ода пиратам
Рассказы → Лестница в небо из лепестков сакуры
Рассказы → "Полярная ночь"
Рассказы → Око Бога
