Кузя и тайны фараонов

Вот и лето прошло, и осень наступила. А с нею не только ветра пронизывающие да дожди холодные, а еще и новые хлопоты да заботы. И чего моей козе-дерезе спокойно не живется? Чего ей в деревне не сидится? Опять куда-то ехать собралась! Разве может быть что-то лучше края родного: наших березок с осинками, да речки-говоруньи? Нет, все тянет да тянет ее в дальние страны…

Честно скажу, от нашей умницы крестной я такого и не ожидал. Ну ладно, чего-то я в современном мире не понимаю, хотя пора бы уж привыкнуть. Они, люди-то нынешние, все стараются подальше куда-то от родных мест отправиться. Даже отдых им не в радость, если он недалеко от дома. Вот и ездют, ездют… Простите, это я видать уже в года вошел, бурчать начал. До дедулиного возраста мне, конечно, еще немало веков ждать, но зрелость, она у нас, домовых, спервоначалу в домоседстве проявляется. Так вот и со мной случилось: чем больше ездим мы с Лизой по странам далеким, пусть красивым да интересным, да с сайтсингом разным, тем больше хочется в избушке нашей, у окошка сидеть, да на улицу глядеть. А ездить никуда и не хочется совсем. Да вот, видать, не всегда так складывается, как мечтается: придется мне опять свой заплечный мешочек доставать, да в путь-дороженьку собираться.

Эх, что-то я снова отвлекся. Пора бы уж и о деле рассказать. А дело наше такое: за то, что Лиза карате свою сдала и черный поясок навязала, а еще в честь ее дня рождения, крестная Настя решила свозить ее в страну Египет. Она, крестная, поначалу летом хотела поехать, да потом порешили они с моей хозяюшкой, что больно жарко летом в Египте этом самом. Надо, значит, осенних каникул дождаться, чтобы от жары не мучиться. Оно, конечно, если коза моя с Настей едет, можно было бы мне и дома остаться. Да видать, что-то неправильное от людей нынешних и ко мне в душу перешло: вроде, как уедем куда-то, меня ностальгия грызть принимается, домой хочется. А как узнаю, что коза моя опять в путь-дороженьку собирается, так и мне с нею надобно. И так уж надобно, что прямо лапки чешутся, так торопятся – прямо пешком бы побежал. Лиза говорит, это «ветер дальних странствий» зовет.

Чудная она у меня иногда бывает, право слово: никакого ветра я не чую[1], да и нет такого ветра в природах, как она говорит. Ну, ветер – не ветер, а ехать я с ней после того решился, как узналось, что подружка наша апельсиновая, Кристи, и Кимото японский тоже в Египет приедут. От этих детишек знамо дело, чего ожидать можно: одних неприятностей да приключений. Насте одной никак за ними не уследить! Вот, значит, придется мне серьезным делом заняться: пока они там, в Египте этом, будут сайтсингом заниматься, я, хоть одним глазком, да пригляжу. Оно бы, конечно, и Феню неплохо с собой взять – все ж лишний глаз за детьми неразумными будет, да она ни в какую: напутешествовалась, говорит, из деревни заброшенной в город. Ей теперь у Насти так хорошо живется, что и ножки с печки не снимаются.[2] И опять, ежели с другой стороны подумать, так и незачем молодую такую домовиху в Египту эту самую тащить: никакой пользы, окромя лишних хлопот, от нее там не будет.

Значит, как ни подумай, а выходит, что кроме меня – ехать некому.

Правда, Лиза, да друзья ее, говорят, что и ехать мне особо не надобно. Вообще-то, как я в книжках прочитал, в Египет отправляются, чтобы в море покупаться, да на песочке позагорать. Мне оно и невдомек: зачем так далеко ехать, коли у каждого под боком речка есть или озерцо. Чего в них не покупаться? Но Лиза мне разобъяснила, что в море вода особая: хоть и соленая да горькая, но шибко полезная. Потому-то там купаться лучше, чем в речке, где вода пресная. Вот и на Бермуды с Карибами они с Кристиными родителями ездили тоже, чтобы в море поплавать. Ну, как она эти самые неправильные острова вспомянула, я тут же рассердился.

— Что, — говорю, — опять в какое-то место едем, где зимы нет да время неправильное?

— Нет, Кузечка, — отвечает коза моя, — время там правильное, там таких временных феноменов[3], как на Бермудах, еще не зарегистрировано. И зима там есть. Просто не такая холодная, как у нас. И снега не выпадает. Но холодно бывает (по египетским понятиям, конечно). И вообще, мы не на море едем, а на экскурсии – поживем в Каире, посмотрим музеи. А потом съездим в Гизу – там такие пирамиды древние египтяне построили!

Про пирамиды я потом в книжках прочитал: дескать, жили в старину цари египетские – фараоны прозывались. Так вот они всю свою жизнь, с того дня, как на трон садились, строили для себя большущие домовины – пирамиды эти самые. А когда помирали, то с собой велели класть и еду, и питье, и одежды разные, и книжки. Говорят, даже слуг смертью лютой казнили, да с собой в могилы клали – чтоб прислуживали им на том свете. Потому что египетские цари думали, что тот свет – он вроде этого – и туда надо приходить со всем скарбом, с прислугой да конями. Чтоб и там, в загробье, значит, царями быть. А еще фараоны эти верили, что, как помрут они, то душа их – «ка» называется – полетит в чертог мертвых и будет их там ждать. А для души не слуги и не еда главное, а чтобы она могла в тело свое вернуться. А для этого тело должно в сохранности пребывать.

Я, когда до этого места в книжке как дочитал, подивился сильно. Как такое может быть? Ведь природой-матушкой так заповедано, чтобы все, что век свой на земле скончает – цветок ли, птичка или человек – снова в землю уходило да потом сызнова цветком да птичкой прорастало. Потому и надобно мертвых хоронить, чтобы душа (уж где она там ни обретается – про это домовым неизвестно) радовалась, глядя, как на могилке из ее тела незабудка да клен молоденький растут. В этом, да в памяти людской для человеческой души радость – а не в конях да золотых монетах, что в пирамиды с собой берут. Но фараоны, видать, по-другому думали: они-то тело свое не зарывали, не давали ему своим природным ходом обратно в землицу превратиться, а велели слугам всякую внутренность из тела вытаскивать, да и обмазывать его специальными смолами да мазями, чтобы хранилось оно вечно, пока душе-ка не понадобится. А чтобы никто злобный тело у фараона не отнял да душе вернуться не помешал, и строили эти пирамиды, с лабиринтами да ходами потайными, с ловушками для воров и запутанными петлючими коридорами. А тело фараоново – мумию – благовонючими пеленами обматывали да в сарфокаг клали. А потом еще в один, да в третий с четвертым, ровно матрешку. Чем богаче фараон был, чем больше почету себе на том свете хотел, тем больше у него сарфокагов было.

Вот, стало быть, на этих самых мумий фараоновых, да сарфокаги, да пирамиды мы и поедем смотреть.

Я, как в разум взял, зачем мы в путешествие отправляемся, так и призадумался. Ох, нехороший это сайтсинг! Ох и нехороший! Уж одно то плохо, что не дали людям по-людски помереть, да в могилки их не закопали. А тут еще и ученые-археологи бедных мумий из пирамид повытаскивали, да украшения поснимали, да в музеях выставили. А в домовины – пирамиды то есть – людей водят смотреть. И детишек тоже пускают! Ох, не дело это – мертвых тревожить! Да сайтсингом на могилках заниматься. Не к добру это!

Не надобно бы нам ехать, чует мое сердце! Вот только разве козу мою убедишь в чем? Она, как я ей все обсказал, только засмеялась.

— Ну, Кузя, они же тысячи лет назад померли! Это же теперь просто история, а не могилы да гробницы. Вот к Агнесс мы же в склеп ходили, даже саркофаг вскрывали – и ничего не случилось.

— Тут, Лиза, дело другое: она сама нас привела да разрешения свое дала. А по пирамидам лазить, когда хозяев ихних уже вытащили да в музеи под стекло запрятали – нехорошо это, неправильно.

А козе моей хоть бы что – смеется.

— Ты что, про проклятие Тутанхамона где-то вычитал и сейчас вспомнил? Да мало ли всякой ерунды пишут – не обращай внимания!

Ничего я ни про какое проклятие не читал. И кто такой этот Тут-и-там-хаман – не знаю. Но после Лизиных слов решил почитать. Только вот в книжках ничего про него и про проклятье его не было. А Лиза наотрез рассказывать отказалась. Сказала, что я и так всякими страхами себе голову забиваю, так что лишние мне ни к чему.

Прочитал я, что тут написал, и понял: «неладно что-то в Датском королевстве».[4] Сказки да истории положено рядком да ладком рассказывать – уж мне ли не знать! А я стал, как коза-дереза да апельсинка наша английская: с одного на другое перескакивать, да туда-сюда по истории бегать, ровно курица бестолковая по двору. Ну да ладно: как написалось, значится, так тому и оставаться. Не потому, что переписать не смогу, а потому, что, как Лиза говорит, «стиль письма отражает душевное состояние автора».

* * *

Если вы вдруг подумали, что я над Кузей смеялась от того, что была с ним не согласна или считаю, что растаскивание гробниц – дело хорошее, то вы сильно ошибаетесь. Просто как раз перед этим нашим разговором я прочитала про проклятие Тутанхамона[5], и пришла к однозначному выводу: все это – ерунда полнейшая, а тут и Кузьма Кузьмич со своим «неправильно» да «нехорошо».

На самом деле, если бы речь шла о недавних захоронениях, я бы безусловно с Кузей согласилась. Но ведь египетские пирамиды – эта такая тьма веков! Столько не то что столетий, тысячелетий прошло! Да и все ценности и мумии из многих пирамид еще до археологов воришки растащили. До наших дней так мало дошло. А то, что дошло, уже десятилетиями в музеях лежит. Народ смотрит – и ничего, никто от этого пока не помер.

В общем, примерно это я и пыталась Кузе втолковать. Он попритих, но, думаю, так со мной и не согласился. Только вот по дому забегал с удвоенной скоростью: проверять, все ли в порядке останется, когда он с Настей и со мной в Египет отправится.

А мне ужасно как хотелось «весь сайтсинг» посмотреть, и, конечно же, с Кристи и Кимото увидеться[6]. Я по ним очень соскучилась. Кузя, на самом деле, тоже, только ведь не признается ни за что!

Обидно только, что мы с Настей всего на четыре дня едем: больше ее на работе не отпустили. А оставить меня там с Кристи и Кимото, на попечении одного Кузи – «не можно». Нет, в принципе, учитывая нашу общую любовь ко всяческим приключениям и талант по влипанию в эти самые приключения, я Настю понять могу, но хорошо, что Кузя про «не можно» не слышал: обиделся бы смертно, что ему детей не доверили. Он-то искренне уверен, что за любым количеством детей присмотреть в состоянии. Только вот дети (мы – то есть) нынче такие пошли, что никак за ними не усмотришь.

Ну да ладно: будем надеяться, что на этот раз мы съездим тихо-мирно.

В Москве шел мокрый снег, дул холоднющий ветер, а в Каире нас встретило ласковое солнышко и вполне летняя погода. Мы с Настей порадовались, но на Кузю это произвело резко отрицательное впечатление: он снова забурчал, что такая погода – «неправильная», и в таком месте, где и осени нормальной нет, с нами непременно что-то плохое приключится. Только вот тут чутье его обмануло, потому что прямо в аэропорту с нами приключилось нечто хорошее: не успели мы пройти досмотр, как на нас налетела Кристи – с объятьями и радостными воплями. Она прибыла всего полчаса назад и решила подождать нас в аэропорту.

Сколько радости было! Даже Кузя ворчать перестал и милостиво позволил Кристи его в щечку чмокнуть. Правда, покраснел ужасно!

А Кимото прилетел еще ночью и должен был ждать нас в гостинице. Настя позаботилась, чтобы номера по соседству были, а то «следи за вами, когда вы растеряетесь по всей гостинице, как сороконожки».

Кристи тут же не без ехидства поинтересовалась, а что Настя намерена с нами делать, когда мы растеряемся по всему Каиру.

— Не позволю! – строго так заявил Кузя и даже лапкой по сиденью (мы как раз в такси ехали) пристукнул. – Нельзя дитям в чужом городе теряться, крестную беспокоить. Будете ходить тихонько, как мышки, и рядышком.

Настя рассмеялась и сообщила, что ее устроят даже громкие мышки, но рядышком, что мы ей тут же и пообещали. Между прочим, совершенно искренне! Потому что подводить и расстраивать мою самую лучшую крестную в мире никто не собирался: ни я, ни Кристи. Думаю, Кимото тоже.

* * *

В гостинице нас встретил Кимото. Вот уж сразу видно – правильный мальчик. И мужчина из него вырастет правильный. Спокойный, не то, что девчонки – скачут, ровно козочки. Целоваться со мной еще удумали! Где ж это видано, чтоб домовых в щечки чмокали! А все Кристи, стрекоза апельсиновая! Она и к Кимото подбиралась, но он очень быстро и не обидно так отклонился – сразу видно, каратешник: как Лиза говорит, реакция хорошая! Надо будет и мне, видать, у него поучиться, чтобы никто больше меня обнимать да целовать не пробовал.

За завтраком в гостинице порешили[7], что, раз день уже наполовину прошел, ни в какой музей сегодня не идем, а идем гулять по городу Каиру и снаружи всякий сайтсинг делать.

Меня, как водится, Лиза в рюкзачок заплечный посадила, и пошли мы все вместе гулять. Ребята-то спервоначалу болтали: давно, я чай, не виделись. А что письма свои неправильные – мейлы то есть – друг дружке посылали, так в письмах всего не расскажешь. Лиза с Кристи, конечно, больше всего интересовались, как здоровье у Айко маленькой. Кимото рассказал, что Айко с тех самых пор все время сама ножками ходит, даже плавать учится: летом они всей семьей на море ездили. Доктора велели, чтобы малая воздухом морским да свежим подышала. А, по мне, помог девчонке волшебный цветок – вот и славно. И никакие доктора ей теперь не надобны: все само наладится. Я когда это Кимото сказал, он со мною согласился.

— Ты, конечно, Кузя-сан, правирьно говоришь. Я тоже верю, что миросердная богиня Каннон и Красный Ротос Айко выречили. Но ведь мы же папе с мамой об этом не рассказывари. Потому они и думают, что Айко нужно еще у докторов под набрюдением быть.

Это он разумно порешил: взрослые, они не всегда всякие чудеса понимают. Даже крестная наша, голубушка, тут на взрослую – непонятливую – сторону встала.

— Девочка столько лет болела, — говорит, — как же сразу от врачей отказаться. Я уверена, с Айко все хорошо будет, но понаблюдаться нужно.

Вот так мы и говорили о том-другом, а потом такой сайтсинг интересный[8] начался, что только об нем да об истории Каира разговоры разговаривать стали.

Мне, конечно, не сказать, чтобы Настины рассказы шибко нужны были, но кое-что я все ж таки послушал: а что еще, в рюкзаке сидючи, делать?

Город Каир, как и вся страна Египет, расположен по берегам реки Нила. Как я в книжках прочитал, бедные люди, что в Египте жили, только по берегам речки и могли селиться: потому как вокруг сплошная пустыня, где, окромя песка да ветров, и нет ничего. И речку Нил они почитали, ровно бога великого, потому что если лето засушливое выпадало, и Нил не разливался, так у них и хлебушек не рос, и даже для питья воды не было. В нынешнее-то время люди всякой технике обучились да построили водоводы и водохранилища, а в старину им шибко трудно приходилось. Потому и молились они Нилу, чтобы водички дал. И до того они боялись, что бог Нила рассердится на них, что даже коркодилам страшным поклонялись, да и всякой другой твари, что в речке живет. А ежели какой коркодил человека съедал, так люди думали, что это жертва для бога реки. И до того коркодилов почитали, что не только им людей есть разрешали, но даже из померших коркодилов мумии делали, как из царей-фараонов, и хоронили на специальном коркодильем кладбище.

Это все я сам дома, в деревне нашей, в книжках прочитал, а Настя нам рассказывать взялась, как город Каир начинался да какие красивые дома в какие года построили.

Только оказалось, что ребятки тоже хорошо подготовились – не хуже крестной: много книжек да интырнетов дома прочитали. И Кристи рассказала, что про начало Каира есть легенда красивая.

Дескать, в далекие годы решил царь-фараон Гаухар поставить тут столицу свою. И спросил он тех священников, которые не только коркодилам поклонялись, но умели по звездам хорошие и плохие дни высчитывать[9], когда надобно первый камень положить. И священники ничего, сказали, когда не только хороший день выдастся, но даже минутка самая правильная. И порешил фараон именно в эту счастливую минутку город основать. А чтобы заминки не случилось, сделали они вот что.

Тут Кристи сама рассказывать перестала и прочитала, как в старой летописи об этом написано:

«Гаухар… сам разметил участок, по углам его установили столбы, между ними натянули канаты, определявшие периметр будущих стен. Вдоль всех канатов расставили сотни рабочих, готовых по особому сигналу начать копать землю. Сигналом должен был послужить звон крошечных колокольчиков, развешанных на канатах, но для этого требовалось определенное благоприятное сочетание планет и звезд, за которыми следили астрологи. В момент, когда все в напряжении ожидали приказа астрологов, колокольчики вдруг зазвонили сами: оказалось, на канат уселся ворон. И рабочие бросились лопатами копать землю. Так фундамент города был заложен до наступления благодатного момента, что привело в ужас астрологов.

— Аль-Кахира восходит! — кричали астрологи. Они утверждали, что это зловещее предзнаменование, что, вероятно, турки нападут и захватят город. Но исправить положение уже было нельзя, и в результате этого инцидента город назвали аль-Кахира, а не аль-Мансурия, как намечалось ранее».

— Я вообще-то в астрологию не верю, — крестная говорит, — но ведь правы жрецы оказались. Сколько раз бедный Каир турки завоевывали!

-А я другую регенду читар, — заметил Кимото, — но, судя по стирю ретописи, она быра позже записана.

И свою историю рассказал:

«Город был построен… полководцем армянского происхождения из ближневосточного государства Фатимидов по имени Джаухар ас-Сакали. Он решил построить крепость, в которой, если бы случилась нужда, люди могли бы найти убежище и выдержать нападение врагов. И вот он приказал выстроить окруженный стеной город, в котором для его защиты постоянно держал одного из самых верных своих людей с частью своего войска. Он назвал город ал-Каира. Впоследствии Европа стала называть его Каиром».

— Ну, так или иначе, — Настя говорит, — судя по именам, город строил не египтянин, а армянин – Гаухар, он же Джаухар. А турки его потом неоднократно завоевывали. Потому-то здесь так много мусульманских мечетей и зданий в восточном стиле. Кстати, что смотреть пойдем? В Каире ведь не только мусульмане, но и христиане, и копты жили.

— Вы бы мне объяснили, кто такие турки, христине, копы да вот те остальные, про которых речь шла? – я говорю. – Я чай, в городе этом много народов разных было?

Мои детишки засмеялись было, но крестная их строго так одернула:

— А что вы смеетесь? Между прочим, если бы Кузя так, как вы, в Интернете лазил, он бы все давно прочитал! А чтобы это в книжках найти, их столько изучить надо, что полжизни уйдет. Так что нечего хихикать. Раз вы такие умные, вот и давайте, объясняйте Кузе, что он напутал и о чем речь идет.

Смотрю, Лиза моя да Кимото покраснели сильно, а Кристи из апельсинки аж в клубничку превратились. Больше смеяться не стали, а все мне рассказывать начали.

Оказывается, сначала Каир был не городом, а поселением, селом, то есть, по-нашему, и жили там одни сплошные египтяне (это народ такой). А что: место хорошее – речка Нил рядышком, водицы хватает. Потом туда много всякого другого народа понаехало: и турки, и евреи, и армяне, и другие народы. И каждый свою религию привез[10]. Вот турки, те в бога Аллаха верят – и прозываются мусульманами. А евреи – в бога Саваофа. А копты – в Христа. Потом девчонки мне начали подробно объяснять, чем какая вера от другой отличается. Но тут уж я запутался совсем, потому что этих религий столько! И боги у каждой свои, и имена у них странные, непривычные. Да и внутри каждой религии свои веточки есть: потому что люди все разные и верить каждый по-своему хочет. По мне, так это совсем даже и не важно: в кого хочешь, в того и верь. А уж как ты при этом прозываться будешь – вообще ерунда. Вон, недаром у нас поговорка есть: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь!» Вот и с религиями этими также получается: важно, хороший ты человек или плохой, а какими именами ты своих богов кличешь, вовсе даже не главное.

Это я все ребятам и крестной обсказал, и они со мною согласились. Потому и не пошли коптские да мусульманские дома смотреть, а поехали в самую настоящую фараонову деревню.

Я было подумал, что в Египте до сих пор египтяне живут, как в старину, и мы идем их село смотреть, но оказалось все гораздо интереснее. Жил лет сто или двести назад турецкий ученый – доктор Рагаб. И построил он на свои деньги (потому что очень археологию и историю любил, и хотел, чтобы другие люди тоже старину изучали и эти науки любили) целую деревню – как в древнем Египте была. И дома старинные, и актеров нанял, чтобы жителей древних изображали. И теперь можно пойти и посмотреть, как раньше люди в старинном Египте жили: как у них в домах все было устроено, как они хлебушек растили, как детишек воспитывали.

Как нам крестная рассказала, во многих странах такие поселения да города строят: чтобы туристы не просто старинные предметы в музеях смотрели, а видели живьем, как люди раньше жили. И частенько в таких деревнях да городках не только актеры нанятые бывают, а еще и ученые, которые пытаются жить, как раньше было принято, и изучают – какие ремесла да искусства домашние в старые времена были, да как их теперь применить можно. И если какой турист разумный попадется, то и он может себя в давнишнем ремесле попробовать: например, сыр по старому рецепту сварить, али полотенчико на ткацком станке выткать. Вот это дело хорошее, я вам скажу! В старину у людей понятия были правильные: и как с природой ладить, и как дела домашние делать. И никаких плохих экологий от того не приключалось.

Думаю, надо бы побольше таких деревень строить: глядишь, может, кто разумный и решит в них переселиться, да в согласии со стариной жить.

* * *

Сыр по старинному рецепту нам, конечно, делать не дали[11]. Зато мы посмотрели, какое у древних египтян было поливное земледелие и дома древние. А вот ткацкий станок был: только ни у меня, ни у Кристи, ни даже у Насти на нем работать не получилось. А женщина-ученый, которая за ним сидела, такие здоровские полотенца ткала – как будто всю жизнь только этому и училась. Мы даже парочку в качестве сувениров купили.

А вообще, интересное впечатление от этой деревни осталось: мне даже показалось, что я в Древний Египет попала. Если не обращать внимания на туристов, то и дома, и люди на улицах – совсем как на древнеегипетских фресках!

В общем, вернулись мы в гостиницу уставшие, но довольные.

А за ужином стали обсуждать, что завтра в Каирском египетском музее смотреть будем. Настя сказала, что он такой же большой, как Лувр. И чтобы все-все посмотреть, недели не хватит. Наверное, и месяца тоже. Поэтому мы решили изучить только самую интересную часть экспозиции, но в подробностях.

Тут у нас некоторая заминка случилась, потому что посмотреть хотелось все, что в каталоге указано, и выбрать самое интересное очень трудно. В общем, спорили мы так громко, что Настя обозвала нас «самыми шумными мышками на свете». В конце концов, кое-как договорились. И все[12], конечно, сошлись на том, что зал мумий посетить надо обязательно.

В Каирском музее мы, разумеется, в первую очередь пошли смотреть сокровища из гробницы Тутанхамона. Господи, и повезло же археологам! Ведь практически все пирамиды и старинные гробницы были уже разграблены к тому моменту, как до них кто-то из ученых докопался. А тут! И саркофаги в целости-сохранности, и золотые украшения, и даже цветы, которые, по легенде, положила на гроб неутешная супруга. И они там пролежали тысячи лет! Бывает же такое. Я читала, что цветы сохранились из-за того, что в гробнице воздух был очень сухой, поэтому там ничего сгнить не могло.

А фараона жалко! Совсем молодой мальчик! Всего 18 лет ему было, когда он умер. И жену его тоже. Она, наверное, была еще моложе (в те годы рано женились). Конечно, сильно горевала, когда муж умер. Правда, ученые до сих пор так и не выяснили, от чего. Ведь как мумию не исследуй, а внутренних органов в ней нет, поэтому и причину смерти уже не установить.

Кузя, когда услышал, что «царь Тут-и-там-хаман» совсем молоденьким умер, тоже пригорюнился. Жалко ему фараона стало!

Я, правда, предположила (и Кристи со мной согласилась), что его, наверное, отравили. Ведь на самом деле главными правителями были все-таки жрецы: у них и знания тайные, и власть. А уж как они своей близостью к богам кичились! Может быть, Тутанхамон, как и Эхнатон, решил какую-то реформу провести, вот его и убрали с дороги, чтобы не пытался у жрецов власть отнять.

Но это все из области догадок. А вот как мы в зал с сокровищами вошли, Кристи тут же начала нам про проклятие фараонов вещать. И так убежденно! Я прямо удивилась: вроде бы мы с ней уже в мейлах обсудили, что в этой гипотезе много слабых мест. Но, наверное, мне ее переубедить не удалось. А Кузя ей сразу поверил, потому что когда «мертвых тревожишь, непременно какая-нибудь пакость случается».

Правда, если с другой (моей, то есть) стороны посмотреть, у любой из смертей тех, кто эту гробницу раскапывал, разумное объяснение найдется. Лорд Карнарвон порезался при бритье и в ранку зараза попала. Учитывая состояние медицины в начале ХХ века, вполне могло случиться такое. И жена его вскоре умерла. Говорят, ее какая-то зловредная муха укусила. А может, просто от горя. Рейд, который делал рентгеновский анализ мумии фараона, тоже вскоре умер, причем неизвестно от чего. Я лично думаю, что от вредных излучений — тогда ведь не знали, что рентгеновские лучи могут быть опасны. Потом еще два человека с собой покончили: сводный брат Карнарвона лорд Герберт и лорд Вестбурн — отец секретаря Картера (ученого, который раскопки проводил). Ну еще я читала, что умерло несколько человек, которые на раскопках помогали — подсобные рабочие.

И, опять-таки, если соглашаться с Кристи, странно и загадочно получается: столько смертей в несколько лет. И все люди с гробницей связаны. Но ведь мы же ничего толком и не знаем: мало ли какие причины для самоубийств могли быть. Да и потом (это я Кристи как главный аргумент и выложила): гробницу кто открыл – Картер! Кто больше всего с сокровищами возился и занимался их описанием и перевозкой – опять Картер! Значит, он главный осквернитель и выходит. А он – ничего – много лет после этого прожил, и тихо-мирно в старости в своей постели скончался.

Не складывается никак с проклятием!

Тут Кимото вмешался и предложил совсем другую версию. Оказывается, он где-то вычитал, что, на самом деле, ничего в этой гробнице не было. И никакая это не могила Тутанхамона. Просто Картер нашел старую ограбленную гробницу, да и решил на ней себе имя сделать. Дал взятку, кому нужно из чиновников, договорился с мастерами, которые подделки под «фараоновы сокровища» делают, и с рабочими, которые раскопки вели. А потом прорыл несколько подземных ходов (якобы, их в давние времена воры проделали, чтобы в могилу забраться), и потихоньку туда все, что нужно, и стащил. А потом раскопал вход – и, здравствуйте вам! – такая роскошная сокровищница. Вся в целости и сохранности.

Ведь есть один странный момент: в 1917 году Картер уже в этом месте копал, да так ничего и не выкопал. А в 1922-ом вернулся и уже Тутанхамона нашел. Как раз времени хватало, чтобы и сокровища подделать, и в гробницу их спрятать.

Кристи, как такое услышала, только руками замахала и спорить принялась.

— Я историю с гробницей Тутанхамона в таких подробностях не знаю, чтобы с кем-нибудь из вас согласиться, — вмешалась Настя, — но почему бы и нет! Ведь уже установлено наукой, что Генрих Шлиман на самом деле никакой Трои не раскопал. То есть поселение, которое он за Трою выдавал – просто маленький городок. И сокровища он туда тоже потихоньку стаскивал, чтобы свою идею подтвердить. Так что Кимото, может быть, и прав. В проклятие-то я в любом случае не верю.

— Да если посмотреть на твою гипотезу, — это Кристи Кимото, — все равно проклятое это место. Смотри сам: Картер решил лорда Карнарвона обмануть, а он, наверное, догадался о чем-то – ведь сам не первый год с египетскими древностями возился. А потом как-то странно и быстро умер.

— Это да, — согласился Кимото, — не хочется так думать, но ведь Картер, чтобы подрог не обнаружирся, мог ему и помочь. Ядом, например. И рабочих тоже мог «убрать», чтобы они секреты его не разбортали.

— В любом случае, — говорю, — сейчас археологи такими технологиями располагают, что вполне могут проверить, настоящие это сокровища или недавно подделанные. Вот только почему они этого не сделают?

— Да причин много может быть, — заметила Настя. – И то, что скандал поднимется огромный, и память людей, которые это открытие сделали, будет осквернена. А еще представьте себе, какие деньги на туристах заработать можно уже одними этими сокровищами. И потом, ведь имя Тутанхамона уже давно во все учебники вписано. На нем такие исторические гипотезы строятся, столько научных работ написано. Думаете, ученые так легко согласятся все переписывать заново?

Повздыхали мы о косности нынешней науки и пошли в другие залы. Крестная, чтобы нас отвлечь от грустных мыслей о проклятиях да подделках, заметила, что в зале с сокровищами мы очень здорово представляли классическую картинку из учебников психологии.

— Ты, Кимото, – скептик, Кристи – мистик, а Лиза – реалист.

Кузя тут вмешался:

— А я кто? И что за слова такие непонятные, которыми ты детишек обзываешь?

Настя ему рассказала, что слова совсем даже не обзывательные, и смысл объяснила. А потом и говорит:

— А кто ты был в этом споре, я не знаю, потому что ты свое мнение не высказал.

Тут Кузьма Кузьмич призадумался, потому что, видать, и сам не решил, чья точка зрения ему ближе.

* * *

А я и правда не знаю, кто из детишек прав, а кто нет. Но то, что какое-то проклятие на гробнице должно быть – это точно. Вот только что тому причиной: обман нехороший, который этот Картер устроил и ради него людей невинных загубил, или то, что могилку этого мальчика-царя открыли, не знаю.

Вот так, за разговорами, и пришли мы в зал, где мумии фараоновские находятся. Я думал, что Тут-и-там-хамановская мумия тоже, наверное, в этом зале помещается, но ее там не оказалось. Кристи сказала, что после раскопок ее во Францию отвезли, в самый главный французский музей — Лувр.

Я бы, конечно, туда ни за какие хозяюшкины пирожки не пошел, но не бросать же ребят. Да и крестную тоже оставлять не хочется: вдруг что нехорошее приключится. Кто же поможет, кроме меня?

В этой музейной комнате был специальный воздух пропущен, чтобы мумии не портились, а сохранялись, как в сарфокагах положено: то есть в целости и благовонючести, как и задумано было тысячи лет назад.

Всего в комнате было одиннадцать стеклянных ящиков[13], в которых эти самые мумии запрятаны. Можно было подойти и все в подробностях рассмотреть. Только, по мне, какая разница: все они тряпочками обмотаны, только лица и видать. А лица-то страшные, коричневые, и оскал – ровно у собаки бешеной.

Только детишки не испугались; бегали от одной мумии к другой, все надписи на табличках читали: какой это царь-фараон, да чем он прославился. А узнали ученые об этом из надписей, которые были в пирамидах на стенках в камне высечены. Оказывается, египтяне старинные, как и японцы, иероглифами писали. Только Кимото сказал, что иероглифы у них совсем другие были, и чтобы их прочитать, ученым пришлось много сил потратить. Они было совсем уже отчаялись, но один молодой ученый – Шампольон — так хотел узнать, что на стенках в пирамидах написано[14], что две ночи не спал, два дня не ел, все буковки египетские разгадывал. Вот от голода да недосыпа пришел он, наверное, в состояние метидации, и тут ему открылось, что надобно сравнить египетские буковки с древними греческими (а их ученые уже умели читать), да и понять, где какая буковка стоит. Так он и догадался, что несколько иероглифов египетских имя Птолемей означают. Ну, а дальше у него дело уже легче пошло. Но все равно вся эта научная история добром не кончилась: Шампольон этот самый так мозги свои перетрудил, когда иероглифы разгадывал, что у него вскорости горячка приключилась. От нее он и помер молодым еще. Вот и говори потом, что нет на пирамидах никакого проклятия!

Только я про это самое подумал, как что-то странное в воздухе прошелестело: словно японские о-ками-сан сюда явились. Глянул я: батюшки-матушки! Сила со мной нечистая! В самой середке зала тень колышется. Смотришь, ровно человек в высокой красивой шапке; одежа на нем – длинная, навроде халата, какой Лиза после баньки надевает, а на ногах – босоножки. И, хоть по лицу видно, — мужчина, но глаза черной краской до самых висков нарисованы, веки синей краской раскрашены, губы – тоже будто помадой испачканы[15], да и ногти на руках-ногах накрашенные. Думал я было от детишек это видение–привидение скрыть, да и из зала вон позвать, но не поспел. Учуяли они его: зря, что ли, с домовыми, призраками и иной какой нечистью столько раз видались.

Обернулись все трое, да так и застыли с разинутыми ртами.

Лиза первая очухалась, давай головой вертеть: смотрит, где крестная, не напугалась бы. Я-то лично думаю, Настя не из пугливых будет, но ее как раз и не было: она в соседний зал перешла – статуи царей-фараонов смотреть.

А призрак этот свою руку с накрашенными пальцами протянул, словно козы моей коснуться хочет, и говорит голосом таким тихим, страдальческим, но с обидой сильной:

— Я великий вельможа при дворе бога на земле, повелителя Верхнего, Среднего и Нижнего Нила, достойного сына бога Ра Тутанхамона. Как посмела ты, ничтожная девчонка, осквернить его покой своими нечестивыми домыслами. В недобрый час проникли они в твое сердце, осквернили покой его ка. И пришлось мне, великому вельможе Тенусеперту[16], прийти сюда из Земли Мертвых, чтобы опровергнуть твою злобную клевету!

Лиза растерялась, то на призрака, то на друзей смотрит, да сказать ничего не может. Пришлось мне вмешаться.

— Ты чего это, — кричу, — козу мою обижаешь? Да она ни в жизнь ни про кого слова дурного не сказала! Не такой это человечек, чтобы гадости говорить! А уж тем более про тебя, кого мы и видим-то первый раз!

Вельможа этот только головой своей крашеной мотает.

— Ушами души моей слышал я, как в зале с сокровищами, якобы принадлежавшими повелителю моему, Тутанхамону, сказала она, что молодым умер мой повелитель. И заподозрила, что была смерть его не в согласии с природой, а помогли ему злые люди. Злобная клевета это! Сказал я, и повторю снова и снова! Слаб был повелитель мой здоровьем, не отпущено было сыну бога Ра долгой жизни на земле. Прочили жрецы ему великое да многолетнее царствование, да не суждено было сбыться тому. Ушел мой повелитель в Долину Смерти, каждый день встречает он рассвет в обществе отца своего – бога Ра, и вечер – с сестрой его – богиней Нут. Знаю я, что неспокойно сердце души-ка его, но о причинах сего не доискаться мне – ничтожному! И тут, ты, глупая девчонка, еще больше тревожишь повелителя моего. Призвал он меня из Земли Мертвых и отправил в этот мир, коий покинул я давным-давно, чтобы опровергнуть злобную клевету твою!

Ну, тут коза моя краской залилась, словно маков цвет.

— Простите меня, почтенный господин Тенусеперт, и попросите своего повелителя тоже меня простить. Но так много тысячелетий прошло с момента его смерти, правды мы не знаем: вот и строим догадки. Не хотела я никого обидеть. Мне ужасно жаль было, что Тутанхамон умер таким молодым, вот я и подумала об отравлении.

Призрак, видя, как Лиза расстроена, тоже немножко смягчился и уже не так сурово говорить продолжал.

— Я передам повелителю твои слова, девочка. Надеюсь, он примет во внимание твое невежество. Оно сильно, но не сильнее, чем невежество тех ученых мужей, которые полагают, что раскрыли загадки великих фараонов. Они, в глупости и самодовольстве своем, — тут он сердито кулаком помахал, — даже не подозревают, сколь много зла нанесли своими якобы научными изысканиями! Сколь много горя причиняют их неверные прочтения наших мистических надписей! Сколь великие беды могут проистечь для наших ка, а главное, для любезной сердцу моему ка высокочтимого повелителя моего из их глупых реконструкций. И будет проклято ка недостойного Картера, коий посмел обмануть почтенного лорда, давшего ему денег на восстановление истины, а не на надругательство над оной! Пусть вечно мучается его ка, пожираемое священными крокодилами каждое утро, и каждый вечер восстающее вновь для новых мучений.

— Ой, — перебила его Кристи, — значит Кимото правду рассказал, и не было никаких сокровищ Тутанхамона? Значит, Картер и впрямь мошенник?

— Трудно мне поведать истину перед детьми малыми и неразумными, — покачал головой призрак (словно думал вслух, а не с нами говорил), — смогут ли они понять, сколь велико горе моего солнцеликого повелителя? Если и я, ничтожный, но жизнь свою положивший на познание тайных знаний и изучение сочетаний звезд в глубинах небесных, не понял всей тревоги и тоски господина моего! И сам не ведаю я, вся ли истина мне известна?

И задумался так серьезно. Мы стоим, как тихие мышки, пошевельнуться боимся: чего там этот Тенусеперт надумает.

Наконец он заговорил снова, но в голосе его такое сомнение было, что, вроде как и жалел он, что с нами поделился.

— Повелитель мой, призвав меня к себе, на радугу, где проводит время он со своими божественными родственниками, сказал мне странную вещь. Не может вместить ее сердце моей ка. Может быть, вам эти слова внятнее будут? Так прорек мне солнцеликий повелитель мой: «Хоть и слышал я слова, прискорбные для твоего, о верный мой слуга, достоинства и огорчительные для слуха моего, будто бы скончались дни мои от чьего-то злобного умысла, но не вижу я зла в сердце той, что прорекла их. Ступай, о Тенусеперт, посмотри на нее. Если и впрямь чисто ее сердце и если принадлежит она к славному и знатному роду, то можно приказать ей оказать мне помощь, кою она по долгу своему все равно обязана оказать мне, повелителю великой страны моей».

Тут я рассердился маленько: род козы моей, пусть и не такой знатный, как у Кристи – герцогини нашей, но ничем от того не хуже. И почему это обязана она, вместо сайтсинга, о котором все лето мечтала, какой-то давно помершей мумии помощь оказывать? Мало ли, что когда-то он царем-фараоном был! Сейчас-то от него только мумия благовонючая осталась да душа-ка на радуге. Вот и сидел бы там со своими божественными родичами да гонору бы поубавил.

Только я это все сказать собрался, как вельможа речь продолжал:

— Вижу я, девочка, чисто сердце твое, нет в нем зла. Но скажи мне, к знатному ли, древнему ли роду принадлежишь ты? Ибо только родовитый человек может быть достоин услужить повелителю моему.

Смотрю, а ребята мои головы сблизили, пока Тенусеперт вопросы свои задавал, и шепчутся о чем-то. Я бы, конечно, на месте Лизы обиделся на фараона этого невоспитанного, да никакую помощь ему не стал бы оказывать. Но, видать, сильно они пожалели его: молодой такой, да красивый, да помер так рано. А что так непочтительно о Лизе отозвался, так это мелочи: воспитание у него дурное было, фараоновское, одним словом. Не умеет он людей по заслугам ценить, а только по знатности. Но если его ка в беде, и к ним за помощью обратились, значит, помочь обязательно надо.[17]

В общем, ничегошеньки не успел я сказать, как Кристи вперед выступила.

— Друзья мои, — говорит, — не принадлежат к знатному роду, но заслуги их и честность много раз уже были испытаны в трудных ситуациях. Я же – особа высокородная, считай, что тебе, Тенусеперту, ровня – герцогиня Кроуфорская. В моей стране, если бы отец мой пожелал, он занимал бы место возле трона нашей королевы. Но его влекут больше научные изыскания, чем милость высших, как и тебя, почтенный вельможа, — тут она ему реверанс сделала. – Мы все трое готовы помочь твоему повелителю, как только ты расскажешь нам, в чем дело. Для меня же эта помощь – вопрос чести, потому что Картер, которого ты такими нехорошими словами вспоминаешь, мой соотечественник. И если он сделал что-то недостойное, то мы, если это в наших силах, постараемся исправить причиненное им зло.

Похоже, Кристина речь призрака успокоила. Поэтому он и решил довериться нам и рассказать, как мы можем помочь его повелителю.

— О достойная дочь великого вельможи, даже и я – почтенный друг твой и друзей твоих – не знаю всей правды. Известно мне лишь, что сокровища, найденные в гробнице, которую все ваши ученые именуют Тутанхамоновой, действительно принадлежали моему повелителю. Но то место, где открыты были они, не место упокоения владыки моего, а чужая гробница. Злобный Картер (да будет вовеки проклята его ка!) неведомо откуда достал эти сокровища и поместил их в давно разграбленную усыпальницу. Не знаю я, зачем недобрая душа его подвигла на это черное дело. Знаю только, что мне известна лишь часть истины: другую же часть не пожелал открыть мне мой солнцеликий повелитель. Сказал он, что подлог с сокровищами – не главное зло, которое было нанесено его ка – ибо что мертвым до золота и драгоценных каменьев. Пока же желает мой повелитель от вас следующего: должны вы отправиться в Долину Царей, недалеко от того места, где стоят величайшие пирамиды – повелителей Хуфу, Хафра и Менкаура. Там, в песках, найти гробницу повелителя моего…

— Как, — перебил Кимото, — значит, то место в Дорине Царей, которое всеми учеными считается гробницей Тутанхамона, на самом дере чья-то чужая гробница?

— Да, — печально так призрак говорит, и головою кивнул, — а истинное место упокоения повелителя моего за многие века занесли пески великой реки Нила. Нет входа туда, не видна даже макушка ее. Не знаю я, где ныне искать его. Знаю лишь, что повелитель уверен: никто не входил туда.

— Понятненько, — это коза моя, — значит, надо найти гробницу, которую тыщу лет назад песком занесло. Предположим, мы найдем ее – хотя верится с трудом, что нам повезет там, где множество археологов все, как кроты изрыли, — а дальше что?

— Ничего больше не сказал мне мой солнцеликий повелитель, — ответил призрак, — знаю лишь, что как войдете вы в место его тайного упокоения, боги подскажут вам, что делать дальше. Прощайте, ибо истекло время пребывания моей ка в мире живых, я и так провел здесь слишком долгое время. Мне пора!

И тут же растаял.

— Фуй, — говорю, — какие же они все невоспитанные: и фараоны, и вельможи ихние. Ни тебе до свидания, ни простите за беспокойство. Да еще и пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.

— Мда, — задумчиво говорит Кимото, — информации и в самом дере маровато. Что мы имеем: к пирамидам едем завтра – это прюс. Где там искать в песках гробницу – непонятно – это минус.

— Ага, — подключилась Кристи, — даже если мы, Настиу в дело не посвящая, ее нашли, и даже проникли внутрь, что дальше делать – опять-таки непонятно – тоже знаете ли, минус. Да еще какой!

— И вот еще минус, — говорит Лиза, — что-то я, в довершение всего, никак не разберусь, что там твой «недостойный соотечественник» Картер натворил. Где он сокровища нашел? Если, как Тенусеперт говорил, они настоящие, то как они попали в чужую гробницу? И откуда он царскую мумию взял? А главное: ведь стены гробницы были иероглифами исписаны и повествовали они именно о Тутанхамоне. Вряд ли Картер мог найти мастера, который фрески подделал. Ох, что-то не сходится!

— Много что не сходится, — заметил Кимото. — И совершенно непонятно, верить ри этому Тенусеперту? Правда, я думаю, что есри бы он нас обманывар, Кузя-сан бы это уже заметир.

Тут я не удержался, хоть и собирался помалкивать:

— Да правду он говорил. Только вот с этим Картером действительно непонятно – что-то он эдакое хитрое завернул. Вот бы с чем сначала разобраться. И вот еще меня смущает, что какие-то боги нам чего-то там подсказать должны, как мы в гробнице окажемся. А вдруг не придет никто – и дальше что делать будем? Ох, нехорошее это дело! Вот он – еще одни минус ваш – и преогроменный!

— Кузенька, да не переживай ты! – коза меня успокаивать стала, по лапке поглаживать. — Нам бы до гробницы добраться, да вовнутрь попасть. Чует мое сердце, там все и прояснится.

— А мое сердце чует, — раздался тут за нами Настин голос, — что вы вместе с мумиями поселиться решили. Что, получше компании не нашли?

Ну, раз крестная за нами уже пришла, мы разговоры разговаривать прекратили и отправились в другие залы – старинные статуи и сарфокаги смотреть.

Была, честно скажу, у меня мысль тайная: всю эту историю Насте рассказать. Уж больно мне не понравилось, как этот самый вельможа фараоновский с детишками моими речи вел. Дурно воспитанный воображала, одно слово. Думаю, и его повелитель – Тут-и-там-хаман – тоже не лучше будет. И с какой радости надо в песках копаться, помогать ему?

Хотел, эх, хотел все крестной рассказать. Но не стал: вижу, ребята загорелись помочь. Огорчились бы сильно, если бы я их секрет выдал. Да и сам я, честно признаюсь, хоть и беспокоюсь из-за всей этой истории, от которой приключением так и пахнет, а тоже шибко знать хочу, зачем нам в эту самую гробницу – чем мы оттуда-то фараону поможем. И что такое Картер этот бесчестный натворил: чьи сокровища, могилка чья, которую он за Тут-и-там-хаманову выдал? И вообще, что за детектив такой вместо научного исследования приключился?

* * *

Вечером, после ужина, мы все четверо (Кузя, конечно, от нас ни на шаг) собрались у Кимото в номере, чтобы определиться, что завтра делать и с чего начинать. Кузя сразу заметил, что то, что Кимото с нами – это очень здорово, потому что мы – девчонки, «как всегда, стали бы разговоры разговаривать, да переживать бездельно, а дело надо в спокойствии да полном разуме делать».

Мдя, тут он, безусловно прав: у нас с Кристи эмоций больше, чем «полного разума». А Кимото прекрасно умеет анализировать ситуацию, и отличные планы строит: в чем мы тут же и получили прекрасную возможность убедиться.

Мы-то на пару сразу спорить принялись: чем сначала заняться надо – то ли хитрые обманы Картера раскрывать, то ли думать, где настоящую гробницу Тутанхамона искать? И вообще – если найдем, да когда туда заберемся – что дальше делать? И какие такие боги нам там что-то сказать должны? Наверное, до утра бы спорили, но Кимото нас быстро остановил.

— Девочки, — говорит, — нам завтра вставать рано, ехать дареко. Чтобы что-то дерьное сдерать, надо сегодня торько самое гравное понять: где эта гробница может находиться. Мне тоже интересно, что Картер натворир, но в этом можно и попозже разобраться.

— А я вот думаю, — вмешался Кузя, — что и Картеровы пакости, и неприятности, что с фараоновой душой-ка приключились, про которые нам вельможа этот невоспитанный говорил, одного поля ягода.

— Я тоже так думаю, Кузя-сан, но в этом мы и на месте разберемся.

— Ага, — вставила Кристи, — если до места доберемся.

Ну, тут мы карты и планы из путеводителей по столу разложили и стали думать да гадать, где может гробница Тутанхамона находиться. Прежде всего, мы единодушно пришли к выводу, что в Гизе ее никак быть не может: там расположены пирамиды и храмовые комплексы IVдинастии. И как бы ученые не определяли возраст пирамид: 5 или 10 тысяч лет, в любом случае Тутанхамон жил гораздо позднее и принадлежал к XVIIIдинастии. А, следовательно, искать его гробницу надо в Долине Царей в Луксоре. Где, собственно, «поддельная» гробница и была найдена Картером.

Да уж! Влипли, так влипли! Если учесть, что в Долине Царей уже найдено более 80 захоронений и раскопки все время продолжаются, наши шансы пробраться туда, куда туристов не пускают, и что-то там найти, практически равны нулю. Но, с другой стороны, попробовать, безусловно, стоит. Поэтому мы внимательно изучили карты Долины Царей и отметили, где еще не копали.

Это Кимото предложил, для экономии времени.

— Есри, — говорит, — Тенусеперт сказар, что в могиру его поверителя никто до сих пор не входир, значит, не торько воры, но и археороги туда не добрарись. Вот поэтому-то и искать надо там, где еще раскопки не вери.

Вообще-то, таких мест практически уже и не осталось, что существенно ограничивало зону поисков. С другой стороны, археологи – тоже не глупые люди, — прекрасно понимают, где стоит что-то ценное искать, а где – нет. Из чего следует, как правильно заметила Кристи, что если там до нас никто не копался, может быть, там и искать-то нечего.

И тут Кузя такую классную идею выдал – мы все трое аж рты поразевали!

— Вы всё неправильно думаете, — говорит, — всё на археологов да других людей оглядываетесь. А правильнее так будет: раз вельможа этот невоспитанный[18] вам сказал, что могилка в целости и сохранности, значит, видать, хранят ее местные боги или духи от разорительства учеными нынешними. И еще вот что мне подумалось: раз этот Тут-и-там-хаман великий царь-фараон был, значит, не могли его где-то на кладбищенских задворках похоронить. Тут он должен быть, – и пальцем тычет в самую середину Долины, где археологи даже не как кроты, а как бульдозеры прошлись.

— Подожди, подожди, Кузя-сан, — остановил его Кимото, — мысришь ты в правирьном направрении, но вот там, где ты указываешь, все уже по сто раз перекопано. Да там и кусочек камешка не укроется, не то, что церая гробница.

— Ага, — заметила Кристи, — а еще, если боги и духи Тутанхамонову гробницу сохранили, почему же они остальным фараонам не помогли от воров да ученых укрыться?

— Ну, чего не знаю, того не могу сказать, — отвечает Кузя, — но чует мое сердце, там, где я показал, и надобно будет искать.

В общем, проспорили мы еще часа два, да так ни до чего и не договорились. Разошлись спать, потому что утром надо вставать рано, чтобы в Гизу ехать. Да и на сонные головы мы все равно больше ничего путного придумать не могли. Оставалось только прибыть в Луксор и действовать по обстановке.

Утром мы были такие заспанные, что Настя справедливо заподозрила, что мы всю ночь не спали, а книжки читали да про загадки пирамид болтали. Ну, кое в чем она все-таки ошиблась: не спали мы только полночи, и собирались наверстать упущенное по дороге.

Но вздремнуть нам не удалось. Просто потому, что, как сели в машину, Кимото начал рассказывать, какую интересную статью про строителей пирамид он перед отъездом прочитал. Оказывается, существует гипотеза, что египтяне были не такие уж технически неразвитые, как мы по учебникам истории себе представляем. Я-то лично всю сознательную жизнь думала, что сгоняли фараоновы слуги бедных крестьян со всей долины Нила на работы, и таскали эти несчастные из каменоломен тяжеленные сани с плитами по 2 тонны весом до самого плато Гизы. А поднимали их одну на другую с помощью воротов и примитивных лебедок.

Кристи думала примерно так же, да и Кимото тоже, пока статью не прочитал. Оказывается, один американский ученый – Кристофер Данн — провел серьезное исследование, привлек даже несколько современных фирм по обработке камня, и выяснил следующее. Судя по следам обработки, найденным на плитах пирамид, в каменоломнях и на саркофагах, египтяне обрабатывали камни не простейшими каменными и медными орудиями труда, а… токарными станками и чуть ли не машинными пилами и алмазными сверлами. Кимото нам технические подробности объяснять не стал, но рассказал, что Данн внимательно изучил все спилы, надрезы, сколы, сделанные древними египтянами, а потом такие же – но уже в современных мастерских. И результаты совпали!

Мы с Кристи поначалу засомневались: может быть, этот ученый из той же компании, которая искренне считает, будто бы египтянам было известно электричество и лазеры, но оказалось, что он – технолог по обработке гранита, и его эта проблема заинтересовала именно как технаря, а не историка. И вообще, он в своей статье говорит примерно так: вот, привел я вам факты, как специалист. Но я не археолог, не историк, как объяснить это – не знаю. А дальше — думайте вы, специалисты в своем деле.

— Может быть, что-то в его гипотезе и есть, — задумчиво сказала Настя, тоже слушавшая рассказ Кимото, — ведь историки совершенно уверены, что в те далекие времена орудия труда могли быть только каменными или медными. Ни железа, ни других сплавов египтяне не знали. А медь – металл мягкий – им такие твердые плиты не обработаешь, да еще с такой точностью. И, честно говоря, у меня еще в школе вызывало сомнение, что камни откалывались с помощью деревянных клиньев, которые забивали в щели в скале. Это же какое дерево должно быть прочное, и сколько же воды на него налить надо, чтобы двухтонную плиту отколоть? Я, конечно, не технарь, чтобы грамотные выводы делать, но, насколько я поняла, гипотезу Данна, про которого Кимото рассказывал, пока еще никто с таким же образованием не опроверг.

— И вообще, — присоединилась Кристи, — мы слишком мало знаем про египтян, чтобы сегодня за них решать – чем они там плиты обрабатывали: лазером или бензопилами. Построены храмы да пирамиды здорово, так, как теперь не умеют, простояли тысячи лет – и еще столько же простоят! А технологии у них могли быть и гораздо выше, чем ученые предполагают: доказать-то однозначно ничего не могут, вот и фантазируют – кто во что горазд.

Мы бы еще египетские высокие технологии пообсуждали, но тут Кузя меня за плечо тронул и спрашивает:

— Это что за такие домины страшенные, да чудище огромное из окошка видать? Я чай, самые ваши пирамиды да свинкс и есть.

И точно, мы приехали.

* * *

Честно скажу, мне эти самые пирамиды, которыми детишки так восхищались да на фотоаппараты снимали, совсем не по нраву пришлись. Прямо над нами нависали огромные треугольные домищи, окруженные песчаными горами, словно хотели раздавить жалких людишек. А рядышком самый большущий свинкс пристроился. Когда я его на картинке в книжке видел, он вполне себе симпатичный был. Но вживе совсем мне не понравился! Лицо, ровно человеческое, а сам – тушка зверя льва, да с крыльями. Если это дух или бог какой, так почему его египтяне в таком страхолюдном обличье сотворили? Или злой он?

И хоть ребята мне раньше рассказывали, что египтяне древние всех своих богов со зверьими головами представляли, неважно – добрые они или злые[19], не по душе он мне пришелся. Ровно холодом от него повеяло: почуял я в нем силу огромную, вот только не смог бы тогда сказать, да и сейчас не скажу – светлая то сила была или темная. И это-то мне больше всего не понравилось, потому что со всеми богами и нечистью должно все ясно быть: добрый ты али зла придерживаешься. А так, чтобы на обе стороны смотреть – такого и не бывало никогда.

В общем, настроение у меня подпортилось, и пирамиды смотреть я пошел без всякого удовольствия: только чтобы детишек не оставлять.

Правда, как вошли мы внутрь самой огромной[20], понял я то, до чего ни один ученый-археолог не додумался. О чем ребятам и крестной сразу и рассказал.

Говорят, многие головы себе сломали, для чего египтяне эти самые пирамиды строили. Вроде как иные ученые порешили, что там гробницы были. И вправду, стоят там сарфокаги каменные, а стенки все картинками про жизнь фараонов изукрашены. Вот только не почувствовал я, что мертвые там хоть когда-то были. Ну не домовина эта самая пирамида, и все тут!

Кристи сразу со мной согласилась, и рассказывать принялась, что есть версия, будто бы эти самые пирамиды использовали для наблюдений за звездами. Или что строили их для спрятывания каких-то тайных знаний, которыми жрецы-астрологи не хотели с людьми простыми делиться. Может, оно и так, конечно, но только ведь никаких таких тайных знаний в пирамидах не запрячешь. Я себе как понимаю: надо было книжек побольше написать на папирусах, али на стенках эти самые знания в картинках да иероглифах нарисовать. Вот тогда бы все в сохранности и было. И воры бы туда не лазили, потому что ворам золото да камушки драгоценные нужны, а знания про звезды им без надобности.

Но все равно по-Кристиному не получается. Ведь для книжки надо полки али сундуки делать, да под полки эти и сундуки много больших комнат отвести, навроде, как у нее в замке. А тут – над тобой каменные громады на голову давят, проходики узенькие, ловушки в полу проделанные, сарфокаги тоже стоят где-то у стеночки притулившись, а комнатушки – у нас в деревне чулан, и то поболе будет! И где ж тут знания разместишь?

— А я вот читала, — вступила Настя, — что пирамиды – это не хранилища тайных знаний, а, собственно, сами знания и есть. Якобы, если их обмерить, то параметры граней, высота и размеры плит будут соответствовать длине экватора, расстоянию от Солнца до Земли, ну и еще каким-то географическим расстояниям, уже и не вспомню, каким. Вот тебе и все тайные знания: и на виду, и человек неграмотный не догадается.

— А я еще читар, — добавил Кимото, — что в пирамидах египтяне зашифровари свои знания по математике и прикрадной геометрии. Тоже – вроде бы на виду, а никто не разгадает.

Так, про пирамиды разговоры ведя, мы по ним и прогулялись. Очень я рад был, как мы на вольный воздух выбрались да обедать пошли. Хоть свинкс и смотрел нам вслед, когда мы в кафе отправились, все ж лучше было под его надзором сидеть, чем под глыбами каменьев под землей бродить. И чего выбродили, кроме сарфокагов да дорожек узких да петлючих? Нет, будь моя воля, ни за что бы сам туда не пошел.

Ребята, чую, заволновались: после обеда в Долину Царей ехать нам. Так они, видать, уже прикидывают: куда спервоначалу бежать, да где гробницу Тут-и-там-хаманову искать.

Только мы с Настей их все равно плотно перекусить заставили, а то на остальной сайтсинг силушек не останется. Про сайтсинг, это Настя, конечно, сказала. Я-то про себя подумал, что, если нам могилку фараонову искать предстоит, то подкрепиться обязательно надобно. Потому и поддержал крестную: заставил ребят несознательных поесть хорошо. А то девчонки от волнения куска в рот взять не могли.

Когда мы в Долину Царей приехали, солнышко уже вовсю шпарило: прямо как у нас летом теплым. Высоконько над головой стоит, а тенечка и нет нигде. Потому что вокруг только песок, да гробницы каменные, археологами раскопанные. Вот тут-то точно город мертвых был: везде их присутствие чуется.

Поначалу посмотрели мы Тут-и-там-хаманову гробницу, которую Картер раскопал. Там, правда, уже не осталось ничего, кроме картинок на стенках да сарфокага каменного – самого большого, в который, как в матрешку, деревянный да золотой были упрятаны. А внутри — уже и мумия фараоновская лежала.

Потом еще по каменным домовинам походили. Только они почти все еще в старые года разграблены были: так что ученым ничего там и не досталось.

Выбрались мы из очередной гробницы вельможи какого-то знатного, идем по мосточкам деревянным, которые везде проложены, чтобы никто из туристов в раскоп не провалился, вдруг Кристи остановилась посреди мостка и показывает нам:

— Смотрите, что это там блестит!

И вправду: недалеко от нас, прямо на песке лежит блестящая такая штуковина. Присмотрелись мы получше – это жук-скарабей, которых цари-фараоны своими охранителями почитали. По мне – жук как жук, но они такой почет этим скарабеям оказывали, что не только рисовали повсюду в своих храмах, дворцах да пирамидах, но и из золота делали, да на шею как талисман вешали. Вот такой золотой жук на песке и лежал.

Мы было подумали, это археологи жука выкопали, да еще не подобрали, или проглядели случайно, тут вдруг он взял и взлетел. Живой оказался! Подлетел, да Кристи на палец и сел. Присмотрелись мы, а он вовсе даже и не живой – а из чистого золота сделан.

— Это, наверное, нам местные духи знак подают, куда идти надо, — коза моя говорит, а сама аж подпрыгивает от нетерпения.

Тут Кристи, долго не думая, сиганула через перила прямо на песок. И рукой нам машет: идите сюда! Жук золотой тоже с ее руки слетел и над нами кружиться стал, ровно зовет с собой. Ну, Лиза с Кимото тоже через перила прыгнули и побежали за ним. А он летит впереди нас, крылышками на солнце посверкивает, а если кто отставать начнет, то возвращается: полетает кругами над головой, да снова вперед.

Кристи впереди всех бежала, она-то первая в какую-то яму и рухнула. Только что здесь была девчонка, и вот – нет ее! Не иначе, в раскоп какой провалилась. А Кимото не стал останавливаться, да за ней. Следом и коза моя со мной в рюкзаке за плечами. Упали мы на самое дно, а дырка песчаная возьми и сомкнись у нас над головой. Вылез я из рюкзачка, от песка отряхнулся, смотрю: ребята тоже с пола поднимаются. Вроде все целы-невредимы. Темень вокруг стоит – ровно ночью темной. Только одна звездочка нам и светит – жук золотой над головами летает, вперед торопит. Пошли мы за ним коридором каким-то извилистым, каменным.

Недолго идти пришлось, как вышли в большую палату, тоже каменную, в скале вырубленную. Вроде и окошек в ней нет, а свету – как ясным днем, под солнышком. Огляделись мы: маманя моя с дедулей! Вокруг – сокровищ навалено кучами: в одной – чаши золотые, каменьями изукрашенные, в другой – ожерелья да браслеты ножные, какие знатные египтяне в старые года носили. А по стенам золотые таблички понавешаны, да все иероглифами да картинками изукрашены. И свет от этих сокровищ идет, хоть глаза закрывай – смотреть больно!

А жук-скарабей подлетел к самой маленькой да темной кучке, где сверху сундучок стоял из простого дерева, уселся на него и крылышками нам помахивает: идите, мол, сюда. Ну, мы и подошли. Лиза взяла сундучок в руки, Кристи да Кимото рядышком пристроились. Стала моя коза-дереза пытаться его открыть, да не тут-то было! Вроде и замка нет на нем, а крышка не поддается. Жук же золотой полетал, полетал над нами, да снова на крышку сел, ровно знак подает. Смотрим мы, а на крышке какие-то иероглифы нарисованы.

— Эх ты, — Кристи вздохнула да на жука посмотрела укоризненно так, — что нам пользы от этой надписи, если мы ее прочитать не можем. Мы ж тебе не ученые-археологи.

— Тут подумать надо, — Кимото говорит, — есри нам эту надпись показари, значит, кто-то из нас ее точно прочесть сможет. Вот, Кузя-сан, к примеру.

— Да ты что, — я даже лапками на него замахал, — я и русские-то буковки плохо разбираю, по слогам только читать выучился. Как же я тебе эти египетские картинки пойму.

— Нет, Кузя-сан, ты меня до конца досрушай. Помнишь, и ты, и Риза говорири, что на самом дере есть торько один, древний язык. И есри черовек искренний да честный, то его всегда поймешь, потому что он, даже того не зная, на этом настоящем языке говорить будет.

— Так то язык, — говорю, — а тут буковки.

— Ты знаешь, Кузя, — коза моя в разговор вступила, — а, может быть, Кимото и прав. Если тот, кто эту надпись сделал, был человек искренний и писал то, что думал, может быть, тебе и удастся ее разобрать.

Может, и правы детишки, кто знает. Попробовать-то можно. Взял я сундучок в лапку и стал другой по надписи водить. И словно у меня в голове слова зазвучали того человека, который эту надпись из дерева вырезал.

— Тут замочек с секретом. Видите, три картинки на боковой стеночке: жук-скарабей, глаз накрашенный да голова птицы-ибиса. На одну нажать надобно, чтобы сундучок открылся.

— А если не на ту нажмем, что будет? – Кристи спрашивает.

— А если не на ту нажмем, то выскочит иголка отравленная да в палец тебе и воткнется. Так что это дело обдумать надо серьезно, чтобы правильную картинку выбрать.

— Наверное, жук-скарабей – это правильно. Он же нас сюда привел, — говорит Лиза.

— Нет, Риза, это быро бы сришком просто. Да и жук-скарабей – покровитерь фараонов. А откуда мы знаем, что хозяином этого сундучка быр фараон? Тут по-другому думать надо. Я вот считаю, что надо на ибиса нажать, потому что ибис – симвор бога Тота, то есть тайных знаний и загадок. А что тут может быть, есри не тайна?

По-моему, Кимото правильно рассудил. И девчонки с ним согласились. Да только все равно не хотелось мне им сундучок в руки давать: а ну, как ошиблись мы, да не ту картинку выбрали? Вдруг и впрямь иголка отравленная выскочит?

Пока мы думали да гадали, как бы на картинку нажать, чтобы пальцами своими зря не рисковать, золотой жук подлетел и сел прямо на птицу-ибиса. Раздался щелчок, сундучок открылся. Мы над ним разом лбами и стукнулись.

В сундучке лежал свиток, наверное, из того самого папируса, на котором египтяне книжки свои писали. Кимото осторожно свиток вытащил и на коленях развернул. Мы все рядышком на корточки присели, чтобы видно было лучше. А на свитке открылась нам карта какого-то лабиринта: запутанного такого, с коридорами перекрещивающимися, с комнатами, красными крестиками помеченными, да с другими – без крестиков. А еще по коридорам синие крестики кое-где были наставлены.

— Ой, — воскликнула Кристи, — вы знаете, а мне эта карта кое-что напоминает! Вот, смотрите, — и вытащила из кармана карту Долины Царей. Приложила к свитку, чтобы сравнить. – Тут, тут и тут – где на свитке красные крестики, археологи раскопали уже ограбленные гробницы, вот тут – где синий крестик, вход в гробницу какого-то вельможи – ее тоже успели в старину ограбить – и прямо перед входом ловушка была. Мы ее еще обходили по краешку, а то плита перевернется и ухнешь незнамо куда.

— Это что же поручается? Выходит, у нас карта рабиринта, который проходит нижним ярусом под всеми гробницами? И раскопанными, и еще не найденными? Синими крестиками ровушки помечены. А красными – гробницы. Торько почему не все?

— А я тебе, Кимото, скажу, почему не все, — говорит Лиза, — потому что это карта тех самых древних египетских воров, которые гробницы вскрывали. Какие гробницы успели обчистить, там красные крестики ставили, а до каких еще не добрались — там пустые комнаты, без крестиков. Ну и про все ловушки они, наверное, тоже знали, раз их на карте отметили.

— Нет, Риза, не про все, — сказал Кимото, продолжая изучать карту и свиток. – Вот, смотри. В этой гробнице жены фараона Сета мы быри: она не ограбрена, потому что при входе ровушка сработара. Помнишь, нам рассказывари, что при раскопках на дне ровушки двух воришек нашри: они упари и шеи себе переромари. И тут, на свитке воровском, синего крестика нет.

— Получается, — вздохнула Кристи, — что бедные воришки, которые точно не от хорошей жизни по гробницам шарили, синие крестики ставили, когда их товарищи в очередную ловушку попадали, да шеи себе там сворачивали. Да уж, грустная у них работа была.

— Это все печально, конечно, — говорю. – Только нет такой жизни, от которой мертвых тревожить надо, да могилки обворовывать. Вы вот лучше скажите, нам-то куда по этому плану идти надобно? Я так понимаю, на нем и Тут-и-там-хаманова гробница должна быть отмечена.

— Отмечена-то отмечена, — вздохнула еще раз Кристи, — только вот где именно? Понятно, что она без красного крестика должна быть, раз Тенусеперт сказал, что в нее никто не проникал. А без крестика у нас тут… — и давай пальцем в свиток тыкать, – раз, два, три… — дальше третьей комнаты она и ткнуть не успела, потому что на это самое место жук-скарабей сел.

Кристи палец убрала и вежливо так жуку говорит:

— Спасибо за помощь. Будем теперь знать, куда идти.

И уже на ноги вскочила, чтобы бежать. Тут Лиза ее остановила:

— Если уважаемый скарабей не против, можно мы тут немножко задержимся. Здесь столько интересного – хочется все посмотреть.

Жук вроде бы не против был. Даже подлетел в маленькой дверце в другую пещеру, которую мы поначалу не заметили: дескать, здесь самое интересное, здесь! Мы и вошли.

Соседняя пещера была гораздо темнее, чем первая, с сокровищами. Что и не удивительно: никакое золото нам ее не освещало. Правда, от жука разливалось такое яркое сияние, что все было видно, как днем. В пещере стояли деревянные саркофаги, а в них лежали мумии – всего пять. Шестой саркофаг был пуст.

— Интересно, — заметил Кузя, — что это за совестливые воры такие нам попались? Я вот в книжке читал, что когда они могилки царей-фараонов грабили, то мумии их выкидывали. А тут, смотри-ка, лежат себе в целости и сохранности.

— Я думаю, Кузя-сан, — говорит Кимото, — что эти воры и вправду не от хорошей жизни своим ремесром занярись. Смотри, что поручается: тебе ударось прочитать надпись на их сундучке, значит – быри они честные, ну хотя бы в грубине души. И выбрасывать мумии боярись: знари, что без тера душа-ка будет мучиться.

— Смотрите-ка, — Кристи подошла к самому дальнему саркофагу, — а тут ничего нет. Ой, то есть есть!

И она вытащила со дна саркофага записную книжку! Книжка была довольно старая, в кожаном переплете, но за счет сухого воздуха пещеры сохранилась, как новенькая.

— Похоже, здесь кроме воров, еще кто-то побывал. И не так уж давно.

Кимото взял у Кристи из рук книжку и принялся ее внимательно разглядывать.

— Знаешь, Кристи, есри и недавно, то уж рет сто назад, как минимум. Я, когда фирьм про Шеррока Хормса смотрер, у доктора Ватсона похожую книжку видер. Есри предпорожить, что режиссер правирьно подобрар все аксессуары, значит, эта книжка конца XIX, начара ХХ века будет.

— И раз мы ее нашли, — заметил Кузя, — наверное, нам ее почитать следует. Только надеюсь, что она не египетскими буковками написана. А то вдруг ее какой нечестный человек писал, так и я прочитать не смогу.

— Нет, — Кимото книжку раскрыл, — она по-ангрийски написана. Думаю, прочитаем.

Только он это сказал, как жук снова над нашими головами кружиться начал, а потом к выходу полетел: зовет, значит.

— Ну ладно, — Кристи головой кивнула, — берем ее с собой и идем. Кажется, то, что нужно, мы уже нашли. А почитаем попозже.

Жук вел нас длинными, запутанными переходами, и хотя Кимото пытался ориентироваться по карте Долины Царей и свитку древних воров, очень скоро мы окончательно запутались и потеряли всякие ориентиры: где находимся и куда движемся. В общем, выбраться самостоятельно мы бы уже точно не смогли. Но скарабей оказался хорошим проводником: пару раз снизился к самому полу и посветил там, где были ловушки для грабителей. Если бы не он, мы бы точно ухнули в какую-нибудь яму. Между прочим, практически все ловушки у древних египтян строились по двум основным принципам. Или это была плита, наступив на которую, человек проваливался в глубокий подземный колодец, где ломал себе кости. Или, опять-таки наступив на плиту, вор оказывался под прицелом арбалетной стрелы. Причем арбалет был или вмурован в стену, или спрятан в потайной комнате, примыкавшей к коридору. Увидеть его практически невозможно, а вот получить стрелу в лоб – вполне вероятно. К счастью, пока таких ловушек нам не попалось.

Правда, Кимото заметил, что, возможно, за многие столетия тетива арбалета или приводной ремень от плиты к спусковому механизму могли сгнить, что, учитывая сухой воздух всех гробниц, все-таки показалось мне маловероятным. В любом случае, хорошо, что с такими «приятными» сюрпризами мы пока не столкнулись.

Только я об этом подумала, как скарабей крылышками у нас прямо перед глазами замахал, засверкал так ярко, что пришлось остановиться. Вот и здрасьте вам! Слева и справа в стенах, на небольшом расстоянии, шел ряд узких щелей, которые вполне могли оказаться отверстиями для стрел. Видимо, так оно и было, потому что жук снизился к самому полу и стал перепрыгивать с одной плиты на другую, показывая, куда можно наступать. Когда мы, «ровно козочки скакучие»[21], миновали опасный участок, Кристи обернулась и бросила маленький камушек. Как только камушек ударился о плиту, раздались резкие щелчки и из нескольких отверстий одновременно вылетели стрелы.

— Мда, — протянула Кристи, — а кто-то предполагал, что тетива могла сгнить. Спасибо скарабею, а то бы уже стало тут тремя подстреленными воришками больше.

— Ну мы же не воришки, — заметила я, — потому жук нам и помогает.

— Чует мое сердце, — вмешался Кузя, — что скоро придем мы, куда надобно.

И точно, как он это сказал, жук снова взлетел к самому потолку и крылышками затрепетал: звал нас вперед. Выбежали мы за поворот, и разом остановились. Потому что картина, открывшаяся нашим глазам, была одновременно и завораживающей, и страшноватой.

Прямо перед нами сияли золотые двери, украшенные изображениями Осириса, Исиды и ковчега мертвых, а по краям расписанные иероглифами и цветами лотоса. С обеих сторон врата охраняли стражи с копьями в руках. Это были собакоголовые Анубисы, сделанные из черного и белого оникса. На лбу у каждого кольцом свернулась змея, злобно посверкивавшая на нас изумрудными глазками. При нашем приближении змеи зашевелились и злобно зашипели, а стражи гробницы сделали шаг вперед и наклонили копья в нашу сторону.

— Стойте, — воскликнул Кимото, — я знаю, кто это!

— И так видно, — отозвалась Кристи, — охранники местные! И, похоже, они не слишком рады нашему приходу.

— Это не просто стражи, Кристи. Их описывари арабские ученые в средние века: говорят, что при прибрижении непрошенных гостей страж издает странный звук, усрышав который, рюбой черовек падает замертво.

— Тогда, может быть, нам заткнуть уши? – поинтересовалась я. – Я тоже читала что-то подобно: некоторые ученые предполагают, что статуи издавали инфразвуки, которые человеческий мозг переносить не может.

— Да что звуки! – вмешался Кузя. – Вы на змеюк-то посмотрите: хоть затыкай уши, хоть нет – как шаг сделаешь, так они на тебя и бросятся. И что делать-то? До места добрались, да вот как внутрь войти, не ведаем. А где, кстати, жучок, что сюда привел? Никак, бросил нас в самую трудную минуту?

Мы завертели головами: действительно, скарабей пропал, как будто его и не было.

В это самое мгновение двери гробницы распахнулись изнутри. На пороге стоял Тенусеперт, а на его плече посверкивал наш старый знакомый – золотой жук.

— Остановитесь, о верные стражи! – произнес он, протягивая руку к Анубисам. – Это достойные слуги, пришедшие сюда по зову повелителя моего. Проходите, теперь они не тронут вас, — продолжал Тенусеперт, обращаясь к нам.

Стражи немедленно отступили назад и убрали копья, но выражения их лиц (или морд?) доброжелательнее не стали. Мы осторожно двинулись внутрь, провожаемые злобным шипением змей, сверкавших нам вслед глазками и высовывавших рубиновые раздвоенные язычки.

Гробница, в которой мы оказались, была так великолепна, что, наверное, я даже не сумею ее толком описать. Стены были расписаны яркими фресками, повествующими о жизни и делах фараона: как мы сразу догадались, именно Тутанхамона. Краски были такими сочными и свежими, как будто их нанесли на стены только вчера, а не несколько тысячелетий назад. По углам комнаты стояли золотые подсвечники и сосуды, украшенные драгоценными камнями, а в центре — резной каменный саркофаг.

Мы вертели головами во все стороны, рассматривая эти красоты, когда услышали звонкий голос:

— Приветствую вас, друзья мои из далеких стран. Я благодарен вам, что вы откликнулись на мой зов и согласились помочь.

Мы обернулись. Слева от саркофага, в углублении, стоял роскошный каменный трон, как и все предметы в гробнице, украшенный сверкающими камнями и пластинами из золота и слоновой кости.

На троне сидел… мы просто глазам своим не поверили – тот самый Тутанхамон, чья мумия хранилась в Лувре, и чью маску мы видели в Каире. Он был очень молодой и, честно признаюсь, очень симпатичный. Особенно, если смыть с него всю косметику, потому что накрашен он был почище Тенусеперта. Впрочем, сразу было видно, что перед нами еще один призрак, потому что сквозь голову в высоком уборе и платье фараона просвечивала спинка трона.

— О повелитель мой! – воскликнул стоявший за троном вельможа. – Как можешь ты так унизиться, чтобы назвать этих смелых, но ничтожных слуг друзьями своими! Разве может кто-нибудь быть другом сыну великого Ра!

— Да ну тебя, — отмахнулся от него Тутанхамон, соскочил с трона и, совсем по-мальчишески усевшись на край саркофага, обратился к нам. – Я ужасно рад, что могу поговорить с вами без церемоний. Если бы вы знали, как это ужасно – быть фараоном, вечно соблюдать ритуалы и обычаи, от которых начинаешь чувствовать себя тысячелетней мумией. Как же мне при жизни надоедали эти приемы, когда нельзя шевельнуться по нескольку часов, когда все лицо у тебя раскрашено, как у куклы, а на голове парик и корона, которые давят так, что начинает раскалываться голова. А ты еще и сиди неподвижно, держи в руках какие-то дурацкие палки и слушай нудные речи жрецов и сановников.

— О, что говорит мой повелитель! – в ужасе воскликнул один из этих самых сановников. – Видно, тайное горе помрачило сердце его ка. Как может солнцеликий так пренебрежительно отзываться о старинных и величавых обрядах наших, о символах власти, в былые дни украшавших чело его. О, горе мне!

— Слушай, Тенусеперт, — обернулся к нему фараон, — я к тебе всегда очень хорошо относился, но, честное слово, ты мне еще при жизни надоел со своими обрядами и символами власти. Отстань, а?

От столь бесцеремонного обращения почтенный вельможа опешил настолько, что, отступив назад, плюхнулся на трон. Правда, сообразив, на чем он сидит, тут же подскочил, как ужаленный, и переместился в угол гробницы. К счастью, он надолго замолчал и не мешал нам общаться с Тутанхамоном, который оказался очень славным мальчиком.

Сначала мы поболтали о всяких старинных обрядах и церемониях, в которых фараон принимал участие при жизни: они, по словам Тутанхамона, все без исключения отличались редкостным занудством. А единственными развлечениями бедненького царя было катание на колеснице или на лодке — в обществе певцов, флейтистов и любимой супруги, которая приходилась ему родной сестрой. Упоминание о жене – царице Анхесенпаамон – сильно расстроило призрака. Он сразу погрустнел, по щекам покатились слезы[22].

— Если бы вы знали, друзья мои, как тоскую я в обществе своих божественных родичей – бога Ра и богини Нут – по своей любимой женушке. Мы с ней так любили друг друга, нам было так хорошо вместе! И вот – теперь из-за одного-единственного греха, совершенного ею при жизни, она погружена в глубины царства Анубиса. И только вы, друзья мои, можете помочь нам соединиться снова.

И он разрыдался.

— Не надо плакать, ваше величество, пожалуйста, — взмолилась Кристи, у которой, как и у меня, в глазах стояли слезы, — мы поможем тебе. Ты только скажи, что нужно сделать, – и она ласково погладила призрака по руке.

Увидев такое оскорбление фараонова величия, Тенусеперт в своем углу только пискнул от возмущения и аж подпрыгнул на месте. Но, памятуя, что повелитель повелел ему «отстать», от комментариев воздержался.

Немного успокоившись, Тутанхамон рассказал нам, почему его жена после смерти (а умерла она вскоре после него – от тоски по любимому мужу и брату) не попала к нему – на радугу.

— Опасаясь, как это уже случалось много раз прежде, что гробница моя будет разграблена, а тело выброшено, что нанесет непоправимый вред моей душе-ка, любимая Анхесенпаамон повелела возвести две гробницы: одну – ту, где мы сейчас находимся и в которой меня погребли. И вторую: тоже замаскированную, но не столь тщательно. Женушка моя приказала и ее тоже украсить подобающим образом, и наполнить драгоценными предметами. А также поставить там саркофаги с моей мумией, — тут фараон тяжело вздохнул. – Любовь ко мне и беспокойство о сохранности моего тела подвигли Анхесенпаамон на недоброе дело. Как сыну бога Ра, мне подобало всячески заботиться о своей безопасности, и не показываться простому люду в истинном своем обличье. Поэтому при больших храмовых церемониях, где фараону надлежало присутствовать, и где мог находиться злоумышленник, вместо меня выступал двойник. Это был простой раб, схожий со мной статью и обликом. И вот супруга моя, дабы охранить мое тело, приказала умертвить этого раба и похоронить во второй гробнице. Тогда она полагала, что тем самым оказывает рабу великую честь: не только умереть за своего повелителя, но и быть названным самим именем его. Но в Царстве Мертвых свои законы и порядки. То, что казалось ей делом добрым и угодным богам, в их глазах было страшным грехом: и не только из-за смерти раба, но и из-за того, что его душа-ка не могла вернуться к телу, ибо оно носило мое имя. Душа же, окликая его по имени и не слыша ответа, вынуждена вечно бродить в лотосовых полях, не имея надежды обрести покой и попасть в светлый рай, ибо раб мой всегда верно служил мне и был достоин рая. А моя милая женушка оказалась в темном аду, где злобные шакалоголовые Анубисы терзают ее нежную душу.

Тут Тутанхамон снова расплакался. Кристи присела на край саркофага рядом с ним и снова начала утешать. Кузя пристроился с другой стороны и принялся гладить фараона по голове, как маленького мальчика. Из угла, где стоял Тенусеперт, тоже донеслись сдавленные всхлипывания. Да и мы с Кимото еле сдерживали слезы.

— Скорее скажи, как мы можем помочь тебе и твоей жене? – не выдержала я. – Она, конечно, поступила плохо, но мучить ее столько веков – ужасная несправедливость со стороны богов!

— Знаю я, что вернуть истинное имя мумии погибшего раба моего может только золотой скарабей, который указал вам путь сюда, — ответил фараон. – Он должен сесть на грудь ее, и тогда душа-ка увидит путь к своему телу, воссоединится с ним и обретет покой. Но слышал я от моего верного слуги Тенусеперта, что та гробница, где покоился раб мой, была ограблена, и все сокровища пропали. А потом слышал я, что недостойный Картер совершил ужаснейший из подлогов: неведомо где нашел он украденные сокровища, снова поместил их в гробницу, положил в саркофаг чью-то мумию, и выдал свой подлог за великое открытие моей гробницы. Не беспокоится душа моя о золоте и сокровищах, но как теперь найти нам тело раба моего? Вдруг воры выбросили его, и оно пропало в песках? Ведь в этом случае никогда уже его ка не сможет найти успокоения, а моя милая женушка никогда не вырвется из лап злобных Анубисов!

И Тутанхамон снова опустил голову, собираясь заплакать.

— Подожди, не прачь, — воскликнул Кимото, как и мы, внимательно слушавший рассказ, — может быть, мы сможем найти теро твоего раба. Мы пришри сюда через воровскую сокровищницу, где, кроме зорота и украшений, воры хранири и мумии. Видимо, они тоже боярись воздаяния в загробном мире и не хотери уничтожать тера. В этой пещере мы нашри пять мумий, а шестой саркофаг быр пуст. Там режаро торько вот это, – и Кимото показал фараону записную книжку.

— А какая нам от нее польза может быть? – заметил Кузя. – Вы же сами сказали, что ей всего сто или двести лет, а не тыща – как мумиям да сокровищам.

Тут в воздухе снова, неведомо откуда, возник золотой скарабей. Он уселся на книжку и начал перебирать по ней лапками, будто приглашая нас открыть и прочитать. Во всяком случае, мы именно так его и поняли, поэтому все рядком уселись на саркофаг и раскрыли кожаный переплет. Текст был рукописный, но по-английски, поэтому решили, что легче всего читать будет Кристи.

Тенусеперт, который из угла с явным неодобрением наблюдал, как мы рассаживаемся на саркофаге и таким образом снова оскорбляем фараоново величие, теперь подобрался поближе к нам и тоже с любопытством заглянул Кристи через плечо. Что, собственно, он хотел там разобрать, непонятно: по-английски-то он точно читать не умел.

Человек, который эту книжку писал, точно был нечестный, да со злобной душой – это я сразу понял, как апельсинка наша первую страничку раскрыла. И, хотя я все понимал, что там понаписано, но только потому, что он свои настоящие мысли выражал, а мысли у него гадкие были.

Многие странички были вырваны, на других поначеркано так, что и не разобрать ничего, но кое-что мы все-таки прочли.

Кристи читала вслух, чтобы не только ей, но и козе моей с Кимото, а еще Тут-и-там-хаману и его вельможе невоспитанному все понятно было. Так что я дальше сам рассказывать не буду, а буду просто переписывать, что из той книжки нам разобрать удалось.

«…Началась наша последняя зима в Долине. Шесть сезонов подряд мы вели здесь археологические работы, и сезон проходил за сезоном, не принося результатов. Мы вели раскопки месяцами, трудились с предельным напряжением и не находили ничего. Только археологу знакомо это чувство безнадежной подавленности. Мы уже начали мириться со своим поражением и готовились оставить Долину...

…Неужели все кончено! Неужели я никогда не смогу найти ничего, способного прославить меня! А ведь только научная добросовестность да похвальное желание славы подвигли меня на эти работы…

…Не могу поверить: после стольких лет бесплодных поисков, после стольких трудов мы обнаружили…

…Видимо, воры сваливали в одну кучу все, что им удавалось вытащить из гробниц. Но как теперь разобраться в этом бедламе, как отличить – какому фараону или знатному сановнику это все принадлежало…

…были очень религиозны. Они сохранили мумии, опасаясь прогневать богов…

…погибли. Наверное, это и к лучшему. Теперь только я да мой доверенный слуга знаем вход в воровскую сокровищницу…

…Я нашел выход! Сокровищ здесь предостаточно, нетрудно будет выбрать самые наилучшие. А одна из масок идеально подходит к лицу мумии юноши, найденной в малой пещере…

…Для моих целей подойдет разграбленная гробница, найденная в Долине Царей еще шесть лет назад…

…Я не суеверен, но когда мы с Джимом вытаскивали мумию из пещеры, мне почудилось, будто в дальнем углу появился призрак с горящими глазами. Он был похож…

…спаси и сохрани меня, Господи!..

…на собакоголового Анубиса. Когда, прежде чем покинуть пещеру, я обернулся, в углу уже никого не было…

…Наверное, начинаются галлюцинации: я вижу призрака каждую ночь. Он стоит в углу моей палатки и грозно смотрит на меня горящими глазами. Что-то странное произошло и с Джимом: он неожиданно взял расчет и покинул меня, ничего не объяснив. После стольких лет службы! Казалось, он спешил убежать неведомо от чего!..

…Проклятый призрак! Он преследует меня уже и днем! Неужели этот кошмар никогда не кончится!..

…Больше никогда…»

На этом месте записки обрывались.

Мы помолчали.

— Мне кажется, — первым заговорил Кимото, — это дневник Картера. Похоже, он, так же, как и мы, нашер воровскую сокровищницу и решир перетащить часть драгоценностей в разграбренную гробницу Тутанхамона, где покоирось теро его раба. А, поскорьку он быр ученым, то без труда подобрар подходящие вещи.

— А маска подошла именно потому, — воскликнула Кристи, — что это была мумия того самого раба, который, как мы знаем, с лица был – вылитый фараон.

— Значит, — заключила Лиза, — сейчас в Лувре находится мумия именно того самого юноши, которому и надо положить на грудь золотого скарабея.

— Мне тоже думается, что вы правы, друзья мои, — заметил Тут-и-там-хаман, — но далеко ли этот Лувр от места, где мы с вами находимся?

— Не очень далеко, — ответила Кристи, — и, думаю, после возвращения домой я смогу уговорить папу свозить меня на пару дней в Париж.

— Да, — заметила коза моя, — тебе легче и быстрее попасть в Лувр, чем нам с Кимото.

— Нечестивый, злобный Картер! – раздался тут голос вельможи невоспитанного, про которого я, честно сказать, уже и подзабыл малек. – Он осквернил покой мертвых, потому-то и являлся ему собакоголовый Анубис. И преследовал его до самой смерти, потому что совершенный им подлог – величайшее зло, которое только можно сотворить, надругательство над душой-ка, пусть даже и простого раба! Пусть вечно его терзают злобные крокодилы в Царстве Мертвых, пусть никогда не обрящет покоя его душа!

Я-то, о коркодилах услышав, ровно очнулся.

— Ребятки, мы тут, фараоновы души спасаючи, о живой душе напрочь забыли. Вот кого сейчас коркодилы терзают – это крестную нашу, причем не в каком-то мертвом царстве, а в самом что ни на есть живом! Вы только в разум возьмите, как она должна об вас беспокоиться!

Тут и ребята спохватились, заохали, на часы запоглядывали. А часы-то все и встали – ровно в 2 часа дня, как мы в пещеру попали.

Тут-и-там-хаман и вельможа его Тенусеперт нас задерживать не стали. Поклонились нам оба по их обычаю египетскому, а потом царь-фараон нас всех на прощание обнял. Их хоть был он холодный, ровно лед на речке, каким призраку быть и положено, но никто из ребятишек виду не подал: обняли его в ответ и пообещали как можно скорее до города Парижу доехать и жука-скарабея на грудь раба верного положить, чтобы душа его ка успокоилась, а душа милой женушки фараоновской с именем таким чудным тоже страдать перестала и к муженьку на радугу прилетела.

Долго ли, коротко ли, шли мы коридорами запутанными, но наконец золотой жук нас на поверхность вывел и на песок упал, ровно игрушка бездушная. Кристи его подобрала и в карман спрятала. Огляделись мы вокруг, и хоть была уже ночь темная, поняли, что оказались неподалеку от входа в Долину Царей. Так что по мосткам, как примерные туристы, мы до выхода и добрались.

…Ну про то, как нам от нашей кумушки-голубушки попало, я рассказывать не буду – сами догадаетесь. Она, бедненькая, всю Долину оббегала, по всем гробницам полазила. А вот того входа, через который мы в воровскую пещеру попали – так и не видела. Видать, только для нас жук-скарабей его открыл.

— Единственное, что меня немножко утешало, — сказала Настя, когда вдоволь на нас пошумела, да всех пообнимала и убедилась, что детишки живы-здоровы, — это то, что ты, Кузьма Кузьмич, с ребятами был. А значит, в случае чего мог на помощь прийти.

— Да нет, — говорю, — кумушка дорогая, не было надобности мне им на помощь приходить: сами они со всем справились. Я только рядышком бежал, за мыслями их разумными не поспеваючи. Растут детишки, одно слово.

Смотрю, девчонки мои закраснелись, да и Кимото тоже – видать, смутились от похвалы. А чего тут краснеть-то – я чистую правду сказал. Мы, домовые, обманывать да лжи всякие хитрые выдумывать, как Картер этот, не обучены.

Потом мы все вместе в машину влезли и поехали обратно в город Каир, потому что уже ночь была, а ехать далеко. А по дороге и рассказали Насте все, что с нами приключилось.

— Да уж, — кумушка сказала, когда история наша закончилась, — не хотела бы я на месте Картера оказаться. Вот до чего научное честолюбие довести может. Еще неизвестно, что лучше: как лорд Карнарвон, от зараженной ранки умереть, или прожить много лет и днем и ночью шакалоголового Анубиса рядышком видеть. Бррр! Вы кстати, что с дневником делать собираетесь? Будете историческую истину восстанавливать?

— Я лично думаю, — Кристи говорит, — что этот дневник никому показывать не следует. Потому что, чтобы нам поверили, надо всю историю про Тутанхамона рассказать, да про раба его верного, да про женушку милую…

— Ага, — коза моя добавила, — а еще про призрак фараона да про вельможу Тенусеперта. А как только мы это расскажем, так все кинутся не дневник читать, а нас к психиатрам вести.

Так Лиза моя сказала, и все с ней согласились. И порешили мы, что истина – она сама когда-нибудь восстановится, а нам важно, чтобы души ка и фараона, и его жены, и их раба успокоились и были счастливы, где они там ни обретаются: кто на радуге, а кто и в полях лотосовых.

Так что я думаю, что на этом месте можно и рассказ наш закончить, потому что все самое главное мы уже вам поведали (как бы вельможа Тенусеперт выразился). На следующий день все по домам разъехались: Кристи в Лондон, Кимото в Токию свою, а мы с козой-дерезой да кумушкой-голубушкой – в Москву, а потом и в родную деревеньку. А перед отъездом детишки мои друг с дружкой посоветовались да по-честному поделили свои сокровища, какие им из гробниц фараоновых да пещер воровских достались: Кимото взял себе свиток с картой лабиринта, Лиза моя – сундучок с секретным замочком, а Кристи-апельсинка – дневник «недостойного соотечественника» своего – ученого этого Картера. Ох и жалко мне его: видать, за грехи тяжкие до сих пор его душеньку коркодилы злобные терзают!

Из переписки по Скайпу.

«Привет вам, друзья: и тебе, Лиз, и тебе, Кимото.

Пишу очень кратко, потому что мы с па только что прилетели из Парижа и жутко устали с дороги. Поэтому про свои Луврские впечатления расскажу попозже, а сейчас – самое главное.

Когда мы с па вошли в зал египетских древностей, оказалось, что мумия «Тутанхамона» мало того, что спрятана в стеклянный ящик, но еще и огорожена цепями, через которые, как любезно сообщил нам гид, пропущен электрический ток. Во как музейные работники боятся, что мумию украдут! А еще на ящике сигнализация мигает – ну просто красный глаз щакалоголового Анубиса J.

Я, как эти все защитные средства Jувидела, прямо расстроилась. А па мне и говорит:

— Крис, ты что, думала, что можно будет так легко подойти к такой тысячелетней древности и жука ей на грудь положить? Это же музейный экспонат величайшей ценности – кто ж тебя близко подпустит!

Я, честно скажу, что-то подобное подозревала, но надеялась сориентироваться по обстановке, о чем честно па и заявила. А он мне в ответ:

— Вот и выпусти своего жука, пусть он сам ориентируется.

Я скарабея из кармана достала (а вы сами знаете, что после Долины Царей он никаких признаков жизни не проявлял), и тут он крылышки у меня на ладони расправил и взлетел. Сделал пару кругов по залу, потом опустился на крышку стеклянного ящика и как-то просочился внутрь. Мы с па смотрим – а жук уже у мумии на груди сидит, крылышки сложив, — ну просто брошка фараоновская. И тут по залу пронесся легкий ветерок, и над ящиком возникло какое-то голубоватое свечение, которое сразу пропало. Мне показалось, что это был призрак юноши, ужасно похожего на Тутанхамона, но он так быстро промелькнул, что я толком разглядеть не успела.

Вот, собственно, и все.

На сем закругляюсь и пойду чемоданы разбирать, а то ма уже ворчит немножко: дескать, не успела приехать, и бегом к любимой игрушке – компу своему. J

Обнимаю вас,

Крис.»

Похожие статьи:

Рассказы → Кузя и старинный клад

Рассказы → Кузя и лесные жители

Рассказы → Кузя и Красный Лотос

Рассказы → Как посмотреть...

Рассказы → Кузя и "Благословение Марии"